о или поздно привыкает ко  всему. Привыкли
они и  к Граматару.  Уже  не поражали воображение сюрреалистические  картины
сухопутно-океанской мешанины. Уже  проходили  не то что не застывая соляными
столбами,  а даже голов-то не поворачивая, мимо таких  диковин,  как  речной
плес,  утыканный  морскими  звездами,   или  развалины  какого-то  строения,
облепленного ракушками так, что на  стенах живого места не оставалось, и  от
которого по всей  округе распространялся столь могучий  запах  тухлой  рыбы,
будто бы  строение  от  фундамента до  провалившейся  крыши  набито отборной
тухлятиной, точно бочка селедкой.
     Наткнувшись посередь леса  на рыбину, пучащую  глаза из-под корней, где
она в какой-то луже каким-то чудом продержалась со всплытия до сего дня, они
уж не толкали друг друга в бока -- что творится, бляха-муха и Наваково семя!
Ну  рыба,  ну  в лесу, подумаешь...  Подумаешь  --  пролетела  сова с квелой
осьминожкой в когтях... Привычной частью  звукового сопровождения стал хруст
ракушек под подошвами. Так, гляди, хрустеть перестанет -- уже почувствуется,
что не хватает чего-то очень родного и очень домашнего.
     Олень, чешущий бок о коралл, рачки, снующие по стволам и веткам, низины
и овраги, затопленные невысохшим илом, коричневым  и сочным,  в котором  еще
вовсю копошатся какие-то  твари,  сцепившиеся в смертельной схватке карась и
бурундук...   Все  правильно.   Так   и   надо.   Мы   идем   по  Граматару,
пум-пурум-пурум-пумпум...
     Олес еще не бросил своего  развлечения,  еще продолжал собирать жемчуг.
Правда,  наклоняться  к   каждой  раковине-жемчужнице   уже  ленился,  делал
исключение лишь для самых больших -- и то, если те валялись не далее десятка
шагов  в сторону.  Поставленную задачу --  собрать  тридцать три  жемчужины,
чтобы сделать из них чото, как у Круарха-Альбиноса[3], он уже давно выполнил
и теперь  шел на рекорд. Выковырянную жемчужину он сравнивал с самой  мелкой
из своих. Если найденная оказывалась крупнее -- мелкая летела в траву.
     Иногда  большие раковины притаскивала ему  в зубах Чуба. Таким образом,
княжья коллекция, не увеличиваясь количественно, укрупнялась и утяжелялась.
     Привалы делали редко -- пока есть силы, нужно было идти вперед. Вперед,
вперед,  вперед...  Ночи  проводили  в  спальных  мешках  дамургов  --  вещь
оказалась полезной не меньше рикс  и сделанной с умом. В таком мешке не было
ни холодно,  ни жарко,  ни душно,  а было  хорошо,  как в родной кроватке. И
Сварог подозревал, что такая ткань выдержит даже коготь разозленного медведя
-- чем черт не шутит...
     Перелески, овраги, холмы. День, ночь, день, ночь. Привалы, сон,  еда --
и снова  в  путь. Ни  души вокруг. Отряд держался на удивление  бодро,  даже
Рошаль втянулся. Стох продолжал указывать  на гору, и  Сварог  забеспокоился
всерьез: карта  картой, но ведь ландшафт материка, по  словам Вало, меняется
от всплытия  к всплытию -- а вдруг именно  на этот  раз  тайник  оказался на
вершине  чудовищного  пика?  Не  лезть  же  под  облака,  черт  возьми,  там
холодно...
     Здесь, в глубине  Граматара, было еще неспокойно, то и дело они ощущали
слабые подземные толчки, порой ветер доносил запах гари, но  огня не было --
и слава богу: лесной пожар -- это, знаете ли... Подземные толчки повторялись
с регулярностью, наводящей на мысль о разумной деятельности. В самом деле, с
интервалом  примерно  в  пять  часов земля  начинала  ходить  ходуном, птицы
испуганно срывались с насиженных мест, на солнце набегали тучки, приходилось
останавливаться  и пережидать.  Но  поскольку  землетрясения  повторялись  с
точностью хронометра, привыкли и к ним.
     На исходе  четвертого  дня они вышли  к большой поляне  посреди  стеной
застывшего  леса.  В центре  поляны  возвышалась  древняя  полуразвалившаяся
башня, кладка из огромных  камней, поросших мхом  с налетом вездесущей соли,
держалась разве  что каким-то чудом, казалось -- плюнь, и рассыплется колосс
в прах...
     Сварог с опаской заглянул в одно из круглых окошек, опоясавших башню по
кругу.  Что  и  ожидалось  --  затхло, сыро  и  никого.  Он  покачал  камни,
огляделся, скомандовал:
     -- Привал. Заночуем здесь. Не в башне, конечно, а то  развалится еще от
храпа  уважаемого суб-генерала, --  вон там,  подальше, под орешником. Олес,
костер. Чуба, пробегись  вокруг, посмотри как и  что... Ночное  дежурство по
расписанию. Кана, сегодня твоя очередь кашеварить.
     Кана уныло кивнула.  Сварог привычно наколдовал шесть пайков (сегодня в
меню были мясной бульон,  жареная  баранина  и  кофе), отдал островитянке  и
отправился в кустики по зову природы...
     Корабельным ревуном взвыло чувство опасности, и проклятущий синий мячик
вновь застучался  в левый висок.... А потом  в ноги  толкнуло так, словно он
все  еще  на  борту  броненосца, во  время артиллерийского  боя.  На  голову
посыпалась какая-то труха с дерева, кроны вокруг тревожно зашумели, взвились
стайки пичуг.  Сварог бросился обратно. В лицо ударил  горячий ветер, словно
перед ним распахнули дверцы топки, полетела жухлая листва...
     -- Мастер капитан!..
     Пэвер, сильно  наклонившись  вперед,  против ветра  указывал  куда-то в
сторону башни. Сварог посмотрел в том направлении... и обмер.
     Вокруг башни начиналось некое движение, какое-то  верчение самого
воздуха начиналось  там  --  он отчетливо видел этот воздух, спиралью сверху
вниз закручивающийся вокруг строения  и бестелесными щупальцами тянущийся по
земле к людям.  Задрожали камни  кладки, зашевелились, точно живые, вот один
вырвало из стены, закружило в воздуховороте, шарахнуло оземь...
     Он включил "третий глаз" и в магическом зрении увидел то же самое -- за
одним  исключением:  бессчетные  щупальца  ожившего  воздуха  были  увенчаны
зубастыми пастями, жадно нацеленными на людей.
     -- Уходим! -- заорал Сварог. -- Быстро! Олес, мать твою, бросай костер!
ЧубаГде Чуба?
     Олес  от разлетающегося искрами  костра  метнулся к ругталю, подхватил,
забросил на  плечо...  Одно из воздушных  щупальцев просвистело  в  каком-то
кайме от его ноги, Сварог выхватил шаур, дал очередь по башне...
     Бесполезно.  Ветер, да  нет,  какой  там ветер,  -- ураган  подхватывал
звездочки  и пускал  их  плясать  в своем  безумном танце.  Рошаль  мчался к
Сварогу  огромными  прыжками, следом поспевали  остальные, а Чуба где?!  Вон
она, слева, несется серой тенью за кустами... Они отбежали на треть кабелота
от злокозненной башни и только тогда позволили себе перевести дух. Отголоски
воздушной вакханалии долетали даже сюда -- земля дрожала  под ногами,  а над
деревьями  медленно  и  красиво  поднимался в закатное  небо  рой камней  --
останки древнего строения.
     --  Что...  Что   это  было?..  --  шепотом  спросила  Кана.  --  Опять
землетрясение?
     Сварог передернул плечами.
     -- Что,  что... Понятия не имею, вот что. Граматар, понимать надо... Но
одно  знаю  точно:  ночевать  мы  туда  не  пойдем...  Чуба,  ты  ничего  не
почувствовала?
     Волк покачал головой.
     -- Странно... Может, это и не магия?
     -- Или магия очень древняя, -- добавил Пэвер.
     -- Все, блин, возможно...
     Этой  же ночью Сварог проснулся от незапомнившегося, но неприятного сна
и некоторое время тупо таращился в темноту, пытаясь сообразить, где он и что
тут делает. Костер почти  погас, угольки едва горят, где дежурный?.. А потом
он увидел, что это вовсе не костер светится в ночи  -- костер горел совсем в
другой стороне, а рядом темнел силуэт дежурившего Рошаля. Сварог приподнялся
на локте, другой рукой нашаривая шаур, протер глаза, вгляделся.
     Неподалеку,  гораздо  ближе, чем  казалось сперва, над  самой  травой в
беззвучном танце  кружились фосфорически светящиеся пары в вечерних костюмах
-- настоящие люди, мужчины в черных фраках и женщины в белых и алых платьях,
восемь пар, только  ростом эти люди были  с  мизинец... как лилипуты Талара.
Сварог  почувствовал,  как  мигом вспотели ладони. А  танцоры на  зрителя не
обращали ровным счетом никакого внимания,  они были  поглощены друг другом и
музыкой, слышной  только им самим. Они  танцевали упоенно, судя по движениям
-- какой-то медленный вальс, и чем дольше Сварог смотрел на них, тем сильнее
становилось чувство, что он погружается в  ритм танца, сам становится частью
беззвучной музыки...
     Он открыл рот, чтобы окликнуть Рошаля,  но испугался разрушить чудесное
видение... Нет, какие, к лешему, таларские лилипуты? Это были со всем другие
существа, из другого мира, невыразимо более прекрасного,  чем Димерея, Талар
и Земля вместе  взятые...  Неизвестно, сколько  времени Сварог  наблюдал  за
чарующими па светящихся танцоров,  -- но вот что-то изменилось  в  медленном
кружении,  краски  поблекли, стали  угасать,  и  парящие над  травой фигурки
погасли  одна за другой, словно  и не было  никогда.  Вновь опустилась ночь,
темная и скучная. Сварог откинулся на спину и некоторое время лежал, глядя в
беззвездное небо. Ни  о чем не думая.  Вспоминая  ритм молчаливой  музыки. И
понимая, что он случайно заглянул в щелку, куда простому смертному  смотреть
нельзя.  В мир, который, наверное, существует, только когда в течение тысячи
лет поблизости нет ни одного человека...
     А утром снова в дорогу. Олес  забросил собирание жемчужин -- надоело, и
так  карман оттопыривается...  да  и  раковины куда-то  исчезли. Шли  молча,
вставало солнце, со дна долины поднимался туман. Самый обыкновенный туман из
обыкновеннейшей долины -- однако их не покидало тягостное ощущение полного и
бесконечного  одиночества.  Словно  не  осталось  в  мире людей, словно  они
остались одни во всей вселенной -- в месте,  где  человеку быть не положено,
где все  принадлежит только природе и силам, ею управляющим... Даже птицы не
горланили свои утренние песни, и тишина вокруг стояла оглушающая, нарушаемая
лишь хриплым дыханием и шорохом ног...
     Мрак упал на  них, как  черное  покрывало.  Разом  стало  темно,  будто
выключили  свет... или будто ты  ослеп. Даже  тех цветных пятен, что  обычно
возникают, если закрыть глаза, не было -- абсолютная, черная бездна...
     Олес громко выругался:
     -- Я не вижу ни хрена!
     --  Не ты один, --  сказал  Сварог.  Попробовал  задействовать "кошачий
глаз" -- бесполезно. -- Все стойте на местеРазойдетесь -- потеряетесь...
     -- Что еще на нашу голову? -- донесся голос Пэвера.
     -- Не знаю, я не всевидящий... -- заорал Сварог. -- Я вообще слепой!
     -- А вы не орите на меня, граф!
     -- Да заткнитесь вы все! -- это истеричный голос Каны.
     "Так, стоп",  --  сказал себе  Сварог  и попытался взять себя в руки. С
чего, интересно, эта вспышка е ярости?..
     -- Так, экипаж, слушай мою команду...
     --  А не провалиться ли вам с вашими командами? -- раздался вибрирующий
от гнева баритон Рошаля.
     Сварог  открыл было  рот, чтобы ответить...  но  вовремя прикусил язык.
Спокойствие, только спокойствие.
     -- Экипаж, ко мне на мой голос. Нам надо быть рядом, пока не...
     Язык пришлось прикусить  вторично,  потому что  именно  в  этот  момент
Сварог догадался включить магическое зрение. И увидел.
     Да, "третий глаз" работал, хотя и  плохо --  как  фонарик с  подсевшими
батарейками  в темной комнате, видишь  только то,  на что направляешь луч, а
все  остальное  теряется  в  сером  мареве...  И  из  этого марева  на отряд
надвигались серые голые скрюченные фигуры, десятки, сотни...
     К ноге прижалось  что-то большое,  теплое,  лохматое, дрожащее,  Сварог
чуть не подскочил от неожиданности, направил магический взгляд вниз -- тьфу,
блин, это ж Чуба...  А вот и остальные герои-покорители Граматара --  стоят,
озираясь незрячими бельмастыми глазами, и не видят...
     Он  выхватил  шаур  --  и  тут  ближайшая тварь  резко  распрямилась  и
прыгнула.  Сварог инстинктивно пригнулся,  и только это спасло его -- тварь,
очевидно, не  понимала, что он может худо-бедно видеть в наведенной темноте.
Она перелетела  через  Сварога  и шумно брякнулась  оземь, взвыла  тихонько,
заскулила. Со стороны ее коллег послышалось злобное шипение.
     -- Я слышу что-то! -- крикнул Олес.
     И  тогда Сварог начал стрелять. Сжав зубы, боясь только одного:  как бы
не зацепить своих...
     А вот  звездочки  он  видел  идеально --  ослепительными  кометами  они
вылетали из шаура, прорезали тьму и настигали цель. И бестии из мрака с едва
слышным фуком разлетались в клочья.
     -- На землю! --  крикнул он изо всех  сил.  --  На  землю,  сучьи дети,
задену же!
     -- Да что... --  возмутился Пэвер, но Сварог сделал к нему шаг и сбил с
ног:
     -- Ложитесь, задену же, обормоты!
     Наконец, послушались. Растянулись на траве.
     Отовсюду неслись вой, повизгивания, шипение и клекот.
     Одна  тварь  подобралась почти вплотную к Кане  -- и тянет к  ее  горлу
скрюченную  пупырчатую лапу  с  перепонками  между  пальцев.  Сварог  быстро
прицелился, потянул  крючок... И тут же развернулся  в  другую  сторону.  Он
стрелял, стрелял и  стрелял  -- а конца и края  уродам не  было.  Серая тень
мелькнула в  воздухе и исчезла в гуще  нежити:  Чуба нанесла  свой удар... В
глазах уже рябило  от ярких черточек,  оставляемых на  черном  бархате  тьмы
серебром из  шаура,  Сварог  палил  в  белый  свет как в  копеечку  -- если,
конечно, уместно такое сравнение для  полной  темноты,  поливал серебром все
вокруг, деревья, кусты, тварей...
     И настал момент, когда теневая орда дрогнула и стала отступать, жалобно
стеная и  огрызаясь. Уползать  в тени под  деревьями, скрываться в полумраке
чащи,  прятаться  в сумерках  ельников...  И  вместе  с отступлением  тварей
возвращалось зрение, возвращался свет -- медленно, но возвращался...
     --  Отбой,  господа,  --  сказал Сварог  и подул на сведенный судорогой
палец, которым он давил на курок  шаура. Снова  вставало солнце, снова белел
туман и было утро. -- Гости разошлись по домам.
     -- Боже, что это  было? -- простонал Пэвер, садясь  и тряся головой. --
Меня что-то сшибло с ног...
     -- Чуба! -- позвал Сварог.
     Волчица   появилась  откуда-то  из  зарослей,   с   оскаленных   клыков
свешивались прозрачные ошметки чего-то или кого-то, и была она вся, с лап до
головы,  перепачкана  желтоватой  слизью.  Села   в   сторонке  и  принялась
вылизываться, то и дело тряся башкой от брезгливости.
     --  Это  Люди  Сумерек,  --  сказала  Кана,  и  в  глазах  ее  появился
непритворный  страх.  --  Нежить.  Живут  в   самой  глубине  океана,  а  на
поверхность  поднимаются  только  в сильные шторма --  поохотиться...  Много
людей с Островов попали к ним в лапы...
     -- Из океана? -- спросил Олес. -- Но здесь же суша...
     --  Давно ли? -- напомнил Рошаль и  посмотрел на Сварога изподлобья. --
Мастер капитан, я приношу свои извинения...
     -- Пустое, масграм, -- Сварог сунул шаур за пояс. -- Я так понимаю, что
эти теневые ребята внушают жертвам чувство ненависти...
     -- Совершенно верно, -- сказал Пэвер. -- Я читал о них. Они, вообще-то,
гурманы, предпочитают крупную рыбу -- вроде акул,  подплывают,  одурманивают
злобой,  и когда  рыбешки  начинают  друг  друга  крошить в мелкую  капусту,
нападают сами... А тут, наверное, приспособились как-то...
     -- В общем, пакость, -- констатировала Чуба, более-менее приведя себя в
порядок  и  вернувшись   в  облик  человека  --  человека  растрепанного   и
перепачканного, но донельзя довольного собой.
     -- Тихо! -- Сварог поднял руку и прислушался.
     Все   замерли.    Показалось?   Или   действительно   где-то   впереди,
далеко-далеко, на грани слышимости кто-то играет на  дудочке? Причем мелодия
до боли знакомая... Всплыло в памяти: "Когда-то в утренней земле..."
     -- Слышите? -- тихо спросил Сварог.
     --  Тихо, как на дне океана... -- ответил Олес,  но тут и Рошаль поднял
руку:
     -- Погоди-ка... Да, мастер капитан, по-моему, кто-то поет...
     -- Не поет, а играет. На свирели, -- возразил Пэвер.
     -- А кому придет в голову играть на свирели посреди леса?
     -- Духам леса, милая Кана, кому же еще...
     Вернулась Чуба, разведывавшая  дорогу впереди,  вернулась бегом и уже в
человеческом облике.
     -- Там... -- запыхавшись, она  указала вперед, -- там есть  что-то... Я
не понимаю.
     -- Опасно?
     -- Не понимаю... Это не нежить и не магия. Это другое...
     Сварог немного поразмыслил, сверился со стохом и решился:
     -- Ну что ж, посмотрим, кто там музицирует. Все равно нам туда... Чуба,
человеком.
     Шли  около часа  по густому лесу,  и  с  каждым  шагом  звук  нарастал,
ширился,  приближался, вон  за  тем выворотнем определенно  должен  быть его
источник  --  но проходили минуты, а источник переливчатой мелодии как будто
удалялся от них.
     -- Заманивает. Точно заманивает! -- сказал Рошаль, брезгливо отдирая от
рукава прицепившийся репей. -- Еще какие-нибудь Люди Сумерек...
     --  Куда заманивают? -- возразил Сварог. -- Мы идем точно по  маршруту,
нас и заманивать не надо -- сами придем... Стойте-ка, вон там, кажется...
     Деревья  словно  расступились,  и  они оказались на небольшой  лужайке,
окруженной  частоколом  толстенных  деревьев.  А  посреди  лужайки,  на  пне
размером  со  стол  короля Артура и с  по  меньшей  мере  сотней  коричневых
камбиальных  колец  сидел  вылитый  Пан.  Или  фавн  -- кому  как  нравится.
Низкорослый, коренастый,  с седой бородищей до  пупа и  с  поросшими  рыжими
кудряшками козлиными ногами.
     Сидел и играл себе  на  свирели, а  мелодия,  завораживающая,  тягучая,
монотонная, лилась по земле  и устремлялась ввысь.  По траве стелился туман,
лизал желтые  копыта  Пана, и  вся  эта картинка была  такой неестественной,
такой надуманной, словно декорация к дешевому ужастику.
     Сварог уловил  мелодию и,  сам не зная почему,  будто его  подтолкнули,
вполголоса прочитал под аккомпанемент:

     Когда-то в утренней земле
     Была Эллада...
     Не надо умерших будить,
     Грустить не надо.
     Проходит вечер, ночь пройдет --
     Придут туманы,
     Любая рана заживет,
     Любая рана.
     Зачем о будущем жалеть,
     Бранить минувших?
     Быть может, лучше просто петь,
     Быть может, лучше?
     О яркой ветренней заре
     На белом свете,
     Где цепи тихих фонарей
     Качает ветер,
     А в желтых листьях тополей
     Живет отрада --
     Была Эллада на земле,
     Была Эллада..

     Пан  отнял свирель  от мясистых  губ, но  мелодия  еще  какое-то  время
скользила и текла над лужайкой.
     -- Хорошие слова, -- сказал он гулким, как бочка, голосом. -- Эллада...
и слово красивое. Ты сам придумал?
     -- Нет, -- сказал Сварог. -- Но мне тоже нравится.
     -- А Эллада -- это где?
     -- Далеко...
     -- Понятно.  Осталась  там,  на другой суше... Там  тоже жили люди?  Не
похоже -- очень красивое название, очень...
     -- А вы кто? -- осторожно спросил Олес. Пан с тоской смотрел в сторону.
     -- Я лес. Я озеро. Я  трава и небо  в  облаках. А ты,  вижу, человек...
Значит, люди уже здесь... Ах,  как  обидно, что так  мало  времени... Почему
всегда так мало времени на свободу?!. -- И спросил вдруг спокойно: -- У тебя
тоже есть музыка?
     Олес покосился на катрал, торчащий у него из-за пояса, и замялся:
     -- Н-нет, это другое...
     -- Инструмент, играющий  по нотам смерти, -- понимающе  кивнул Пан.  --
Что  ж,  это вполне  по-человечески -- оружие. Оружие из  дерева, оружие  из
серебра.... Оружие из клыков  гуапа,  одежда -- из кожи животных.  Сколько у
нас времени, сестра? -- повернулся он к Чубе.
     --  Не  знаю, --  Чуба опустила голову. -- Немного.  Может быть, месяц.
Потом люди опять заселят эту сушу.
     -- Опять... -- грустно протянул Пан. -- А ты... с ними?
     -- Это мои друзья.
     -- Это хорошо. Что ж, живите... люди. До следующего раза.
     Он  ловко  соскочил  с пня  и повернулся  к ним спиной.  Сказал,  тыкая
пальцем в ра