ся, конечно же, не соизволил.

***

     Молился я истово, как только мог. Прав, кругом оказался брат Этлау - отец Марк и в самом деле даровал мне место в рядах Святой Инквизиции, и действительно, становился я на это время ей подсуден; и мелькнула у меня, признаюсь, одна не слишком благонравная мысль: "А не проделал ли отец Марк это специально, чтобы потом на меня управа нашлась?" Но постарался я ересь сию елико возможно быстрее отринуть.
     После того как, устыженный братом-экзекутором Этлау, уш„л я с площади, проливая горькие слезы над своими пороками и несовершенствами, рядом со мной оказались двое инквизиторов.
     - Тебе сюда, брат, - весьма недобрым голосом сказал один мне, когда мы оставили позади площадь. - Сюда, сюда, направо,
     Я увидел обычный деревенский дом, сейчас, правда, заполненный святыми братьями. Меня провели через низкие т„мные сени внутрь.
     В горнице на лавке в красном углу сидел пожилой инквизитор, никак не ниже первого ранга, в серой рясе с алой эмблемой ордена спереди. По сторонам я увидел ещ„ шесть или семь братьев - мне показалось, что все они вооружены или, по крайней мере, держат наготове боевые заклятья. Святую магию я мог распознавать неплохо и едва ли сейчас ошибался.
     Но тогда... это значит, что они видят во мне врага? Ноги мои подкосились, и я почти что рухнул на лавку. Дверь за моей спиной захлопнулась, и двое приведших меня братьев встали по обе е„ стороны, словно я собирался бежать.
     - Так-так, - медленно проронил старший инквизитор, пристально и недобро глядя на меня. - Так вот, значит, ты какой, брат Эбенезер... прискорбно, весьма прискорбно видеть тебя в нынешнем тво„м состоянии... весьма.
     Он сделал паузу. Я чувствовал, что обязательно должен что-то сказать, ну хоть что-нибудь, не молчать, но все слова внезапно застряли у меня в горле. Все что смог, - каким-то жалким жестом поднять перед собой обломки посоха святого Ангеррана.
     - И об этом мы поговорим тоже, - ледяным тоном сказал старый инквизитор. - Сломать такую реликвию - не шутка! Тебе был доверен посох самого: а ты... - И он махнул рукой с таким видом, что мне захотелось немедля наложить на себя руки, хотя это и есть ужасный грех перед Спасителем.
     - Но, отец... это не я... - вырвалось у меня, и к страху тотчас же прибавился стыд - настолько жалко и заискивающе это прозвучало.
     - Не ты? - строго воззрился на меня инквизитор. - А кто ж тогда?
     - Гном... это гном... тот, что с некромантом... он перерубил мне посох... я попытался защититься... они на меня напали... хотели, чтобы я перестал разыскивать ведьму... и я... закрылся посохом святого... думал, он поможет мне одолеть слуг Тьмы... а посох... посох... - На глаза у меня навернулись непрошеные слезы, голос сорвался.
     Но старого инквизитора это совершенно не тронуло.
     - "На меня напали!" - зло передразнил он меня. - А чего же ты ждал - что эти изверги, эти мрака отродья тебе руку протянут?! Не имел ты права святую вещь под их проклятую сталь подставлять! Первым ты должен был атаковать, понимаешь или нет, дубина стоеросовая, первым, и не ждать, пока они сами свои делишки обделают!
     Я смиренно опустил голову. Возразить было нечего. Конечно, святой отец кругом прав. Не должен я был ничего говорить. С порождениями Тьмы в разговор не вступают. Их поражают Силой и Словом Спасителевым.
     Поражают...
     Но разве они поразили меня, когда имели такую вожность? Некромант протянул мне руку - из страха? Нет, он не боялся никого и ничего. Во всяком случае, а не смог бы сказать, чего он бы испугался. Даже явление отца Этлау в силах тяжких не заставило некроманта вздрогнуть. Он не дрожал. Когда мы шли по следу ведьмы, когда столкнулись в бою с неведомым призраком... именно он, некромант, встал у него на дороге. А ведь мог бы, к примеру, и мной откупиться... Мог бы откупиться... Так что ж, кланяться в ножки всякому, кто тебя не убил?!
     Я молчал. Ничего не мог сказать. Ничего не мог возразить.
     - Ладно, чадо мо„, к посоху мы ещ„ верн„мся, как я уже сказал. Разбер„мся теперь с твоими спутниками. Почему ты, воин Спасителя, оказался вместе с ними?
     - Потому что они тоже охотились за ведьмой... - пробормотал я.
     - А ведомо ли тебе, чадо, что все добрые дети Святой Матери нашей не должны поддаваться на прельщения слуг Мрака? Не принимать руки протянутой? Не вставать рядом? Не тому разве тебя учили?
     - Никак нет, святой отец, - выдавил я. - Не было формального запрета с ними говорить...
     - Ох уж мне этот Ордос, - покачал головой инквизитор. - Очевидного не понимают... Значит, чадо, считаешь ты допустимым вместе со слугой Мрака одно дело делать? Его помощь принимать? Ему самому помогать?
     - Но, отец, - попытался я возразить, - факультет малефицистики существует в Академии давным-давно: нигде не было сказано, что с теми, кто его прошел нельзя ни говорить, ни одно дело вместе делать...
     - Не сказано! - горько вздохнул старый инквизитор. - Теперь уже сказано, в новой энциклике Святотого Престола, но неважно. Значит, считаешь ты допустимым от Мрака помощь принимать?
     В груди у меня стало совсем холодно и нехорошо. Кажется... похоже... вед„т святой отец дело к тому, чтобы меня в ереси обвинить?
     А он вс„ смотрел на меня, пристально так и нехорошо, очень нехорошо, что мне грешным делом захотелось, чтобы оказался рядом пусть даже тот самый некромант со своими гномом и орком, потому что ними-то вс„ выходило и проще, и понятнее...
     Подумал я так и сам тотчас же испугался. Это что ж такое получается? Я и в самом деле в ересь впадаю? Сам к себе Т„мных призываю?!
     И так я от этого испугался, так закрутило мне это голову, что, не разбирая, что и почему, ответил старому инквизитору на последний его вопрос: "Да".
     Он аж подскочил. Лавку опрокинул. Чуть лампаду не загасил.
     - Да?! - загремел. - Значит, признался?! От Тьмы помощь приемлешь?! Сюда е„ призываешь? Е„ мессии дорогу расчищаешь?! Да на кост„р тебя, смутьяна, еретика, отпадника!
     - Нет, нет, святой отец! - завопил я, поняв, какую глупость сморозил. - Никак нет! Ошибка то у меня вышла! Не то хотел сказать! С перепугу я! Страшно мне стало! В уме помутилось! Нельзя, нельзя Мраком пользоваться! И с Т„мными тоже нельзя... грешен я, святой отец, виновен, паки и паки виновен!..
     Наверное, громко это у меня получилось, потому что даже стражники - монахи у дверей уши себе позажимали.
     Отец-экзекутор сел обратно. Посмотрел на меня, внимательно так посмотрел, я бы даже сказал - строго, но с участием.
     - Так ведь, чадо мо„, небось сам Т„мный тебя-то с пути истинного и сбил? - мягко сказал он. - Он небось тебе мысли прельстительные внушал... или трактаты какие давал читать... скажи мне, как на исповеди, - давал что читать? Речи прельстительные вел?
     Внутри у меня вс„ сжалось. Понял я вс„ - не нужен я отцам святым, они и в самом деле под некроманта копают... И - странное дело! - сюда вот ш„л, казалось мне: встречу Даэнурова ученичка на кривой тропинке - рука не дрогнет в спину его молнию всадить. А сейчас не требуется от меня никаких молний ни в кого пускать, а всего-то и нужно, что отцу святому
     "да" ответить...
     Не могу ответить. Рта открыть не могу. Словно губы кто смолой залепил.
     - В глазах твоих, чадо мо„, ответ читаю, - ухмыльнулся инквизитор. И свиток развернул большущий. - Значит, так и запишем: "Со слов достопочтенного Эбенезера Джайлза, мага, Академию Высокого
     Волшебства закончившего, указую, что означенный некромант, Неясытью прозываемый, вышепоименованного Джайлза всячески от пути светлого отвращал, пут„м речения словес прельстительных и дачей для чтения трактатов запрещ„нных и Святой Матерью нашей навеки анафемствованных..." - Тут он прервался и на меня в упор посмотрел, да так, что стало мне опять очень сильно нехорошо. Скажем так, сильно слабить стало от страха. Увы мне, увы, слаба плоть, и ничего тут уже не поделаешь...
     - Ну, что же ты молчишь, чадо мо„? - ласково так сказал он, словно... словно преподобный отец Марк, меня на это задание отправлявший. - Запамятовал, какие именно те речи были? Ну, то не беда, я тебе напомню, потому как у всех Т„мных речи эти, сын мой, в общем-то одинаковы...
     Уменя в горле встал давящий ком. Ну что же делать? И почему я на самом деле молчу? Ведь некроманта тoro извести - богоугодное дело, Спаситель на сделки с Тьмой никогда не ш„л, за что и заплатил цену страшную, непомерную, одному лишь Ему, Спасителю доступную...
     Все вроде правильно я думал - а рот вс„ равно не открывался. И только когда уже подниматься стал отец-экзекутор, чуть ли не руками разодрал я непослушные губы и не то прохрипел, не то простонал:
     - В„л... в„л он со мной речи прельстительные. трактаты... трактаты...
     - Молодец, молодец, чадо мо„! - воскликнул отец-экзекутор и меня даже за плечи приобнял. - Гони наваждение т„мное! Не отдавай ему душу свою! Признайся! Облегчи тяжесть, на тебе лежащую! Ну, так и что же у нас с трактатами?
     Никогда ещ„ не думал я, что могут святые отцы так легко на ложь идти. Хотя болтали в Академии, конечно, всякое, и рассказы срамные про монахов да монашек по рукам ходили, но... или, вдруг словно кольнуло меня, для отца святого никакая это не ложь, и в самом деле не сомневается он, что смущал меня Т„мный "речами прельстительными да трактатами анафемствованными"? Может, и в самом деле думал отец-экзекутор, что одно и то же должны говорить все Т„мные, в веру свою стараясь нетв„рдых душой вовлечь?
     Нет, подумал я, остатки мужества собирая. Ложь на исповеди - перед Спасителем грех смертный. Служитель Спасителя и сам недостоин может оказаться - на самом же Спасителе не отражается то. В эмпиреях парит Он ныне, ожидая того момента, когда к нам вернуться сможет, и как я Ему в глаза посмотрю, когда время нашей встречи прид„т, когда Он к каждому из живших сам подойд„т и в глаза каждому посмотрит?!
     Нет, я скажу правду. Как оно было, так вс„ и скажу.
     - Святой отец, - голос меня не слушался, писк какой-то недостойный выходил, - святой отец, на исповеди не смею я лгать. Даже жизнь свою спасая. Так нам жить Спаситель заповедал: "Не лги исповедующему тебя, ибо прямо в Мои уши ложь твоя пойдет". Им сказано, и так оно будет. И потому не осмелюсь лгать, святой отец...
     - Лгать на исповеди, конечно, грех непростительный. - Отец-экзекутор аж руки потер. - Ну, говори, говори скорее, чадо мо„, что то были за трактаты, о ч„м повествовали, какую ложь содержали? Нам то во всех подробностях знать надо!
     - Как на духу скажу, - медленно произнес я, прямо в глаза преподобному глядя. - Не прельщал меня Некромант Неясыть ни речами, ни трактатами. Книги какие-то у него есть, врать не стану, но он мне их ни читать не давал, ни сам мне из них не зачитывал ничего. Так оно было, святой отец, и то - истинная правда в ч„м мне Спаситель Всевидящий свидетель. Вместе мы с некромантом пошли ведьму изловить, вместе дрались, друг друга защищая... и ведьма с нами дралась тоже, хотя сбежать могла, себя спасти - а вместо этого в Кривой Ручей вернулась, призраков встретить... - Чувствовал я, что меня уже понесло, но и остановиться тоже никак не мог. Накипело, что говорится.
     Отец-экзекутор меня слушал с каменным лицом, не перебивал и страже никаких знаков не делал. Только вздохнул тяжело, когда у меня наконец дыхание пресеклось и я умолк.
     - Вот оно, значит, как, чадо мо„... - скорбно проговорил он, губы печально эдак вытянув и мелко головой покачивая. - Значит, не прельщал тебя Т„мный? И в том ты готов именем Спасителя клясться?
     - Готов, преподобный отче. - Голос у меня так дрожал, что отецэкзекутор бровь удивл„нно поднял, не разобрав. Мне ещ„ и повторять пришлось.
     - Ну, коли так... раз готов ты на такое ради сего некромансера идти... то и есть главное доказательство того, что прельстил он тебя, чадо неразумное, прельстил и зачаровал.
     Я только и смог, что глаза выпучить да рот разинуть, словио мальчишка деревенский, впервые на большое эбинское торжище угодивший. А отец - экзекутор вс„ говорил и говорил, и вс„ у него так ладно складывалось... речь у него шла, что, оставайся я добрым чадом Святой Матери нашей, вспомнил бы все до одной льстительные речи, каковые, без всякого сомнения, наш„птывал мне Т„мный, и трактаты я бы вспомнил, а не могу этого сделать по той единственно лишь причине, что уж больно крепким оказалось т„мное злое волшебство, вот и готов я сейчас душу свою погубить посредством лжи перед Спасителем, потому как Темные иначе жить просто не могут, добрых чад Святой Церкви совращая да обольщая, и, ежели прельщ„нный ничего о том не помнит, значит, воистину сильномогучая магия в дело пошла!
     - Ну, ничего, - неожиданно ласково закончил отец-экзекутор, вставая и к дверям направляясь. - Есть против сего прельщения, сколь бы сильно ни оказалось оно, давнее и верное средство. Ид„м со мной, чадо, не бойся, ид„м, ид„м...
     И вновь мы оказались в сенях, а там уже половицы разъяты и в погреб сходни спущены. Огонь внизу горит, а больше ничего не видно. Магию же я, само собой, в ход пускать не осмеливался.
     - Иди, иди, чадо, - подтолкнул меня в спину преподобный.
     Заледенело вс„ у меня внутри, похолодело. Не помню, как по ступеням сходил, как вверх тормашками не полетел - потому что там, внизу, увидел я и дыбу походную, и верстак палаческий, и реш„тки, и жаровни, и клещи, и весь прочий инструментарий, от которого не то что у простого обывателя, у мага бывалого все поджилки затрясутся.
     И ещ„ увидел я в цепи закованную ведьму. Е„ уже к стану прикрутили, но ещ„ ни растягивать не начинали, ни ещ„ чего-либо с ней делать. Четверо профосов ещ„ только снаряд свой раскладывали да сортировали.
     - Вернейшее средство супротив Тьмы прельщений, - мягко сказал мне преподобный, - это встать плечом к плечу с теми, кто Тьме сей противостоит, живота своего не жалея. Вот перед тобой, сыне, ведьма саттарская в цепях, та самая, которую некромант твой изловить подрядился, бывшего отца Игаши в искушение ввел, а теперь через не„ и тебя зачаровал. Должно нам от нее добиться вещей многих важных, как-то: одна ли она тут была или целое кубло их тут имелось, кто е„ в ч„рном искусстве наставлял, да где сей учитель обретается, да кого ещ„, их незаконную, проклятую волшбу творящих, она ведает... ну, словом, обычные вещи сперва. Отец - экзекутор преподобный Этлау с ней уже после нас говорить станет.
     У меня в груди вс„ как-то разом оборвалось и похолодело. Да что ж это они, пытать меня е„ заставят? Меня, ордосского мага с дипломом и... и... и посо...
     - Ступай, ступай, - подтолкнул меня в спину инквизитор. - Наши мастера, видишь, ещ„ не приступали. Тебя ждали.
     Мы спустились вниз, и кто-то тотчас же сдвинул за нами разобранные половицы. Воцарилась темнота, потрескивали факелы, неярко освещая замершую ведьму - казалось, она уже просто неживая.
     - Зачем е„ пытать? - тупо спросил я. - Никто ж ещ„ не доказал, что она...
     - А вот это мы сейчас и докажем, - хохотнул инквизитор. - Ты же, чадо мо„, и докажешь. Или ты это отродье Тьмы жалеешь? - В голосе отцаэкзекутора прозвучала изд„вка.
     Я промолчал. И в самом деле, что со мной? Сюда шел, думал - встречу ведьму, на куски разорву; а оказалось - вовсе даже и не так. Не разорвать мне е„. В бою, быть может, шальным заклятьем, а вот так, на дыбе, когда она в цепях... да и колдовать в ответ не может...
     Я попятился было, но старик с неожиданной силой хватил меня за плечо.
     Куда? Забыл, что ты теперь весь наш, с потрохами? - прошипел он мне прямо в лицо. - Думаешь, твой Ордос тебя защищать станет? Да они только рады-рад„шеньки будут от тебя избавиться, на что им такой волшебникнедот„па? Т„много только встретил - ему и поддался! А что дальше-то будет? С ним рядом встанешь, начн„шь ересь и смуту сеять? Не выйдет!
     Или ты с нами - или нет, и тогда, извини, тебя вообще нет.
     - Это как? - пролепетал я.
     - Закопаем, - спокойно проговорил инквизитор. - Похороним честь по чести в освящ„нной земле, только в домовину положим живого. И даже трубочку провед„м, чтобы не задохнулся сразу. Вот тогда-то ты и узнаешь, каково против Святой Матери нашей идти.
     - Да разве ж я иду? - вырвалось у меня.
     - Конечно, ид„шь, - уверенно ответил инквизитор. - Тобой ли ведьма схвачена? Нет. Уже провинность. А теперь ещ„ и в вере своей сомневаться заставляешь!
     - Спаситель сказал: "А кто потребует с вас доказательств Веры в Меня, тот есть враг Мой худший, ибо не вовне Вера, но в душе едино"! - выкрикнул я, потому как понимал - ещ„ немного, и меня самого растянут там, рядом с той самой ведьмой...
     - Но также сказал Спаситель, - вкрадчиво проговорил инквизитор, - "Кто зло творящему поблажку даст, тот сам Злу предастся". Так что же, ты, волшебник, значит, Злу поблажку дать хочешь? Забыл, что эта ведьма сделала? Даже если про детей украденных забыть - заклятье-то, что м„ртвых подняло, каково, а. Если б не преподобный отец Этлау, никого бы уже в деревне не осталось. И тебя в том числе. На это-то что скажешь?
     - Так ведь вернулась же она, - вырвалось у меня. - Вернулась, хотя убежать могла бы...
     - А ты уверен, что вернулась она людей защищать? - поднял брови инквизитор. - Может, наоборот - мучениями упиваться, силу т„мную набирать? А?
     Я промолчал. Потому что понял - нет смысла с инквизитором спорить, никакого смысла нет. И решиться сейчас - спасусь ли я сам, ценой пыток вот этой ведьмы, которая, как ни крути, но людей защищать пришла, или же:
     Молчал инквизитор, не меня глядя. И я молчал тоже. На огонь смотрел.

***

     Утро встретило некроманта мрачным косым дожд„м. Не сегодня-завтра в этих местах должны были начаться первые снегопады, но пока что небо сеяло вниз холодную водяную капель. Уныло мокли просевшие тесовые крыши, уныло поникли облетевшие ветви, кусты трепетали под непрерывной чередой крупных капель. Завернувшись в плащи, Фесс и его спутники добрались до площади перед церковью Кривого Ручья.
     Там уже вс„ было готово к судилищу. Видно, инквизиторы не бездействовали и ночью - сколотили высокий судейский помост, покрыли его алой драпировкой, водрузили три резных кресла (И откуда только взяли? Неужто с собой тащили?), а посередине площади аккуратно сложили громадный кост„р из бревен, обваленных со всех сторон хворостом. Из середины этой груды торчал, словно голая обглоданная кость, короткий ч„рный столб, словно бы весь обугленный, и Фесс на миг подумал - а что, если у господ святых отцов-экзекуторов есть свои любимые "столбы", на которых они жгут осужд„нных, защищая каким-то образом дерево от бушующего вокруг пламени? И сколько смертей должен тогда помнить этот столб, если, несмотря на противостоящие пламени чары, он весь почернел и обуглился?
     Едва Фесс, гном и орк оказались на площади, как дождь прекратился, и некромант невольно подумал - неужто могущество Этлау возросло настолько, что ему теперь повинуются даже грозовые тучи? Потому что за пределами площади с неба по-прежнему сеяла холодная водяная пыль...
     Вокруг толпился народ - похоже, сюда собрал вся деревня. При виде Фесса и его спутников толпа как-то недобро загудела - небывалое дело, раньше страх перед его ч„рным посохом напрочь отбивал у кого-либо желание выражать свои чувства публично. Поверили в Этлау? Быть может. Эвон как разодет сегодня их старенький попик - небось все шкафы вывернул, достал, что хранилось на случай, ну, не знаю... приезда Его Святейшества в Кривой Ручей, хотя скорее уж сюда бы пожаловал сам неведомый правитель Утонувшего Краба.
     Помост и сложенный кост„р были окружены тройной цепью инквизиторов, и Фесс лишний раз поразился их многочисленности - Этлау прив„л с собой добрых пятнадцать десятков человек, и это не могло оказаться случайностью. Милорд экзекутор первого ранга явно не смог бы попасть сюда из-под Арвеста обычными путями.
     - Сто пятьдесят, - негромко, но и не таясь сказал Сугутор. Спокойно и буднично, словно лесоруб, оглядывая сегодняшнюю делянку. - -Слышь,
     Прадд? Когда у на