тигриными глазами,  крошечными  и,  увы,  не  столь  прекрасными
рожками и совсем не прекрасными некоторыми другими частями тела...  Все  это
сегодня он,  похоже,  прячет  (она  не  спрашивала)  посредством  той  самой
полусатанинской воли, что перекрашивает его  глаза  в  светло-карий  цвет...
Когда у вас такой ребенок, вы утром не поведете его в детский сад.  И  когда
вам отчаянно нужна нянька на несколько дней, вы не позвоните в  агентство  и
не наймете девочку из соседней квартиры.
   Ковен платил по  счетам.  Женщины  стали  любящими  няньками,  и  Розмари
доверяла им ребенка - правда, лишь когда у нее не оставалось другого выбора,
и со строжайшими условиями, за соблюдением коих она  тайком  следила.  Шайка
Романа  -  и  мужчины,  и  женщины,  кроме  шлюхи  Лоры-Луизы,  -   всячески
демонстрировали Розмари свое уважение и готовность помочь.
   Так же, как и ныне - все окружающие.
   Роман ей обещал, даже дал клятву, якобы священную для него, что  Энди  не
причинят никакого вреда, что его не будут ни к чему принуждать, что его лишь
укрепят духовно и физически, и это пригодится ему на всем жизненном пути. Он
получит только радостные, вдохновляющие переживания - как на молитве в любой
хорошей церкви. И хотя Розмари не  может  быть  сторонним  наблюдателем,  ее
участию в ритуалах будут рады всегда. Ковену пригодится молодая кровь, - тут
старческий глаз мигнул, - ив нем есть  два  свободных  места.  Если  Розмари
согласна, она может сама присматривать за Энди.
   Ну уж нет!
   Половину того предрождестценского дня она просидела на скамеечке для  ног
в чулане,  чья  задняя  стенка  примыкала  к  чулану  их  квартиры.  Розмари
прижималась ухом к дну стакана, приставленного к покрашенной  белым  фанере;
то и дело ей слышались слабые отголоски ночи  -  флейта,  молитва,  барабан.
Через  трещины  просачивался  запах  таннисова  корня  -   кислый,   но   не
противный... А вот от запаха серы ее поташнивало. Неужели Сатана вышел,  или
поднялся, или просочился сюда из потустороннего мира, или где там  находится
ад?
   Она плакала. Из-за Энди. Надо было забрать его и удариться в  бега.  Ведь
могла убежать еще до его рождения, и далеко -  в  Сан-Франциско  или  Сиэтл.
Села бы на самолет и  улетела  куда  глаза  глядят,  а  потом  разыскала  бы
агентство или детскую больницу - лучше всего при церкви, - и ей бы помогли.
   Запах серы исчез, зато в тесноте чулана быстро окреп аромат танниса, и ей
полегчало. Вспомнился привкус танниса в напитке, который стряпала  Минни  во
время беременности Розмари, - это снадобье доставалось и Энди с  материнским
молоком. Минни с Романом любили малыша, хорошо о нем заботились.
   Позже она взбила  гоголь-моголь,  плеснула  туда  бурбона  и  села  перед
телевизором. Традиционно перед Рождеством показывали "Эту прекрасную жизнь",
легкую музыкальную комедию; Розмари смотрела се во второй раз.
   Утром Энди прошел через чуланы, и  был  он  свеж,  счастлив,  рад  видеть
(обнимать, целовать) ее. Сразу же убежал в гостиную.  Хорошо  ли  он  провел
время? Он кивнул, глядя на елку.
   - Чем занимался? - спросила Розмари, опускаясь рядом с ним на колени и  с
улыбкой глядя на отблески елочных огней в его глазах и на щеках.
   - А вот и не скажу. Я что, отчитываться должен? Держа руку  на  обтянутом
фланелью плече сына, она сказала:
   - Если в самом деле не хочешь - не говори. А если все-таки передумаешь  -
расскажи. Детям это простительно. Но если не хочешь - не надо. Поступай, как
считаешь нужным.
   Он предпочел не рассказывать.
   Ее последнее Рождество... У него их было двадцать семь, вернее, это будет
двадцать седьмым. И наверняка эти рождественские ночи были похожи на ту. Так
же пахло таннисом, так же плакали флейты и нараспев звучали  голоса.  Черные
Рождества...
   "TREMULOSA" <В целом непереводимо, хотя по  звучанию  схоже  с  "дрожью",
"бредом".>.
   Он сказал ей, что с сатанизмом покончил. Сказал после того, как посмотрел
ей в глаза и пообещал никогда больше не лгать. Но  если  все-таки  солгал...
Ночь с четверга на пятницу - самое подходящее время, чтобы это выяснить.
   В самолете он говорил, что у него с Джуди планы  на  канун  Рождества,  а
подарками с Розмари и Джо они обменяются в рождественское утро.  И  Джуди  о
чем-то повела речь, когда они с Розмари в первый раз  играли  в  скрэббл.  О
чем-то, что происходит на девятом этаже...
   Девятый этаж.  Неплохое  местечко  -  амфитеатр,  уборные,  артистическая
студия, конференц-залы, и все устлано коврами, звукоизолировано от пустующих
офисов наверху и внизу. Да, неплохое местечко для Черной Мессы. Уж  получше,
чем гостиная Минни и Романа.
   Пять человек содержат его в идеальной  чистоте...  А  разве  уборщики  не
приходят к девяти? "Ultramesso"...
   "SOULMASTER" <Можно перевести как "повелитель душ".>.
   За окном шелестели снежинки - белые, послушные ветру, срывались с темного
неба. Один-ноль в пользу  синоптиков,  обещавших  к  полуночи  четыре  дюйма
осадков. И еще от двух до четырех - к утру. Ветер порывистый,  со  скоростью
до сорока миль в час.
   Снег, наверное, падает и на радиостанцию. Бинг Кросби мечтательно поет  о
белом Рождестве.
   И оно будет точно таким, как те, из ее прошлого...
 
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 
 
Глава 14 
 
   Снегопад 1999 года, продлившийся два  с  половиной  дня  и  укрывший  все
Восточное побережье от мыса Гаттерас до мыса Код белым одеялом  толщиной  от
двух до пяти футов, намного превзошел пик, вершину, Эверест снегопадов этого
столетия, и доставил всем рекордную головную боль.
   Нью-Йорку повезло - на его долю  пришлось  лишь  около  двадцати  четырех
дюймов. За что Господь Бог получил тысячу  благодарностей  -  говорили,  что
Бостону теперь вовек не откопаться  и  что  "мать-природа"  (Бог  в  женском
платье?) покарала и остальные города: погребены пути электричек,  обрушились
крыши супермаркетов, пустыми стоят театры и магазины, не позавидуешь  многим
путешественникам, и вынуждены сидеть по домам все остальные, кроме  детей  с
санками и любителей лыжных прогулок.
   Но наконец упала последняя  снежинка  и  засияло  солнце.  Случилось  это
ранним утром в пятницу,  как  будто  природа  вняла  склочному,  вульгарному
призыву одной из  бульварных  газет:  "Бинг,  завязывай!"  Центр  Манхэттена
превратился в клочок тундры - там протаптывали дорожки,  разбрасывали  снег,
катались на лыжах, играли в снежки, резвились с собаками,  возили  детей  на
пластмассовых "ледянках" - а владельцы магазинов улыбались, глядя на все это
из дверных проемов.
   Лишь  магазин  "Тиффани"  был  набит  посетителями,  машущими  кредитными
карточками, - и не только головной салон на  Пятой  авеню  и  его  бутики  в
других универмагах и гостиницах, но и филиалы на Уайт-Плейнз  и  Шорт-Хиллз.
Все верно, очередное доказательство, что дурной славы  не  существует,  пока
название выговаривают правильно.
 
*** 
 
   - Привет. Пошли, глянем на елку.
   Они не виделись и не разговаривали друг с другом с утра  вторника,  когда
предельное изнеможение дало Розмари законный предлог проститься  с  сыном  и
Джо, поцеловав обоих в щеку. Джо унес несъеденные пончики  и  обе  газеты  -
"Спасибо, дорогой". Энди сказал, что собирается "удалиться от мира",  но  на
позднем завтраке в рождественское утро будет как штык.
   Розмари обрадовалась, когда он ушел. Излучать - это вам не шутки. Но  все
же гадала: уж не печаль ли, а может, вина или смесь того и другого вынуждают
его "удалиться от мира" и в чьем обществе он намерен это сделать? А может, в
одиночку? Она представила его (или их) на обложке "Плейбоя": саманная хижина
с воловьими рогами вместо стропил, кругом - пустыня.
   - Ты дома?
   - Да. - С телефоном в руке она направилась к окну спальни. - А ты где?
   - На сорок пять этажей выше. Только что вошел.
   - Как это? - спросила Розмари, глядя  вниз,  на  белое  неровное  одеяло,
которым укутался парк.
   -  Самолет,  вертолет  и  метро.  Что-то  вроде  физзарядки,  верно?   На
центральных улицах снег в основном убран, на расчистку брошена муниципальная
техника. Совсем по-рождественски.
   Она глубоко вздохнула и проговорила:
   - Помню, в прошлое Рождество у нас была  своя  елка.  Тебе  было  пять  с
половиной, мы ее вместе наряжали. А ты помнишь?
   - Забыл напрочь. Потому-то я все еще  в  Аризоне.  У  тебя  есть  сапоги?
Бутики, должно быть, уже все распродали.
   - Есть, - ответила она.
 
*** 
 
   Все были в сапогах  -  коричневых,  черных,  красных,  желтых.  Перчатки,
варежки, шарфы,  шляпы,  шапки-ушанки,  красные  щеки  (в  другие  дни  лишь
чуть-чуть розоватые), значки "Я люблю  Энди",  "Я  люблю  Розмари",  широкие
улыбки, блестящие солнцезащитные очки или глаза, улыбающиеся прохожим.
   - Таким красивым город бывает только после большого снегопада, -  сказала
Розмари, дыша белым и шагая рука об руку с Энди по Центральному парку  среди
десятков других гордых участников движения "Отвоюем землю у машин". - Это  и
в самом деле пробуждает в людях самое лучшее.
   - Да, пожалуй, - кивнул Энди.
   Они остановились на Седьмой авеню посмотреть на мужчин, женщин  и  детей,
которые  помогали  муниципальным  техникам   раскопать   заваленный   снегом
содеразбрасыватель. Чуть дальше другая группа людей то  же  самое  делала  с
чем-то громадным и оранжевым.
   Вместе  с  другими  пионерами  новоявленной  тундры  они  вышли  в  район
Сентрал-парк-саут, то и дело  поддерживая  друг  друга,  -  снеговой  покров
толщиной в двадцать четыре дюйма еще не успели утоптать.
   Розмари  была  полностью  экипирована   а   1а   Гарбо:   новые   большие
солнцезащитные очки, шарф на шее, шляпа с широкими вислыми полями, пальто от
"Ниночки" - возможно, с плеча русского полковника. Впрочем,  она  уже  почти
"созрела", чтобы подарить пальто коридорному.
   Энди не изменил своему пристрастию  к  простым  нарядам:  лыжные  очки  и
громадный значок "Я  люблю  Энди"  мгновенно  превратили  его  в  одного  из
безликих горожан, подражателей Энди, коих на планете  легионы.  Пожалуй,  на
одного из лучших.
   К ним подошел полицейский в темных очках и поднял большой палец в кожаной
перчатке.
   - Эй, Энди! - ухмыльнулся он. - Класс! Здорово похож!
   Энди и Розмари улыбнулись ему. Энди сказал:
   - Спасибо, люблю тебя. - И они пошли дальше.
   - Еще и голос! - вскричал полицейский. - Скажи еще что-нибудь!
   - Да пошел ты!
   Полицейский рассмеялся и помахал рукой. Розмари пихнула сына локтем:
   - Энди!
   - Часть маскировки, - объяснил он. - Разве Энди ответил бы так? Никогда!
   - О-о!
   - Скажи "дерьмо" - поможет.
   - Дерьмо!
   Они рассмеялись и по утоптанной тропинке повернули направо  и  прошли  на
Шестую авеню. Здесь, насколько охватывал глаз, земля была отвоевана -  белая
тундра испещрена человеческими силуэтами и окаймлена шеренгами иглу в  форме
автомобилей.
   - А когда отказались от "Авеню оф Америкас"? - спросила Розмари, глядя на
табличку с названием улицы.
   - Официально - всего лишь несколько месяцев назад, -  ответил  Энди.  Она
улыбнулась:
   - Хатч говорил, что кто-нибудь однажды сосчитает буквы.
   Это имя вызвало недоумение.
   Пришлось рассказать о Хатче - ее друге, которого убила секта Романа.
   Держась за руки в перчатках, они шли по Шестой авеню,  будто  оказавшейся
на Северном полюсе, и водили  по  сторонам  очками  -  антеннами  локаторов.
Пройдя авеню до середины, увидели, как  несколько  человек  разгребают  снег
вокруг стоящего под углом к тротуару  лимузина  с  окнами,  залепленными  не
целиком.
   Энди  бросился  на  помощь,  Розмари  следом.  Когда  нашли  и   отворили
незапертую дверцу, выяснилось, что в машине никого нет.
   Они  помахали  на  прощанье  спасателям-добровольцам  и   пошли   дальше,
отряхивая снег с одежды.
   На Западной Пятьдесят первой они прошли мимо неоновой вывески мюзик-холла
"Радио-Сити".
   - Когда у тебя следующее выступление в прямом эфире? - спросила  Розмари.
- Жду не дождусь.
   Энди перевел дух - из ноздрей вырвались струйки белого пара.
   - Думаю, я больше не буду выступать. Во всяком случае, пока.
   - Почему? Ведь это  очень  действенно!  Знаешь,  мне  тут  одна  женщина,
воспитательница из яслей, о тебе рассказывала. Говорит, когда увидала  тебя,
испытала настоящий религиозный экстаз.
   Отведя от нее взор, он произнес:
   - Не знаю, но у меня такое чувство, что после  Зажжения  мне  надо  будет
ненадолго от всего этого отойти. Все обдумать и решить, как быть дальше.
   - Я тут немного поразмыслила о презентации ток-шоу, - сказала  она.  -  И
решила просто войти и сказать:  а  вот  и  я,  мама  Энди,  прошу  любить  и
жаловать. Есть отличное  название  -  ты  его  подсказал:  "Свежий  взгляд".
Правда,  здорово?  В  самый  раз  для  программы,  которая  сравнивает  день
сегодняшний и день вчерашний.
   - Ага, здорово, - кивнул Энди.
   - Я хочу поднимать серьезные темы, например, стоит  ли  нам  говорить  на
языке террористов. И не столь  серьезные,  такие,  как  роликовые  коньки  с
колесами в один ряд, - и приглашать людей, так или иначе связанных с темой.
   - Не забудь,  что  мы  собираемся  ненадолго  уехать.  Розмари  выдохнула
длинную струю белого пара.
   - Нет, - сказала она. - Нет, по-моему, это не самая лучшая  идея.  Сейчас
не время.
   Энди выпустил воздух из легких, поджал губы. Держась за, руки, мать и сын
шли по тротуару. Свернули направо, на Рокфеллер-плаза, - и застыли на месте.
   - Ух ты! - Энди поднял свободную руку. Розмари присвистнула.
   Они  приблизились  к  высоченному  конусу  разноцветных  огней.   Розмари
сказала:
   -  Знаешь,  что  сразу  замечает  свежий  взгляд?  Чрезмерность!   Обычно
рождественская елка - это дерево, на котором висят украшения,  а  не  просто
огромный  конус  из  огней  и  елочных  игрушек.  А  тут,  наверно,   внутри
пенополистирол.
   - Вообще-то в прошлом году ее укоротили, - признался Энди. -  Люди  стали
жаловаться.
   Они приблизились - по почти чистому  асфальту,  в  людской  толпе,  между
валами передвинутого бульдозерами снега. Найдя  местечко,  с  которого  были
хорошо видны и елка, и каток с фигуристами перед нею, Розмари сказала:
   - Впрочем, что касается блеска... Энди кивнул,  глядя  на  елку.  Розмари
посмотрела на сына, на огни, блистающие на его очках, на щеки и бородку.
   - Поздоровайся с Энди, - потребовал остановившийся  перед  ними  мужчина,
держа мальчика лет семи за  ручонку  в  варежке.  Мальчик,  глядя  на  Энди,
застенчиво покусывал вторую рукавицу. Мужчина подмигнул.
   - Будь лапушкой, - сказала Розмари. Энди  нагнулся,  улыбнулся  мальчику,
снял очки и сказал:
   - Привет.
   Мальчик опустил варежку до подбородка.
   - А ты настоящий Энди?
   - Если со всей прямотой, - ответил Энди, - то я сейчас не  уверен.  А  ты
кто?
   - Джеймс.
   - Здорово, Джеймс. - Энди протянул ему руку в перчатке.
   Мальчик пожал ее рукой в рукавичке.
   - Здорово...
   - Правда, здорово, когда столько снега? - спросил Энди.
   - Ага, - кивнул Джеймс. - Мы будем лепить снеговика.
   Энди хлопнул его по плечу и улыбнулся.
   - Не скучай, Джимбо. - И встал. - Славный малыш,  -  сказал  он  мужчине,
надевая очки. Мужчина ткнул его пальцем в грудь:
   - Ты в десять раз больше похож на Энди, чем тот парень из  мини-сериалов.
И голос у тебя больше похож, чем у него.
   - Годы тренировок, - скромно произнес Энди.  Розмари  потеребила  его  за
рукав.
   - Счастливого Рождества, -  сказал  мужчина.  Кивнув  и  ей,  он  потащил
Джеймса к елке.
   - Счастливого Рождества, - сказала Розмари. Энди  помахал  рукой.  Джеймс
помахал в ответ.
 
*** 
 
   Они дошли до Седьмой авеню, где тундру изрезали фаланги снегоочистителей,
и зашагали дальше, к полупустому ресторану "Стэйдж-дели".
   - В углу ваш братец, - сообщил официант, подошедший к столику с блокнотом
и карандашом.
   Энди посмотрел в угол - оттуда ему помахал  другой  Энди.  Он  помахал  в
ответ, Розмари тоже. Так же поступила и  спутница  второго  Энди  -  Мэрилин
Монро.
   - Что будем заказывать? - спросил официант.
   - Сандвичи с пастрами и пиво.
   Энди жевал. Его очки были обращены к окну.
   Розмари сняла свои очки и посмотрела на сына:
   - Не хочешь поговорить?
   Несколько секунд он молчал. Потом глубоко вздохнул, пожал плечами.
   - Ирония судьбы, только и всего. - Очки повернулись к  столу.  Энди  взял
сандвич.  -  Я  наконец  нашел  умную   и   сексуальную   женщину,   которая
действительно предпочитает кромешную тьму, потому что не  надо  беречься  от
загара. Она говорит, что  индианка  никогда  не  позволит  мужчине  что-либо
увидеть... Может, это правда, кто знает.
   - Сомневаюсь, - проговорила Розмари. - Они очень открытые.., по-моему.
   - Во всяком случае, это  будоражит  воображение.  Надев  очки  и  оглядев
блюдо, Розмари сказала:
   - Мне все не съесть. Попрошу, чтоб завернули.
   Сентрал-парк-саут уже расчистили, и движение перешло на вторую  скорость:
по серому месиву толщиной в  фут  пробирались  немногочисленные  легковушки.
Розмари по пятам Энди шла вдоль блестящего сугроба.
   - Что делаешь сегодня вечером?
   - В полдевятого молитва в святом  Патрике,  -  ответила  Розмари.  -  Джо
закажет для нас места. - Она  поравнялась  с  сыном.  -  А  ты  чем  намерен
заняться?
   - Пораньше завалюсь спать. Подустал в дороге. Впрочем,  думаю,  оно  того
стоило.
   С вырубленной в снегу лесенки ему протянул руку почтальон, и  вдвоем  они
помогли Розмари. Розмари и Энди поблагодарили почтальона.
   - Правда, здорово! - сказал он.
   - Спасибо, люблю тебя.
   - Класс!
   Они приблизились к парадному входу башни, кивнули швейцару (тот подмигнул
в ответ), и Розмари первая вошла через вращающуюся дверь в людный  вестибюль
отеля, чьи мраморные просторы были испещрены  зелеными  ветвями  и  золотыми
листьями. Между коридорными с багажом, мимо стойки портье, где  бил  баклуши
шейх со своим окружением, через суматошную стайку  маленьких  француженок  в
школьной форме и россыпь апельсинов на полу (споткнулся официант с вазой)  -
к лифтам.
   - Я заскочу в аптеку, - сказала Розмари. - А  ты  уверен,  что  тебе  там
ничего не нужно? - Она протянула ему пакет с деликатесами.
   -  Уверен.  -  Энди  пинком  отшвырнул  апельсин.  -   Завтра   часов   в
одиннадцать?
   - Отлично.
   - Я позвоню. - Клацнув очками, они поцеловали Друг друга в щеки.
   - Счастливого Рождества, - сказали оба, улыбаясь одними губами.
   Он направился в угол, к лифтам.
   Она пошла в аптеку. Французские  школьницы  болтали  у  газетного  лотка,
сверкая бижутерией и расточая запах духов.
   Розмари купила зубную пасту и фонарик, попросила доставить  их  в  номер,
затем прошла в глубь аптеки и  поговорила  с  улыбчивым  фармацевтом.  Через
минуту он отошел от прилавка.
   Поблескивая очками, Розмари осмотрела аптеку, сняла  очки  и  улыбнулась.
Продавщица улыбнулась в ответ, поковыряла пальцем в ухе и  поморщилась  -  в
двери хлынули школьницы.
   Вернулся фармацевт, протянул руку над прилавком.
   - Всенощная?
   - Да, Эл, вы угадали. Счастливого Рождества.
   - Хватит полтаблетки, чтобы не уснуть три или  четыре  часа.  Счастливого
Рождества, Розмари.
 
*** 
 
   - Привет, Розмари. Это Джо. Как придешь, позвони мне, ладно? У  меня  тут
проблема.
   Когда  Розмари,  выслушай  автоответчик,  перезвонила,  выяснилось,   что
проблема связана с Мэри-Элизабст, двадцатитрехлетней  дочерью  Джо,  которая
вдруг оказалась лесбиянкой и переселилась  к  своей  любовнице,  разменявшей
пятый десяток.
   - Ронни вздумалось пригласить  их  на  ужин,  она  у  меня  щедрая  душа,
особенно под Рождество. И они согласились.  Поезда  уже  ходят.  Если  я  не
поеду, боюсь, Мэри-Элизабет подумает, что...
   - Конечно, Джо, поезжай! - сказала Розмари. -  Поезжай  и  ни  о  чем  не
беспокойся. Я рада, что вы побудете вместе.
   - Да и я хочу с ней повидаться. В смысле, раз уж она живет с этой... Надо
по крайней ме