вы консультант по рекламе. Под такую профессию можно
подогнать все что угодно. Любимое прикрытие для агентов ЦРУ  в  Европе.  К
тому же, в любом обществе вас воспримут  спокойно.  У  вас  такая  честная
физиономия, что никому в голову не придет усомниться в ваших словах.
   - А как насчет вашей физиономии? - полюбопытствовал я. - Ведь нас будут
все время видеть вместе. - Моя-то? - задумчиво переспросил он. -  Порой  я
часами изучаю ее в зеркале. И вовсе  не  из  тщеславия,  заверяю  вас.  Из
любопытства. Да-да, из чистого любопытства. Честно говоря, я до сих пор не
уверен, что знаю, как я выгляжу со стороны. Забавно, не правда ли? Как  вы
считаете?
   - Вы похожи на потасканного плейбоя, - мстительно произнес я.
   Фабиан тяжело вздохнул.
   - Порой, Дуглас, - сказал он, - лучше уж не быть столь откровенным.
   - Вы же сами спросили.
   - Ну и что? Могли не отвечать, - проворчал он. -  В  следующий  раз  не
спрошу.
   Помолчав немного, он добавил:
   - Последние годы я усиленно старался выглядеть, как  отошедший  от  дел
английский фермер-джентльмен.
   По-видимому, судя по вашей реплике, я мало в этом преуспел.
   -   Просто   я   не   знаю,    как    выглядят    пожилые    английские
фермеры-джентльмены. В "Святом Августине" они не часто появлялись.
   - Но все же не догадались, что я урожденный американец?
   - Нет.
   - И то хорошо. - Фабиан разгладил усы. -  А  вам  никогда  не  хотелось
пожить в Англии?
   - Нет. Хотя меня вообще никогда никуда не тянуло. Будь  у  меня  все  в
порядке со зрением, я бы  никуда  из  Вермонта  не  уезжал.  А  почему  вы
спросили про Англию?
   - Многим американцам там нравится. Особенно в провинции, в часе езды от
Лондона. Вежливый,  неназойливый  народ.  Ни  суеты,  ни  спешки.  Обожают
чудаков. Первоклассные театры. А если вы любите бега или удить лосося...
   - Бега я обожаю. Особенно после триумфа Полночной мечты.
   - Славный конек. Вообще-то я имел в виду не только бега. Например, отец
Юнис три раза в неделю устраивает конную охоту.
   - И что из этого?
   - У него прекрасное поместье в  провинции,  примерно  в  часе  езды  от
Лондона...
   - Кажется, я смекнул, куда вы гнете, - оборвал я.
   - Нет, Юнис вполне самостоятельная девушка.
   - Кто бы мог подумать?
   - Лично я, - продолжал Фабиан, - нахожу  ее  на  редкость  хорошенькой.
Когда на нее не давит общество старшей сестры,  она  такая  веселенькая  и
бойкая...
   - Да она едва взглянула на меня за все эти дни.
   - Ничего, еще взглянет, - посулил он. - Все в свое время.
   Я не признался, какие сладострастные мысли по отношению к  Юнис  питал,
пока "ягуар" плавно мчал нас по живописной дороге.
   -  Вот,  значит,  почему  вы  спросили  Лили,  не   захочет   ли   Юнис
присоединиться к нам? - догадался я.
   - Должно быть, мое подсознание натолкнуло меня на эту идею,  -  ответил
Фабиан. - В то время.
   - А сейчас?
   -  А  сейчас  я  бы  посоветовал  вам  как  следует   обмозговать   мое
предложение. Спешки, впрочем, никакой нет.  Можете  взвесить  все  "за"  и
"против".
   - А что скажет Лили?
   - По некоторым ее высказываниям я  бы  рискнул  предположить,  что  она
относится к этому благосклонно.  -  Фабиан  вдруг  хлопнул  в  ладоши.  Мы
приближались к предместью Берна. -  Давайте  пока  оставим  эту  тему.  На
некоторое время. Пусть будет как будет.
   Фабиан вытащил из отделения для перчаток карту  автомобильных  дорог  и
погрузился в нее, хотя до сих пор, куда бы нас ни  заносило,  он,  похоже,
знал каждый поворот, каждую улочку.
   - Кстати, - спросил он как бы между прочим, - а вам Присцилла Дин  тоже
всучила свой номер телефона тогда вечером?
   - Что значит "тоже"? - запинаясь, только и вымолвил я.
   -  Она  украдкой  сунула  мне  бумажку  с  номером.  Я   не   настолько
самовлюблен, чтобы вообразить, что она остановила выбор  исключительно  на
мне. Все же она истая американка. Демократична до мозга костей.
   - Да, мне она тоже дала свой номер, - признался я.
   - Вы им воспользовались?
   Я вспомнил частые гудки в трубке.
   - Нет, не успел.
   -  Везунчик  же  вы,  -  сказал  Фабиан.  -  Она  наградила  марокканца
триппером. Заверните на следующем углу. Еще  пять  минут,  и  мы  будем  у
ресторана.  Мартини  у  них  просто   божественное.   Пожалуй,   пропустим
стаканчик-другой. Вы, во всяком случае. И возьмите еще вина к обеду. После
обеда за руль сяду я.



17

   Мы приехали в Гштаад в сумерки. Падал снежок. В разбросанных по  холмам
коттеджах швейцарского стиля только  начинали  зажигать  свет;  пробиваясь
сквозь задернутые занавески, он весело мигал, суля тепло и уют.  В  зимнем
сумраке запорошенный снегом городок  выглядел  особенно  чудесно.  И  меня
вдруг охватила щемящая тоска по  крутым  снежным  склонам  близкого  моему
сердцу штата Вермонт.
   Когда мы медленно ехали по главной улице,  из  кондитерской  вывалилась
шумная ватага детворы в джинсах и ярких куртках с  капюшонами.  Оживленные
голоса и смех,  как  колокольчики,  звенели  в  морозном  воздухе:  ребята
обсуждали свои проблемы. Какую гору пирожных со взбитым кремом они  только
что поглотили!
   - Здесь всегда много детей, - заметил Фабиан,  на  черепашьей  скорости
пробираясь сквозь толпу ребят. - Прекрасная особенность этого городка. Тут
три или четыре интернациональные школы. Лыжному  курорту  нужна  молодежь.
Она приносит в спорт чистоту и свежесть. Завтра утром  вы  увидите  их  на
всех горных спусках и будете тужить о своих школьных годах.
   Машина стала взбираться по извилистой горной дороге,  слегка  буксуя  в
недавно выпавшем снегу. На вершине  горы,  господствовавшей  над  городом,
находился большой отель, походивший на феодальный замок. Как снаружи,  так
и внутри он не оказался достаточно чистым и опрятным.
   - Обычно шутят, что Гштаад стремится  стать  Сан-Морицем,  но  ему  это
никак не удается, - сказал Фабиан.
   -  Меня  он  вполне  устраивает,  -  признался  я.  Снова  оказаться  в
Сан-Морице у меня не было никакого желания.
   Мы расписались в книге регистрации приезжающих. Как обычно, в  конторке
портье сразу же узнали Фабиана и, казалось, выражали  большую  радость  по
случаю его приезда. Он то и дело здоровался, отвечая на приветствия.
   - Ваши дамы оставили вам записку, - поспешил сообщить  швейцар.  -  Они
сейчас в баре.
   - Какой сюрприз, - улыбнулся Фабиан. В просторном баре  царил  интимный
полумрак, но в дальнем конце я все же разглядел Лили и Юнис. Они были  еще
в лыжных костюмах и сидели в компании пяти мужчин.  На  столе  было  вволю
шампанского. Лили рассказывала какую-то историю, ее рассказ  сопровождался
такими взрывами смеха, что за другими столиками на  них  оборачивались.  Я
стоял в дверях, сомневаясь, следует ли нам  с  Фабианом  присоединиться  к
этому веселому обществу.
   - Они не теряют времени понапрасну, не правда ли? - сказал я.
   - В этом я не сомневался, - с обычной невозмутимостью ответил Фабиан.
   - Поднимусь-ка я к себе в номер и приму ванну, - решил я.  -  Позвоните
мне, когда спуститесь к ужину.
   - Ах, робкая душа, - улыбнулся в усы Фабиан.
   - Что ж, покажите свою храбрость, - ответил я. Уже уходя, услыхал,  как
снова заржали мужчины, сидевшие с нашими красавицами, и увидел, что Фабиан
направился к их столику.
   Когда я проходил через вестибюль, туда ввалилась из  кегельбана  ватага
молодежи. В их шумной и бойкой болтовне звучала французская  и  английская
речь. Мальчики - все с  длинными  волосами,  некоторые  с  бородами,  хотя
самому старшему из них - не более семнадцати лет.
   Одна из  хорошеньких  девушек  в  этой  компании  почему-то  пристально
уставилась на меня. Это была блондинка  с  длинными  спутанными  волосами,
почти закрывавшими ее розовое личико. Джинсы  с  цветочками  в  пастельных
тонах обтягивали ее по-детски округлые бедра. Она откинула волосы с  лица,
причем это  было  сделано  рассчитанно  томным  движением,  ее  веки  были
голубовато подкрашены, но губы  не  намазаны.  Мне  стало  неловко  от  ее
пристального взгляда, и я отвернулся, чтобы спросить ключи у портье.
   - Мистер Граймс, - неуверенно окликнул меня еще детский голос.
   Я оглянулся. Вся компания ребят уже вышла на улицу, и девушка  осталась
одна.
   - Вы ведь Дуглас Граймс, верно? - спросила она.
   - Да.
   - Летчик?
   Я кивнул, не считая нужным вносить поправки в свое прошлое.
   - Вы не помните меня?
   - Признаюсь, что нет, мисс.
   - Конечно, прошло уже три года. Вспомните Доротею. Диди Вейлс.  У  меня
выдавались вперед передние зубы, и я на ночь натягивала на них шину. - Она
капризно тряхнула головой, и длинные белокурые волосы упали ей на лицо.  -
Я и  не  ожидала,  что  вы  узнаете  меня.  Кто  станет  помнить  какую-то
тринадцатилетнюю  девчонку.  -  Отбросив  назад  волосы,  она  улыбнулась,
показав ровный ряд прекрасных белых  зубов  -  гордость  юной  американки,
которой не нужно больше надевать шину. - Помните,  вы  изредка  ходили  на
лыжах с моими предками?
   - Как же, помню, - кивнул я. - Как они сейчас?
   - Развелись, - выпалила Диди. (Этого и нужно было ожидать, подумал  я.)
- Мама приходит в себя  на  пляже  в  Палм-Бич.  С  одним  теннисистом,  -
хихикнув, пояснила она. - А меня сплавили сюда.
   - Тут, кажется, вовсе не так уж плохо...
   - Если бы вы только знали, - перебила она,  -  как  вы  мне  нравились,
когда шли на лыжах.  Вы  не  рисовались,  не  выпендривались,  как  другие
мальчики.
   Вот так мальчик, подумал я. Только Фабиан еще называет меня  мальчиком,
словно мне двадцать лет.
   - Ей-богу, даже за километр я узнавала вас на спусках.  С  вами  обычно
была очень хорошенькая девушка. Она и здесь с вами?
   - Ее нет со мной. Последний раз, когда я вас видел,  помню,  вы  читали
роман "Грозовой перевал".
   - Детство, - пренебрежительно отозвалась она. - А помните, как  однажды
в снежную метель вы сопровождали меня на шестом спуске, который  назывался
"самоубийца"? Помните?
   - Конечно, помню, - солгал я.
   - Даже если и забыли, то приятно, что не признались в  этом.  Ведь  это
было мое лучшее достижение. Вы только приехали?
   - Да, вот только что.
   Она была первым человеком, узнавшим меня со времени приезда в Европу, и
хотелось надеяться, что и последним.
   - И долго пробудете? - спросила она,  как  спрашивают  маленькие  дети,
когда боятся остаться одни, без родителей.
   - Несколько дней.
   - Вы знаете этот город?
   - Нет, первый раз в нем.
   - Может, на этот раз я поведу  вас?  -  предложила  Диди,  снова  томно
откинув назад волосы.
   - Очень любезно с вашей стороны.
   - Если вы, разумеется, не заняты, - подчеркнула она.
   Приоткрыв дверь с улицы, бородатый мальчик закричал:
   - Послушай, Диди, ты что, всю ночь будешь стоять и болтать здесь?
   Она нетерпеливо отмахнулась от него.
   - Я повстречала старого друга нашей семьи. Смывайся отсюда, -  крикнула
она парню и с улыбкой повернулась ко  мне.  -  Мальчишки  в  наши  дни  уж
думают, что ты им принадлежишь и телом, и душой. Противные волосатики. Вы,
наверное, еще никогда не видели таких избалованных  и  испорченных  ребят.
Что только станет твориться на свете, когда они вырастут!
   Я постарался воспринять ее замечание всерьез и не улыбнуться.
   - Вы, очевидно, думаете, что и я такая же, - с вызовом произнесла она.
   - Вовсе нет.
   - Вы бы видели, как после каникул они прибывают в Женеву. На  отцовских
реактивных самолетах. В школу подкатывают на "роллс-ройсах". Пустой  блеск
гнилья!
   На этот раз я не смог удержаться от улыбки.
   - Разве уж так смешно я говорю? - обидчиво сказала она. - Ведь я  много
читала.
   - Да, знаю.
   - Кроме того, я единственный ребенок в семье,  а  мои  родители  всегда
были где-то на отшибе.
   - Потому вы следили за каждым их шагом?
   - Совсем не то, - она пожала плечами. - Родители, само  собой  понятно,
раздражались. Я  не  очень-то  любила  их,  а  они  считали  меня  нервным
ребенком. Tant pis [тем хуже (франц.)] для них. Вы говорите по-французски?
   - Нет, но в данном случае догадался.
   - Французский, по-моему, чересчур восхваляют. Одни стишки  да  песенки.
Ну, я рада нашей встрече. Когда буду писать домой, передать от вас  привет
матери или отцу?
   - Обоим.
   - Вот уж смешно. Они теперь порознь. Но поговорим об этом  в  следующий
раз.
   Она протянула мне руку, и я пожал ее.  Ручка  была  маленькая,  нежная.
Потом она резко повернулась и пошла к дверям; цветы, вышитые  на  джинсах,
обтягивавших ее кругленькие ягодицы, плавно покачивались.
   Я грустно поглядел ей вслед, мне было жаль ее отца и мать. Быть  может,
подумал я, школа в Скрантоне, где я учился, была вовсе не плоха.  Поднялся
на лифте к себе в номер и улегся в ванну. Нежась в горячей воде, я всерьез
раздумывал,  не  написать  ли  коротенькую  записку  Фабиану  и  тихонечко
улизнуть из Гштаада на ближайшем поезде.
   Ужинали мы  вчетвером.  Я  исподтишка  приглядывался  к  Юнис,  пытаясь
представить себе, как, став моей женой, она  бы  выглядела  через  десять,
двадцать лет. Как временами распивал бы я бутылку портвейна  с  ее  отцом,
английским аристократом, который охотится три раза в неделю. А  вот  мы  с
ней у церковной купели,  где  крестят  нашего  ребенка.  Фабиан,  что  ли,
крестный отец? Потом мы навещаем нашего  сына,  который,  судя  по  всему,
будет определен  в  Итон  [старинный  английский  колледж,  где  обучаются
главным образом дети из аристократических семей]. Тут я  вспомнил,  что  в
свое время читал об английских школах в книгах  Киплинга,  Во,  Оруэлла  и
Конолли. Нет, не пошлю я своего сына в Итон.
   За те дни, что Юнис провела здесь, бегая на лыжах,  она  посвежела,  на
щеках заиграл здоровый румянец. Шелковое платье  красиво  подчеркивало  ее
фигуру.  Довольно  полная  и  миловидная   сегодня,   какой   она   станет
впоследствии? Фабиан утверждает, что в богатую так же легко влюбиться, как
и в бедную. Но так ли это?
   Когда я увидел ее с сестрой в  шумной  компании  высокомерных  шалопаев
(такими, по крайней мере, они мне показались), я поспешил  уйти  из  бара.
Нельзя отрицать, что Юнис хорошенькая, привлекательная девушка, и она, без
сомнения, всегда будет вертеться среди молодых людей ее круга.  Как  же  я
буду относиться к  этому,  если  она  станет  моей  женой?  Я  никогда  не
задумывался над тем, к какому классу общества принадлежу или к какому меня
причисляют другие. Майлс Фабиан из городишка Лоуэлл  в  штате  Массачусетс
пытался заделаться английским сквайром. Что касается меня, то  сомневаюсь,
чтобы, покидая Скрантон в штате Пенсильвания, я бы  притязал  на  что-либо
большее, чем был на самом деле, - летчиком, хорошо обученным своему делу и
живущим на жалованье. Аристократические гости на свадьбе, наверное, станут
шушукаться, когда я пойду с ней к алтарю в английской церкви. Смогу  ли  я
пригласить  на  свадьбу  своего  неудачливого   брата   и   своих   бедных
родственников? Фабиан, конечно, мог до какой-то степени натаскать меня, но
лишь до определенных границ, независимо от того, признавал он их или нет.
   Что касается сексуальной стороны нашего брака...  Я  еще  не  полностью
отошел от приятных мыслей, которые бродили  в  моей  голове,  пока  я  вел
машину, так что был уверен, что эта сторона супружеской жизни доставит нам
взаимное удовольствие. К сожалению, я вырос в убеждении,  что  без  пылкой
страсти настоящий брак состояться не может, и потому опасался, вспыхнет ли
костер такой страсти в моем сердце по  отношению  к  этой  тихой,  немного
замкнутой девушке. А родственные узы? Взять хотя  бы  будущую  свояченицу,
Лили... При каждой  встрече  с  ней  я  буду  вспоминать  бурную  ночь  во
Флоренции. Ведь даже сейчас, в данный миг мне остро хотелось, чтобы  мы  с
Лили остались вдвоем и чтобы  нам  никто  не  мешал.  Неужто  мне  судьбой
предначертано лишь приближаться к осуществлению  своей  мечты,  которая  в
последний миг будет ускользать от меня?
   - Тут действительно замечательно,  -  заявила  Юнис,  намазывая  маслом
третью булочку. Как и ее старшая  сестра,  она  любила  хорошо  поесть.  -
Подумать только о беднягах, которые сейчас киснут в нашем туманном, унылом
Лондоне. Знаете, у меня восхитительная идея. -  Она  обвела  нас  взглядом
своих голубых детски невинных глаз. -  Почему  бы  нам  всем  не  остаться
здесь, где так чудесно светит солнышко? Поживем до самой оттепели, а?
   - Швейцар говорит, что завтра будет пасмурно и пойдет снег, - сказал я.
   - Как это на вас похоже, милый друг, - улыбнулась Юнис. Она  стала  так
называть меня на второй день после приезда в Цюрих, но я не придавал этому
особого значения. - Даже когда тут сыплется снег, вы  все  же  чувствуете,
что солнышко где-то рядом с вами. А в Лондоне оно зимой пропадает куда-то,
жди его потом. - Я невольно подумал, согласилась  бы  она  на  предложение
милого общения с милым другом и его окружением, если бы узнала о  циничном
расчетливом разговоре о своем будущем, который произошел в машине по  пути
к Берну. - И незачем нам тащиться в шумный копошащийся Рим,  когда  и  тут
хорошо, - заключила Юнис, уминая булочку с маслом. - В конце концов все мы
уже не раз бывали в Риме.
   - Не считая меня, - заметил я.
   - Останемся тут до весны, - настаивала Юнис. - Ты согласна, Лили?
   - Неплохо бы, - отозвалась Лили,  втягивая  в  рот  спагетти.  Из  всех
женщин лишь она могла изящно есть это итальянское  блюдо.  По  всему  было
видно, что сестры вошли в мою жизнь не в том порядке.
   - Майлс, - обратилась к нему настойчивая Юнис, - вы рветесь в Рим?
   - Вовсе нет, - ответил тот. - У меня тут кое-какие дела, которые  я  бы
хотел провернуть.
   - Какие дела? - встрепенулся я. - Ведь мы на отдыхе.
   Одно другому не мешает, - сказал Фабиан. - Не беспокойтесь, ваши лыжные
прогулки не пострадают.
   К концу ужина мы решили, что останемся в Гштааде по крайней мере еще на
неделю, а там будет видно.  Мне  захотелось  пройтись  после  ужина,  и  я
предложил Юнис прогуляться со мной, надеясь, что это, быть  может,  станет
первым шагом к нашему сближению. Но  она  зевнула,  сказав,  что  была  на
морозе весь день, устала и хочет нырнуть в постель. Проводив ее к лифту, я
на этот раз пожелал ей спокойной ночи,  поцеловав  в  щечку.  Затем  надел
пальто и бродил один.  Надо  мной  кружились  в  ночи  падавшие  на  землю
снежинки.
   Предсказание швейцара не сбылось. Утром  небо  было  безоблачно  ясное.
Взяв напрокат лыжи и лыжную  обувь,  мы  с  Лили  и  Юнис  отправились  на
заснеженные вершины; обе мои  спутницы  неслись  вниз  по  склонам  очертя
голову, с истинно британским бесстрашием. Я всерьез опасался, как  бы  для
одной из них этот день не закончился в больнице. Фабиана с нами  не  было,
ему понадобилось звонить по телефону. Он не сказал мне, кому и  по  какому
делу, но я чувствовал, что вскоре буду втянут  в  одну  из  его  очередных
рискованных операций. Мы условились встретиться в половине второго в клубе
"Орел", что находился на вершине горы Вассенграт. Это был закрытый, весьма
фешенебельный клуб с особыми правилами членства для узкого круга  лиц,  но
Фабиан, естественно, устроил всем нам гостевые билеты на время  пребывания
в Гштааде.
   Погода в этот день была изумительная, под ярким солнцем  глубокий  снег
блистал и искрился алмазами, обе наши красавицы были грациозны и  блаженно
счастливы, мчась с опьяняющей скоростью вниз по крутому спуску. Да и я сам
в какой-то миг почувствовал, что ради такого дня стоило совершить то,  что
я совершил в ту ночь в "Святом Августине".
   Лишь  одно  событие  несколько   омрачило   мое   настроение.   Молодой
американец, увешанный фотоаппаратами, беспрерывно фотографировал нас,  что
бы мы ни делали: в подъемнике, на лыжах,  в  непринужденном  общении,  при
спуске со склона...
   - Вы знаете этого парня? - спросил  я  девушек.  -  В  баре  я  его  не
встречал, это точно.
   - В глаза его не видела, - сказала Л