е
из кармана огромную связку ржавых,  точно  у  средневекового  тюремщика,
ключей на железном кольце и побежал обратно к двери, а обе женщины -  за
ним.
   - Дже-ейсон! - сказала миссис Компсон. - Дилси, ему  без  меня  и  не
найти там нужного ключа... Я никому не разрешаю брать мои ключи, -  зап-
ричитала она слезно.
   - Тш-ш, - сказала Дилси. - Он ей ничего не сделает.
   Я не допущу его.
   - Но чтобы в воскресное утро, в моем доме, - сказала миссис  Компсон.
- Когда я так старалась воспитать их в христианском духе. Джейсон, дай я
найду этот ключ. - Взяла его за руку. Затем стала было  силой  отнимать,
но он движением локтя отбросил ее, покосился холодным и страждущим  гла-
зом и опять занялся дверью и непослушными ключами.
   - Тихо! - сказала Дилси. - Ох, Джейсон.
   - Случилось ужасное что-то, - запричитала снова миссис Компсон.  -  Я
знаю, знаю. Джейсон, - снова уцепилась она за него - Она  даже  не  дает
мне найти ключ от комнаты в моем собственном доме!
   - Ну, ну, - сказала Дилси. - Что может случиться? Я с вами. Я  ее  не
дам ему в обиду. Квентина, - громко позвала она. - Не бойся, голубка,  я
здесь.
   Дверь отомкнулась, растворилась внутрь. Джейсон постоял "а  пороге  с
момент, заслоняя собой комнату, затем отступил в сторону.
   - Входите, - сказал он сипловатым, неотчетливым каким-то голосом. Они
вошли. Комната была - не девичья, ничья. И слабый запах дешевой космети-
ки, две-три дамские вещицы и прочие следы неумелых и гиблых попыток сде-
лать комнату уютной, женской лишь усугубляли ее безликость, придавая  ей
мертвенно-стереотипную временность номера в доме  свиданий.  Постель  не
смята. На полу - грязная сорочка дешевого шелка, не в меру  ярко-розово-
го; из незадвинутого ящика комода свисал чулок. Окно  распахнуто.  Груша
росла там у самого дома. Она была в цвету, ветви скреблись и  шуршали  о
стену, и вместе с пылинками мороси в окно несло грушевым печальным  аро-
матом.
   - Ну вот, - сказала Дилси. - Говорила же я, что ничего с ней не  слу-
чилось.
   - Ничего? - сказала миссис Компсон. Дилси вошла вслед за ней, тронула
за руку.
   - Идите ложитесь, - сказала она. - Я через десять  минут  разыщу  вам
ее.
   Миссис Компсон стряхнула Дилсину руку.
   - Ищи записку, - сказала она. - Квентин тоже перед этим  оставил  за-
писку.
   - Ладно, - сказала Дилси - Буду искать. А вы к себе идите.
   - Я знала, что это случится, с той минуты знала, как ей дали это имя,
- сказала миссис Компсон. Подошла к комоду, начала перебирать валявшееся
там - склянки от духов, коробочки пудры,  огрызок  карандаша,  одноногие
ножницы, а под ними - штопаный шарф, весь в пудре и пятнах румян. -  За-
писку ищи, - повторила она.
   - Хорошо, хорошо, - сказала Дилси. - Вы идите.
   Я и Джейсон - мы разыщем. А вы к себе идите.
   - Джейсон, - сказала миссис Компсон. - Где Джейсон? - Пошла из комна-
ты, Дилси следом. Прошли по коридору к другой двери. Она была заперта. -
Джейсон, - позвала миссис Компсон через дверь. Ответа  не  было.  Миссис
Компсон повертела ручку, снова позвала. Но ответа опять не  последовало:
Джейсон в это время вышвыривал без оглядки из глубокого  стенного  шкафа
одежду, туфли, чемодан. Вот он показался из шкафа с аккуратно выпиленным
куском деревянной обшивки в руках, положил его на пол, скрылся в шкафу и
явился оттуда опять - с металлической шкатулкой. Поставил ее на кровать,
воззрился на взломанный замок, порывшись,  зачем-то  извлек  из  кармана
ключи, отделил один от связки, постоял с этим ключиком в пальцах,  глядя
на замок, спрятал ключи в карман, бережно высыпал содержимое шкатулки на
кровать. Все так же бережно разобрал бумаги, подымая каждую  и  встряхи-
вая. Опрокинул шкатулку вверх дном, встряхнул ее тоже, не спеша вложил в
нее бумаги, еще постоял со шкатулкой в руках, нагнув голову и  глядя  на
сломанный замок. За окном пролетела, провихрила стайка соек, ветер свеял
и унес их крики, автомобиль проехал где-то, замер. За дверью мать  снова
позвала его, но он не шелохнулся. Он слышал, как Дилси увела  ее  и  как
закрылась в коридоре дверь. Отнес шкатулку на место  в  тайник,  покидал
обратно выброшенные вещи и пошел вниз к телефону. Прижав трубку  к  уху,
он стоял и ждал, пока соединят. Дилси сошла сверху, поглядела на него  и
прошла, не останавливаясь.
   Соединили.
   - Говорит Джейсон Компсон, - сказал он так  хрипло  и  невнятно,  что
пришлось повторить. - Джейсон Компсон, - сказал он опять, совладав с го-
лосом. - Готовьте полицейскую машину, через десять минут  едем,  с  вами
или с вашим помощником. Я сейчас приеду... Что?.. Ограбление. В моем до-
ме. Знаю кто... Ограбление, говорят вам. Машину готовьте. Что? А за  что
вам платят? Вы охраняете правопорядок... Да, через пять минут буду. При-
готовьте машину, едем сейчас же вдогон. В противном случае подаю  губер-
натору жалобу.
   Он со стуком повесил трубку, прошел через столовую,  мимо  тарелок  с
почти не тронутой, уже остывшей едой,  вошел  в  кухню.  Дилси  наливала
грелку кипятком. Бен сидел незамутненный, безмятежный. Рядом с ним зорко
- ушки на макушке - поглядывал Ластер. Он что-то ел. Джейсон  направился
во двор.
   - Вы же не завтракавши, - сказала Дилси. Джейсон молча шел к двери. -
Идите дозавтракайте, Джейсон. - Он вышел, хлопнув дверью. Ластер  встал,
подошел к окну, выглянул.
   - Ух ты! - сказал он. - Что у них там? Он мис Квентину побил, да?
   - Помалкивай знай, - сказала Дилси. - Только разбудоражь мне  Бенджи,
я тебя самого побью. Сидите тут с ним тихо-мирно, пока не вернусь. - На-
винтив крышечку на грелку, она вышла. Им слышно было, как она подымалась
по лестнице, как Джейсон провел машину мимо дома со  двора.  И  в  кухне
наступила тишина, только чайник сипел и часы тикали.
   - А спорим, - сказал Ластер. - Спорим, он побил ее. Спорим, он ей дал
по голове и теперь за доктором поехал. На что хочешь поспорю. - Часы по-
тикивали многозначительно - словно это слышался бескровный пульс  запус-
тевающего дома; вот они зажужжали, прокашлялись и пробили шесть раз. Бен
поднял глаза к часам, посмотрел затем на круглый, как ядро, затылок Лас-
тера в окне и опять закивал головой, заслюнил. Хныкнул.
   - Заткнись, придурок, - сказал Ластер не оборачиваясь. -  А  пожалуй,
раз такое, ни в какую церковь нас сегодня не потащат. - Но, сидя обмякло
на стуле, свесив вялые ручищи меж колен, Бен тихо  постанывал.  Внезапно
он заплакал - мычаньем неспешным, бессмысленным, долгим. - Тихо, -  ска-
зал Ластер. Повернулся к Бену, замахнулся. - Хочешь, чтоб выпорол? -  Но
Бен глядел на него, при каждом выдохе  протяжно  мыча.  Ластер  подошел,
качнул его, прикрикнул: - Замолчи сейчас же! На вот, смотри... -  Поднял
Бона со стула, подтащил стул к устью плиты, открыл дверцу,  пихнул  Бена
обратно на стул - точно буксир, орудующий неуклюжей громадиной  танкером
в узком доке. Бен сел, лицом к алому зеву. Замолчал. Опять слышны  стали
часы, затем медленная поступь Дилси на лестнице. Она вошла, и Бен захны-
кал снова. Потом громко замычал.
   - Ты зачем обижал его? - сказала Дилси. - И без того сегодня,  а  тут
ты еще.
   - Не трогал я его нисколечко, - сказал Ластер. - Это  мистер  Джейсон
его испугал, вот и ревет. Что, он там не насмерть зашиб мис Квентину, а?
   - Тш-ш-ш, Бенджи, - сказала Дилси. Бен затих. Дилси подошла  к  окну,
глянула на двор. - Перестал, значит, дождь? - спросила.
   - Да, мэм, - сказал Ластер. - Давно перестал.
   - Тогда идите погуляйте от греха, - сказала Дилси. - Я сейчас  только
утихомирила мис Кэлайн.
   - А в церковь как же - идти сегодня? - спросил Ластер.
   - Потерпи - узнаешь. Гуляй с ним подальше от дома, пока не кликну.
   - А на луг можно? - спросил Ластер.
   - Можно. Лишь бы не у дома. А то у меня уже сил нет.
   - Хорошо, мэм, - сказал Ластер. - Куда мистер Джейсон  поехал,  -  а,
мэмми?
   - Тоже твое дело, - сказала Дилси.  Примялась  убирать  со  стола.  -
Тш-ш, Бенджи. Сейчас пойдете с Ластером на волю, в игры играть.
   - Что он сделал мис Квентине - а, мэмми? - спросил Ластер.
   - Ничего не сделал. Ну, ступайте отсюда.
   - А спорим, ее и дома нету, - сказал Ластер.
   Дилси поглядела на него.
   - А ты откуда знаешь, что нету?
   - Мы с Бенджи видели, как она вчера вечером из окна спускалась. Прав-
да, Бенджи?
   - Видели? - сказала Дилси, глядя на Ластера.
   - Да она каждый вечер, - сказал Ластер. - Прямо по той груше  и  сла-
зит.
   - Не врал бы ты мне, парень, - сказала Дилси.
   - Я не вру. Спросите хоть у Бенджи.
   - Тогда почему ж ты молчал?
   - А оно не мое дело, - сказал Ластер. - Дурак я, что ли,  мешаться  к
белым в дела ихние. Ну, топай, Бенджи, поехали на двор.
   Они вышли. Дилси постояла у стола, затем убрала из  столовой  посуду,
позавтракала, прибрала в кухне. Сняла с  себя  передник  и  повесила  на
гвоздь, подошла к лестнице, прислушалась - сверху ни звука.  Надела  ши-
нель, шляпу и пошла в свою хибару.
   Дождь кончился. Дуло теперь с юго-востока, голубели плывущие  разрывы
туч. За деревьями, крышами, шпилями города солнце белесым лоскутом крыло
гребень холма, снова меркло. Приплыл по ветру удар колокола, и его,  как
по сигналу, подхватили и завторили другие колокола.
   Дверь хибары открылась, показалась Дилси, снова в бурой накидке, пур-
пурном платье, черной соломенной шляпе, но теперь без платка - ив  гряз-
новато-белых перчатках до локтей. Она вышла во двор, позвала:  "Ластер!"
Помедлив, направилась к дому, обогнула угол, держась поближе к стене,  и
заглянула в дверь погреба: Бен сидит на ступеньках. Перед ним, на  сыром
полу на корточках - Ластер. Левой рукой Ластер упирает стоймя в пол  пи-
лу, слегка изогнув, напружинив ее, в правой же руке у него стертый дере-
вянный пест, который уже тридцать с лишним лет служит Дилси  для  приго-
товления печенья. Вот ударил сбоку по пиле.  Пила  лениво  дзинькнула  и
смолкла с безжизненной моментальностью застыла под рукой Ластера тонкой,
ровной дугой полотнища. Выгнулась, немая и непостижимая.
   - Он точка в точку так делал, - сказал Ластер. - Видно, мне биту надо
другую.
   - Так вот ты чем занят, - сказала Дилси. - Дай-ка сюда пест.
   - Ничего с ним не поделалось, - сказал Ластер.
   - Дай его сюда, - сказала Дилси. - Но сперва поставь пилу на место.
   Он поставил пилу, принес пест. И снова раздался плач Бена, звук  без-
надежный и длинный. Шум. Ничего более. Как если бы  -  игрой  соединения
планет-все горе, утесненье всех времен обрело на миг голос.
   - Слышите, мычит, - сказал Ластер. - Вот так он все время, что мы  во
дворе. Не знаю, что это сегодня с ним.
   - Веди его сюда, - сказала Дилси.
   - Идем, Бенджи, - сказал Ластер. Сошел по ступенькам, взял  за  руку.
Бен пошел покорно, плач его подобен был пароходным  сиплым  гудкам,  чей
медленный звук возникает и гаснет как бы с опозданием.
   - Сбегай за его шапкой, - сказала Дилси. - Только тише, не  потревожь
мис Кэлайн. Ну, быстрей. И так замешкались.
   - Она все равно услышит Бенджи, если не уймете, - сказал Ластер.
   - Выйдем со двора, он и уймется, - сказала Дилси. - Чует он. Потому и
плачет.
   - Чует - а что чует, мэмми? - спросил Ластер.
   - Ты беги за шапкой, - сказала Дилси. Ластер ушел. Дилси с Беном  ос-
тались стоять в дверях погреба, Бен ступенькой пониже. Ветер гнал по не-
бу облачные клочья, их быстрые тени скользили  убогим  огородом,  поверх
щербатого забора, через двор. Дилси медленно, мерно гладила Бена по  го-
лове, разглаживала челку на  лбу.  Он  плакал  ровно  и  неторопливо.  -
Тш-ш-ш, - сказала Дилси. - Тихо. Еще минутка - и уйдем отсюда. Ну,  тихо
же. - Бен плакал спокойно и ровно.
   С матерчатой шапкой в руке вернулся Ластер - в новой жесткой соломен-
ной шляпе с цветной лентой. Шляпа эта  резко  обрисовывала,  высветляла,
как юпитером, углы и грани черепа. Столь своеобразна была его форма, что
на первый взгляд казалось, будто  шляпа  не  на  Ластере  надета,  а  на
ком-то, стоящем вплотную за ним. Дилси покосилась на шляпу.
   - А почему не в старой своей? - сказала она.
   - Я не мог ее найти, - сказал Ластер.
   - Так я и поверила тебе. Ты ее с вечера еще небось запрятал, чтоб  не
найти было. Новую шляпу решил загубить.
   - Ой, мэмми, - сказал Ластер. - Дождя ж не будет.
   - Как ты можешь знать? Ступай старую одень, а эту спрячь.
   - Ой, мэмми.
   - Тогда зонтик возьми.
   - Ой, мэмми.
   - Одно из двух, - сказала Дилси. - Или старую шляпу, или зонтик.  Мне
все равно что.
   Ластер ушел в хибару. Бен ровно плакал.
   - Идем, - сказала Дилси. - Они нас догонят. Пойдем пение послушаем. -
Они обогнули дом, пошли по аллее к воротам. - Тш-ш, - время  от  времени
повторяла Дилси. Дошли до ворот. Дилси открыла калитку. Позади  в  аллее
показался Ластер с зонтиком. Рядом с ним шла женщина. -  Вот  и  они,  -
сказала Дилси. Вышла с Беном за ворота. - Ну, теперь уймись. -  Бен  за-
молчал. Ластер и Фрони, мать Ластера, поравнялись с ними. На Фрони - ху-
дощавой, с плоским приятным лицом - была украшенная цветами шляпа и  яр-
ко-голубое шелковое платье.
   - Это платье, что на тебе, - оно твой шестинедельный заработок - ска-
зала Дилси. - А если дождь польет, что ты тогда будешь делать?
   - Мокнуть буду, - сказала Фрони. - Моему приказу дождь пока не подчи-
няется.
   - Мэмми всегда думает, что дождь польет, - сказал Ластер.
   - Если я не подумаю, то не знаю, кто еще об вас подумает,  -  сказала
Дилси. - Ну пошли, а то опаздываем.
   - Нынче проповедь будет говорить преподобный Шегог, - сказала Фрони.
   - Да? - сказала Дилси. - А кто он такой?
   - Из Сент-Луиса, - сказала Фрони. - Большой мастак на проповеди.
   - Хм, - сказала Дилси. - Проповедник нужен такой, чтоб научил  страху
божьему эту нашу нынешнюю непутевую молодежь.
   - Преподобный Шегог будет, - сказала Фрони. - Объявлено было.
   Они шли улицей. Во всю ее нешумную длину  нарядными  группами  двига-
лись, направляясь в церковь, белые - под ветровыми колоколами,  в  пере-
менчивых проблесках солнца. Ветер налетал порывами с юго-востока,  сырой
и холодный после недавних теплых дней.
   - Вы бы не брали его в церковь, мэмми, - сказала Фрони. -  А  то  меж
людей разговоры.
   - Меж каких это людей? - спросила Дилси.
   - Да уж приходится выслушивать, - сказала Фрони.
   - Знаю я, какие это люди, - сказала Дилси. - Шваль  белая,  вот  кто.
Мол, для белой церкви - он нехорош, а негритянская - для него нехороша.
   - Так ли, этак ли, а люди говорят, - сказала Фрони.
   - А ты их ко мне посылай, - сказала Дилси. - Скажи  им,  что  господу
всемилостивому неважно, есть у него разум или нет. Это только для  белой
швали важно.
   Поперечная улочка повела их вниз и легла грунтовою  дорогой.  По  обе
стороны ее, под откосами насыпи, широко стлалась низина, усеянная хибар-
ками, обветшалые крыши которых были вровень с полотном  дороги.  Дворики
захламлены битым кирпичом, обломками штакетин, черепками. Вместо травы -
бурьян, а из деревьев попадались здесь акация, платан,  тутовник,  пора-
женные тем же тлетворным оскудением, что и все кругом лачуг,  -  и  даже
зелень на деревьях этих казалась всего-навсего печальной и  стойкой  па-
мяткою сентября, словно весна и та их обделила, оставила  питаться  лишь
густым запахом негритянской трущобы, которого ни с чем не спутать.
   Адресуясь большей частью к Дилси, обитатели лачуг окликали их с поро-
гов.
   - А, сестра Гибсон! Как живется-можется с утра сегодня?
   - Ничего. А вы как?
   - Пожаловаться не могу, спасибо.
   Негры выходили из хибар, пологой насыпью подымались на дорогу -  муж-
чины в солидных и скромных коричневых, черных костюмах, с золотой цепоч-
кой от часов по жилету, иные-с тросточкой;  кто  помоложе  -  в  дешевом
броско-синем или  полосатом,  в  залихватских  шляпах;  женщины  шуршали
платьями чопорновато, а дети шли в поношенной, купленной у белых одежон-
ке и посматривали на Бена со скрытностью ночных зверьков.
   - Слабо тебе подойти к нему дотронуться.
   - А вот и не слабо.
   - Спорим, не дотронешься. Спорим, побоишься.
   - Он на людей не кидается. Он дурачок просто.
   - А дурачки как будто не кидаются?
   - Этот - нет. Я уже пробовал.
   - А спорим, сейчас побоишься.
   - Так ведь мис Дилси смотрит.
   - Ты и так бы побоялся.
   - Он не кидается. Он просто дурачок.
   Люди постарше то и дело заговаривали с Дилси, но  сама  она  отвечала
только совсем уж старикам, с прочими  же  разговор  вести  предоставляла
Фрони.
   - Мэмми с утра нынче нездоровится.
   - Это не годится. Ну ничего, преподобный Шегог ее вылечит. Он даст ей
облегченье и развязку.
   Дорога пошла в гору, и местность впереди стала похожа  на  декорацию.
Окаймленный поверху дубами, открылся обрывистый  разрез  красной  глины,
дорога вклинилась в него и кончилась, как обрубили.  А  рядом  траченная
непогодами церквушка взнесла хлипкую колокольню, словно намалеванная,  и
весь вид был плосок, лишен  перспективы,  точно  раскрашенный  картонный
задник, установленный по самому краю плоской земли, на солнечном и  вет-
ровом фоне пространства, апреля и утра, полного колоколов. Сюда-то и тек
народ с праздничной степенностью. Женщины и  дети  проходили  внутрь,  а
мужчины, собираясь кучками, негромко толковали меж собой при входе,  по-
куда не отзвонил колокол. Тогда и они вошли.
   Внутренность была украшена необильными цветами с грядок  и  изгородей
да полосками цветной жатой бумаги, пущенными сверху и по стенам. Над ка-
федрой подвешен видавший виды рождественский колоколец. На  кафедральном
возвышении - пусто, но хор уже на месте и обмахивается веерами, невзирая
на прохладу.
   Большинство пришедших в церковь женщин, сгрудясь в  сторонке,  занято
было разговором. Но вот звякнул колоколец, они разошлись по местам, и  с
минуту паства сидела и ждала. Колоколец звякнул вторично. Хор встал, за-
пел, и все головы, как одна, повернулись к входящим. В упряжи  из  белых
лент и цветов шестерка малышей - четыре девочки с тряпичными бантиками в
тугих косичках и два под машинку остриженных мальчика -  подвигалась  по
проходу, а позади детей шли друг за другом двое. Шедший вторым был  вну-
шителен размерами, светло-кофеен лицом, сановит, в белом галстуке и сюр-
туке. Голова его была величественна и  глубокодумна,  сочными  складками
выпирала холка из воротника. Но он был здешний пастор, и головы остались
по-прежнему обращены назад, в ожидании  приезжего  священнослужителя,  и
лишь когда хор смолк, все поняли, что  проглядели  его;  когда  же  тот,
проследовавший первым, взошел на возвышение, все так же держась  впереди
пастора, - смутный ропот, вздох разнесся, звук удивления  и  разочарова-
ния.
   Приезжий был щуплый человечек в потертом аляпововом пиджачке.  Личико
у него было черное и сморщенное, как у престарелой обезьянки. Опять  за-
пел хор, - малыши встали все шестеро и пропели безголосо, писклявыми ис-
пуганными шепоточками, - и все это время прихожане  в  какой-то  оторопи
глядели на замухрышку, присевшего рядом с монументальной тушей пастора и
от этого казавшегося еще щуплей и захудалой. Все так  же  оторопело,  не
веря глазам, сидели они и слушали, как пастор, встав, представлял  гостя
собравшимся в сочных и раскатистых тонах, елейная торжественность  кото-
рых лишь подчеркивала весь мизер приезжего.
   - И стоило везти такое к нам аж из Сент-Луиса, - шепнула Фрони.
   - Что ж, я видывала и почудней орудия  божьи,  -  ответила  Дилси.  -
Тш-ш-ш, - зашептала она Бену. - Они запоют сейчас снова.
   Гость поднялся и заговорил, и речь его звучала как речь белого. Голос
у него оказался бесстрастный, холодный, несоразмерно зычный. И они прис-
лушались - из любопытства, как если бы мартышка вдруг заговорила.  Стали
следить за ним, как за канатоходцам. Даже невзрачность  его  позабыли  -
так виртуозен был этот бег, балансировка и скольженье по ровной и холод-
ной проволоке голоса; и когда наконец, плавно и  стремительно  сойдя  на
низы, он смолк, сто