на  аккуратно
уложенные пачки долларов, я тщетно пытался предугадать, к чему же в  конце
концов они меня приведут. У меня было такое ощущение, будто я гляжу на еще
не включенную мощную машину, обладающую страшной силой.
   Я закрыл ящик, крышка его захлопнулась,  тихонько  лязгнув.  Вместе  со
служителем мы прошли вдоль длинного ряда  сейфов  к  тому  месту,  где  он
поставил в гнездо мой ящик, заперев его на два замка. Свой ключ я  опустил
в карман.
   - Благодарю вас, -  сказал  я  тем  тоном,  каким  благодарят  вежливые
полицейские. - Счастливо оставаться.
   - Хе-хе, - хрипло отозвался старик. У него, должно быть, с детских  лет
не было счастливого дня.
   Я вышел из подвала на залитый зимним солнцем проспект. Пока все хорошо,
подумал я.
   Дома я быстро собрался, захватив с собой лишь самые необходимые вещи. В
короткой записке известил хозяйку, что оставляю квартиру. Долгов  за  мной
не было, квартирная плата вносилась за месяц вперед.  Записку  и  ключ  от
квартиры я вложил  в  конверт,  который  опустил  внизу  в  почтовый  ящик
хозяйки. И ушел из дома, ни разу не оглянувшись.
   Сев в такси, я попросил отвезти меня в отель в Центральном парке -  это
противоположная, западная часть Манхэттена. В  этом  районе  жить  мне  не
приходилось, да и посещал я его довольно редко. Хотя я и работал по  ночам
и вообще вел затворнический образ жизни, в Ист-Сайде  были  люди,  которые
меня знали. Взять хотя бы  моего  букмекера,  или  бармена  из  бистро,  в
котором я время от времени пропуская  рюмочку-другую,  или  официантку  из
итальянского ресторанчика... Любой из них и наверняка  кое-кто  еще  могли
опознать меня в том случае,  если  бы  кому-то  пришло  в  голову  всерьез
взяться за мои поиски. Со временем мне, конечно, придется перебраться  еще
подальше,  но  пока  подойдет  и  противоположный   от   Ист-Сайда   конец
Центрального  парка.  Кстати  говоря,  бежать  куда  глаза  глядят  я   не
собирался, прекрасно понимая, что следует хотя бы один день  спокойно  обо
всем подумать и решить.
   В этом отнюдь не шикарном деловом отеле, куда вряд ли приехал  бы  тот,
кому нежданно свалилось большое богатство,  я  попросил  номер  с  ванной.
Зарегистрировался под  именем  Теодора  Брауна  из  города  Камдена,  штат
Нью-Джерси, где  никогда  в  своей  жизни  не  бывал,  и  в  сопровождении
посыльного, понесшего мои вещи,  направился  в  отведенный  мне  номер.  Я
присматривался  к  шагавшему  рядом  со  мной  посыльному,  к  его  узкому
несимпатичному лицу. Он был молод, но не  было  душевной  простоты  в  его
бегающем   настороженном   взгляде    и    сжатых    кривившихся    губах,
свидетельствовавших о порочности и продажности.
   Когда мы вошли в номер с окнами, выходившими в парк, посыльный нарочито
засуетился (перекладывал с места на место два моих чемодана, зажег свет  в
ванной), явно стараясь выжать из меня чаевые.
   - Не можете ли  вы  оказать  мне  услугу?  -  сказал  я,  вынимая  пять
долларов.
   При виде денег глаза посыльного заблестели, но он сказал:
   - Смотря какую. Управляющий не любит, чтоб приводили девочек.
   - Не о том речь. Мне бы хотелось сыграть на скачках, но я приезжий... -
Входя в новую жизнь, я не  отказывался  от  старых  привычек.  Из  конюшен
недавних надежд легким галопом опять выскочила Глория.
   Посыльный показал плохие зубы, что у него, очевидно, означало улыбку.
   - У нас есть свой букмекер. Через пятнадцать минут я приведу его к вам.
   - Очень хорошо, - кивнул я и дал ему пять долларов.
   - Весьма благодарен, сэр,  -  оживился  посыльный,  и  бумажка  тут  же
исчезла из виду. - А не скажете ли, на кого собираетесь поставить?
   - На Глорию.
   - Ставки на нее один к пятнадцати, - заметил  посыльный,  бывший,  надо
полагать, вполне в курсе этих дел.
   - Совершенно верно.
   - Ин-те-рес-но, - протянул он. И можно  было  не  сомневаться,  как  он
намерен использовать полученные  деньги.  Ловкач  и  проныра,  он  все  же
проживет и умрет в бедности.
   Когда он ушел, я ослабил узел галстука и прилег на кровать, хотя  вовсе
не устал. Подходящее  утречко,  чтобы  пустить  на  ветер  немного  денег,
усмехнулся я про себя. Потом отметил, что рассуждаю примерно так  же,  как
зазывалы из телевизионных реклам.
   Букмекер не заставил себя ждать. Рослый грузный  толстяк  в  поношенном
костюме  с  тремя  авторучками  в  нагрудном  кармане,  он  пыхтел,  когда
двигался,  или  же,  сидя,  говорил   высоким   тонким   голосом,   весьма
удивительным для этого массивного существа.
   - Привет, дружище, - фамильярно обратился он, войдя ко  мне  и  оглядев
меня и всю комнату быстрым оценивающим взглядом, ничего не  упускавшим  из
виду. - Морис сообщил, что у вас небольшое дельце ко мне.
   - Да, небольшое, - кивнул я. -  Хочу  поставить  на  Глорию  во  втором
заезде в Хайалиа... - на мгновение я замялся. - Триста  долларов.  С  утра
ставки принимали из расчета один  к  пятнадцати,  -  заключил  я  с  такой
беспечностью, как если бы взлетел в открытом самолете  на  высоту  в  семь
тысяч метров без кислородной маски.
   Толстяк вынул из кармана сложенный лист бумаги, развернул его  и,  водя
по строчкам, некоторое время сосредоточенно изучал записи.
   - Могу принять один к двенадцати, - наконец сказал он.
   - Ладно, - согласился я и вручил ему три сотенные. Букмекер  тщательно,
на ощупь и на свет проверил каждую сотенную, изредка при  этом  поглядывая
на меня с осторожной, еще неуверенной почтительностью.
   - Моя фамилия... - начал я.
   - Я уже знаю вашу фамилию, мистер Браун, - перебил букмекер и, выхватив
из нагрудного кармана одну из авторучек, сделал  пометку  на  своем  листе
бумаги. - Расплачиваюсь я в шесть часов вечера внизу в баре.
   - Увидимся в шесть.
   - Надейтесь на лучшее, - без улыбки пожелал он мне. -  В  любом  случае
Морис всегда знает, где найти меня.
   После его ухода я распаковал  вещи.  Когда  в  числе  прочего  доставал
бритву, она упала на пол и отскочила под комод. Шаря рукой под комодом,  я
вместе с бритвой и кучей пыли  вытащил  также  и  серебряный  доллар.  Как
видно, в этом отеле не очень-то старательно убирались в номерах. Тем  хуже
для них, подумал я, обтер  доллар  и  сунул  его  в  карман.  Сегодня  мне
определенно везло во всем.
   Взглянув на часы, я увидел, что уже около двенадцати.  Решительно  сняв
трубку, я попросил, чтобы меня соединили со "Святым Августином".
   По обыкновению  прошло  не  менее  тридцати  секунд,  пока  мне  оттуда
ответили. Наша  телефонистка  Клара  относилась  ко  всем  вызовам  как  к
неуместному вторжению в ее  личную  жизнь,  которая,  насколько  мне  было
известно, заключалась главным образом в чтении журналов по  астрологии.  И
потому она считала, что следовало доступными ей средствами наказывать тех,
кто своими звонками  отрывал  ее  от  поисков  самого  лучшего  гороскопа,
который предскажет ей богатство, славу и встречу  с  молодым,  красивым  и
смуглым незнакомцем.
   - Алло, Клара, - сказал я. - Хозяин пришел?
   - Конечно. Все утро сидит у меня на шее, чтобы  я  дозвонилась  к  вам.
Какой же у вас, черт возьми, номер телефона? Нигде не могу найти.  Звонила
в отель, что указан как ваш адрес, но там ничего не знают о вас.
   - То было два года назад. Я переехал. - И действительно, за это время я
четыре раза переезжал. Как истый  американец,  я  постоянно  стремился  на
новые места. - У меня нет телефона, Клара.
   - О, счастливец.
   - Повторите это еще раз, Клара, и соедините меня с хозяином.
   - Боже мой, Граймс, - услышал я в трубке возбужденный голос хозяина,  -
из-за вас я попал в очень неприятное положение.  Сейчас  же  приезжайте  и
помогите все выяснить.
   - Мне очень жаль,  мистер  Друзек,  -  проговорил  я  как  можно  более
огорченным тоном, - но сегодня я чрезвычайно занят. А в чем дело?
   - Вы еще спрашиваете? - заорал Друзек. - В десять  утра  пришел  ответ,
что нет никакого Джона Ферриса по тому адресу, куда вы послали телеграмму.
   - При регистрации он сообщил тот адрес, который с его  слов  записан  в
книге.
   - Приезжайте и скажите это полиции. Утром у нас был инспектор, а  потом
приходили два каких-то типа. Даю голову  на  отсечение,  что  они  были  с
оружием. Разговаривали со  мной  так,  будто  я  что-то  скрываю  от  них.
Спрашивали, не оставил ли  им  Феррис  записку.  Он  оставил  какую-нибудь
записку?
   - Нет, не видел.
   - Так вот, они обязательно хотят поговорить с вами.
   - Почему со мной? - с притворным удивлением спросил я.
   - Я им объяснил, что покойника обнаружил ночной портье,  который  будет
сегодня на дежурстве после одиннадцати вечера. А они заявили, что не могут
так долго ждать, и потребовали ваш адрес. И вы  знаете,  Граймс,  никто  в
нашем чертовом отеле не знает, где вы живете.  Естественно,  что  эти  два
типа не поверили мне. Они снова придут в три часа. И предупредили, что для
меня же лучше найти и вызвать вас, а не то... Просто  жутко.  Не  думайте,
что это длинноволосые мелкие хулиганы, они  одеты  как  солидные  биржевые
маклеры. Абсолютно спокойны и глазом не моргнут, как шпионы в кино. Они не
шутят. Вовсе не шутят. Так приезжайте,  потому  что  я  ухожу  обедать,  и
надолго, очень надолго...
   - По этому поводу я и  хочу  переговорить  с  вами,  мистер  Друзек,  -
невозмутимо сказал я, в  первый  раз  со  времени  поступления  на  работу
радуясь возможности поговорить с хозяином. - Я звоню, чтобы попрощаться  с
вами.
   - Попрощаться? - рявкнул Друзек. - Кто так прощается?
   - Я вот так прощаюсь,  мистер  Друзек.  Прошлой  ночью  я  окончательно
решил, что мне противно служить у вас.  Я  увольняюсь...  Собственно,  уже
уволился.
   - Как уволился? Так не увольняются.  Черт  побери,  да  сегодня  только
вторник, начало недели. Остались ваши вещи. Пол бутылки виски, Библия...
   - Виски выпейте, а Библию я дарю в библиотеку отеля.
   - Граймс, - закричал Друзек, - вы не смеете так поступать  со  мной.  Я
обращусь в полицию, чтоб вас привели сюда! Я... я...
   Я преспокойно положил трубку. И пошел завтракать. Завтракал я в дорогом
ресторане возле Линкольн-центра, заказал роскошного  омара-гриль,  который
обошелся в восемь долларов, и две бутылки пива "Хайнекен".
   Сидя в ресторане за вкусной дорогой едой, я вдруг осознал, что  впервые
с того момента, когда проститутка в отеле сбежала с шестого этажа, у  меня
нашлось время подумать о том, что мне делать. До сих пор мое  поведение  и
поступки были почти автоматическими: одно следовало за другим само  собой,
словно я действовал по заранее разработанной программе. Теперь  надо  было
подумать о своих возможностях, рассмотреть угрожавшие опасности и  принять
какие-то решения. Раздумывая обо всем этом, я обратил внимание на то,  что
подсознательно выбрал себе столик в  углу  ресторана,  чтобы  видеть  всех
входящих. Это открытие меня позабавило. И в самом деле, попав в  переплет,
каждый становится героем своей собственной детективной истории.
   Но забавно это было или нет, а пришло время оценить  свое  положение  и
возможности. Нельзя больше полагаться на  интуитивные  побуждения  или  на
опыт прошлого, который мало чем мог помочь мне в совершенно ином  будущем.
До этого я никогда не нарушал никаких законов,  у  меня  не  было  никаких
врагов. И тут, естественно,  я  подумал  о  тех  двух  субъектах,  которые
явились в отель "Святой Августин" получить сто тысяч долларов от того, кто
зарегистрировался  под  вымышленным  именем   Джона   Ферриса   и   указал
вымышленный адрес. Они были с оружием или, во всяком случае,  походили  на
людей, имеющих обыкновение носить его при себе.  Мой  хозяин  мог  немного
нервничать в это утро, но его не назовешь простаком - у него большой опыт,
и он верно почувствовал, что это действительно опасные люди. Он,  конечно,
не знал и, наверное, никогда не узнает, в чем тут дело.
   Одно было несомненно - полиция не будет привлечена к этому  делу,  хотя
какой-нибудь полицейский крючок может по своей инициативе начать  копаться
в нем. Итак, с этой стороны мне нечего особенно беспокоиться.  Было  ясно,
что тот, кто назвался Джоном Феррисом, и те двое, что приходили после  его
смерти, участвовали в какой-то незаконной сделке.  Тут  определенно  пахло
взяткой, подкупом или шантажом.
   Это как раз  совпало  с  Уотергейтским  делом,  только  начавшим  тогда
всплывать  на  поверхность,  когда  мы  узнали,  что  у  весьма  уважаемых
деятелей, столпов нашего  общества,  появилась  привычка  тайно  носить  в
ручных плоских чемоданчиках огромные суммы денег или держать их  в  ящиках
письменных столов у себя в кабинетах. Те типы, что  сейчас  интересовались
мною, без сомнения, принадлежали к тому  зловещему  миру  профессиональных
убийц, которые готовы на все ради денег.
   Шайка бандитов, подумал я,  гангстеры.  Хотя  мне,  как  и  большинству
американцев, приходилось читать о них, видеть их в кинофильмах, но все  же
представления о том, что творится на дне  нашего  общества,  у  меня  были
туманные, и быть может, я с преувеличенным страхом относился к  могуществу
гангстеров, их тайным связям и способам найти и уничтожить тех,  кому  они
хотели отомстить.
   И еще одно было ясно. Я теперь оказался по ту же сторону забора, что  и
они, и с кем бы там ни встретился, должен был бороться по их  правилам.  В
прошедшую ночь я поставил себя вне  закона,  и  мне,  следовательно,  надо
самому заботиться о своей безопасности.
   Основное правило было простым. Я не должен сидеть сложа руки на  месте.
Надо уехать, исчезнуть.  Нью-Йорк  -  огромнейший  город,  и  в  нем,  без
сомнения, годами успешно скрываются тысячи людей, но те,  кто  меня  ищет,
знают мое имя, возраст, описание внешности  и  смогут  без  особого  труда
узнать, где я учился, работал и есть ли у меня родственники. К счастью,  я
не женат, детей у меня нет, родители умерли, а братья и сестра понятия  не
имеют о том, где я нахожусь. Но ведь и в Нью-Йорке можно  натолкнуться  на
того, кто тебя знает и наведет на твой след.
   И как раз в это утро  я  совершил  первую  ошибку,  связавшись  с  этим
посыльным в отеле, который, конечно, запомнит меня. А уж  он-то  готов  за
десятку продать и отца родного. Далее букмекер, с которым  он  меня  свел.
Это уже вторая ошибка. Легко представить себе, какого рода и с кем у  него
связи.
   Я еще не знал, что делать с  деньгами,  лежавшими  в  тиши  банковского
подвала, но, разумеется, желал прежде всего насладиться  радостями  жизни.
Но не в Нью-Йорке. Меня всегда тянуло путешествовать, а сейчас это было  и
необходимостью и удовольствием.
   По-царски развалившись в кресле, я закурил  сигару  и  стал  перебирать
города в Европе, где хотел бы побывать. Лондон, Париж, Рим...
   Однако, чтобы пересечь океан, надо  сперва  закончить  здесь  все  свои
дела. И, в первую очередь, получить заграничный паспорт. Я знал, что смогу
получить его в нью-йоркском агентстве Госдепартамента,  но  те,  кто  ищет
меня, могут вполне  резонно  заключить,  что  это  первое  место,  куда  я
обращусь, и будут поджидать меня там. Это, правда, лишь предположение,  но
не следует рисковать.
   Завтра, решил я, поеду в Вашингтон. И лучше автобусом.
   Я взглянул на  часы.  Почти  три  часа.  Вскоре  парочка,  что  с  утра
приставала к Друзеку, заявится в "Святой Августин",  чтобы  взыскать  свой
должок. И не с пустыми руками, как пить дать... Я стряхнул пепел с кончика
сигары и с удовольствием затянулся. Черт возьми, подумал я, а ведь сегодня
мой лучший день за последние годы!
   Выйдя из ресторана, я  отыскал  поблизости  небольшое  фотоателье,  где
снялся для паспорта. За карточками назначили прийти  в  половине  шестого.
Чтобы убить время, зашел в кино посмотреть  французский  фильм.  Мне  ведь
теперь полезно прислушиваться к чужому языку.  Отсидел  сеанс,  восхищаясь
главным образом видами Сены и мостов через нее.
   Получив фотокарточки, я вернулся в отель и вспомнил, что пора увидеться
с букмекером. Спустившись в бар, узрел его. Он сидел один  за  столиком  в
углу и пил молоко.
   - Как мои дела? - поинтересовался я.
   - Вы что, издеваетесь? - проворчал букмекер.
   - Нет, я и вправду не знаю.
   - Вы выиграли, - процедил  он.  Найденный  серебряный  доллар  оказался
верным талисманом. Продолжай в том же духе, пожелал я. И мой долг  другому
букмекеру, в "Святом Августине", частично погашен. Все было в мою пользу в
этот день.
   У букмекера было постное лицо, и он глядел на меня печально.
   - Ваша лошадь пришла на  полтора  корпуса  впереди.  Следующий  раз  уж
поделитесь со мной своей информацией. И почему вы позволили этому  подонку
Морису тоже поживиться на мне? Это уже не только убыток, но и обида.
   - Люблю помочь честному служащему.
   - Это он-то честный служащий, - хмыкнул букмекер. - Послушайте  совета,
приятель, не оставляйте у него на виду бумажник. Этот честный служащий  не
побрезгует ничем, даже вашей  вставной  челюстью...  -  Вынув  и  перебрав
несколько конвертов, букмекер вручил мне один  из  них.  -  Вот  ваши  три
тысячи шестьсот. Пересчитайте.
   - Не стоит. Вы производите впечатление честного человека.
   - Хм, да-а, - промычал букмекер, допивая молоко.
   - Угостить вас виски?
   - Мне можно только молоко, - рыгнув, ответил он.
   - Человеку с больным желудком не следует быть букмекером.
   - Что верно, то верно. Хотите сыграть на хоккее сегодня?
   - Нет желания. Пока, дружище.
   В отеле мне навстречу попался Морис.
   - Вы, как я слышал, сорвали большую ставку.
   - Не такую уж большую, - весело заметил я. - Но  денек  для  меня  явно
неплохой. А вы поставили мою пятерку?
   - Нет, - ответил посыльный. Он, видимо, принадлежал к тем, кто лжет без
нужды: из удовольствия. - Был очень занят.
   - Жаль, - посочувствовал я. - Ладно, может, в другой раз повезет.
   Поужинал я в отеле. Бифштекс оказался вполне приличным.  Потом  выкурил
еще сигару за кофе с бренди, поднялся в номер, разделся и лег в постель. Я
проспал двенадцать  часов  и  проснулся  лишь  тогда,  когда  лучи  яркого
утреннего солнца заливали всю комнату. С детских лет я не спал так  крепко
и безмятежно.



5

   Утром я быстро уложил вещи и с чемоданами в руках  спустился  в  лифте,
стараясь избежать встречи с посыльным. Расплатившись в конторе, я вышел на
крыльцо и внимательно огляделся по сторонам, не следит  ли  кто-нибудь  за
мной. Не заметив ничего подозрительного, сел в такси и поехал на  конечную
автобусную станцию, где купил билет в  Вашингтон.  Никому,  конечно,  и  в
голову не придет искать здесь человека, который украл сто тысяч долларов.
   В Вашингтоне я было сунулся  в  лучший  отель  города  "Мзйфлауер",  но
портье сразу отрезал, что мест нет. По его повадкам было видно, что у  них
останавливаются лишь особо влиятельные лица и чуть ли не  по  указанию  из
Белого дома. Я тут  же  решил,  что  надо  непременно  купить  себе  новое
шикарное пальто. Все же портье был достаточно вежлив, чтобы указать  отель
поблизости, где обычно бывают свободные номера. Примерно таким же тоном он
мог порекомендовать мне своего  приятеля,  который  обычно  носит  грязные
рубашки.
   Тем не менее портье оказался прав.  В  новом,  свежевыкрашенном  здании
указанной им гостиницы, походившем на типичный американский  мотель,  были
свободные  номера.  Я  зарегистрировался  под  собственным   именем.   Мне
казалось, что уж, по крайней мере, в Вашингтоне-то я могу чувствовать себя
в безопасности.
   Припомнив  рассказы  о  том,  как   грабят   на   улицах   столицы,   я
предусмотрительно сдал на хранение  в  отеле  свой  бумажник  с  деньгами,
оставив себе сотню долларов на повседневные расходы. Так или  иначе,  надо
было избегать помощи правосудия  по  любому  поводу.  Опасность  для  меня
таилась уже на их пороге. Тем более что в субботу ничью в Вашингтоне  один
закон - пистолет.
   Последний раз я был  в  Вашингтоне  в  1968  году,  когда  доставил  на
с