бе ума на эту сумму, а она тебе тут будет петь: мне  обяза-
тельно надо, мне без них нельзя. Очень жаль, скажу ей, но обратись к ко-
му-нибудь другому, а у меня нет - я  слишком  занят  был,  некогда  было
деньги зарабатывать.
   Стою и только гляжу на него.
   - Я вам сообщу новость, которая вас крайне удивит, - говорю. - Предс-
тавьте, меня интересует курс на хлопковой бирже, - говорю. - Вам это и в
голову не приходило никогда, не правда ли?
   - Я сделал все, что мог, чтобы вручить ее вовремя, - говорит. - Дваж-
ды посылал в магазин и домой к вам звонил, но никто не знал, где  вы,  -
говорит и роется в ящике.
   - Вручить что? - спрашиваю. Подает мне телеграмму. - Она когда  полу-
чена? - спрашиваю.
   - В половине четвертого, - говорит.
   - А сейчас десять минут шестого, - говорю.
   - Я пытался вручить ее вовремя, - говорит, - но не мог нигде вас най-
ти.
   - А я при чем? - говорю. Распечатал ее, просто интересно глянуть, ка-
кую ложь они мне испекли на этот раз. Туговато, видимо,  беднягам,  если
приходится им из НьюЙорка в штат Миссисипи тянуть лапу, чтобы  уворовать
десять долларов в месяц. Продавайте, советуют. Ожидаются колебания курса
общей тенденцией к понижению. Не впадайте панику связи правительственным
отчетом.
   - Во сколько такая писулька могла обойтись? - спрашиваю. Сказал.
   - Она оплачена отправителем, - добавил.
   - Премного им обязан, - говорю. - И без них знал. Пошлите-ка  им  вот
что, с оплатой получателем, - говорю и беру бланк. Покупайте, пишу. Бир-
жа накануне резкого поднятия. Колебания  целью  подловить  дюжину-другую
свеженьких провинциальных сосунков. Не впадайте панику. - Вот. С оплатой
получателем, - говорю.
   Пробежал глазом, потом на часы.
   - Биржа закрылась час назад, - говорит.
   - Ну, - говорю, - я тут тоже ни при чем. Я этой музыки не сочинял,  я
только позволил втянуть себя на небольшую сумму - понадеялся, что телег-
рафная компания будет держать меня в курсе.
   - Мы вывешиваем сводку сразу же по получении, - говорит.
   - Да ну, - говорю. - А в Мемфисе каждые десять секунд на доске новая,
- говорю. - Я всего на шестьдесят семь миль не доехал туда днем.
   - Так хотите, чтоб я передал это? - спрашивает.
   - Все еще не изменил намерения, - говорю. Написал вторую телеграмму и
отсчитал за нее деньги. - И эту тоже. Не спутайте только  "покупайте"  с
попугаем.
   Я вернулся в магазин. С конца улицы опять оркестр доносится из  бала-
гана. Замечательная вещь сухой закон. Бывало, в  субботу  приезжает  се-
мейство фермерское в город - сам" при  башмаках,  остальные  босиком,  и
шествуют улицей в пересыльную контору за своим заказом;  теперь  же  все
являются босые, включая "самого", и прямиком к балагану, а торговцы сто-
ят в дверях лавок и только смотрят, все равно как тигры в клетках в  два
ряда. Эрл говорит:
   - Надеюсь, ничего серьезного не случилось?
   - Чего? - говорю. Он взглянул на свои часы. Потом подошел к дверям  и
сверил с башенными, что на здании суда. - Вам бы  надо  часики  ценой  в
один доллар, - говорю. - Тогда не обидно хоть будет сверять каждый раз.
   - Чего? - говорит.
   - Ничего, - говорю. - Надеюсь, я  не  затруднил  тут  вас  своим  от-
сутствием.
   - Народу было не особо, - говорит. - Все там  на  представлении.  Так
что все в порядке.
   - А если не в порядке, - говорю, - то вы знаете, как поступить.
   - Я сказал, все в порядке, - говорит.
   - Я не глухой, - говорю. - А если не в порядке,  то  вы  знаете,  как
поступить.
   - Ты что, уволиться желаешь? - говорит.
   - Хозяин здесь вы, - говорю. - Мои желания в расчет  не  принимаются.
Только не воображайте, что вы держите меня здесь из милости.
   - Ты был бы неплохой работник, Джейсон, если бы хотел, - говорит.
   - По крайней мере, свою работу я исполняю, а в  чужие  дела  носа  не
сую, - говорю.
   - Не пойму, зачем ты так напрашиваешься на увольнение, -  говорит.  -
Знаешь ведь, что в любое время можешь уйти по-хорошему и мы  расстанемся
друзьями.
   - Потому я, может, и не ухожу, - говорю. - Пока что я свои обязаннос-
ти выполняю, даром жалованья не беру. - Я пошел в заднюю комнату,  выпил
воды и вышел на крыльцо. Джоб кончил с культиваторами все-таки. Тихо  во
дворе, и скоро голове стало легче немного. Слышно, как в балагане  запе-
ли, а вот опять оркестр. А ну их, пусть хоть до последнего цента обирают
округ, не с меня ж они дерут. Я свое сделал; в моем  возрасте  надо  уже
знать, когда махнуть рукой и отойти, иначе будешь просто-напросто дурак.
Тем более какое мне дело. Будь она мне дочь, тогда разговор другой, тог-
да бы ей не до того было, она бы у меня тоже трудилась на прокорм нашего
сборища инвалидов, кретинов и нигеров, потому что я  просто  постеснялся
бы ввести жену в наш дом. Я слишком уважаю человека. Я-то мужчина и спо-
собен выносить, притом они родня мне, и я желал  бы  посмотреть,  какого
цвета глаза будут у того, кто неуважительное слово посмеет  сказать  про
женщину, мою приятельницу, именно добропорядочные этим-то и  занимаются.
Найдите мне такую из добропорядочных и  церковь  посещающих,  чтоб  была
хоть вполовину такая честная, как Лорейн, даром что прости-господи. Поп-
робовал бы я жениться, говорю, то-то бы вы взвились, скажете, нет? А она
мне: я хочу, чтобы ты был счастлив, завел бы семью, не  тратил  бы  свою
жизнь в каторжном труде на нас. Вот скоро уж я уйду навеки, и  тогда  ты
женишься, но тебе не найти женщину, достойную тебя. Как же, говорю,  же-
нись я только. Да вы бы из гроба вскочили - нет, скажете? Нет уж,  гово-
рю, спасибо, достаточно с меня заботы о тех женщинах, которые у меня уже
в доме. Стоит мне жениться-и наверняка окажется какая-нибудь наркоманка.
А в нашей семейке единственно этого недостает.
   Солнце спустилось уже за методистскую церковь,  вокруг  шпиля  голуби
туда-сюда летают, и когда оркестр кончил, то стало слышно, как они  бор-
мочут. Еще и четырех месяцев не прошло  с  рождества,  а  их  опять  уже
столько почти, сколько было. Пастор Уолтолл может  сиять  и  радоваться.
Такой шум поднял, как будто мы людей убиваем, лезет с увещеваниями, даже
у одного за ружье ухватился, мешает прицелиться. Про мир  на  земле  нам
поет и благоволение ко всему сущему и что малая птица не должна  упасть.
Ему-то что, пусть хоть миллион их расплодится. Зачем ему знать,  который
час, что он - делом занят? Притом и налогов не платит, не его ж это  де-
нежки ежегодно ухлопываем на чистку башенных часов, чтоб  хоть  шли  ма-
ло-мальски. Сорок пять долларов ухнули мастеру в тот раз.  Больше  сотни
новооперившихся я насчитал там сейчас на земле. Дурачье, что не  улетают
отсюда, из этого города. А хорошо все же, что я семьей не связан, свобо-
ден, как голуби.
   Опять заиграли, наяривают, как обычно под занавес. Вахлачье, надо ду-
мать, довольно. Возможно, им хватит  теперь  этой  музыки  на  четырнад-
цать-пятнадцать миль обратной тряски в фургоне и пока в потемках распря-
гать будут, корму задавать, доить. Коровам своим смогут насвистывать эти
мотивчики и пересказывать остроты, а после смогут прикинуть, сколько вы-
гадали на том, что скотину не водили с собой в балаган. Скажем,  если  у
тебя детей пятеро, а мулов семеро и был ты с семьей на представлении, то
в итоге получилось четверть доллара чистого прибытку. Такие  калькуляции
в их духе. Эрл в дверях показался со свертками.
   - Вот еще несколько заказов для доставки на дом, - говорит. -  А  где
дядюшка Джоб?
   - Надо думать, на представление отправился, - говорю. - За ними  глаз
да глаз.
   - Он не сказавшись не уйдет, - говорит. -  На  негото  я  могу  поло-
житься.
   - То есть не то что на меня, - говорю.
   Эрл подошел к дверям, выглянул, прислушался.
   - А хорош у них оркестр, - говорит. - Пожалуй, сейчас они и кончат.
   - Если не собираются заночевать там,  -  говорю.  Ласточки  засновали
уже, и слышно, как на деревьях во дворе суда воробьи начинают базар.  То
и дело стайка вспорхнет,  затолчется  над  крышей  и  обратно  скроется.
По-моему, от них вреда не меньше, чем от голубей. И во дворе не посидишь
там из-за них. Не успел присесть - кап! Прямо на шляпу. Но это надо быть
миллионером, чтобы стрелять их, когда заряд стоит пять центов. Вот  рас-
сыпать бы отравленной приманки на площади, и в течение одного бы дня из-
бавились, потому что если торговец не может углядеть за курами, чтоб  не
бродили по всей площади, то ему не птицу надо продавать, а нежрущий  то-
вар - капусту или там плуги. А если собак не могут  удержать  при  доме,
то, значит, не нужна хозяину собака или такой уж никудышный  он  хозяин.
Что я и говорю, если в городе всю торговлю и дела  вести  по-деревенски,
то и будет не город, а деревня.
   - Все равно мало радости вам, если даже и кончили, -  говорю.  -  Они
сразу же запрягать и по домам, и то доберутся только к полуночи.
   - Что ж, - говорит. - Зато хоть развлечение им было. Не страшно, если
они иногда и потратятся на такое дело. Фермер на холмах у  нас  трудится
как каторжный, а благ - никаких.
   - Никто его не принуждает, - говорю. - Ни на холмах, ни в низинах.
   - А где бы мы с тобой были, когда бы не фермеры? - говорит.
   - Я лично лежал бы сейчас дома, - говорю. - И на лбу  у  меня  сейчас
пузырь был бы со льдом.
   - У тебя слишком часто эти головные боли, - говорит. - Ты бы  занялся
своими зубами как следует. Он утром их тебе все как следует проверил?
   - Кто - он? - говорю.
   - Ты же сказал, что у зубного был?
   - Вам досадно, что у меня головная боль в рабочее время? - говорю.  -
Вам это досаждает? - Через переулок уже потянулись с представления.
   - Идут гуляки наши, - говорит Эрл. - Пойду-ка за прилавок. - И  ушел.
Забавное дело, на что б вы ни пожаловались, мужчина вам посоветует  схо-
дить к зубному, а женщина посоветует жениться. Причем всегда так: у  са-
мого всю жизнь все из рук валится, а вас станет поучать, как вести дело.
Какой-нибудь профессоришка из колледжа-пары целых носков за душой нет, а
вас будет учить, как за десять лет сделаться миллионером, а баба,  кото-
рая даже мужа себе подцепить и то не сумела, будет вас наставлять по се-
мейным вопросам.
   Старикашка Джоб во двор въехал. Когда замотал  наконец  вожжи  вокруг
державки для кнута, я спрашиваю его:
   - Ну как, понравились артисты?
   - Я еще там не был, - говорит. - Но если меня вечером сегодня аресто-
вывать придут, то смогут найти в той палатке.
   - Так я и поверю тебе, - говорю. - Не был, как же.
   С трех часов дня пропадаешь. Мистер Эрл сейчас только во  двор  выхо-
дил, искал тебя.
   - Я делом занимался, - говорит. - Мистер Эрл знает, где я был.
   - Это ты его морочить будешь, - говорю. - Да не бойся, я тебя не  вы-
дам.
   - А как же, - говорит, - кого ж мне тут другого и морочить, кроме не-
го. Какой мне расчет тех морочить, с кем на исходе дня субботнего что мы
видались, что мы не видались. Нет уж, вас я морочить не стану,  -  гово-
рит. - Слишком вы хитрый, где уж мне. Это точно, - говорит и  укладывает
несчастных пять-шесть сверточков в фургон со страшно  занятым  видом.  -
Слишком вы хитрый. Вас во всем городе нету хитрей. На что  уж  тут  есть
человек, сам себя кругом пальца обведет, а вы и его в дураках  оставляе-
те. - Влез в фургон, отмотал вожжи.
   - Это какой такой человек? - спрашиваю.
   - А мистер Джейсон Компсон, - говорит. - Н-но, коняга!
   Колесо одно вот-вот соскочит. Смотрю вслед: интересно, успеет хоть он
выехать из переулка. Дай только черномазому фургон или  там  шарабан.  В
этом ветхом драндулете, говорю, срам и на люди показываться, а вы будете
держать его в каретнике еще сто лет, чтоб только принца этого раз в  не-
делю катать в нем на кладбище. Не он, говорю, первый, кому не все то  по
вкусу, что делать приходится. Я бы с ним так: либо в  машине  езди,  как
все люди, либо торчи дома. Как будто он понимает, куда его  везут  и  на
чем везут, а мы для него шарабан держи и лошадь, чтобы выезд совершал по
воскресеньям.
   Сильно Джоба беспокоит, слетит колесо или нет, - ему только бы пешком
идти обратно не слишком далеко было. Что я и говорю: им  место  в  поле,
гнуть горб от зари и до зари. Сытость, легкая работа - для них хуже нет.
Достаточно Нигеру чуть пообжиться при белых - и хоть на помойку выбрасы-
вай. Такими становятся ловчилами - прямо на глазах тебя обжулит,  отвер-
тится от дела. Взять хоть Роскуса, что единственную допустил  оплошность
- однажды взял нечаянно и помер. Отлынивать и воровать  мастера,  причем
огрызаться тебе будут с каждым днем все наглее,  пока  не  доведут,  что
схватишь первую попавшуюся планку тарную и раскроишь  ему  башку.  Дело,
конечно, хозяйское. Но я б на месте Эрла посчитал это убийственной  рек-
ламой магазину, чтобы мой товар по городу развозил  нигер,  из  которого
песок сыплется, причем в фургоне, который, того и гляди, тоже рассыплет-
ся на первом повороте.
   Солнце уже все ушло в верхушки деревьев, и в магазине понемногу дела-
ется темно. Я прошел к входным дверям. На площади пусто.  Эрл  в  задней
комнате запирает сейф, а вот и часы ударили на башне.
   - Замкни-ка со двора, - говорит. Я пошел, запер, вернулся. - Ты, зна-
чит, вечером на представление, - говорит. - Я, помнится, дал тебе  вчера
контрамарки?
   - Да, - говорю. - Хотите их обратно?
   - Нет-нет, - говорит. - Я просто уточнить, дал их или нет. А  то  еще
зря пропадут.
   Эрл запер двери, сказал "до свиданья" и  пошел.  Воробьи  по-прежнему
трещат на деревьях, но на площади пусто, только машины две-три. У аптеки
какой-то "форд", но я даже не взглянул, проходя. Хорошенького  понемнож-
ку. Попробовал на путь ее наставить - и хватит с меня. Научить, что  ли,
Ластера водить машину, пусть тогда гоняются за ней хоть целыми днями,  а
я дома посижу, поиграю с Беном.
   Вошел, купил сигар. Потом - дай, думаю, еще головной боли  себе  под-
бавлю для ровного счета - постоял, поболтал с ними.
   - Ну, а ты, - говорит Мак, - надо думать, на "Янки" в нынешнем сезоне
ставишь?
   - Это с какой стати? - говорю.
   - Как с какой? - говорит. - Ведь первая команда во всей лиге.
   - Дудки, - говорю. - Они уже выдохлись. Что ж, потвоему, им вечно бу-
дет так везти?
   - По-моему, тут не в везении дело, - говорит Мак.
   - А я в жизни не поставлю на команду, где этот лбина  Рут  играет,  -
говорю. - Даже если буду знать заранее, что они выиграют.
   - Да ну? - говорит Мак.
   - Я тебе в обеих лигах насчитаю по десятку игроков куда более ценных,
чем Рут, - говорю.
   - А что ты имеешь против Рута? - спрашивает Мак.
   - Ничего, - говорю. - Ровно ничего. Мне даже на фотографию его  смот-
реть противно. - Я вышел на улицу. Фонари загораются, народ домой  идет.
Иногда воробьи не унимаются до самой ночи. В тот  вечер,  когда  у  суда
зажгли новые фонари, свет разбудил их, и всю ночь они летали и  тыкались
в лампочки. И так несколько дней подряд, а потом утром как-то их не ста-
ло. А месяца через два опять вернулись всей оравой.
   Поехал домой. В доме у нас огней еще не зажигали, но все они  высмат-
ривают меня в окна, а Дилси на кухне разоряется, что ужин преет на  пли-
те, - как будто на ее деньги куплено. Послушать ее - можно подумать, что
этот ужин всемирной важности и все пропало, если он из-за меня  на  нес-
колько минут задержан. Зато хоть раз приехал и не вижу Бена с нигеренком
за воротами. Как медведь с мартышкой в одной клетке. Чуть только завече-
реет - он к воротам, как корова в родной сарай, -  уцепится  за  прутья,
мотает башкой, постанывает. И науки ему никакой. Кажется, крепко  попла-
тился за тот раз с незапертой калиткой. Если бы надо мной такое сотвори-
ли, я бы как от огня от этих школьниц. Мне иногда любопытно,  о  чем  он
думает там у калитки, когда смотрит, как девочки идут из школы, и силит-
ся что-то хотеть, а что - не помнит, и не помнит того даже, что оно  уже
ему не нужно и не может быть нужно теперь. Или о чем  он  думает,  когда
его спать кладут и он раздетый на себя вдруг глянет и  тут  же  заревет.
Только я скажу, что зря они им ограничились. Знаю, говорю, какое к  тебе
надо средство. То же самое, что к Бену, тогда бы ты вела себя  прилично.
А если тебе не ясно, о чем речь, - поразузнай у Дилси.
   У матушки в комнате горит свет. Я поставил машину в  гараж,  вошел  в
кухню. Там Ластер с Беном.
   - А где Дилси? - спрашиваю. - На стол накрывает?
   - Мэмми наверху у мис Кэлайн, - говорит Ластер. - Там у них шум.  Как
мис Квентина вернулась домой, так и началось. Мэмми  их  там  разнимает.
Мистер Джейсон, а артисты сегодня уже представляют?
   - Да, - говорю.
   - Я так и думал, что это их оркестр играет, - говорит. - Вот  бы  мне
пойти, - говорит. - Если б только было у меня четверть доллара.
   Вошла Дилси.
   - Пожаловали-таки наконец? - говорит. - Где это  вас  носило?  Вы  же
знаете, сколько у меня работы, неужели не можете вовремя?
   - Возможно, я ходил на представление, - говорю. - Готов ужин?
   - Вот бы мне пойти, - говорит Ластер. - Если б только у меня был чет-
вертак.
   - Нечего тебе ни на какие представления, - говорит Дилси. - А вы иди-
те в гостиную посидите, - говорит. - Наверх не ходите,  а  то  снова  их
разбудоражите.
   - А что там такое? - спрашиваю.
   - Квентина пришла и говорит, вы гонялись за ней весь вечер, а мис Кэ-
лайн на нее как накинется. Зачем вы ее обижаете? Неужели нельзя вам жить
в одном доме с собственной племянницей родной и не ссориться?
   - Когда мне было с ней ссориться, если я ее с утра сегодня не  видел,
- говорю. - И чем это я ее обидел? Что в школу заставил пойти? Свинство,
конечно, с моей стороны, - говорю.
   - Вы лучше занимайтесь своими делами, а ее не трожьте, - говорит Дил-
си. - Я уж сама с ней полажу, только вы с мис Кэлайн не даете  мне  вот.
Идите посидите тихо-мирно, пока на стол накрою.
   - Если бы мне четвертак, - говорит Ластер, - то я бы пошел на  артис-
тов.
   - А если бы тебе крылья, то на небо полетел бы, -  говорит  Дилси.  -
Хватит, ни словечка мне больше про этих артистов.
   - Да, кстати, - говорю. - Мне тут дали два билета.  -  Достал  их  из
пиджачного кармашка.
   - И вы пойдете? - спрашивает Ластер.
   - Ни за что, - говорю. - Десять долларов приплатят, и то не пойду.
   - Дайте мне один, мистер Джейсон, - говорит он.
   - А ты купи у меня, - говорю. - Желаешь?
   - У меня денег нету, - говорит.
   - Жаль-жаль, - говорю. И вроде ухожу.
   - Дайте мне один, мистер Джейсон, - говорит. - Вам же они оба не нуж-
ны.
   - Да уймись ты, - Дилси ему. - Знаешь ведь, он даром ничего не даст.
   - А сколько вы за него хотите? - Ластер меня спрашивает.
   - Пять центов, - говорю.
   - У меня столько нету, - говорит.
   - А сколько у тебя есть? - спрашиваю.
   - Нисколько нету, - говорит.
   - Ну что ж, - говорю. И к дверям направляюсь.
   - Мистер Джейсон, - опять он.
   - Да замолчишь ты? - Дилси ему. - Он же тебя нарочно дразнит. Ему са-
мому нужны эти билеты. Идите себе, Джейсон, не мучьте его зря.
   - Они мне вовсе не нужны, - говорю и вернулся обратно к плите.  -  Я,
собственно, вошел, чтобы сжечь их. Но  если  хочешь,  за  пятак  уступлю
один, - говорю и смотрю на него, а сам открываю конфорку.
   - Да у меня нету, - говорит.
   - Ну что ж, - говорю. И бросил в огонь одну контрамарку.
   - Ох, Джейсон, - Дилси мне. - И не стыдно вам?
   - Мистер Джейсон, - говорит Ластер. - Пожалуйста, сэр. Я целый  месяц
буду вам шины каждый день накачивать.
   - Деньги на бочку, - говорю. - Всего за пятак уступаю.
   - Молчи, Ластер, - говорит Дилси и за руку его как отдернет от плиты.
- Ну, что же вы? - говорит. - Жгите и второй. Кончайте.
   - Всего за пятак, - говорю.
   - Да кончайте, - говорит Дилси. - Нет у него пятака. Кончайте. Кидай-
те в огонь.
   - Ну что ж, - говорю. Бросил и вторую в огонь, и Дилси задвинула кон-
форку.
   - А еще взрослый человек, мужчина, - говорит. - Уходите из моей  кух-
ни. Замолчи, - говорит она Ластеру. - А то и Бенджи заплаче