крылась просторная
зеленая  поляна.  На  покрытой рябью поверхности  маленького
тихого пруда, в котором кто-то плескался, блестели солнечные
лучи.  Это была девушка. По всему было видно, что она только
что  вошла  в воду, потому что голова ее еще была  сухой,  а
мокрыми были только концы длинных золотистых волос. Она  вся
ровно  и хорошо загорела; пока она весело плескалась, на  ее
руках  и  плечах поблескивали капли воды. Я  хотел  было  ее
окликнуть, когда она вдруг откинулась на спину и  я  увидел,
что  никакого  купальника  на ней нет.  Она  была  абсолютно
голой.
      Мгновенно отступив за дерево, я затаился там,  гораздо
более  испуганный  видом  обнаженной  девушки,  чем  другими
мыслями. Лежа на спине, она весело бултыхала в воде  ногами,
поднимая   пузыри;  ее  маленькие  груди  были   видны   над
/."%`e-.abln воды. На ней не было ничего, что прикрывало  бы
место  между  ее  длинными  и  стройными  ногами.  Испытывая
невероятный  стыд от того, что подглядываю за недозволенным,
я  все-таки смотрел на нее, потому что мои глаза будто  были
прикованы   к  пруду  силой  могучего  заклинания.   Девушка
перевернулась на живот и нырнула. Через несколько секунд она
вынырнула  примерно  на  середине пруда  и,  откинув  мокрые
волосы  со  лба, снова легла на спину и, медленно  перебирая
ногами, поплыла, глядя в голубые высокие небеса.
       Как   вы  понимаете,  ситуация  сложилась  куда   как
любопытная.  Голодный, изнывавший от  жажды,  весь  покрытый
укусами  охочей до крови нечисти и изодранный  колючками,  я
стоял  за  деревом  в диком лесу перед прозрачным  маленьким
прудом,  в  котором,  буквально в двадцати  футах  от  меня,
плескалась  прекрасная обнаженная золотоволосая  девушка,  а
где-то  в это самое время мои родители названивали шерифу  и
поднимали  на  ноги пожарную команду. Я  не  успел  еще  как
следует  разглядеть ее лицо, но то, что она старше  меня,  я
знал  наверняка: ей было лет пятнадцать-шестнадцать. Девушка
была высокой и стройной; в том, как она держалась на воде, в
ее  движениях не было неуклюжести ребенка, а только изящная,
свободная  и грациозная сила. Я посмотрел на противоположный
берег  пруда  и  заметил  там одежду,  кучкой  лежавшую  под
деревом, от которого в лес уходила тропинка. Еще раз нырнув,
девушка  сильно плеснула ногами по воде, потом появилась  на
поверхности и быстро поплыла к берегу, к своей одежде. Когда
ее  ноги нащупали скользкое дно, она остановилась, встала во
весь  рост  и побрела к берегу. В тот же миг истина  наконец
озарила меня.
     - Подождите! - закричал я ей в спину.
      Девушка  обернулась,  мгновенно  покраснела.  Руки  ее
взметнулись,  чтобы прикрыть грудь, и она  мигом  присела  в
воду по горлышко.
     - Кто здесь? Кто это был?
      - Это я звал вас, - смущенно отозвался я, появляясь из
своего укрытия. - Извините.
     - Кто ты такой? Сколько ты там стоишь?
      -  Я только что вышел из леса, - ответил я, решив, что
ложь в данном случае будет более желанной для нас обоих. - И
ничего не видел.
      Девушка  потрясение смотрела на меня,  чуть  приоткрыв
рот.  Золотые волосы колыхались в воде вокруг ее  прекрасных
плеч.   Ее   лицо   было  освещено  косыми  лучами   солнца,
пробивавшимися сквозь ветви деревьев; несмотря  на  испуг  и
гнев,  она, без сомнения, была прекрасна, само олицетворение
красоты.  Это особенно меня поразило, потому что ее  красота
пронзила  меня подобно разряду молнии. В мире  есть  многое,
что мальчик моих лет может посчитать красивым: блеск лака на
раме  велосипеда,  отливы чисто вымытой  шерсти  здоровой  и
полной   сил   собаки,   верчение  йо-йо,   раз   за   разом
поднимающегося  по  своей нити вверх и  спускающегося  вниз,
желтый  свет  полной  луны,  сочная  зелень  луга,  приятная
полновесная   уверенность  в  нескольких   свободных   часах
впереди.   Черты  лица  девушек,  вне  зависимости   от   их
/`  "(+l-.ab(,  пропорциональности или притягательности,  до
той  поры  не  входили  в упомянутый  список.  Однако  я  на
несколько  минут  забыл о пустом ноющем  желудке,  москитных
волдырях  и  царапинах от злобных шипов. Лицо  девушки  было
самым  поразительным  видением,  когда-либо  посещавшим  мой
разум. Глядя в ее глаза удивительного василькового цвета,  я
будто  пробудился  от долгого, ленивого и спокойного  сна  в
мире, о существовании которого я даже не подозревал.
     - Я заблудился, - наконец выдавил я из себя.
     - Откуда ты идешь? Ты что там делал, подсматривал?
      -  Нет. Я пришел вон оттуда. - Я махнул рукой в  глубь
леса.
     - Ври больше! - ответила мне девушка. - Там только лес,
и ничего больше. Там, за этими холмами, никто не живет!
      - Да, - согласно кивнул я, - там никого нет. Продолжая
сидеть  под  водой,  обхватив  себя  за  плечи  руками,  она
некоторое  время  молча рассматривала  меня.  Я  видел,  как
успокаивается ее лицо, как испуг и гнев постепенно остывают,
как смягчается ее взгляд.
      - Значит, ты заблудился? - наконец повторила она. -  А
где ты живешь?
     - В Зефире.
     - Опять врешь! Зефир - по другую сторону равнины!
      - Мы с друзьями вчера заночевали в лесу, - объяснил я.
-   Нас   было   трое.  Кое-что  случилось,  у   нас   вышли
неприятности, и я заблудился в темноте.
     - А что такое случилось?
     Я пожал плечами.
     - Один человек за нами погнался.
     - И ты думаешь, что я поверю тебе?
     - Я говорю правду, клянусь.
      -  Значит,  ты пришел сюда из самого Зефира  ?  Должно
быть, ты валишься с ног от усталости?
     - Да, мэм, так оно и есть.
      -  Давай-ка отвернись, - приказала она. -  И  не  смей
оглядываться до тех пор, пока я не разрешу тебе. Понял?
      -  Хорошо,  -  кивнул я и повернулся к ней  спиной.  Я
слышал,  как  она с плеском выбралась из воды, и представлял
ее  всю,  обнаженную с головы до ног. Тихо зашуршала одежда.
Прошла минута-другая, и она сказала мне:
      -  Теперь можешь повернуться. Когда я увидел ее снова,
на ней была розовая майка, джинсы и белые теннисные тапочки.
      - Как тебя зовут? - спросила она, выжимая свои длинные
волосы.
     - Кори Мэкинсон.
      -  А  меня Чили Уиллоу, - представилась она. - Ну что,
пошли, Корп.
      О, как чудесно было слышать свое имя из ее уст! Обежав
вокруг  пруда, я вслед за девушкой углубился по  тропинке  в
лес.  Чили  была выше меня, ее походка сильно отличалась  от
той,  как  ходили мои девочки-одноклассницы.  Ей  не  меньше
шестнадцати,  решил  я. Я шагал за ней следом  и  вдыхал  ее
запах,  который мог сравниться разве что с ароматом росы  на
свежескошенной траве. Я старался ступать только  туда,  куда
-  abc/ +  ее нога. Если бы у мен" был хвост, я бы наверняка
вовсю им вилял.
      - Я живу недалеко, тут, на опушке, - сказала мне Чили,
и я отозвался из-за ее спины:
     - Ясно.
     У обочины грязной пыльной дороги стояла дощатая лачуга.
Стены  были  обиты рубероидом, загон для цыплят  справа  был
обнесен  ржавой стальной сеткой, а слева, посреди  заросшего
по пояс травой двора, на чурбаках стоял ржавый автомобильный
кузов.  Жилье  выглядело гораздо более жалким и  запущенным,
чем  тот  притон, в котором мой дедушка Джейберд  спустил  в
покер свою последнюю рубашку. Шагая по лесной тропинке вслед
за  Чили,  я уже обратил внимание на то, что ее джинсы  были
старенькими, обтрепанными и залатанными, а на майке  в  двух
местах светились симпатичные дырки размером не меньше дайма.
И  вот  теперь  я  увидел  ее дом, по  сравнению  с  которым
последняя братонская лачуга выглядела дворцом. Поднявшись на
крыльцо, Чили отворила отчаянно скрипевшую сетчатую дверь  и
крикнула в темноту внутрь дома:
     - Мама? Смотри, кого я нашла в лесу!
      Вслед  за  Чили я вошел в хижину. Внутри  стоял  запах
крепких  сигарет  и зелени с огорода. За  большим  столом  в
кресле-качалке  сидела  женщина с  шитьем  на  коленях.  Она
подняла  на  меня  морщинистое лицо, кожа  на  котором  была
сожжена  долгой работой на солнце, и взглянула  васильковыми
глазами своей дочери.
      - Можешь выбросить его обратно, - отозвалась она. Игла
в се руках снова принялась за работу.
      - Он заблудился, - объяснила Чили. - И попросил меня о
помощи. Говорит, что пришел из Зефира.
      -  Из  Зефира? - переспросила женщина. Ее глаза  снова
обратились ко мне. На ней было застиранное голубое платье  с
желтыми  вышитыми  узорами  на  груди  и  резиновые  пляжные
шлепанцы. - Далековато же ты забрался от дома, паренек.
      Голос  женщины  был  низким и хриплым,  словно  солнце
вместе  с  кожей высушило и ее легкие. На низеньком  столике
рядом   с   креслом-качалкой   стояла   пепельница,   полная
сигаретных   окурков,  дымилась  лежавшая   там   наполовину
выкуренная сигарета.
      Да,  мэм, - согласно ответил я. - Я хотел попросить  у
вас позволения позвонить моим родителям. Они волнуются, и  я
должен сказать им, что жив и здоров.
      -  У нас нет телефона, - ответила мне женщина. - У нас
тут не Зефир.
      -  А, ясно. Тогда.., можно я попрошу вас отвезти  меня
домой?
      Мать Чили молча взяла из пепельницы сигарету и, сделав
глубокую затяжку, положила сигарету обратно. Когда она снова
заговорила, у се губ клубами вился сигаретный дымок.
      -  На грузовике уехал Билл. Но, по-моему, он вскорости
должен вернуться.
      Мне  захотелось  узнать, через  сколько  именно  минут
наступит это ее "вскорости", но спросить было бы невежливо.
     - Можно мне попить? - обратился я к Чили.
      -  Само собой. И давай снимай-ка рубашку, она  у  тебя
насквозь промокла. Пойдем со мной.
      Вслед за Чили я пошел на маленькую бедную кухоньку, на
ходу расстегивая пуговицы рубашки и отлепляя ее от тела.
      -  Где это ты так здорово весь исцарапался? - спросила
меня  в  спину  мать  Чили,  снова  изрыгая  изо  рта  клубы
сигаретного  дыма. - Тебе явно пришлось побродить  по  лесу.
Эй, Чили, достань-ка йод и подлатай своего гостя.
     - Хорошо, мама, - отозвалась Чили, и я, повесив грязную
и   мокрую   рубашку  на  спинку  стула,  замер,   дожидаясь
наступления мгновения боли и блаженства.
      Стоя  ко  мне  спиной  возле раковины,  Чили  накачала
насосом   в   кувшин  воду,  которая  блаженно  булькала   и
плескалась во все стороны. Приложившись к полученной  кружке
с  Фредом Флинстоуном на боку, я нашел, что вода тепловата и
мутновата на вид. Глотнув воды, я обнаружил, что вкус у  нее
какой-то  затхлый.  Потом лицо Чили Уиллоу  снова  оказалось
передо мной - и сладость ее дыхания напомнила мне об аромате
роз. В ее руках были ватные тампончики и пузырек с йодом.
     - Будет немножко больно, - предупредила она.
      - Ничего, этот выдержит, - отозвалась из своей качалки
ее мать.
      Чили принялась за работу. По мере того как боль кусала
меня,  сначала  острая  и  резкая, потом  более  глубокая  и
долгая, я морщился и задерживал дыхание. Стоически переживая
болезненную  процедуру, я глядел на  лицо  Чили.  Ее  волосы
высохли  и  теперь падали на плечи золотистыми волнами.  Она
опустилась  на колени, и красновато-коричневая  ватка  в  ее
пальцах оставляла красновато-коричневые следы на моей  коже.
Мое сердце забилось чаще. Ее васильковые глаза встретились с
моими глазами, и она улыбнулась мне.
      -  А  ты молодец, - проговорила она. Я улыбнулся ей  в
ответ, хотя мне было так больно, что я готов был заплакать.
     - Сколько тебе лет, Кори? - поинтересовалась Чили.
     - Двенадцать. - И сразу же вслед еще одна святая ложь:
     - На самом деле мне уже почти тринадцать. Говоря это, я
не сводил глаз с лица Чили.
     - А сколько тебе? - спросил я ее.
     - Мне? О, я уже почтенная леди. Мне шестнадцать.
     - Ты еще учишься в школе?
      -  Один год отучилась, - ответила она. - С меня  этого
было довольно.
      -  Ты  не  ходишь  в  школу? - Я  был  потрясен  таким
известием. - Вот это да!
     - Ну, положим, ее школа еще не окончилась, - отозвалась
мать  Чили,  не  прерывая  своего шитья.  -  Школа  тумаков,
которые раздает жизнь, вот что я имею в виду.
     - Ох, мама, - вздохнула Чили; в ее губках сердечком эти
два слова звучали для меня как музыка.
      Я позабыл о боли. Для такого мужчины, как я, боль была
просто  ничем.  Я выдержу все что угодно, правильно  сказала
мама  Чили.  Я  окинул взглядом мрачную полутемную  комнату,
обставленную  старой и обшарпанной мебелью;  когда  я  снова
взглянул в лицо Чили, это было все равно что увидеть  солнце
/.a+%   долгой   ночной  бури.  Йод  безжалостно   жег,   но
прикосновения  рук Чили были легки и нежны. Я подумал,  что,
должно  быть, нравлюсь ей, иначе бы она не стала  обращаться
со  мной так осторожно и заботливо. Я видел ее совсем голой.
За  всю свою жизнь я не видел обнаженных женщин, кроме мамы.
Я  знаком  с  Чили всего ничего, но что значит время,  когда
говорит  сердце? Сейчас мое сердце говорило с  Чили  Уиллоу,
которая  мазала  мне  царапины и  москитные  укусы  йодом  и
улыбалась. Мое сердце говорило ей:
     Если бы ты была моей подружкой, я бы подарил тебе сотню
светляков в бутылке из зеленого стекла, чтобы ты не  сбилась
в  темноте  с дороги. Я бы подарил тебе луг в диких  цветах,
среди которых не было бы двух одинаковых. Я бы подарил  тебе
свой  велосипед  с золотым глазом в фаре, чтобы  он  защищал
тебя.  Я  бы написал для тебя рассказ, в котором ты была  бы
принцессой,  и  поселил бы тебя в замке из  белого  мрамора.
Если  бы ты сказала, что я нравлюсь тебе, я бы подарил  тебе
волшебство.  Только скажи, что я тебе небезразличен.  Только
скажи...
      -  А  ты храбрый парень, - сказала мне Чили. Где-то  в
дальнем, самом темном углу хижины заплакал ребенок.
     - О Господи, - вздохнула мама Чили, откладывая шитье. -
Опять Бубба проснулся.
      Поднявшись  из  кресла, она двинулась в  угол,  откуда
доносился плач, шлепая своими резиновыми тапками по дощатому
полу.
      -  Сейчас  я  его покормлю, - сказала Чили,  -  пускай
потерпит минутку.
      -  Ничего,  не отвлекайся, я покормлю его. Билл  скоро
вернется,  и  на  твоем месте я бы надела колечко  -  ты  же
знаешь, он от этого бесится.
     - Да, знаю, - вздохнула Чили.
      Глаза  Чили  потемнели, что-то в ее лице погасло.  Она
приложила  ватку  к  последней  царапине  на  моем  плече  и
закупорила пузырек с йодом.
      -  Все, теперь ты здоров. Больница закрыта. Мать  Чили
вышла к нам, держа на руках младенца, которому не было  еще,
наверное, и года. Я остался стоять посреди комнаты,  а  Чили
поднялась  с  колен и, повернувшись, прошла на кухню.  Когда
она вернулась, на безымянном пальце ее правой руки появилось
тоненькое  золотое  колечко.  Чили  взяла  у  своей   матери
ребенка, уселась с ним в кресло-качалку и, покачиваясь, что-
то тихо запела.
     - Он постоянно хочет есть, - объяснила мне мать Чили. -
Вырастет богатырем, это уж точно.
       Сделав  шаг  к  окну,  она  чуть  отодвинула  грязную
занавеску.
      -  А вот и Билл. Он подкинет тебя до дома, паренек.  Я
услышал,  как во дворе зарычал грузовик, затормозивший  чуть
ли  не  у  самого  крыльца.  Дверь  заскрипела  и  стукнула,
закрывшись. В комнате появился Билл: он был высок и  строен,
у  него были коротко стриженные волосы ежиком, карие глаза с
тяжелыми веками, и ему было, наверное, все восемнадцать.  На
Билле  были  грязные  джинсы  и  голубая  рубашка  с  пятном
,  h(--.#.  масла на груди, а в довершение  всего  он  жевал
спичку.
     - А это кто такой? - первым делом поинтересовался он.
      -  Паренька  нужно подвезти в Зефир, - ответила  Биллу
мать Чили. - Он заблудился в лесу.
      -  Обратно в Зефир я ни за что не потащусь! -  отрезал
Билл и цыкнул зубом. - Я только что чуть не изжарился в этом
чертовом грузовике!
     - Где ты был? - спросила Билла Чили, укачивая ребенка.
     - Чинил тачку старика Уолша. И если вы думаете, что это
было плевое дело, то лучше бы вам не злить меня.
      Бросив  взгляд на Чили, Билл прошествовал на кухню.  Я
видел,  как его взгляд не остановился ни на ее лице,  ни  на
золотых  волосах, потому что он смотрел на нее и  не  видел,
словно  ее  и  не  было  здесь  вовсе,  и  лицо  Чили  стало
безжизненным и тоскливым.
     - Деньги-то хоть привез? - подала голос мать Чили.
      -  Да, денег я привез. Вы что, держите меня совеем  за
идиота, думаете, я буду задарма ломаться в такую жарищу?
      -  У  Буббы кончилось молоко! - подала голос  Чили.  Я
услышал, как в кувшин полилась тухлая вода из носика насоса.
     - Черт, - ругнулся Билл.
      -  Так  ты отвезешь паренька в Зефир или нет? -  снова
спросила мать Чили.
     - Нет, - ответил Билл.
      -  Подержи-ка. - Чили поднялась из кресла  и  передала
ребенка матери. - Я сама отвезу его.
      -  Вот  уж черта с два! - Билли снова вошел в комнату,
держа  в  руке  кружку с очередным Флинстоуном  на  боку,  в
которой плескалась вода. - У тебе больше нет прав, и  потому
я не дам тебе сесть за руль!
     - Пойми, этому мальчику нужно...
     - Не твое дело развозить пацанов по домам, - оборвал ее
Билли, при этом его глаза снова смотрели на Чили и не видели
ее. - Твое место в доме. Объясните ей, миссис Парселл.
      -  Я  под  чужие дудки не пою, - ответила  мать  Чили.
Отстранив  ребенка, которого протянула ей  дочь,  она  снова
опустилась  в  кресло-качалку,  закурила  новую  сигарету  и
взялась за штопку.
      Допив  коричневатую  воду  из  кружки  до  дна,  Билли
поморщился.
      - Ладно. Черт с ним. Отвезу его на бензозаправку рядом
с  авиабазой. Там есть телефон, и он сможет оттуда позвонить
своим родичам.
     - Как ты смотришь на это, Кори? - спросила меня Чили.
      -  Я...  -  Моя голова до сих пор шла кругом  от  вида
золотого  колечка на руке Чили. Боль никак не отпускала  мое
сердце. - Это меня устроит. Вполне.
      -  Верно,  пацан,  соглашайся на  то,  что  предлагают
задарма,  или отваливай, - подхватил Билл. - Мне  ничего  не
стоит спустить твою задницу с крыльца.
     - У меня нет денег, чтобы звонить из автомата, - сказал
я.
     - Пацан, ты вообще никуда не годишься, у тебя чертовски
&  +*() вид, - заявил Билл, возвращаясь с кружкой обратно на
кухню.  - Своих денег у тебя нет, а кроме того, ты пытаешься
отнять  деньги  у  меня.  Мне работать  надо,  а  не  катать
мальчишек по лесу!
     Чили засунула руку в карман джинсов.
      -  У  меня тут есть пара монеток, - сказала она, и  на
свет   появился  маленький  пластиковый  кошелек   в   форме
сердечка. Пластик потрескался, сам кошелек был стареньким  и
затертым, из тех, что покупают маленьким девочкам у Вулворта
за  девяносто девять центов. Чили открыла защелку кошелечка.
Я заметил внутри немного денег, в основном мелочь.
      -  Мне нужен всего дайм, - торопливо сказал я ей. Чили
протянула мне дайм с головой Меркурия на орле, я взял у  нее
монетку и засунул в карман своих джинсов. Чили подарила  мне
улыбку, что само по себе стоило целого состояния.
     - Счастливо добраться до дома.
      - Теперь все будет в порядке, я не заблужусь больше. Я
взглянул  на  личико ребенка и увидел, что у него  такие  же
васильковые глазки, как и у Чили.
     - Если идешь, то пошли.
      Толкнув меня, Билл прошествовал к двери. На своих жену
и  ребенка  он  даже не взглянул. Он вышел на улицу,  крепко
хлопнув  сетчатой  дверью, и я услышал,  как  взревел  мотор
пикапа.
      Я  просто не мог оторваться от Чили Уиллоу. Позже,  по
прошествии  многих  лет,  я услышал  об  "электричестве",  о
флюидах,  что  возникают  между людьми,  и  узнал,  что  это
означает;  отец  рассказывал мне, как это бывает  у  птиц  и
пчел,   да   и  тогда  я  уже  много  что  знал   от   своих
одноклассников.  Но  все,  что  я  знал  в  тот  миг,   была
невыносимая  тоска  разлуки,  а  еще  ужасное  желание  быть
старше, выше, сильнее, мужественнее. Чтобы суметь поцеловать
губы  на  этом  милом лице и повернуть время  вспять,  чтобы