Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
м. Как только погода начинала
налаживаться, а солнышко припекать, он только так и гулял.
Зимой, ранней весной и поздней осенью он не любил выбираться
из дому. Первое появление Вернона в ранние теплые денечки
всегда вызывало фурор; в середине июля на него уже не
обращали внимания; в октябре же листопад казался более
интересным, чем его перец, болтавшийся у всех на виду.
Приход следующей весны неизменно знаменовался очередным
появлением Вернона в общественном месте со всеми делами
напоказ.
Наверное, вам не даст покоя вопрос, почему шериф Эморр
не хватал Вернона за шкирку и не тащил в кутузку за
нарушение общественной морали? Причина очень простая: Мурвуд
Такстер, отец Вернона, владел главным в Зефире банком. Кроме
того, во владениях Мурвуда находилась сыроварня "Зеленые
луга" и "Компания недвижимости Зефира". Мурвуд Такстер
владел землей, на которой был построен кинотеатр "Лирик" и
здание мэрии. В его собственности находился каждый булыжник
на Мерчантс-стрит. Он владел лачугами Бра-тона, а его
собственный двадцативосьмикомнатный особняк высился в конце
Тэмпл-стрит. Страх перед известным затворником,
семидесятилетним Мурвудом Такстером вынуждал шерифа Эмори
закрывать глаза на очевидное. В результате сорокалетний
Вернон получил полную свободу появляться где угодно и когда
угодно совсем без одежды и свободно разгуливать по улицам
моего родного городка. Такой порядок действовал всегда,
сколько я себя помню.
Однажды мама рассказала мне, что было время, когда
Верной вел себя вполне прилично и слыл нормальным, но потом
написал книгу и укатил в Нью-Йорк. Оттуда он вернулся уже
совершенно без винтиков в голове и сразу же приступил к
своим сеансам регулярного нудизма.
- Леди и джентльмены, - начал Верной Такстер. - А
также, конечно, дети.
Вытянув перед собой руки, он крепко ухватился ими за
край кафедры.
- Сложившаяся ситуация крайне серьезна.
- Мамочка, - неожиданно раздался в тишине визгливый
голосок Демона, - У этого дядьки пиписька видна...
Рука с пальцами, поросшими рыжими волосками, поспешно
зажала Демону рот. Я понял, что дом родителей Демона тоже
наверняка стоял на земле старого Такстера.
- Крайне серьезна, - повторил Верной, не замечавший
ничего, кроме звука собственного голоса. - Так вот, отец
послал меня сюда для того, чтобы я передал присутствующим
.g%-l важное сообщение. Он сказал, что в это тяжелое время
ожидает от жителей своего родного города проявлений истинно
братских и христианских чувств. Мистер Вандеркамп, сэр.
- Я слушаю тебя, Вернон, - отозвался старик.
- Прошу вас сохранить список имен тех, кто, чувствуя в
себе силы и повинуясь душевному порыву, возьмет у вас лопаты
и другие необходимые принадлежности, для того чтобы помочь
обитателям Братона. Мой отец будет вам очень благодарен за
это.
- Рад буду служить ему, - отозвался мистер Вандеркамп-
старший; он был богат, но не настолько, чтобы сметь сказать
Мурвуду Такстеру "нет".
- Огромное спасибо. Благодаря вашей услуге мой отец
всегда сможет иметь под рукой список, на основании которого
можно будет принимать то или иное решение, что немаловажно в
наши неспокойные времена. По мнению моего отца, люди,
которые всегда готовы прийти на помощь своим соседям,
заслуживают особого внимания.
Вернон улыбнулся и окинул взглядом аудиторию:
- Кто-нибудь желает что-то сказать?
Всем было нечего сказать. Довольно сложно вести
разговор на равных с совершенно голым человеком. Его можно
спросить, почему на нем нет одежды, но в зале не было
никого, кто бы решился поднять эту опасную тему.
- В таком случае я считаю, что отсутствие единства в
ваших рядах успешно преодолено, - заключил Верной. - Удачи
вам всем.
Поблагодарив мэра Своупа за предоставленное слово,
Вернон сошел со сцены и покинул зал так же, как и появился.
Чермное море снова расступилось, чтобы сойтись за его
спиной.
С минуту все сидели молча, может быть, потому, что
хотели убедиться, что Вернон Такстер удалился из зоны
слышимости. Потом кто-то рассмеялся, его смех подхватил
другой человек, потом Демон начала хохотать во все горло и
прыгать на месте. Однако остальным все еще было не до
веселья. Они закричали, чтобы весельчаки заткнулись - и
несколько минут зал слегка напоминал веселое подобие ада.
- Спокойствие! Прошу всех успокоиться! - кричал мэр
Своуп. Шефу Марчетте этого показалось мало, и, вскочив с
места, он заревел, как пожарная сирена, призывая к тишине.
- Это шантаж, черт возьми! - Мистер Моултри снова был
на ногах. - Никак по-другому эту ерунду не назовешь!
Несколько человек его поддержали, но остальные, в том
числе мой отец, крикнули Моултри, чтобы тот замолчал и дал
возможность сказать шефу пожарной команды.
Так все и решилось: шеф Марчетте объявил, что
добровольцы могут немедленно отправляться в Братон, где у
моста с горгульями река уже подступила к ближайшим домам;
кроме того, нужно несколько добровольцев, которые помогли бы
ему грузить в машины лопаты, кирки и другие инструменты из
магазина мистера Вандеркампа, Когда шеф Марчетте закончил
распоряжения, незримая сила Мурвуда Такстера уже была всеми
забыта, и все как один отправились в Братон. Даже мистер
Lоултри.
Узкие улочки Братона уже были залиты водой. В воде
хлопали крыльями несчастные цыплята, плыли собаки, спасая
свои шкуры. Дождь ударил с новой силой; его перестук по
крышам казался грубой ритмичной музыкой. Темнокожие люди
выносили свои пожитки из деревянных домиков и тащили их на
возвышенности, пытаясь спасти хоть что-нибудь. Машины и
грузовики, шедшие из Зефира, гнали перед собой волны,
которые расходились во все стороны по затопленным дворикам и
с пеной разбивались о фундаменты домов.
- Да, река разошлась не на шутку, - пробормотал отец,
крепко держась за баранку.
На лесистом берегу реки, стоя по колено в воде, уже
вовсю трудилось большинство населения Братона. Земляная
дамба росла прямо на глазах, но река была жадна до земли. Мы
оставили пикап возле общественного баскетбольного зала в
Центре досуга и отдыха Братона, где уже собралось много
машин, и все вместе направились к реке. Над медленно, но
неуклонно поднимавшейся водой клубился туман, в котором
беспорядочно метались лучи фонарей. Над головами полыхали
молнии, грохотал гром и завывала буря. Со всех сторон
неслись выкрики, призывавшие поднажать. Мама схватила меня
за руку и крепко ее сжала, а отец вместе с остальными
прибывшими из мэрии направился к жителям Братона, которые
пытались возвести дамбу. К реке задом подали грузовик,
полный песка. Какой-то неф подсадил отца в кузов, и отец тут
же принялся насыпать в мешки песок и подавать их вниз
насквозь промокшим людям, которые укрепляли мешками дамбу.
- Эй, вы там! Эй, там! - закричал кто-то. - Она не
простоит и пяти минут!
Соревнуясь в скорости с лучами фонарей, голоса и крики
пересекались и смешивались над водой. В большинстве голосов
слышался страх. Мне тоже стало страшно.
В этом было что-то, связанное с человеческой природой и
пределом способности к самообладанию. За годы спокойной
жизни мы привыкли верить, что являемся хозяевами своего
жилища и местности, его окружающей, что Бог дал нам Землю с
тем, чтобы мы, люди, на ней правили. Эта иллюзия так же
дорога и необходима нам, как свет по ночам. На самом деле
правда куда ужаснее: наши тела так же хрупки и непрочны, как
молодые деревца под напором урагана, а наши дорогие жилища
недалеко ушли от чахлого сухостоя. Мы пытаемся уйти корнями
в содрогающуюся от внутреннего трепета землю, мы живем там,
где поднимались и рассыпались в прах горы и где превращались
в туманную мглу доисторические моря. Мы и построенные нами
города недолговечны; да и сама Земля - лишь проходящий
поезд. Когда вы стоите по колени в мутной илистой воде,
которая быстро поднимается вам до пояса, и слышите в
темноте, как кричат со всех сторон люди, тщетно пытающиеся
сдержать напор неумолимого течения, вы наконец понимаете
истину: вам не победить никогда. На исчезавшем под напором
Текумсы берегу не было ни одного человека, который хоть на
секунду верил бы в то, что реку можно остановить. Так было
всегда, так случилось и в этот раз. Но, несмотря ни на что,
` !.b продолжалась. Грузовик, полный лопат и другого
инструмента, прибыл от магазина мистера Вандеркампа. Мистер
Вандеркамп-младший тут же принялся выдавать людям
инструмент, записывая имена на листке, укрепленном на
дощечке с зажимом. Дамба из земли и мешков с песком
продолжала расти навстречу воде, которая проникала сквозь
расселины в людской постройке подобно коричневому супу,
вытекающему наружу сквозь дыры на месте зубов в старческом
рту. Поднимавшаяся вода скрыла пряжку моего ремня.
В небесах зигзагами полыхали молнии. Вслед за каждой
вспышкой раздавался скрежещущий удар грома такой силы, что
нельзя было расслышать даже пронзительного визга испуганных
женщин.
- Как близко ударило! - крикнул преподобный Лавой,
сжимавший в руках лопату. Он был очень похож на
свежевылепленного из глины Адама.
- Свет гаснет! - крикнула через несколько секунд какая-
то чернокожая женщина. И действительно, Братон и Зефир
начали медленно погружаться во тьму. В нескольких десятках
окон мигнул и погас свет. Через мгновение весь мой родной
городок лежал во тьме: невозможно было различить, где небо,
а где вода. Где-то вдалеке, так далеко, как только можно
было разглядеть, хотя и определенно в пределах Зефира, в
окне какого-то дома затеплился огонек, словно пламя
мерцающей свечи. С минуту я неотступно следил, как далекий
огонек перемещался из одного окна в другое. Довольно скоро я
понял, что смотрю на окна особняка мистера Мурвуда Такстера,
находившегося в возвышенном конце Тэмпл-стрит.
Дальнейшее я сперва почувствовал, а затем увидел.
Появившийся слева от меня человек некоторое время молча меня
рассматривал. На незнакомце был длинный дождевик, человек
этот держал руки глубоко в карманах. Вслед за ударом грома
поднялся сильный ветер, разметавший мокрые полы дождевика
незнакомого человека, и я похолодел, вспомнив фигуру,
которую заметил в то знаменательное утро на берегу озера
Саксон.
Постояв немного рядом с нами, незнакомец двинулся в
сторону работавших у дамбы. Человек был очень высок - я был
уверен, что это мужчина, - в движениях его чувствовалась
целеустремленность. Два фонарных луча на мгновение
скрестились в воздухе, словно в фехтовальном поединке, и в
то же мгновение человек в дождевике вошел в перекрестие
света. Лучи не позволили мне увидеть его лицо, но зато я
разглядел кое-что другое.
Голова незнакомца была покрыта шляпой-федорой, с
которой каплями стекала дождевая вода. Шляпная лента была
скреплена серебряной пряжкой размером с полдоллара, а из-под
пряжки торчало маленькое декоративное перо.
Перо, потемневшее от сырости, но блеснувшее в свете
фонарей явственным изумрудным отливом.
Точно таким же, как и у пера, которое я отлепил от
подошвы кеда в то утро у озера Саксон.
Мои мысли понеслись со скоростью света. Могло ли быть
так, что под пряжкой этой шляпы когда-то была пара
$%*.` b("-ke перьев, пока ветер не вырвал одно из них?
Один фонарный луч, побежденный, отступил. Другой,
поколебавшись, тоже метнулся прочь. Человек в шляпе с
зеленым пером и дождевике ушел прочь в темноту.
- Мама? - позвал я. - Мама?
Незнакомец все дальше и дальше уходил от нас, а ведь он
стоял от меня всего в восьми футах. На ходу он поднял руку,
чтобы придержать шляпу.
- Мама? - снова позвал я. Наконец, расслышав меня за
всем творящимся шумом, она наклонилась ко мне и спросила:
- Что такое?
- Мне кажется.., мне кажется...
Но я не знал в тот момент, что в точности мне казалось
и как выразить словами чувства, что я испытывал. Ведь точно
сказать, был ли этот человек именно тем, кого я видел на
опушке у озера, я не мог.
Незнакомец уходил от нас, шаг за шагом, по бедра в
коричневой темной воде.
Вырвав руку из маминой ладони, я бросился следом за ним
- Эй, Кори! - встревоженно крикнула она. - Кори! Постой,
куда ты? Сейчас же дай мне руку!
Я слышал ее, но и не думал подчиниться. Вокруг меня
плескалась вода и заходилась водоворотами. Я рвался вперед.
- Кори! - что было сил закричала мама, уже не на шутку
перепуганная. - Сейчас же вернись!
Я не мог терять ни секунды, мне необходимо было увидеть
лицо незнакомца.
- Мистер! - выкрикнул я что было сил. Но вокруг стоял
такой шум от дождя, бушующей реки и суеты вокруг дамбы, что
ничего не было слышно; незнакомец не расслышал меня. Но даже
если он и слышал мои крики, я был уверен, что он не
оглянется. Я чувствовал, как течение Текумсы срывает с моих
ног ботинки. Я по пояс увяз в холодной жидкой грязи. Человек
в дождевике направлялся к бывшему берегу реки, туда, где
находился мой отец. Лучи фонарей метались из стороны в
сторону, прыгали и ходили кругами; их пляшущий свет время от
времени падал на мужчину, разглядеть которого теперь я
стремился больше всего на свете. В одно из таких мгновений,
оказавшись на свету, он что-то вытащил из кармана.
Что-то, блеснувшее металлом в его правой руке. Что-то,
имевшее хищные острые очертания. Мое сердце ушло в пятки.
Человек в темном дождевике и шляпе направлялся к реке,
чтобы найти там моего отца. Он планировал эту встречу; он
искал ее давным-давно, наверное, еще с тех пор, как отец
бросился в озеро вслед за тонувшей машиной. Сейчас ситуация
была как нельзя на руку преступнику: эти шум, и суета, и
дождливая тьма, под покровом которых он мог ударить отца
ножом в спину и уйти незамеченным. Я попытался найти отца
взглядом, но не смог этого сделать; в дожде и мечущемся
свете фонарей вообще невозможно было кого-то узнать, все
люди казались безликими силуэтами, одинаково блестевшими от
воды. Выхода не было.
Незнакомец преодолевал течение гораздо быстрее меня. Из
последних сил рванувшись вперед, я стал сражаться с рекой,
-. через мгновение мои ноги потеряли сцепление с дном, и я
нырнул в густую грязевую жижу, сомкнувшуюся у меня над
головой. Я забился, пытаясь ухватиться за что-нибудь и
вынырнуть, но вокруг была только расползающаяся грязь, и
некуда было упереться ногами. Я не мог вздохнуть, грудь моя
разрывалась, а страх стискивал сердце ледяными когтями. Я
бил руками и лихорадочно греб, но потом судьба
смилостивилась надо мной: чья-то крепкая рука подхватила
меня и подняла вверх, к вожделенному воздуху, который я
принялся торопливо глотать, пока грязь и вода стекали с меня
ручьями.
- Я вытащил тебя, паренек, - сказал мне чей-то голос. -
Все в порядке, успокойся.
- Кори! Где ты? Что с тобой?
Это был голос моей матери, в котором звучала не просто
тревога, а самый неподдельный страх. Я снова стоял по пояс в
воде, но мои ноги упирались в земную твердь. Я вытер с лица
воду и грязь и, взглянув вверх, увидел над собой лицо
доктора Кертиса Пэрриша, на котором тоже были дождевик и
непромокаемая шляпа. Шляпа без всякой ленты и зеленого пера.
Я оглянулся по сторонам в поисках фигуры, которую только что
пытался догнать, но она уже слилась с тьмой и дождем,
смешалась с людьми, мельтешившими у расползавшейся дамбы.
Незнакомец ушел туда, и с ним туда отправился нож, который
он сжимал в руке. Нож, который он достал из кармана и
приготовил к удару.
- Где папа? - в ужасе пролепетал я, дрожа как осиновый
лист. - Мне нужно обязательно разыскать папу!
- Тихо, тихо, успокойся. - Доктор Пэрриш положил руку
мне на плечо. В другой руке он держал фонарь. - Том где-то
там. Вон там.
Доктор осветил лучом фонаря группу из нескольких
человек, с головы до ног перемазанных в глине.
Сторона, в которую указал он, была совсем не та, за
которую ушел незнакомец и шляпе с зеленым пером. Но там,
куда показывал мне док Пэрриш, я заметил отца - он копал
рядом с нефом и мистером Ярброу.
- Видишь его?
- Да, сэр.
Я снова завертел головой, отыскивая таинственную фигуру
в дождевике и шляпе-Федоре.
- Кори, больше не смей убегать от меня! - прикрикнула
на меня мама. - Ты меня чуть не до смерти напугал!
Отыскав мою руку, она стиснула ее своей маленькой
ладонью как тисками.
Док Пэрриш был грузный человек от сорока трех до сорока
девяти лет, с квадратной крепкой челюстью и носом,
расплющенным с тех пор, как он сержантом в армии занимался
боксом и был чемпионом. Той же крепкой рукой, что достала
меня со дна подводной ямы, он передал меня в мамины объятия.
У дока Пэрриша были густые брови цвета стали, и в каштановых
волосах под полями его непромокаемой шляпы пробивалась
седина.
- Шеф Марчетте сказал мне, что в местной школе открыли
a/.`b("-k) зал, - сказал док Пэрриш маме, - там можно
разместиться. Туда уже принесли керосиновые лампы и
несколько одеял и матрасов. Вода быстро поднимается, и
женщины и дети должны идти туда, чтобы укрыться на случай
беды.
- Нам тоже нужно туда пойти?
- Думаю, что это будет разумнее всего в данной
ситуации. Ни вы, ни Кори тут не сможете ничем помочь, так
что лучше вам уйти в безопасное место.
Док Пэрриш снова указал своим фонарем, на этот раз
прочь от реки на баскетбольную площадку, превратившуюся в
болото, туда, где мы оставили свою машину.
- Туда приезжает грузовик и забирает всех, кто хочет
укрыться в спортивном зале. Через несколько минут там как
раз должна появиться очередная машина.
- Нужно сказать папе, что мы уезжаем, - он думает, что
мы еще здесь, - запротестовал я, потому что шляпа с зеленым
пером вес еще не выходила у меня из головы.
- Я ему передам. Уверен, Тому будет спокойней, если он
узнает, что оба вы в безопасности, и скажу честно, Ребекка:
если дело пойдет так и дальше, то к утру мы сможем из окон
ловить рыбу.
Дополнительных приглашений нам не требовалось.
- Моя Бриджит уже там, - сказал доктор Пэрриш. -
Поспешите на следующий грузовик. Вот, возьмите.
Док Пэрриш отдал маме свой фонарь, и мы заторопились
прочь от разбушевавшейся Текумсы к баскетбольной площадке.
- Держи меня за руку и ни в коем случае не отпускай! -
кричала мама, когда речные воды забурлили вокруг нас.
Оглянувшись назад, я сумел разобрать только мутные пятна
света, двигавшиеся в потемках, и блики на темных струях.
- Смотри лучше под ноги! - снова прикрикнула на меня
мама.
Где-то в стороне, там, где должен был бороться с
паводком отец, внезапно раздались приглушенные крики,
повторявшие хором что-то однообразное. Тогда я еще не знал,
в чем было дело, но, как потом оказалось, именно в тот
момент волна с пенным гребнем перехлестнула через вершину
рукотворной дамбы в самом, как казалось, ее высоком месте,
уровень воды мгновенно поднялся, по поверхности пошла пена -
и люди неожиданно оказались по локти в бурлившей воде,
бешено несшейся вокруг. В луче фонаря среди пены,
вспучивавшейся тины, грязи и бры