авила  своего
очередного партнера и подошла ко мне:
   - Милый друг, вам скучно? Хотите домой?
   - Подумывал об этом. А вы не собираетесь?
   - Не будьте мучеником. Ненавижу страдальцев. Но я уже натанцевалась.  -
Она взяла меня под руку. - Пойдемте.
   Мы вышли из танцевального зала, стараясь не попасться на глаза Лили.  В
гардеробной взяли пальто и ушли незамеченными, ни с кем не попрощавшись.
   Ночь была холодная, снег на тропинке звучно скрипел под  ногами.  Мы  с
наслаждением вдыхали свежий морозный воздух, пахнувший сосной. Когда  дом,
из которого мы ушли,  остался  далеко  позади,  мы,  словно  по  какому-то
тайному знаку, остановились, повернулись друг к другу, обнялись  и  крепко
поцеловались. Затем неторопливо пошли дальше, к отелю.
   Взяв ключи от своих номеров,  вошли  в  лифт.  Как  бы  по  молчаливому
уговору, Юнис вместе со мной вышла из  лифта.  И  мы  не  спеша  пошли  по
коридору, неслышно ступая по мягкому ковру. Казалось,  ни  я,  ни  она  не
торопились, желая насладиться каждым мгновением этого часа.
   Я  открыл  дверь  своего  номера  и  пропустил  вперед  Юнис,   которая
проскользнула мимо, слегка задев меня холодным мехом своей шубы. Закрыв за
собой дверь, я включил свет в маленькой передней.
   - О Боже мой! - вскричала Юнис.
   Освещенная светом, падавшим из передней, на большой кровати лежала Диди
Вейлс. Она спала. Совершенно голая. Ее платье было  тщательно  сложено  на
стуле, лыжные ботинки стояли под ним. Каковы бы ни были  недостатки  у  ее
матери, она все же приучила дочь к аккуратности.
   - Сейчас же выпустите меня  отсюда,  -  шепотом  сказала  Юнис,  словно
боялась разбудить спавшую девушку.
   - Юнис... - в отчаянии произнес я.
   - Желаю успеха! Забавляйтесь. - И, оттолкнув меня, она вышла вон.
   Я уставился на Диди. Разметавшиеся белокурые  волосы  ниспадали  на  ее
лицо, ровное дыхание чуть шевелило их. Кожа у нее была  розоватая,  как  у
ребенка, лишь лицо и шея бронзовые от загара. Недостаточно  сформированные
округлые  груди  как-то  дисгармонировали  с  крепкими   сильными   ногами
спортсменки, ногти которых были покрыты  лаком.  Если  прикрыть  наготу  и
убрать этот лак, Диди вполне могла  бы  рекламировать  пищу  для  здоровых
детей. Животик  у  нее  тоже  был  совсем  детский,  а  внизу,  на  лобке,
трогательно пробивался пушок. Она спала, крепко прижав руки к  бокам,  что
придавало ей забавный вид, будто она заснула по команде "смирно". Если  бы
перед моими глазами  была  лишь  картина,  а  не  живая  шестнадцатилетняя
девочка, то она была бы воплощением обнаженной невинности.
   Однако Диди, чьи родители были моими друзьями, прокралась в мою комнату
и залезла в мою постель вовсе не для того, чтобы  продемонстрировать  свою
непорочность. Первое побуждение трусливо  толкало  меня  тихонько  уйти  и
оставить ее одну на ночь. Вместо этого я подошел к кровати и  набросил  на
девочку свое пальто. В ту же минуту она проснулась, медленно открыла глаза
и, отбросив упавшие на лицо волосы, воззрилась  на  меня.  Потом  призывно
улыбнулась, сразу став старше своих лет.
   - Черт подери, что привело вас сюда, Диди? В какой школе вы учились?
   - В той, где девочки по ночам лазают в  окна.  Решила  приятно  удивить
вас, - преспокойно объяснила она.
   - Что ж, это вам вполне удалось.
   - Вы недовольны?
   - Разумеется.
   - Когда поймете, для чего я пришла...
   - Диди, прошу вас, перестаньте.
   - Вы что, боитесь, что я нетронутая? У меня уже было  дело  с  мужчиной
постарше вас. С одним пожилым распутным греком.
   - Не хочу слушать  ваши  сказки.  Поднимайтесь,  одевайтесь  и  уходите
отсюда.
   - Я-то вижу, что вы вовсе не против, - спокойно заявила она.  -  Только
делаете вид. И то лишь потому, что знали меня в тринадцать лет.  А  я  уже
выросла.
   - Недостаточно еще выросла.
   - Терпеть не могу,  когда  меня  считают  ребенком,  -  обиделась  она.
Привычным жестом откинув опять назад волосы, она и не пошевелилась,  чтобы
встать  с  постели.  -  Какой  же  возраст   вас   привлекает?   Двадцать?
Восемнадцать?
   - Меня не возраст привлекает, - повысив голос, сердито сказал я  и  сел
подальше, у стены, дабы сохранить свое достоинство и выказать твердость. -
Просто не в моих привычках ложиться в постель с девушкой какого бы  то  ни
было возраста, поговорив с ней десять минут.
   - Вот уж не думала, что  вы  таких  строгих  правил,  -  сказала  Диди,
презрительно подчеркнув слово "строгих". -  С  такими  двумя  женщинами  и
шикарной машиной.
   - Ладно, давайте на этом закончим. Будете одеваться?
   -  Неужели  я  совершенно  не  волную  вас?  Говорят,   тело   у   меня
восхитительное.
   - Вы очень хороши. Восхитительны, если вам так  нравится.  Но  это  еще
ничего не значит.
   - Половина мальчиков в городе  пытались  затащить  меня  в  постель.  И
многие мужчины, если хотите знать.
   - Не сомневаюсь, Диди. Но и это тоже не имеет значения.
   - Вы говорили со мной больше десяти минут, так что это не предлог. Если
забыли, то я хорошо помню, как мы вместе мчались на том опасном  спуске  в
Вермонте.
   - Наш разговор становится прямо-таки смешным, - сказал я как только мог
веско и твердо. - И мне стыдно за вас и за себя.
   - Ничего нет смешного в любви.
   - Любви?! - возмутился я.
   - Да, уже три года, как я люблю вас, - дрожащим голосом произнесла она,
в глазах у нее заблестели слезы. - И вот теперь, когда я  снова  встретила
вас... Но вы, видно, уже и стары, и истрепанны, чтобы верить в любовь.
   - Ничего подобного, - сказал я. - У  меня  свои  правила  поведения.  И
потому я не связываюсь с глупыми девчонками, которые вешаются мне на шею.
   - Вы оскорбляете мои чувства, - заплакала она. - Вот уж не ожидала, что
вы так отнесетесь ко мне.
   - Меня выводят из себя ваши дурачества.
   - Будет хуже, если я начну кричать во весь голос. Сбегутся  люди,  и  я
скажу, что вы пытались меня изнасиловать.
   - Не будь подлой, девочка, - сказал я,  с  угрожающим  видом  встав  со
своего места. - К вашему сведению, я вошел сюда не один. И мы оба  застали
вас голой на постели. Так что вам придется с позором уехать из города.
   - Я все равно уеду отсюда. А позор вам, что вы так обращаетесь со мной.
   Я попробовал переменить тактику.
   - Диди, детка... - начал я.
   - Не называйте меня деткой. Я не ребенок.
   - Хорошо, не буду, - ласково улыбнулся я. -  Хотите,  чтобы  я  остался
вашим другом?
   - Хочу, чтоб вы полюбили меня. Другие добиваются, а почему я не могу? -
слезливо запричитала она.
   Я дал ей носовой платок, чтобы она вытерла слезы и заодно высморкалась.
И удержался от нравоучения, что в мои годы она поймет: не все  совершается
по капризу.
   - Вы же сегодня утром на горе поцеловали меня,  -  воскликнула  она.  -
Почему?
   - Поцелуи бывают разные, - наставительно сказал я. - Извините, если  вы
не поняли.
   Внезапно она сбросила с себя пальто, села на кровати и протянула ко мне
руки.
   - Ну, поцелуйте еще раз.
   Невольно отступив назад, я сказал как можно строже:
   - Я ухожу, но если к моему возвращению вы еще будете здесь, я позвоню в
вашу школу, чтобы пришли и забрали вас.
   - Трус! - крикнула она. - Трус, жалкий трус!  -  с  издевкой  повторила
она.
   Когда я вышел, захлопнув за собой дверь, она все еще продолжала  что-то
выкрикивать.
   Я спустился в бар, чтобы немного выпить и прийти  в  себя.  К  счастью,
кругом не было ни одного знакомого лица, и я  сидел  в  тускло  освещенном
баре, уставившись на свой стакан. Размышлял о том, что в  последнее  время
поддавался без разбору тому, во что жизнь случайно вовлекала меня:  футляр
с деньгами в "Святом Августине", ночи с Эвелин в Вашингтоне и  с  Лили  во
Флоренции,  необычные  предложения  человека,  неожиданно  ставшего   моим
компаньоном, после того как я стукнул его лампой по голове; манипуляции со
скаковой лошадью, финансирование грязного французского фильма,  спекуляция
на золоте и соевых  бобах,  согласие  на  приезд  Юнис,  покупка  земли  в
Швейцарии, наконец, половинное  участие  в  картежной  игре  с  богатым  и
мстительным американцем.
   Однако должны же быть границы  дозволенного!  И  Диди  Вейлс  была  той
границей,  которую  я  не  мог  переступить,  воспользовавшись   слабостью
капризной несчастной девочки. А как поступил бы в подобном случае  Фабиан?
Наверное, хихикнул благодушно: "Какой очаровательный визит!" - и  залез  в
постель. Не сомневаюсь в этом.
   Мне стало совсем плохо, когда я вспомнил  о  Юнис,  с  которой  увижусь
утром за завтраком. Юнис. Господи, вдруг, попивая  кофе  или  апельсиновый
сок, она начнет рассказывать Лили и Фабиану: "Поразительный случай - вчера
вечером мы с милым другом заглянули к нему в номер..."
   Допив виски, я поднялся, чтобы уйти, но неожиданно в бар вошла  Лили  в
сопровождении трех мужчин огромного роста, каждый не меньше двух метров. Я
заметил, что с одним из них она танцевала на  вечере.  Увидев  меня,  Лили
остановилась.
   - Мне показалось, что вы ушли с моей сестрой, - сказала она.
   - Да, мы ушли вместе.
   - А теперь вы один?
   - Как видите.
   Она покачала головой. В глазах у нее сверкнул веселый огонек.
   - Странный вы человек, - пожав плечами, сказала она.  -  Не  хотите  ли
присоединиться к нам?
   - Ростом не вышел.
   Трое мужчин так громко заржали, что за стойкой бара зазвенели стаканы.
   - Майлса видели? - спросила Лили.
   - Нет.
   - Он обещал зайти в бар после двенадцати, - недовольно произнесла  она.
- Но, вероятно, так поглощен тем, чтобы раздеть до нитки этого  отчаянного
дурачка  Слоуна,  что  забыл  обо  всем  на  свете.  Как  вам   понравился
сегодняшний вечер?
   - Потрясающе.
   - Было почти совсем как в Техасе, - как-то двусмысленно заметила она. -
Что будем пить, ребятки? - обратилась она к своим провожатым.
   - Шампанское, - ответил самый высокий и, пошатываясь, зашагал к  стойке
бара.
   Попрощавшись с ними, я через несколько минут оказался  у  дверей  Юнис.
Прислушался, но изнутри не доносилось ни звука. Непонятно,  что  я  ожидал
услышать. Рыдания? Смех? Шумное веселье?  Я  постучал  в  дверь,  подождал
немного и опять постучал.
   Дверь приоткрылась, на пороге стояла Юнис в кружевном пеньюаре.
   - А, это вы, - безразличным тоном произнесла она.
   - Можно мне войти?
   - Если хотите. - Она пошире приоткрыла дверь, и я вошел. Ее платья были
в беспорядке разбросаны по всей комнате. Окно полуоткрыто,  и  по  комнате
гулял холодный альпийский ветерок. Я невольно поежился.
   - Вы не простудитесь?
   - Не забывайте, что я англичанка, - ответила она, но  окно  закрыла.  И
молча поглядела на меня. Полненькая, в кружевах, в туфлях на босу ногу.
   - Могу я сесть?
   - Садитесь, если хотите, - она указала на стул. - Уберите  только  вещи
оттуда.
   Я снял со стула шелковое платье - в нем  она  была  на  вечере,  и  мне
показалось, что оно еще сохранило тепло  ее  тела,  -  и  положил  его  на
небольшой письменный стол. Потом сел, а она улеглась на постели,  опершись
локтем на гору подушек. Пеньюар при этом распахнулся, обнажив ее ноги. Они
были такие же длинные, как и у сестры, но несколько полнее.  Стройненькая,
подумал я. В комнате стоял легкий аромат духов.  Она,  видно,  перед  сном
протирала лицо, и оно блестело в свете лампы у изголовья кровати.
   Меня грызла досада.
   - Юнис, я пришел объяснить, - начал я.
   - Нечего объяснять. Перепутали свидания - вот и все.
   - Неужели вы думаете, что я позвал к себе эту девочку?
   - Мне незачем и думать. Она лежала в  вашей  постели.  И  вовсе  уж  не
девочка. Вполне пригодная,  я  бы  сказала,  -  как-то  вяло  и  утомленно
проговорила она. - Одна из нас была лишней. И я ушла.
   - Сегодня, когда наконец мы...
   - И у меня было такое же ощущение, - криво усмехнулась она.
   - Мне давно следовало быть посмелее, - беспомощно махнул я рукой. -  Но
мы всегда были вместе с Майлсом и вашей сестрой.
   - Да, с этой парочкой. А разве моя сестра не поучала вас, что  со  мной
можно не  церемониться?  Она  любит  выставлять  меня  самой  сумасбродной
девушкой в Лондоне. Стерва.
   - О чем вы говорите? - озадаченно спросил я.
   - Не обращайте внимания. - Откинувшись на  подушки,  она  закрыла  лицо
руками и продолжала глухим голосом: - Вам следует понять, что не ради  вас
я приехала в Цюрих. Кем бы вы ни были. Хотя вы оказались много лучше,  чем
я обычно представляла себе американцев.
   - Благодарю, - поклонился я. - Давайте все же забудем об этом инциденте
в моей комнате.
   - Что вы, я и впрямь должна быть благодарна этой голой толстушке.  Ведь
я пошла к вам по совершенно нелепому побуждению. "Как это понять?
   - А так, что ни вы, ни я тут ни при чем.
   - А кто же тогда?
   - Майлс Фабиан, - горько призналась она. - Я хотела показать ему...
   - Что показать?
   - Что мне наплевать на него. И что я могу быть такой же, как он. -  Еще
сильнее прижав руки к лицу, она разрыдалась. Как видно, мне было  суждено,
чтобы вся эта ночь прошла в женских слезах.
   - Может, у вас найдется и более убедительное объяснение?
   - Не будьте балдой, американец. Я люблю Майлса. Люблю с того дня, когда
впервые встретила его. Несколько лет назад просила его жениться на мне. Но
он сбежал. Прямо в ручки моей сестрицы.
   - О-о, - было единственное, что я смог произнести. Она отняла ладони от
лица. Слезинки блестели на ее щеках, но выражение лица было спокойным, как
у человека, который отвел душу.
   - Поторопитесь к себе, - сказала она. -  Возможно,  эта  толстушка  еще
ждет вас. И тогда ночь не пропадет даром.
   Вернувшись, я обнаружил, что Диди уже ушла, оставив на  столе  записку,
написанную крупным школьным почерком: "Взяла вашу куртку.  На  память.  Но
можете прийти за ней. Вы знаете, где я. С любовью, Диди".
   Едва я отложил записку, как зазвонил телефон. Мне не хотелось отвечать,
в эту ночь я уже не ждал ничего доброго.  Сняв  трубку,  я  услыхал  голос
Фабиана.
   - Надеюсь, что не перебил вас на самом интересном месте, - посмеиваясь,
сказал он. - Спешу оповестить, что случилось.  -  После  паузы  послышался
легкий вздох, и он продолжил: - Плохи дела, друг  мой.  Слоуну  дьявольски
везло. Мы проиграли.
   - Много?
   - Около тридцати тысяч.
   - Франков?
   - Нет, долларов.
   Я выругался и повесил трубку.



19

   На другой день с утра все пошло кувырком. Я не  мог  заснуть  почти  до
рассвета, а когда в десять часов заказал по телефону завтрак, мне вместе с
ним подали письмо от Юнис.
   "Милый друг, в девять утра уезжаю  из  Гштаада.  Причина  отъезда  вам,
конечно, понятна. Привет".
   Как было не понять.
   Затем позвонил Фабиан и попросил встретиться с ним в одиннадцать  часов
у здания местного банка.
   Потом меня арестовали. Или одно время казалось, что арестовали.
   Едва я начал бриться, с отвращением глядя в  зеркало  на  свое  помятое
невыспавшееся лицо с покрасневшими глазами, ко мне  постучали.  С  мыльной
пеной на щеках я подошел к двери и, открыв ее, увидел перед  собой  одного
из дежурных администраторов отеля, корректного молодого человека в  темном
костюме и  безукоризненно  белой  рубашке,  и  рядом  с  ним  седовласого,
стриженного ежиком низенького толстяка в шинели, подпоясанной ремнем.
   - Разрешите войти? - спросил администратор.
   - Как видите, я бреюсь и не одет.  -  Стоял  я  босиком  в  одной  лишь
пижаме. - Не обождете ли несколько минут?
   Администратор по-немецки обратился к толстяку в шинели, и  тот  коротко
ответил: "Nein" [нет (нем.)].
   - Офицер  полиции  Бругельман  говорит,  что  нельзя  ждать,  -  сказал
администратор.
   Вслед за тем полицейский прошел прямо в комнату.
   -  После  вас,  мистер  Граймс,  -  слегка  поклонился   администратор,
пропуская меня вперед.
   Я зашел в ванную, стер с лица мыльную пену и надел  халат.  Полицейский
остановился посреди комнаты, подозрительно  осматриваясь.  Он  внимательно
оглядел столик, где  лежал  мой  бумажник  и  кошелек  с  мелочью,  и  два
чемодана, стоявших у окна.
   Вот так на, подумал я, это, наверно, связано с  Диди.  Они  ищут  ее  и
полагают, что найдут у меня. Бог  его  знает,  какие  у  них  в  Швейцарии
законы. Говорят, тут в каждом кантоне свой закон.
   - Чем вызвано такое бесцеремонное вторжение ко  мне?  Прошу  немедленно
объяснить, - как можно тверже сказал я.
   Снова администратор быстро  заговорил  по-немецки  с  полицейским.  Тот
кивал. У него был какой-то тугой механический кивок. Толстая шея складками
выпирала из воротника.
   - Офицер  полиции  Бругельман  поручил  мне  все  объяснить,  -  сказал
администратор. - Коротко говоря, мистер  Граймс,  в  отеле  прошлой  ночью
совершена кража.  На  пятом  этаже.  Исчезло  бриллиантовое  колье  весьма
большой ценности.
   Юнис жила в номере на пятом этаже, почему-то мелькнуло у меня в голове.
   - Какое это имеет отношение ко мне? - с чувством облегчения спросил  я.
По крайней мере, ничто тут не связано с Диди.
   Опять начался разговор по-немецки.
   - Прошлой ночью заметили, как  вы  крадучись  шли  по  коридору  пятого
этажа, - пояснил администратор.
   - Я был у своей знакомой и шел вовсе не крадучись.
   -  Мне  приходится  просто  переводить,  -  извиняющимся  тоном  сказал
администратор. Он, видимо, был не рад тому, что знание  английского  языка
втянуло его в такую историю.
   Полицейский что-то негромко сказал.
   - Знакомая, у которой вы были, - перевел администратор, - выписалась из
отеля в половине девятого утра. Известно ли вам, куда она отправилась?
   - Нет, не известно, - искренне ответил я, так как в самом деле не  знал
адреса Юнис. Ее скомканное письмо лежало в  кармане  моего  халата,  но  я
надеялся, что до него дело не дойдет.
   На этот раз полицейский неприятно прохрипел несколько слов.
   -  Он  просит  разрешения  произвести  обыск  в  комнате,   -   перевел
администратор; слова словно застревали у него в горле.
   - У него есть ордер  на  обыск?  -  спросил  я  как  истый  американец,
заботящийся о своих гражданских правах.
   Опять они заговорили по-немецки.
   - Ордера  у  него  нет,  -  объявил  затем  администратор.  -  Если  вы
настаиваете на выдаче ордера, то он свяжется с полицейским бюро, чтобы его
выписали, а вас задержат здесь до его  получения.  Он  предупреждает,  что
выдача ордера займет много времени. Может, дня  два.  И  в  таком  случае,
указывает он, не избежать  огласки.  В  городе  у  нас  много  иностранных
корреспондентов ввиду большого числа и высокого положения наших гостей.
   - Он все это говорил? - недоверчиво спросил я.
   - Кое-что я добавил от себя, -  признался  администратор.  -  Чтобы  вы
смогли надлежащим образом  уяснить  положение.  Я  сосредоточенно  оглядел
полицейского офицера Бругельмана. Встретил его мутный  ледяной  взгляд.  В
комнате было очень тепло, но он не расстегнул ни одной пуговицы  на  своей
шинели.
   - Ладно, - сказал я, усаживаясь в кресло. - Мне нечего  прятать.  Пусть
ищет, но побыстрей. В одиннадцать у меня деловое свидание.
   Мои слова перевели полицейскому, и он с удовлетворением  кивнул.  Потом
сделал мне знак, чтобы я встал.
   - Чего он еще хочет? - спросил я.
   - Осмотреть кресло, на которое вы сели, - объяснил мне администратор.
   Я   поднялся,   невольно   отдавая   дань   профессиональным    навыкам
полицейского. Действительно, если бы колье было спрятано в  кресле,  то  я
должен был в первую очередь сесть в него. Отойдя в  сторону,  я  наблюдал,
как полицейский ощупал обивку,  потом  немного  отодрал  ее  и  пошарил  в
сиденье и спинке кресла. Приладив все обратно, он указал мне, что  я  могу
снова сесть.
   Затем он быстро осмотрел все  мои  вещи.  Открыв  стенной  шкаф,  вынул
оттуда  мои   грошовые   лыжные   штаны   и   что-то   сказал   по-немецки
администратору.
   - Офицер полиции Бругельман желает знать, -  перевел  администратор,  -
что у вас - лишь одни эти лыжные штаны?
   - Да, одни.
   - Гд