сторане. Ги  считал,
что Хатч - довольно скучный человек, но старался быть  с  ним  на  дружеской
ноге:  ведь  Розмари,  помимо  всего  прочего,   была   двоюродной   сестрой
писателя-драматурга Раттигана, с которым и  сам  Хатч  переписывался.  А  Ги
знал, что такие родственные связи иногда  играют  решающую  роль  в  карьере
актеров. В четверг, после осмотра квартиры, Розмари и Ги обедали с Хатчем "У
Клюбе" - в небольшом немецком ресторанчике на Двадцать третьей улице. Миссис
Кортез попросила их достать три  рекомендации,  и  Хатч  оказался  одним  из
рекомендующих. Он  уже  получил  от  миссис  Кортез  письмо-запрос  и  успел
ответить на него.
   - Меня так и подмывало написать, что вы наркоманы или любите  копаться  в
помойках, - сказал он, -  или  что-нибудь  подобное,  что  приводит  в  ужас
владельцев домов. Они спросили, почему.
   - Не знаю, - задумчиво произнес он, намазывая  маслом  булочку,  -  но  в
начале века у Брэмфорда была плохая репутация. -  Он  посмотрел  на  них  и,
поняв, что они ничего об этом не  знают,  продолжил  (у  него  было  широкое
светлое лицо, выразительные голубые глаза и жидкие черные волосы, зачесанные
наискосок поверх проплешины):
   - Кроме Айседоры Дункан и Теодора Драйзера, в Брэмфорде  жила  еще  целая
плеяда менее симпатичных людей.  Именно  там  сестры  Тренч  проводили  свои
невинные диетические опыты, а Кит Кеннеди собирал, так  сказать,  вечеринки.
Там же жили Адриан Маркато и Перл Эймс.
   - А кто такие сестры Тренч? - спросил Ги, а Розмари добавила:
   - И кто был этот Адриан Маркато?
   - Сестры Тренч, - ответил Хатч, - это две  чисто  викторианские  дамочки,
которые временами занимались каннибализмом. Они сварили  и  съели  несколько
детей, в том числе и свою племянницу.
   - Прелестно, - только и смог вымолвить Ги. Хатч повернулся к Розмари.
   - Адриан Маркато занимался колдовством. И  в  девяностых  годах  прошлого
столетия произвел сенсацию - он  заявил,  что  ему  удалось  вызвать  живого
Сатану. В качестве доказательства он выставлял напоказ клок шерсти и обрезки
когтей, и люди, очевидно, поверив ему, потом напали на него и чуть не  убили
прямо в вестибюле Брэмфорда.
   - Вы шутите, - прошептала Розмари.
   - Нет, все это вполне серьезно: через несколько лет  началось  знаменитое
дело Кита Кеннеди, и к двадцатым годам дом наполовину опустел.
   - Я слышал про Кита Кеннеди и Перл Эймс, но не знал, что там  жил  еще  и
Адриан Маркато, - сказал Ги.
   - И эти сестры... - Розмари передернуло.
   - Только из-за второй мировой войны и нехватки жилья, - продолжал Хатч, -
в дом снова начали вселяться жильцы,  и  постепенно  он  вернул  себе  былой
престиж, а в двадцатые годы его называли "Черный Брэмфорд", и разумные  люди
старались держаться от него подальше. А дыня у нас для дамы, да, Розмари?
   Официант расставил закуски. Розмари вопросительно посмотрела на  Ги,  тот
нахмурил брови и неопределенно потряс головой.
   - Ерунда, пусть это тебя не пугает. Официант ушел.
   - На протяжении многих лет, - рассказывал Хатч, - в Брэмфорде происходили
ужасные события. И, к сожалению, не все они относятся к далекому прошлому. В
1959 году, например,  в  подвале  нашли  мертвого  младенца,  завернутого  в
газеты.
   - Но ведь ужасные вещи происходят время от времени и в  других  домах,  -
заметила Розмари.
   - Время от времени, - согласился Хатч. - Но дело в том, что  в  Брэмфорде
это случается куда чаще, чем  "время  от  времени".  Есть  и  еще  кое-какие
несоответствия. Там, например, произошло значительно больше самоубийств, чем
в других жилых домах такого же размера.
   - В чем же дело, Хатч?  -  спросил  Ги,  притворяясь  очень  серьезным  и
озабоченным. - Должно же быть какое-то объяснение.
   Хатч несколько секунд молча смотрел на него.
   - Не знаю, - проговорил он. -  Может  быть,  дурная  слава  сестер  Тренч
привлекла туда Адриана Маркато, а его слава, в свою очередь, - Кита Кеннеди,
и постепенно дом стал.., вроде как  местом  обитания  таких  людей,  которые
склонны к разным извращениям. А может быть, существует нечто иное,  чего  мы
пока не знаем - магнитные  поля,  или  какие-то  электроны,  или  что-нибудь
подобное, и место от этого становится зловещим. Но вот что я знаю наверняка:
Брэмфорд в этом отношении не уникален. В Лондоне на Прэд-стрит  был  дом,  в
котором в течение шестидесяти лет произошло пять жестоких убийств.  Ни  одно
из них не  было  связано  с  другим  -  ни  убийцы,  ни  жертвы,  ни  мотивы
преступлений. И тем не менее все это было реальностью. Дом представлял собой
небольшое строение с магазином внизу и квартирами в верхних этажах.  В  1954
году его снесли без особых на то причин, и это место пустует до сих пор.
   Розмари рассеянно водила ложкой по дыне.
   - Но, может быть, есть и хорошие дома, -  предположила  она.  -  Дома,  в
которых люди постоянно влюбляются, женятся, и у них рождаются дети.
   - И где они становятся знаменитыми, - вставил Ги.
   - Наверное, есть, - сказал Хатч. - Но только  никто  об  этом  не  знает.
Обычно ведь лишь плохое становится явным. - Он улыбнулся, глядя на Розмари и
Ги. - Но все равно мне бы очень хотелось, чтобы  вы  подыскали  себе  другой
дом, хороший, вместо этого Брэмфорда.
   Розмари собиралась съесть кусочек дыни, но ее рука с  ложкой  застыла  на
полпути ко рту.
   - Вы серьезно решили нас отговорить? - спросила она.
   - Милая моя девочка, - ответил Хатч. - На сегодняшний вечер у  меня  было
назначено свидание с очаровательной женщиной, но я его отменил  только  ради
того, чтобы встретиться с вами и высказать  свое  мнение.  Я  в  самом  деле
пытаюсь вас переубедить.
   - Бог ты мой, но, Хатч . - начал было Ги.
   - Я не утверждаю, - перебил  Хатч,  -  что  как  только  вы  переедете  в
Брэмфорд, вам на голову свалится рояль, или  вас  съедят  старые  девы,  или
кто-нибудь обратит вас  в  камень.  Я  просто  сообщаю  факты,  с  которыми,
по-моему, следует считаться так же, как с размером квартплаты  или  наличием
камина: в доме происходило множество неприятных вещей. Зачем же  сознательно
входить в столь опасную зону? Можно ведь переехать в Дакоту  или  в  Осборн,
если уж вы так помешались на красотах девятнадцатого века.
   - Дакота - кооперативный дом, - возразила Розмари, - а Осборн  собираются
сносить.
   - Хатч, а вы, часом,  не  преувеличиваете?  -  спросил  Ги.  -  Разве  за
последние годы там произошли  какие-нибудь  "ужасные  события",  не  считая,
конечно, того ребенка в подвале?
   - Прошлой зимой там убили лифтера, - сказал Хатч, - при  обстоятельствах,
которые не принято  обсуждать  за  столом.  Я  сегодня  специально  ходил  в
библиотеку, просматривал подборки статей из "Тайме" и три часа  просидел  за
микрофильмами. Вы еще хотите послу шанс?
   Розмари взглянула на Ги. Тот отложил вилку и вытер рот.
   - Все это глупости! Даже если там и произошло много неприятных вещей, это
вовсе не значит, что они будут продолжаться и  дальше.  Я  не  понимаю,  чем
Брэмфорд опаснее любого другого дома  в  городе.  Можно  бросать  монетку  и
получить пять "решек" подряд, но из этого совсем не следует, что и следующие
пять тоже будут "решки", или что моя монетка чем-то отличается от других Это
совпадение, вот и все.
   - Если там что-то по-настоящему неладно, - поддержала мужа Розмари, -  то
его бы снесли. Как тот дом в Лондоне.
   - Домом в Лондоне, - уточнил Хатч, - владела семья  последней  жертвы.  А
Брэмфордом владеет соседствующая церковь.
   - Ну вот, - оживился Ги, прикуривая  сигарету,  -  значит,  у  нас  будет
Божественное покровительство.
   - Оно не всегда срабатывает, - хмуро возразил Хатч. Официант унес  пустые
тарелки.
   - Я и не знала, что домом владеет церковь, - сказала Розмари.
   Ги тут же добавил:
   - По правде говоря, она владеет всем городом.
   - А вы пробовали снять квартиру в Вайоминге? -  осведомился  Хатч.  -  Он
ведь находится в том же районе, что и Брэмфорд, насколько я помню.
   - Хатч, - взмолилась Розмари, - мы перепробовали все. И нигде ничего нет,
абсолютно ничего, кроме новых домов, где все комнаты похожи одна на  другую,
а в лифтах установлены телекамеры.
   - Неужели это так страшно? - спросил Хатч, улыбаясь.
   - Да, - кивнула Розмари, а Ги пояснил:
   - Мы чуть не въехали в такой дом, но потом удалось поменять на этот.
   Хатч молча посмотрел на них, потом откинулся на спинку  стула  и  хлопнул
ладонями по столу.
   - Все! Достаточно. Буду заниматься своими делами. Я должен был понять это
с самого начала. Разводите себе на здоровье огонь в  камине;  я  вам  подарю
дверной засов и с сегодняшнего дня буду держать рот на  замке.  Я  настоящий
идиот, простите меня.
   Розмари улыбнулась.
   - На двери уже есть один засов. И цепочка тоже есть, и глазок.
   - Тогда пользуйтесь всем этим сразу, - посоветовал Хатч.  -  И  не  стоит
шататься по коридорам и знакомиться со всеми подряд. Это вам не Айова.
   - Не Омаха, - с улыбкой поправила Розмари.
   Официант подал горячее.

***

   На следующий день, в понедельник,  Розмари  и  Ги  подписали  договор  об
аренде квартиры 7Е в Брэмфорде сроком на два года. Они  дали  миссис  Кортез
чек на пятьсот восемьдесят три доллара - месячную ренту  и  залог  за  месяц
вперед. Им сказали, что переехать можно будет,  даже  не  дожидаясь  первого
сентября, как только вывезут вещи в конце недели, а ремонт начнут  делать  в
среду, восемнадцатого.
   В этот же день им позвонил Мартин Гардиния, сын прежней хозяйки квартиры.
Они договорились встретиться в Брэмфорде в восемь вечера во вторник. Это был
высокий мужчина, веселый и  открытый,  лет  шестидесяти.  Он  показал  вещи,
которые собирался продавать, и назвал свою цену. Все было довольно недорого.
Розмари и Ги посовещались и  купили  два  кондиционера,  трюмо  из  красного
дерева с вышитым пуфиком, персидский ковер для гостиной, железные  подставки
для дров, каминный экран и кое-какие инструменты.  К  сожалению,  письменный
стол миссис Гардинии не продавался. Пока Ги выписывал чек и привязывал бирки
к  вещам,  которые  должны  были  остаться  в  квартире,  Розмари  принялась
обмеривать гостиную и спальню шестифутовой складной линейкой, которую купила
утром.

***

   Еще в марте Ги дали роль в дневном телесериале "Другой мир", и теперь его
герой должен был снова на три дня вернуться на экран, поэтому всю неделю  Гц
был занят на съемках.  Розмари  перебрала  папку  с  фотографиями  различных
комнат, которые она собирала еще со школы, нашла две, подходящие  для  новой
квартиры, и вместе с Джоан Джеллико, девушкой из Атланты, с которой она жила
по соседству с  Хатчем,  впервые  очутившись  в  Нью-Йорке,  отправилась  по
магазинам. У Джоан было удостоверение дизайнера по интерьерам, и их  пускали
во все дама, предназначенные  для  продажи,  а  также  на  выставки  мебели.
Розмари делала стенографические заметки и  зарисовывала  для  Ги  обстановку
комнат. Потом, нагруженная всевозможными образцами обивки и обоев,  побежала
домой и как раз успела к началу очередной серии  "Другого  мира",  дождалась
выхода Ги, а затем пошла за продуктами  к  обеду.  В  этот  день  она  опять
пропустила занятия в кружке скульптуры и, к своему удовольствию,  не  успела
посетить зубного врача.
   В пятницу вечером квартира уже принадлежала  им,  встретив  новых  хозяев
пустотой высоких потолков и непривычной темнотой, в которую они  вступили  с
зажженным фонариком и магазинными пакетами, прислушиваясь к эху,  несущемуся
из дальних комнат. Они включили кондиционеры и отдались наслаждению красотой
ковра, каминов  и  трюмо,  долго  восхищались  кранами  в  ванной,  дверными
ручками, петлями, карнизами, полами, плитой, холодильником, подоконниками  и
видом из окон. Поужинав прямо на ковре бутербродами и пивом, продумали,  что
куда ставить, при этом Ги производил  замеры,  а  Розмари  рисовала.  Потом,
снова на ковре, закрыв тряпкой  лампу,  разделись  и  занимались  любовью  в
ночном свете незашторенных окон.
   - Ш-ш-ш! - громко шипел Ги, широко раскрыв глаза от притворного ужаса.  -
Я слышу, как жуют сестры Тренч!
   Розмари больно стукнула его по голове.
   Они купили диван  и  огромную  кровать,  кухонный  стол  и  два  стула  с
изогнутыми ножками. По телефону договорились с рабочими о перевозке.
   Маляры пришли  в  среду,  восемнадцатого.  Они  штукатурили,  грунтовали,
красили, замазывали трещины и ушли только в пятницу, двадцатого, оставив  на
стенах ровные слои красок, точь-в-точь  совпадающих  с  образцами  Роз-мари.
Позже  пришел  один-единственный  обойщик,  долго  чем-то  гремел  и  оклеил
спальню.
   Они звонили по разным магазинам, затем рабочим, дозвонились и  до  матери
Ги в Монреаль. За неделю им удалось приобрести красивый  старинный  сервант,
обеденный стол, тумбочки для аппаратуры, новые тарелки и  столовое  серебро.
Они были в упоении. Год назад Ги снялся в целой серии  телерекламы,  которые
все еще показывали каждый день, что  уже  принесло  ему  восемнадцать  тысяч
долларов и продолжало давать доходы.
   Повесив шторы и оклеив пленкой полки, Розмари и  Ги  расстелили  ковер  в
спальне и белую виниловую  дорожку  в  коридоре.  Провели  телефон  с  тремя
дополнительными розетками, оплатили счет за старую квартиру  и  оставили  на
почте свой новый адрес.
   И 27 августа, в пятницу, они переехали. Джоан и Дик Джеллико  прислали  в
подарок большой цветок в горшке, а агент Ги -  такой  же,  но  поменьше.  От
Хатча пришла телеграмма:
   "Брэмфорд превратился из дурного дома  в  хороший,  потому  что  одна  из
табличек на его дверях гласит:
   Р, и Г. Вудхаус".

Глава 3

   Теперь Розмари стала очень занятой и была этим счастлива.  Она  купила  и
повесила занавески, отыскала для  гостиной  люстру  в  викторианском  стиле,
красиво разместила на кухне многочисленные кастрюльки и  сковородки.  Как-то
она обнаружила, что доски в стенном шкафу  коридора  -  это  полки,  которые
легко вставляются на деревянные штыри. Она оклеила доски  полосатой  бумагой
и, когда Ги вернулся  домой,  продемонстрировала  ему  аккуратный  шкаф  для
белья. Рядом с домом, на Шестой авеню,  находился  супермаркет  и  китайская
прачечная, куда можно было отдавать простыни и рубашки Ги.
   У Ги тоже хватало дел, и он уходил на работу каждый день, как и  подобает
мужчине. После Дня труда  вернулся в город его  наставник
по вокалу. Ги занимался с ним каждое утро, а днем ходил на пробы для  реклам
и телеспектаклей. За завтраком  он  особенно  нервничал,  читая  театральные
объявления в газетах: все разъезжались на съемки; тот играл в  "Небоскребе",
этот - в "Черт побери, кошка!". А еще снимали "Невозможные годы"  и  "Жаркий
сентябрь", и только он один-одинешенек остался здесь со своими рекламами. Но
Розмари верила, что очень  скоро  и  ему  предложат  что-нибудь  стоящее,  и
спокойно ставила перед ним кофе и так  же  спокойно  просматривала  страницы
газеты.
   Будущая детская пока что представляла собой  рабочий  кабинет  с  пустыми
стенами и мебелью, привезенной со старой квартиры. Бело-желтые  обои  решено
было заказать позже. Их образец лежал в альбоме Пикассо  вместе  с  рекламой
комодов и детских кроваток.
   Розмари написала письмо брату Брайану, чтобы поделиться  своим  счастьем.
Никто больше в семье  не  оценил  бы  этого.  Они  все  казались  врагами  -
родители, братья, сестры никогда не простят ей брака с протестантом.  И  тем
более не простят того, что она не венчалась в церкви, что у ее свекрови было
два развода, а теперешний муж - еврей, с которым она живет в Канаде.
   Приготовив  цыпленка,  Розмари  испекла  кофейный  торт  и  целое   блюдо
сливочного печенья.

***

   Розмари и Ги услышали Минни Кастивет прежде, чем познакомились с ней.  Ее
громкий голос со среднезападным акцентом отчетливо звучал и  в  их  спальне:
"Роман, подойди к кровати! Уже двадцать минут двенадцатого!"  И  через  пять
минут снова: "Роман! Принеси мне попить, когда  придешь!"  -  Не  знал,  что
кто-то до сих пор еще снимает кино про мамашу и папашу Кеттл, - сказал Ги, и
Розмари неуверенно рассмеялась. Она была на девять лет моложе Ги и не всегда
понимала, что он хочет сказать.
   Они познакомились с Гоульдами из квартиры  7F,  приятной  пожилой  парой,
потом с Брюнами и их сыном Вальтером - все они говорили  с  легким  немецким
акцентом и жили в квартире 7С. Они здоровались также с Келлогами  из  7J,  с
мистером Стайном из 7Н и господами  Дубином  и  де  Вором  из  квартиры  7В.
(Розмари сразу узнала все фамилии,  читая  их  на  табличках  возле  дверных
звонков и на конвертах писем, которые лежали у дверей - она не испытывала от
этого угрызений совести.) Каппы из 7D не появлялись  и  не  получали  писем,
наверное еще не вернулись из летних отпусков, а Кастиветов из 7А  пока  было
только слышно  ("Роман!  Где  Терри?"),  но  не  видно.  Они,  видимо,  были
затворниками или выходили только по ночам (дверь их  располагалась  напротив
лифта), зато они получали письма из многих мест, что очень удивляло Розмари:
из Гавика (Шотландия),  Лагника  (Франция),  Виктории  (Бразилия),  Песснока
(Австралия); выписывали и "Лайф", и "Лук".
   Розмари и Ги так и не обнаружили  никаких  следов  ни  сестер  Тренч,  ни
Адриана  Маркато,  ни  Кита  Кеннеди,  ни  Перл  Эймс,  ни  их   современных
последователей. Дубин и де Вор  были  гомосексуалистами,  все  же  остальные
казались вполне нормальными.
   Почти каждый вечер они слушали западный  выговор  из  соседней  квартиры,
которая, как догадывались Розмари и Ги,  раньше  была  составной  частью  их
собственной. "Нельзя быть уверенным на все сто процентов! - спорила женщина,
и тут же добавляла: "Если уж важно мое мнение, то ей вообще не  надо  ничего
говорить - нет МОЕ мнение!" Однажды в  субботу  вечером  у  Кастиветов  были
гости. Пришло около десяти человек, они шумно разговаривали, а  потом  пели.
Ги сразу же заснул, а Розмари пролежала до двух ночи, слушая  их  нестройный
хор и звуки флейты или кларнета, сопровождавшие пение.
   Раз в четыре дня Розмари все же вспоминала об опасениях Хатча - ей всегда
становилось не  по  себе,  когда  приходилось  спускаться  в  подвал,  чтобы
постирать вещи.
   Служебный лифт сам по  себе  был  не  очень  приятным  -  маленький,  без
лифтера, он жутко дребезжал  и  перемещался  рывками.  А  подвал  со  старым
кирпичным полом был и вовсе ужасным местом:  шаги  отдавались  гулким  эхом,
слышались хлопки  невидимых  дверей,  а  вдоль  стен,  отвернувшись,  стояли
брошенные холодильники, застыв под светом ярких ламп в проволочных каркасах.
   Именно здесь, вспоминала Розмари, не так давно  нашли  мертвого  ребенка,
завернутого в газету. Чей это был ребенок и как он умер? Пойман ли виновный,
наказан ли? Она хотела пойти в библиотеку и прочитать об этом в газете,  как
поступил Хатч, но тогда все стало бы  еще  реальнее  и  страшнее,  чем  было
сейчас. Точно знать место, где нашли труп; может быть, ходить по этому месту
от лифта и обратно - все это стало бы  для  нее  невыносимым.  "Не  обращать
внимания и постепенно забыть, - решила она. - Все проклятый Хатч  со  своими
добрыми намерениями!.." Из этой прачечной  получилась  бы  неплохая  тюрьма:
кирпичные стены, лампочки в железных каркасах и ячейки  в  стенах,  закрытые
проволочными дверями. Здесь стояли машины и сушилки, работающие за деньги, а
в запертых ячейках - личные агрегаты, Розмари приходила сюда в выходные  или
же после пяти вечера. В рабочие дни по  утрам  здесь  обитала  целая  ватага
прачек-негритянок, которые гладили белье  и  переговаривались  между  собой.
Когда же она один раз появилась тут  в  их  присутствии,  те  сразу  неловко
притихли. Розмари попыталась улыбнуться и хотела остаться  незамеченной,  но
тишина продолжалась, и она почувствовала себя  неуютно  в  обществе  негров.
Однажды, на третьей неделе их жизни в Брэмфорде, в четверть  шестого  вечера
Розмари сидела внизу, читала "Нью-Иоркер" и соб