ра.
   Майор в раздумье пригладил черные, тронутые сединой волосы. Алиби
шофюра было налицо. И все же чувствовал Николай Петрович, что в Щербакове
нужно искать разгадку совершенного преступления. Почему чувствовал? Он и
сам, пожалуй, не сразу бы ответил на этот вопрос. И, пройдясь из угла в
угол, остановился у стола и сказал:
   - В рейсе он был или не в рейсе... Пошлите в Щигры запрос насчет
личности Щербакова.
   Ответ из Курска насчет шофера Щербакова был краток:
   "Щербаков Леонид Тихонович, 1926 года рождения, убит пятнадцатого
января этого года".
   Никитин только сказал, прочитав телеграмму;
   - Леонид... Тезка, выходит.
   И покачал головой.
   А майор через полчаса вылетел в Курск.


   С Верой Леня Никитин познакомился позавчера в салу, на танцплощадке. А
сегодня он неожиданно встретил ее в больнице. Оказывается, девушка
работала медсестрой в терапевтическом отделении, но в первый вечер Никитин
постеснялся расспрашивать ее о семье, о работе. Просто поговорили о том, о
сем, посмеялись. Домой Вера пошла из сада с подругой.
   В больницу Никитин пришел, чгобы поговорить с Елизаветой Федоровной
Красновой. Ей стало лучше, и врач разрешил пятиминутный разговор.
   Никитин спросил, знает ли она Щербакова.
   Краснова отрицательно покачала головой.
   - А того, кто напал?
   - И его не знаю. Раньше не встречала ни разу... Заметила, что
невысокий, черноголовый.
   - Как же вы рассмотрели его внешность, если он неожиданно напал и
ударил?
   - На какое-то мгновение, услышав шум за спниой, я успела обернуться. Он
сбил меня с ног, а когда я упала, ударил вторично... Больше ничего не
помню.
   Раненая вдруг ослабла и, вздохнув, откинулась на подушку. Никитин
попрощался и вышел.
   Все еще шел дождь. Девушка в легком плаще и в прозрачной косынке стояла
под навесом подъезда, не решаясь двинуться в путь. Уже было совсем темно,
но свет фонаря падал на лицо девушки, и Никитин узнал Веру.
   - Вера!.. Какими судьбами? Болеет у вас кто-нибудь?
   Вера застенчиво улыбнулась:
   - Я же здесь работаю... Вот кончила дежурство...
   - Можно, я провожу пас?
   Вера кивнула.
   Гремел гром, вспышки яркого света то и дело озаряли больничный двор,
выхватывая из мрака то кусты, то скамьи на аллее, то кузов машины,
помеченный большим красным крестом.
   Гроза прекратилась так же быстро, как и началась, Никитин и Вера вместе
вышли из ворот больницы.
   Хлюпали под погамп лужи, капало с мокрых деревьев.
   Жила Вера далеко, в слободке. Минут десять тряслись они в маленьком
автобусе, ныряющем на ухабах, словно корабль на волнах. Потом пешком
продирались сквозь тьму
   Слякоть.
   Опять принялся сеять дождь.
   - Это ничего, - бодрым голосом стал уверять Никитин, - дождь даже
полезен бывает... Да oн уже и проходит.
   И тут дождь, как бы услышав эти слова, припустил с новой сплои. Смеясь,
парень и девушка вбежали в ближнюю подворотню. Косые струи, швыряемые
порывами ветра, обдавали их мокрые лица, били по тротуару.
   Вдруг Никитин повернул к Вере лицо и спросил:
   - Видите, на той стороне огонь загорелся в крайнем доме? Это Прасковьи
Никитичны, кажется, дом?
   - Прасковьи Никитичны. Только ее нет дома. В гостях у сына она, где-то
на Урале.
   Вера была местная и жителей слободы хорошо знала.
   - Это ж в халупе, где шофер квартирует, - взволнованно сказал Никитин.
   - Живет там какой-то...
   - Вот, вот.
   - На противоположной стороне улицы сквозь мрак светился прямоугольник
окна, и две мужские тени отпечатались на занавеске.
   - Значит, вернулся из рейса Щербаков, - думал Никитин. - И с ним еще
кто-то в доме... Как будто все было тихо, безлюдно, а тут сразу двое...
Щербаков? Но тот убит в Щиграх полгода назад... А этот?..
   Несколько дней майор Гарин изучал дело об убийстве шофера
таксомоторного парка Леонида Тнхоновича Щербакова. Убили его преступники,
бежавшие из вагонзака во время этапирования. Они проломили пол в вагоне,
на ходу выпрыгнули и сумели скрыться. На вокзале в Щиграх наняли такси,
чтобы ехать в Курск. За городом, в степи, напали на водителя, требуя
деньги. Щербаков сопротивлялся. Его тяжело ранили ножом, отобрали
документы и дневную выручку, а самого выбросили иа дорогу. Через несколько
минут Щербаков был подобран людьми, ехавшими в автобусе, и доставлен в
больницу. Он был еще жив и даже смог описать внешность преступников. Но
этому словесному портрету они и были установлены. Но найти их пока что не
удалось. Через час Щербаков скончался.
   Майор долго вглядывался в фотографии преступников, вклеенные в их
тюремные дела. Один из них был тот, что жил под именем Щербакова. А второй?
   Майор листал дело второго, перечитывая отдельные страницы, вспоминая
годы войны, на которой и ему пришлось быть солдатом.
   Фамилия второго преступника была Спирин. На фронте он перешел к
фашистам, служил в полиции. Конец войны застал его в немецком городе,
занятом советскими войсками. Спирину пришлось репатриироваться в Советский
Союз. Службу у фашистов он сумел скрыть, и только много лет спустя
чекисты, расследуя одно из дел о бывших гестаповцах, узнали о ею службе в
органах оккупантов, о связях с гестапо.
   Спирина осудили. Не отбыв и четвертой части срока наказания, он бежал.
   Бежал, затем убил шофера Щербакова. И еще, оказывается, он служил одно
время в охране концлагеря на территории Германии. Об этом узнал сейчас
майор из письма, извлеченного из пачки писем, найденных в квартире
учительницы Красновой.
   Майор надевает очки, развертывает письмо, полученное несколько лег
назад Елизаветой Федоровной, от ее сестры Надежды, живущей в Полтаве, и
читает:
   "Милая Лиза! Сегодня была у меня подруга, с которой мы вместе бежали в
Германии от хозяина и потом вместе сидели за это в концлагере. Пришла она,
вспомнили прошлое и даже всплакнули... Еще вспомнили, как встретила я в
охране концлагеря Ивана Спирина, моего бывшего жениха, и как плюнула ему в
лицо, не удержалась... Он ругался, грозил. Но я не могла тогда стерпеть,
потому что такого от него не ожидала. Бывают, сестренка, такие встречи. И
не во сне они бывают, а даже в действительности..."
   Манор складывает письмо, закуривает и долго ходит по комнате. Вот,
пожалуй, и разгадана тайна покушения на учительницу Краснову. Спирин
приехал к соучастнику своих преступлении, встретил Елизавету Федоровну на
улице и принял ее за Надежду Федоровну. Ведь они поразительно похожи!
   Эта женщина знала о его службе в охране фашистского концлагеря. Нужно
немедленно ее убрать с дороги!.. Спирии проследил, как вышла она из
города, как углубилась в лес...


   * * *


   Их решили брать поодиночке: шофера - на работе, а Спирина - в его
квартире. Но вскоре после возвращения майора из Курска поздно вечером на
столе дежурного по райотделу милиции зазвонил телефон.
   Сообщали, что от дома номер три по улице Речной отошла грузовая машина
марки "Шкода" и направляется за город.
   Получилось, что шофер решил вывезти своего друга из города, а возможно,
и сам надумал скрыться.
   С вечера тучи опять затянули небо. Почти слился с тьмой огромный
грузовик, крытый брезентом. Автомобили милиции пошли на сближение с ним не
сразу, а километра за три от города. Там, где шоссе идет между
кладбищенской стеной и канавой, один из "газов" обогнал "Шкоду"
   и остановился.
   Несколько милиционеров вышли на дорогу.
   - В чем дело? - крикнули из кабины грузовика. - Дай проехать!
   - Автоинспекция! - лаконично ответил один из милиционеров.
   Тогда два человека выскочили из машины и перемахнули через
кладбищенскую ограду.
   Там их уже ждали. Высокий детина, выругавшись, сразу задрал руки,
прижавшись спиной к дереву, растущему над могильным бугром у самой ограды.
Деревьев на кладбище много. Петляя между ними, расплываясь во мгле, уходил
второй преступник.
   Он чувствовал, что его нагоняют. Преследователи были близко. Оставался
один шанс, правда, тоже почти безнадежный, - стены кладбищенской сторожки.
   - "Будет стрелять, - сразу возникло в мыслях майора. - Если бы не
стрелять, то зачем Спирину искать укрытие?"
   Maйop сложил рупором руки и крикнул в ту сторону, где вырисовывался
силуэт сторожки:
   - Выходи, Спирин!
   В ответ бахнул выстрел.
   Это потом уже майор стал размышлять, почему Спирин в лесу не стрелял в
Краснову, если у него был пистолет. И решил, что преступник хотел тогда
прикончить женщину без лишнего шума.
   Майор приказал всем ложигься.
   Капитан Мельников устроился ближе всех к двери сторожки. Он думал о
том, можно ли добежать до двери, пока Спирин успеет прицелиться и
выстрелить. Никитин находился поблизости.
   - Вылазь, тебе же лучше будет! - крикнул капитан.
   - А чем лучше?
   Сказав это, Спирин выругался и опять выстрелил.
   Капитан вдруг охнул, дернулся вперед и упал на бок. Никитин подполз к
нему. Капитан стонал. Никитин расстегнул раненому китель, потрогал рукой
его грудь и сразу почувствовал на пальцах теплое, липкое.
   Подбежал сержант Ахметов. В его руке белел индивидуальный пакет. Он
встал на колени и принялся делать перевязку. Подняв капитана, они вдвоем
понесли его к машине, уже въехавшей в ворота кладбища.
   Когда машина двинулась и исчезла во мгле, они вернулись на свои места.
Выглянул ломоть луны, и было видно, как несколько милиционеров пробираются
к сторожке.
   Желая отвлечь от них снимание Cnиpsina, майор еще раз предложил ему
сдаться:
   - Так как, Спирин? А?
   - Нету интересу, начальник! - хриплым, ломающимся голосом ответил
Спирин. - Все одно под амнистию не подхожу!..
   И в этот момент кто-то рванул дверь сторожки и с криком бросился на
Спирина.
   Короткий шум борьбы и крики сменились тишиной.
   Взволнованный, немного торжествующий голос донесся ог сторожки:
   - Ну, пошли, Спирин... Давай, давай!
   Когда они подошли, майор посветил фонариком. Он увидел напряженный, как
бы остекленевший от всего случившегося взгляд Спирина и исцарапанное, а
кровоподтеках лицо молоденького милиционера. Второй милиционер, все еще
тяжело дыша, нервно приглаживал ладонью спутанные волосы.


   С. ЛОКИНАДЗЕ.


                                   * * *

                                   ПОБЕГ


   В позапрошлую ночь из колонии бежали двое. Следы вели к шоссе, по
которому бесконечно снуют машины. До шоссе довела преследователей ищейка.
Дальше она взять след не могла.
   И когда перед майором Гариным положили данные о бежавших - их
фотографии, словесное описание портретов, выписки из личных дел, - он
подумал прежде всего о несовершенстве человеческой личности. Один из
бежавших был, действительно, рецидивист, "крупная рыба". А второй - совсем
парнишка, первый раз судившийся за хулиганство. Сидеть ему оставалось
полтора года. Ну для чего он увязался за старым бандитом?
   Майор пододвинул лист бумаги сидящему рядом лейтенанту Никитину. Тог
сегодня пришел в новом костюме, недорогом, но ладно сшитом.
   Галстук на белой рубашке был тоже новый, вязаный.
   И шевелюра Леонида Ивановича, отливающая рыжиной а свете, падающем
через большое окно кабинета, была на этот раз тщательно причесана.
   Николай Петрович знал, что сегодня у Лени день рождения. Стукнуло
двадцать четыре. Майор уже поздравил его, обещал вечером придти в гости
отведать ннрог, испеченный мамашей лейтенанта.
   А сейчас пододвинул ему исписанный лист бумаги:
   - Придется, Леонид Иванович, поискать. Такое дело... На вокзале, в
пивных, на базарах... Для профилактики, так сказать, возможных
преступлении в нашем городе... Возьми себе двух ребят... например,
Бектемирова и Ковалева.
   Лейтенант кивнул, пробегая глазами строчки, отстуканные на машинке в
канцелярии колонии:
   "Лапин Сергей Юрьевич, 1924 года рождения ("Немолодой, а все еще
бегает..."), он же Саплин, он же Фомин.
   Судим в 1942 году за воровство. Тюремное заключение заменено отправкой
на фронт... В 1948 году судим за измену Родине по ст. 58-1-Б, освобожден
по амнистии, в 1955 году...
   Судим в 1960 году за ограбление квартиры. Освобожден досрочно... Судим
в 1964 году за уличный грабеж... Срок наказания не отбыл - бежал...".
   Бежал два дня назад. Так. Понятно.
   Майор подает еще бумагу и фотографии.
   - Это о другом... Сидоренко Григории. Вот словесный портрет обоих,
фотографии. Фотографии размножены, дашь ребятам...
   Почти ресь день Никитин провел на толкучке. Она разместилась далеко за
городом, на бугристом поле, обнесенном досчатым забором. Желающих
купить-продать привозил и увозил старый, медленно ползущий и дребезжащий
трамвай.
   Стояли здесь мотоциклы и автомашины разных марок.
   Среди гомонящей разномастной толпы ходил лейтенант, одетый в коричневый
плащ и клетчатую кепочку, из-под которой лезла на глаза густая рыжеватая
шевелюра. Фотографии Лапина и Сидореико лежали у него в нагрудном кармане.
   Другие сотрудники управления - невысокий и худощавый Сагит Бектемиров и
высоченный Ковалев, сержант с бакенбардами и усами (за что прозвали его
товарищи "грузином") - искали в других местах: на вокзале, в пивных, на
продуктовом рынке.
   Здесь, на барахолке, тоже работали чайная и пивная.
   Наметанный глаз рыжеватого инспектора то и дело засекал в гудящей
мешанине толпы подозрительных типов, но все это были не те, кого он искал
"Старика" и "пацана", как мысленно окрестил беглецов Никитин, не было.
   В чайную он сегодня заглядывал раза три, но там долго не оставался. В
последний раз зашел уже к вечеру, чтобы купить сигареты. Народу было уже
мало - базар резко шел на убыль. Буфетчица, видимо, узнала инспектора.
   Улыбнувшись, она протянула ему пачку сигарет и сдачу прямо через голову
стоящей перед буфетом девушки.
   Никитин нe видел лица девушки, но сразу заметил длинные, распущенные
ярко-рыжие волосы, падающие ей на плечи и спину. Быть может, он нечаянно
задел ее. Во всяком случае, девушка сердито обернулась.
   Лейтенант увидел смазливое личико, ярко накрашенный рог, искривленный а
нагловатой усмешке. Она тоже купила сигареты, и широко шагая, проследовала
в угол, за столик.
   Пальто ее на ходу распахнулось. Никитин заметил длинные стройные ноги,
почти не прикрытые очень короткой юбкой. До него долетели се слова:
   - Уж больно лощит ему буфетчица... Может, из милиции?
   Девушка сказала это своему парню. Приглядевшись к нему, инспектор тут
же покинул чайную.
   Надорвав пачку, он закурил и свернул за угол. Рынок почти опустел,
солнце садилось. Парень вполне мог оказаться "пацаном". Вынув фотографию,
Никитин вгляделся в нее.
   Парень был похож на беглеца Сидоренко, но не совсем.
   Из-под короткого пальто выглядывал пестрый, закрытый на горле, свитер.
А на фотографии парень выглядел подростком, а этому можно было дать
двадцать пять-двадцать чегыре.
   Он или не он, но брать его сразу не стоит. Важен тот "старик". Если
"пацан" в городе, то и старик, наверняка, здесь где-то. Только через
Сидоренко можно выследить место укрытия, "малину" старого рецидивиста.
   Дверь чайной хорошо проглядывалась от широких, распахнутых ворот рынка.
Никитин быстро вышел из ворот, сел в "газик" и стал наблюдать. В окне
чайной зажегся свет, на крыльцо из раскрывшейся двери вышел мужчина, потом
еще двое. Чайная почти совсем опустела. Так, по крайней мере, показалось
лейтенанту, когда дверь опять широко распахнулась, выпустив еще
посетителя, который возник в желтом прямоугольнике и тут же расплылся во
мраке.
   Но рыжеволосой и ее парня все не было. Никитин чертыхнулся. Тут
появилась буфетчица с замком в руке. Никитин выскочил из машины, рванулся
к ней.
   - Слушайте, а где эта... рыженькая?
   - Что, понравилась, товарищ лейтенант? - буфетчица улыбчиво блеснула
подкрашенными глазами.
   - Да нет, понимаешь...
   Буфетчица перестала улыбаться:
   - То-то смотрю, вышли через кухню!.. Через заднюю дверь подались.
   - Почему разрешили?
   - Повар, было, шумнул на них, а они только загоготали... Такие
нахальные!..
   Никитин подогнал "газик" к трамвайной остановке.
   Публика плотной толпой отискивалась внутрь вагона. Мигая огоньками,
пробегали мимо такси.
   Лейтенант сплюнул от досады, взял микрофон:
   - Третий, третий!.. Слушай! Я "рынок"! Прием...
   Рация тихо гудела, чуть потрескивая. Сквозь шум донесся далекий голос:
   - Рынок!.. Тебя понял... Слушаю.
   - Обнаружил "пацана"... Задержать не удалось...
   Предполагаю, что уехал в район вокзала на такси... Одет в короткое
пальто, пестрый свитер. С ним рыжеволосая девушка... Третий!.. Как
слышите? Прием...
   Слышно было, как кашлянул Сагит Бектемиров, чертыхнулся беззлобно.
   Бектемиров встретил Никитина в дальнем конце перрона, у закрытого
киоска. Они пошептались:
   - Вроде, никого из этих нет... Думаю, рыжая просто повезет его к себе
на квартиру. Им нужно пересидеть... - оживленно поблескивая карими
глазами, сказал Сагит.
   - А Лапин?
   - Тоже с ними или около них... Где-то поблизости...
   - Все же посмотрим.
   Они разошлись. Над перроном стоял полумрак. Редкие лампочки тускло
светились на фоне черного неба.
   В душном зале ожидания Никитин осмотрелся. Увидел высокую фигуру
Ковалева.
   "Черт, надо бы ему сбрить эти усики, больно приметен...
   Ну, бакенбарды теперь вошли в моду, а усики... Вот еще кавказский
человек.."
   Достал сигарету, но вспомнив, что курить в зале не положено, спрятал ее
в карман. На мгновенье глаза его зацепились за кучку людей у буфета. Один
показался знакомым. Но когда подошел, то понял, что ошибся. В пестром
свитере стоял совсем другой парень, не Сидоренко.
   Но Сндоренко был здесь! Да, он должен быть здесь.
   Неожиданно в конце зала, там, где белел огромный циферблат часов,
мстнулись огненные распущенные волосы. Неужели снова ошибка? Никитин,
прячась за людей, стал пробираться в конец зала. Рыжей красотки там уже не
было. Опять захотелось курить.
   Инспектор направился на перрон и в дверях столкнулся с Ковалевым.
   - Несчастье! Сагита зашибли!
   - Где?
   - Вон за киоском! Беги к телефону!
   Около киоска, при свете тусклой лампочки, в луже крови лежал Бектемиров.
   Лежал он лицом вниз. Никитин встал на колени, плеснул светом фонарика
на голову товарища. Голова была на затылке разбита. Ноги раскинуты, одна
рука выброшена в сторону, другая подвернута. Упав, Сагит придавил эту
руку...
   - Ничего, товарищ майор, все в порядке... В порядке...
   Сагит силился улыбнуться. Из-под окутавших голову бинтов блестели его
глаза.
   Майор Гарин, придерживая раскрывающийся на коленях белый халат, чуть
ссутулившись, сидел около кровати раненого. Покачивая массивной головой,
он вспомнил свою далекую молодость, госпиталь в приволжском городке.
Сколько там лежало таких парней с забинтованными головами, изуродованными
лицами! Только глаза их жили, верили в возвращение к жизни.
   Но то была война, а теперь?..
   Бектемиров пришел в себя только под утро. Он все хорошо помнил. Едва
отошел от него лейтенант Никитин, как к нему приблизились два человека.
Один из них сразу схватил Сагита за руки. Сила у напавшего была огромная,
но Сагит ударом ноги отбросил его от себя. В этот момент второй бандит
нанес ему удар по лицу и голове. Терпя сознание, молодой инспектор рухнул
на перрон.
   Майор спросил:
   - Девчонки поблизости не было? Высокой, с распушенными волосами?
   - Не заметил... Только два бандита - оба лет по двадцати пяти, не
больше.
   "Значит, Лапина с ними не было... Тому за сорок. Интересно, где же он
все-таки? Или подался в другое место?"
   - Ну, пойду, - майор встал со стула. - Лежи, лежи, - он притронулся к
плечу раненого, пытавшегося прнподпяться. - Тут вот товарищи тебе яблоки
передали, конфет... Ну, выздоравливай!.. Из дому-то ходят?
   Сагит показал в улыбке ровные зубы:
   - А как же!.. Женат ведь я... И дочка есть... Умница...
   На улице сеял мелкий осенний дождь. Капли беспрерывным потоком плыли по
ветровому стеклу машины, сквозь их сетку дома и фигуры людей казались
размытыми.
   В коридорах управления поражала необычная тиши