дьба.
   Вернувшись в бар, я расплатился за выпивку. Десять минут спустя  я  уже
лежал в постели. В гордом одиночестве.
   Имя у нашего скакуна было пышное - Полночная мечта. В еще не растаявшей
утренней мгле мы стояли вместе с тренером Кумбсом на одной  из  дорожек  в
лесу Шантильи, следя за тем, как попарно и по трое галопировали на лошадях
молоденькие жокеи. Семь часов холодного, зябкого утра. Ботинки и  отвороты
брюк были грязные и мокрые.  Я  ежился  в  своем  стареньком  пальтишке  и
чувствовал себя прескверно в сыром лесу, где капало  с  деревьев  и  пахло
влажной листвой и конским потом. А Фабиан был  в  бриджах  и  сапогах  для
верховой езды, на  плечи  поверх  клетчатой  куртки  он  накинул  короткий
охотничий плащ, на голове плотно сидело ирландское кепи, росинки  сверкали
на его пышных усах. Причем он выглядел так, словно  с  давних  пор  владел
конюшней чистокровных породистых лошадей, а  часы  рассвета  -  его  самое
любимое время дня.
   Любой, впервые увидевший этого бравого молодца, сразу решил бы - такого
ни один тренер не проведет.
   Лили тоже оделась подобающим образом: ноги в высоких сапогах коричневой
кожи, сверху - свободного покроя накидка с  пояском,  ни  дать  ни  взять,
амазонка в лесу. Придется, пожалуй, и мне позаботиться о своем  гардеробе,
если я намерен остаться в их компании, а я не представлял уже,  как  может
быть иначе.
   Тренер Кумбс низенький краснолицый старик с лукавым лицом, показал  нам
нашу лошадь. На мой взгляд, она ничем не отличалась  от  других  такой  же
масти, с такими же горящими круглыми глазами и очень уж  тонкими  (того  и
гляди, переломятся) ногами.
   - Хорош жеребчик. Очень хорош, - похвалил его Кумбс.
   Тут всем нам пришлось нырнуть за деревья, потому что  одна  из  лошадок
вдруг стала пятиться прямо  на  нас,  причем  так  быстро,  словно  бежала
вперед.
   - По утрам холодно, и они немного нервничают, - снисходительно объяснил
Кумбс. - Этой кобылке всего два года. Вот она и играет.
   Молодой жокей наконец справился с игривой лошадкой, и мы  смогли  выйти
из-за деревьев.
   - Как с надкостницей у нашего?  -  спросил  у  тренера  Фабиан.  Знаток
живописи и скульптуры, водивший меня по  Лувру,  перевоплотился  теперь  в
знатока конских статей.
   - Не беспокойтесь, приятель, - уверенно ответил Кумбс. -  Все  будет  в
порядке. Он превосходно пойдет.
   - Когда же он выступит на скачках? - впервые вмешался я.
   - Ах, дружок, - тренер неопределенно  покачал  головой,  -  это  совсем
другой вопрос. Не станете же вы подталкивать его? Разве не видите, что  он
еще не совсем окреп?
   - Пару недель добавочных тренировок не повредят, - заметил Фабиан.
   - К тому же он, кажется, припадает немного на переднюю ногу, -  сказала
Лили.
   - Ах, вы заметили, мадам, - сияя, улыбнулся ей Кумбс. - Но это  у  него
скорее нервное. Под влиянием выстрелов на старте.
   - Скажите, сколько же еще потребуется  времени?  -  упрямо  спросил  я,
вспомнив о шести тысячах, заплаченных за эту лошадь. -  Две  недели,  три,
месяц?
   - Э, дружок, - тренер опять неопределенно покачал головой, - не  люблю,
когда меня вот так прижимают.
   Не в моих правилах обнадеживать владельца, а затем разочаровывать его.
   - Но все же хоть приблизительно можете сказать? - настаивал я.
   Кумбс  спокойно  оглядел  меня.  Взгляд  его  маленьких   серых   глаз,
окруженных частой сеткой морщин, вдруг стал строгим и холодным.
   - Догадываться, конечно, могу. Но не стану. Он сам  скажет  мне,  когда
будет готов, - весело улыбнулся  Кумбс,  и  лед  в  его  глазах  мгновенно
растаял. - Что ж, мы  уже  достаточно  посмотрели  в  это  утро.  Пойдемте
перекусим. Прошу, мадам, - он галантно предложил Лили руку и зашагал с ней
по тропинке, выходящей из леса.
   - Будьте сдержанны с этими людьми, - понизив голос, сказал мне  Фабиан,
когда мы последовали за ними. - Они очень  обидчивы.  А  этот  -  один  из
лучших в своем деле. Нам повезло, что мы имеем дело с ним. И пусть он  сам
все решает.
   - Лошадь-то наша или нет? Наши шесть тысяч в ней?
   - Не будем больше говорить об  этом.  Нас  могут  услышать.  Ах,  какой
сегодня прекрасный день, - нарочито громко произнес Фабиан.
   Мы вышли из леса, солнце уже пробивалось сквозь дымку,  поблескивая  на
крупах лошадей, которые вереницей медленно тянулись обратно в конюшни.
   - И это не трогает ваше сердце? -  широко  раскинув  руки,  с  чувством
воскликнул Фабиан. - Древняя славная земля, залитая яркими лучами  солнца,
дивные, изящные животные...
   - А-а, одни слова, - перебил я.
   - Я полон уверенности, - решительно подчеркнул Фабиан,  -  более  того,
берусь утверждать, что мы добьемся успеха. И не  только  вернем  с  лихвой
шесть тысяч. Мы еще придем с вами в Шантильи и увидим здесь на  тренировке
десятка два наших собственных лошадей. Мы будем сидеть в ложе на ипподроме
Лонгшан и глядеть, как наши скакуны гарцуют перед публикой. А пока ждите и
дождетесь.
   - Буду ждать, - с кислым лицом согласился я. Не хотелось  признаваться,
что  мне  самому  нравится  и  эта  сельская  местность,   и   лошади,   и
осмотрительный старый тренер. Я не разделял жизнерадостных надежд Фабиана,
но его мечты невольно увлекли меня.
   Если  спекуляция  золотом  и  вкладывание  огромных  сумм  в  идиотские
порнографические фильмы, в которых снимаются  нимфоманки  с  американского
Среднего Запада, обучающиеся литературе в Сорбонне, позволят мне хоть  раз
в месяц проводить такое  сказочное  утро,  я  готов  буду  последовать  за
Фабианом в преисподнюю.
   В конце концов деньги,  украденные  мной,  приносили  вполне  осязаемую
пользу, думал я, глубоко вдыхая свежий деревенский воздух. В  доме  Кумбса
нас провели в  столовую,  где  стены  были  увешаны  призовыми  кубками  и
наградными значками прошлых лет. Перед тем как мы сели за  стол  вместе  с
полной, румяной хозяйкой, несколькими  жокеями  и  их  подружками,  старик
Кумбс налил нам по большой чарке кальвадоса. В  столовой  стоял  смешанный
запах кофе, бекона,  конюшни  и  сапог.  Этот  мир  был  гораздо  проще  и
сердечнее, я и не знал, что он сохранился и все еще существует  где-то  на
земле.
   Старик Кумбс подмигнул мне через стол и сказал:
   - Ваш конь сам подскажет мне, когда захочет скакать!
   В ответ я тоже подмигнул ему.



14

   - Пришло время подумать о поездке в Италию, - сказал Фабиан. -  Как  вы
находите, дорогая?
   - Вполне одобряю, -  отозвалась  Лили.  Мы  сидели  в  ресторане  "Шато
Мадрид", расположенном на высоком утесе над Средиземным морем. В  вечернем
воздухе был разлит аромат лаванды. Внизу под нами  сверкали  далекие  огни
Ниццы и прибрежных поселков.
   Заказав ужин, мы пока что заправлялись шампанским.  Много  было  выпито
его и вчера в "Голубом экспрессе", в котором мы уехали из  Парижа.  Я  все
более входил во вкус шампанского марки "Моэт и Шандон".
   Мы взяли с собой старика Кумбса, и по приезде он провел с нами  большую
часть дня. После почти трех недель тренировок наш скакун наконец признался
Кумбсу, что готов к скачке, и доказал это. Сегодня днем в четвертом заезде
на ипподроме втайне в окрестностях Ниццы он пришел первым, завоевав приз в
сто тысяч франков, что составляло  около  двадцати  тысяч  долларов.  Джек
Кумбс еще раз оправдал свою репутацию тренера, умеющего выбрать подходящий
заезд.  К  сожалению,  он  тут  же  улетел  обратно  в  Париж,  лишив  нас
удовольствия пообедать с ним, а мне было бы любопытно посмотреть,  сколько
же спиртного этот старик может влить в себя за день.
   Мы сами  тоже  поставили  пять  тысяч  франков  на  нашу  лошадку.  "Из
родственных чувств", - пояснил Фабиан, когда мы подошли  к  окошку  кассы.
Прежде в Нью-Йорке я ставил несколько долларов  на  ту  или  иную  лошадь,
строго рассчитав все ее достоинства,  однако  руководствоваться  чувствами
было, очевидно, более прибыльно.
   Вернувшись с ипподрома в отель в  Ницце,  мы  переоделись  к  обеду,  и
Фабиан позвонил в Париж и в Кентукки. Из Парижа  сообщили,  что  съемки  и
монтаж  "Спящего  принца"  сегодня  уже  закончены.  Вчера  представителям
киноагентств Западной Германии и  Японии  был  показан  еще  полностью  не
смонтированный фильм, и уже получены от них солидные заказы.
   - Заказов вполне достаточно, - с удовлетворением объявил нам Фабиан,  -
чтобы покрыть наши вложения. А впереди еще много  других  стран.  Надин  в
экстазе. Она даже намеревается ставить  совершенно  чистую,  целомудренную
картину.
   К этому Фабиан затем добавил, что, как он заодно узнал, цена на  золото
поднялась в этот день на пять пунктов.
   На его друга  в  Кентукки  победа  Полночной  мечты  произвела  большое
впечатление, но он все  же  решил  посоветоваться  со  своим  компаньоном,
прежде чем сделать определенное предложение. Обещал позвонить  сегодня  же
вечером.
   Шампанское, прелестный вид, победа нашего жеребца, скачок цены  золота,
новости Надии, общество сияющей Лили во всей красе - все  это  настраивало
на благодушный лад. Я ощущал в себе любовь ко всему и особое  расположение
к человеку, похитившему мой чемодан в аэропорту Цюриха.  В  конце  концов,
граница между врагами и союзниками довольно зыбкая, решил я.
   С другой стороны, не приди наш конь первым, я бы мог сбросить Фабиана с
ближайшего утеса. Но скакун  не  подкачал,  и  я  любовно  посматривал  на
красивую физиономию с усами.
   - Вы упомянули о цене? - спросил я.
   - Назвал что-то около пятидесяти.
   - Пятидесяти чего?
   - Тысяч долларов, конечно, - ответил Фабиан с некоторым раздражением от
моей непонятливости.
   - Не слишком ли это много за лошадь, которая  стоила  шесть  тысяч?  Мы
можем отпугнуть покупателя.
   - Должен признаться, Дуглас, - сказал Фабиан,  со  вкусом,  неторопливо
потягивая шампанское, - что за нашу лошадку я на  самом  деле  уплатил  не
шесть, а пятнадцать тысяч.
   - Но вы же говорили...
   - Да, говорил. Видите ли, мне тогда не хотелось раздражать вас. Если вы
не верите, могу предъявить оплаченный счет.
   - Не надо. Я уже больше не сомневаюсь в вас, - заверил я,  и  это  было
почти правдой. - Но все же не следует ли вам заодно  признаться  и  насчет
фильма?
   - Честное слово, нет. - Фабиан поднял свой бокал. -  Давайте  пока  что
выпьем за нашу Полночную мечту.
   Мы весело чокнулись зазвеневшими бокалами. Я  сказал  Фабиану,  что  со
страхом и даже с ненавистью  следил  за  нашей  лошадкой,  когда  в  числе
отстающих она выходила на последнюю прямую. Но затем вдруг у самого финиша
она вырвалась вперед.
   - Боюсь, мой друг, что у  вас  весьма  развит  инстинкт  неудачника,  -
иронически заметил Фабиан. - То же самое я  бы  сказал  и  о  женщинах,  -
добавил он, многозначительно поглядев на Лили. Было заметно, что в  Париже
отношения между ними стали натянутыми.  Под  разными  деловыми  предлогами
Фабиан три или четыре раза слишком уж долго задерживался  у  Надин  Бонер.
Что касается меня, то я тщательно избегал бывать на съемках  в  их  студии
или снова встретиться с кем-либо из них.
   - Надо бы нам купить машину, - предложил Фабиан. - Остановим свой выбор
на "ягуаре", не возражаете?
   Ни я, ни Лили не возражали.
   - Такая  машина,  как  "мерседес"  слишком  уж  бросается  в  глаза,  -
продолжал Фабиан. - Не к лицу нам выглядеть нуворишами, не так ли? К  тому
же я люблю помогать англичанам.
   - Вы только его послушайте, - фыркнула Лили. Официант принес нам икру.
   - Только с лимончиком, - попросил Фабиан, отмахнувшись от  тарелочки  с
мелко нарубленными крутыми яйцами,  перемешанными  с  луком.  -  Не  стоит
портить такое удовольствие.
   Официант разложил нам по тарелкам аккуратные порции сероватых зернышек.
Лишь в четвертый раз мне доводилось пробовать черную икру. Три  предыдущих
я до сих пор отчетливо помнил.
   - Теперь мы отправимся в Цюрих, - сказал Фабиан.  -  У  меня  небольшое
дельце в этом прекрасном городе. Там мы и  купим  машину.  Я  считаю,  что
честных торговцев автомобилями можно найти лишь в Швейцарии. Так же, как и
первоклассные отели, которые мне хочется показать Дугласу.
   Если б сейчас увидели  старину  Маялса  Фабиана  в  его  родном  городе
Лоуэлле в штате Массачусетс, подумал  я.  Или  меня  бы  вдруг  узрел  мой
Незадачливый хозяин Друзек. Фабиан до сих пор так  и  не  поинтересовался,
откуда у меня взялись деньги. В Париже он по  большей  части  пропадал  на
съемках фильма, и, пока был занят этой лавочкой, как он говаривал,  я  без
устали бродил по городу, блаженно вглядываясь в его достопримечательности.
Когда же мы бывали втроем, то ни я, ни Фабиан не хотели посвящать  Лили  в
подробности возникновения нашего делового партнерства. Ну, а Лили, если  и
считала странным,  что  ее  случайный  любовник  из  Флоренции  неожиданно
оказался близким другом и деловым компаньоном ее постоянного любовника, то
не подавала виду. Во всяком случае, никаких вопросов по этому  поводу  она
не задавала. Ей было свойственно аристократическое пренебрежение  к  тому,
что стояло за житейскими делами. Она была из тех женщин, которых никак  не
представишь себе ни на кухне, ни в конторе. - В связи с нашей поездкой,  -
между  тем  продолжал  Фабиан,  -  хочу   коснуться   одного   щекотливого
обстоятельства. Вам понятно, к чему я клоню?
   - Нет, - сказал я, а Лили промолчала.
   - Нехорошо путешествовать втроем.  Это  порождает  и  рознь,  и  всякие
уловки, и ревность, и тому подобные горести.
   - Теперь понятно, - сказал я, покраснев.
   - Вы, вероятно, Дуглас, согласитесь с тем, что Лили красивая женщина.
   Я молча кивнул.
   - А вы сами весьма привлекательный молодой человек, -  отеческим  тоном
произнес Фабиан. -  И  станете  еще  привлекательней,  когда  освоитесь  с
богатством и мы вас основательно приоденем, что будет сделано по приезде в
Рим. Что ж, надо глядеть правде в глаза.  Я  уже  в  годах  и  могу  стать
третьим лишним. Однако у нас есть возможность не причинять  никому  вреда.
Нет ли у вас, Дуглас, особы, которую вы хотели бы  пригласить  отправиться
вместе с нами?
   С нежностью, смешанной с сожалением, я вспомнил о Пэт. За годы работы в
"Святом Августине" мне нечасто приходилось думать о ней. В обществе Лили и
Фабиана защитная  оболочка,  которую  я  носил  с  того  памятного  дня  в
Вермонте, когда мы расстались с Пэт, почти сошла с меня. Хотел я того  или
нет, но прежние чувства, привязанности и переживания вновь всколыхнули мою
душу. Впрочем, окажись даже Пэт  свободна,  вряд  ли  она  согласилась  бы
воспринять мой нынешний образ жизни и дружбу с Фабианом.  Да  и  можно  ли
ожидать такого от  школьной  учительницы,  которая  способна  пожертвовать
часть своего скудного жалованья в помощь беженцам из Биаффры, в  то  время
как Фабиан привык упитывать черную икру ложками? Впрочем, тут  я  от  него
недалеко ушел. Скорее в нашу компанию вписалась бы Эвелин Коутс,  которая,
как вы помните, тоже за словом в карман не лезет, но, кто  знает,  кем  бы
она обернулась в таком окружении - нежной ласковой женщиной, с  которой  я
провел  дивную  воскресную  ночь,  или   светской   деловой   тигрицей   с
вашингтонской вечеринки у Хейла? Не следовало к тому же забывать, что рано
или поздно меня или Фабиана могли вывести на чистую воду. Вряд ли  карьере
Эвелин оказала бы существенную помощь связь с парой осужденных жуликов.
   - Боюсь, что в данную минуту у меня никого нет, - заключил я.
   Мне показалось, что  какая-то  тень  улыбки  пробежала  по  лицу  нашей
спутницы.
   - А что делает сейчас ваша сестра Юнис? - обратился к Лили Фабиан.
   - Вертится, по-видимому, в обществе придворных гвардейцев в Лондоне. То
ли Колдрстримского, то ли Ирландского полка.
   - Не захочет ли она на время присоединиться к нам?
   - А почему бы и нет?
   - Так дайте ей телеграмму, чтобы она завтра к вечеру приехала к  нам  в
Цюрих.
   - Хорошо, срочно сообщу ей. Юнис очень легка на подъем.
   - Как вы на это смотрите? - повернулся ко мне Фабиан.
   - Почему бы и нет? - спокойно повторил я слова Лили.
   К нашему столу подошел метрдотель и сообщил Фабиану, что его вызывают к
телефону из Америки.
   - Ну как, Дуглас, снизим немного цену?  -  спросил  Фабиан,  поднимаясь
из-за стола. - Скажем, до сорока тысяч, если потребуется.
   - Предоставляю вам решать. Я никогда не торговал лошадьми.
   - И я тоже, - улыбнулся Фабиан. - Но в жизни чего не попробуешь.
   Оставшись вдвоем, мы сидели молча. Лили грызла  подрумяненные  на  огне
ломтики хлеба, они хрустели у нее на зубах. Меня раздражал этот хруст и ее
испытующий взгляд, которым она окидывала меня.
   - Это вы стукнули лампой по голове Майлса? - наконец спросила она.
   - Он что, говорил вам?
   - Сказал, что у вас была небольшая размолвка.
   - Давайте ограничимся этим объяснением.
   - Пусть будет так. - Она помолчала. - Вы рассказали ему о нашей встрече
во Флоренции?
   - Нет. А вы?
   - Я же не идиотка.
   - Он что-нибудь подозревает?
   - Слишком горд для этого.
   - К чему же мы с вами придем?
   - К моей сестре Юнис, - спокойно ответила Лили. - Вам  она  понравится.
Она всем мужчинам нравится. На месяц, во всяком случае.
   - А когда вы вернетесь к своему мужу?
   - Откуда вы знаете о нем? - спросила она, пристально взглянув на меня.
   - Не имеет значения, - небрежно ответил я. Она сплавляла меня  к  своей
сестрице, и мне хотелось чем-нибудь досадить ей.
   - Майлс говорит, что больше не будет играть ни в бридж, ни в  триктрак.
Вам известно об этом?
   - Да, кое-что.
   - А мне вы ничего не хотите рассказать? - Она не спускала с меня глаз.
   - Нет.
   - Путаный человек этот Майлс с его  неуемным  пристрастием  к  деньгам.
Будьте осторожны с ним.
   - Благодарю за предупреждение.
   Она наклонилась ко мне и прикоснулась к моей руке.
   - Как хорошо нам было во Флоренции... - нежно проговорила она.
   Мне мучительно захотелось обнять ее, прижать к себе и умолять, не теряя
ни минуты, бежать со мной.
   - Лили... - задыхаясь, глухо проговорил я. Она отдернула руку.
   - Не забывайтесь, дорогой мой, - наставительно сказала она.
   Фабиан вернулся с мрачным лицом.
   - Пришлось уступить, - сказал он, усаживаясь за стол. - Отдал за  сорок
пять, - махнув рукой, он озорно,  по-мальчишески  улыбнулся.  -  По  этому
случаю закажем еще бутылочку.
   Я сидел у себя в номере отеля за большим столом  резного  дуба.  Только
что,  пожелав  покойной  ночи,  расстался  с  Лили  и  Фабианом,   которые
обосновались по соседству со мной. Лили поцеловала  меня  в  щеку,  Фабиан
дружески пожал руку, предупредив, что утром, до  отъезда  в  Цюрих,  хочет
побывать со мной в местном музее.
   От выпитого немного кружилась голова; но спать не  хотелось.  Вынув  из
ящика чистый лист бумаги, я  почти  машинально  стал  записывать  в  графу
приход:
   "Приз на скачках - 20.000, золото - 15.000, игра в бридж и  триктрак  -
36.000, кинофильм - пока неизвестно".
   Словно завороженный, глядел я на написанные мной цифры. До этого,  даже
когда я, будучи  пилотом,  хорошо  зарабатывал,  я  никогда  не  занимался
подсчетами и никогда точно не знал, сколько  у  меня  денег  в  банке  или
наличными при себе в кармане. Теперь же  я  решил  вести  подсчеты  каждую
неделю. Или, смотря по тому, как пойдут дела, даже каждый день. Я  постиг,
что само действие сложения - одна из величайших прелестей богатства.  Сами
цифры на листке передо мной доставляли мне большую радость, чем все, что я
мог бы купить на эти деньги.  И  я  спрашивал  себя,  следует  ли  считать
подобную слабость  пороком  и  стыдиться  ее?  Когда-нибудь  я,  наверное,
избавлюсь от этого.
   Я поморщился, услышав за стеной скрип кровати и возню. Насколько  можно
доверять этому Фабиану? Его отношение к  деньгам,  своим  и  чужим,  было,
мягко говоря, бесцеремонным. Я ничего не знал ни о нем, ни о его  прошлом,
чтобы судить о степени его порядочности.  Завтра  надо  будет  потребовать
письменного,  юридического  оформления  наших