нных марсианами шеях. В моем сновидении  мой
отец  плыл  к  тонущему  автомобилю,  но  когда  его  голова
погружалась  под  воду,  то  больше  уже  не  всплывала   на
поверхность.  Я стоял на красном утесе перед озером  и  звал
его,  пока Лэнни не подошла ко мне словно белый туман  и  не
взяла  мою  руку в свою влажную ладонь. И когда  она  повела
меня  прочь от озера, я услышал, как где-то вдали меня звала
мама,  а  на  лесной  опушке стояла  фигура  в  плаще,  полы
которого развевались на ветру.
     Резкий толчок разбудил меня.
      Я  открыл глаза, мое сердце бешено колотилось.  Что-то
разбилось, и звук этот заполнил мое сознание, проник  внутрь
моей головы. Все огни были еще погашены, снаружи по-прежнему
царствовала  ночь.  Я  протянул руку и дотронулся  до  Бена,
который  все  еще  лежал рядом со мной. Он тяжело  вздохнул,
словно  мое прикосновение до смерти напугало его. Я  услышал
рокот  двигателя  и выглянул в окно в сторону  Дирман-стрит,
gb.!k   увидеть   задние   огни   "Чеви"   Донни   Блэйлока,
отъезжающего прочь от дома.
     Дверь веранды, догадался я. Ее стук и разбудил меня.
      - Бен? - глухо сказал я, мой язык еле ворочался от еще
не ушедшего полностью сна. - Твой папа пришел домой!
     Что-то грохнуло у входной двери. Казалось, что от этого
удара весь дом задрожал.
       -  Сэм?  -  это  был  голос  миссис  Сирс,  несколько
визгливый. - Сэм?
      Я  выскользнул  из кровати, но Бен по-прежнему  лежал.
Думаю,  он  просто смотрел в потолок. Я прошел в темноте  по
коридору, доски пола скрипели под моими ногами. В темноте  я
наткнулся  на миссис Сирс, которая стояла как раз  там,  где
был  проход  из коридора в большую комнату. Света  нигде  не
было.
     Я услышал ужасное хриплое дыхание.
      Это  был звук, который, как я думал, могли бы издавать
марсиане,  когда  их инопланетные легкие вдыхали  бы  земной
воздух.
     - Сэм? - спросила миссис Сирс. - Я здесь...
      -  Здесь?  -  ответил хрипловатый  голос.  -  Здесь..,
здесь.., мать твою.., прямо здесь...
      Это был голос мистера Сирса, да, без сомнения это  был
его голос, но он несколько отличался от его обычного голоса.
Он  был какой-то измененный. В нем не чувствовалось ни капли
юмора, как бывало обычно, когда он поздно приходил домой или
рассказывал свои любимые анекдоты про священников и монахов.
Сейчас он был таким же натужным, как звук трубы.
     - Сэм, сейчас я включу свет...
     Клик, клик...
     И вот он показался из темноты.
      Мистер  Сирс  на  четвереньках стоял на  полу,  крепко
упираясь  всеми своими конечностями в дощатый  пол,  склонив
голову  так,  что  одна его щека терлась о ковер.  Его  лицо
казалось   каким-то  непомерно  раздутым  и  мокрым,   глаза
провалились  куда-то  в мясистые складки.  Правое  плечо  на
куртке было запачкано землей, точно так же были запачканы  и
джинсы,  словно  он много раз падал в лесу.  Он  моргнул  на
свет, серебристая слюна повисла на нижней губе.
     - Где она? - спросил он. - Ты ее видишь?
     - Она.., возле твоей правой руки...
     Его левая рука начала шарить по полу.
     - Проклятая лгунья, - проговорил он вдруг.
     - У другой руки, Сэм, - устало сказала миссис Сирс.
      Его  правая  рука  двинулась в сторону  металлического
предмета, лежавшего возле нее. Это оказалась фляга с  виски,
которую он нащупал пальцами и подкатил к себе поближе.
      Затем  он поднялся на колени и посмотрел на  жену.  На
лице его проступила свирепость, он стал каким-то злым.
      -  Не смей ничего мне говорить, - пробормотал он. - Не
смей открывать этот дерзкий губастый рот...
      Я  отступил по коридору назад. С меня достаточно  было
видения чудовища, выползавшего из своей прежней кожи.
      Мистер  Сирс попытался подняться на ноги. Он схватился
'   стол, с которого так и не было убрано после нашей игры в
скрабл,  и  буквы  рассыпались по полу,  образовав  мешанину
гласных и согласных. Потом ему все-таки удалось подняться на
ноги, отвинтить крышечку фляги и приложиться к горлышку.
      -  Ступай  в кровать, Сэм, - сказала миссис Сирс;  это
было  произнесено без какого-либо нажима и силы, словно  она
достаточно   хорошо   знала,  что  должно   было   за   этим
последовать.
      - Ступай в кровать! - грубо передразнил он. - Ступай в
кровать!  - его губы скривились. - Я не хочу в кровать,  ты,
толстожопая корова!
       Я  увидел,  как  миссис  Сирс  задрожала,  словно  ее
хлестнули кнутом. Рука ее потянулась ко рту:
      -  О...  Сэм,  -  зарыдала она, и по  дому  разнеслись
ужасные звуки.
      Я  еще  немного отошел назад. А потом мимо меня прошел
Бен в зеленой пижаме, лицо его было непроницаемым, свободным
от всякого выражения, однако по щекам у него текли слезы.
      Это было похуже, чем в кино о чудовищах. Эти ужасы  не
соскакивают  с  экрана  или  со  страниц  книг,  а  внезапно
приходят  в  дом, запутывая все и переворачивая вверх  дном,
ухмыляясь  при этом, обладая обликом того, кого вы  очень  и
очень любите. Я был уверен, что в этот момент Бен скорее был
бы  согласен  взглянуть в лицо стеклянноголового марсианина,
протягивающего к нему щупальцы, чем смотреть в  покрасневшие
пьяные глаза своего отца.
      -  А-а,  Бенни,  мальчик! -  сказал  мистер  Сирс.  Он
пошатнулся и схватился за спинку стула. - Ха, ты знаешь, что
с  тобой  произошло? Знаешь, что? Твоя лучшая  часть  так  и
осталась в том рваном презервативе, вот что случилось!
      Бен  замер  рядом  с  матерью.  Какие  бы  чувства  ни
обуревали  его  сейчас, на его лице их  не  было  видно.  Он
наверняка  знал,  что  именно это  и  должно  было  в  итоге
произойти, догадался я. Бен отлично знал, что если его  отец
отправлялся  куда-нибудь  с  Донни  Блэйлоком,   он   всегда
приходил домой измененным, но отнюдь не марсианами, а каким-
нибудь самодельным пойлом.
     - Вы оба классно смотритесь. Только посмотрите на себя,
-  мистер Сирс сделал попытку завинтить крышку фляги, но ему
не  удалось даже приложить ее к нужному месту. - Стоите там,
открыв  ваши  дерзкие рты. И ты находишь это  забавным,  мой
мальчик, а?
     - Нет, мистер...
      -  Да, ты находишь это забавным! Ты ждешь не дождешься
момента,  чтобы  посмеяться надо мной и рассказать  всем  об
этом, разве не так? Где этот парень Мэкинсонов? Э-э-эй! - он
заметил  меня, стоявшего сзади в коридоре, и я вздрогнул.  -
Ты  можешь сказать этому проклятому молочнику, твоему  отцу,
пусть отправляется прямиком в ад, к чертям собачьим. Слышишь
меня?
      Я  кивнул,  и его внимание переместилось в сторону  от
моей  персоны. Это было вовсе не тем, что в действительности
хотел говорить мистер Сирс. Грубым и кровожадным сделала его
фляга, которая выкручивала и давила изнутри его душу до  тех
/.`, пока голос его не начал кричать об освобождении.
      -  Что  ты  там сказала? - он пристально посмотрел  на
миссис  Сирс, его веки набухли и отяжелели. - Что ты  сейчас
говоришь?
     - Я.., я ничего не говорила.
      Он  бросился на нее как разъяренный бык.  Миссис  Сирс
закричала и отступила назад, но он схватил ее одной рукой за
полы  халата,  отведя другую руку, с флягой,  назад,  словно
собирался ударить ее по лицу.
      - Да-а, ты сказала! - закричал он с ликованием. - И не
заговаривай мне зубы!!
      -  Папочка,  нет! - взмолился Бен и,  обхватив  обеими
руками бедра отца, повис на них всем своим весом. Так все  и
застыло,   момент  растянулся:  мистер  Сирс,   собирающийся
ударить  свою  жену;  я,  стоящий в шоке  в  коридоре;  Бен,
схвативший отца за ноги. Впечатляющая немая сцены.
      Губы миссис Сирс задрожали. Обращаясь к фляге, которая
изготовилась стукнуть ее по лицу, она проговорила:
      -  Я..,  сказала.., что мы оба любим тебя и что..,  мы
хотим,  чтобы  ты был счастлив. Вот и все, -  слезы  тонкими
струйками  потекли  у  нее из глаз.  -  Вот  и  все.  Просто
счастлив...
      Он ничего не сказал. Глаза его закрылись, а потом он с
явным усилием открыл их.
      -  Счастлив,  - прошептал он. Теперь Бен зарыдал,  его
лицо  уткнулось в бедро отца, костяшки пальцев  побелели  от
напряжения. Мистер Сирс опустил руку и отпустил халат  жены.
-   Счастлив.  Вот  видишь,  я  счастлив.  Посмотри,  как  я
улыбаюсь...
     Лицо его при этом не изменилось.
      Он  стоял, тяжело и прерывисто дыша, рука с зажатой  в
ней   флягой  бессильно  повисла  вдоль  бока.  Сначала   он
повернулся в одну сторону, потом в другую, но, казалось, так
и не смог решить, какой путь избрать.
     - Почему бы тебе не сесть, Сэм? - спросила миссис Сирс.
Она  шмыгнула и вытерла мокрый нос. - Хочешь, я помогу тебе,
а?
     - Да... Помоги, - он утвердительно кивнул.
     Бен отпустил его, а миссис Сирс повела мужа к стулу. Он
бессильно  плюхнулся  на него, словно был  не  человеком,  а
огромным   ворохом  грязного  белья.  Затем   посмотрел   на
противоположную   стену,   и  рот   его   приоткрылся.   Она
пододвинула  другой  стул и села рядом с  мужем.  В  комнате
витало  ощущение, будто только что прошла гроза. Она  могла,
конечно,  еще  вернуться,  может  быть,  несколькими  ночами
позже, но сейчас она ушла.
     - Мне кажется, - он остановился, словно бы потерял нить
того,  о  чем он собирался сказать, и несколько раз моргнул,
отыскивая нужные слова. - Мне кажется, я веду себя не  очень
хорошо, - наконец проговорил он.
      Миссис  Сирс  осторожно положила  себе  на  плечо  его
голову. Он крепко зажмурил глаза, грудь его приподнялась,  а
потом  он начал плакать, и я вышел из их дома прямо в  ночь,
одетый  в одну пижаму, потому что это было для меня  слишком
bo&%+.  -  продолжать оставаться, чужаку, в такую  минуту  в
доме  при  виде  их  личной боли.  Я  уселся  на  ступеньках
веранды. Тампер обежал вокруг меня и уселся рядом,  а  потом
лизнул  мою руку. Я почувствовал, что оказался очень  далеко
от своего дома, хотя наши улицы располагались почти рядом.
      Бен  знал. Какая смелость наверняка понадобилась  ему,
чтобы  лгать, притворяясь в постели спящим. Он знал об этом,
когда   далеко  заполночь  хлопнула  входная  дверь,   когда
захватчик, находившийся прежде внутри фляги, смог попасть  в
дом. Знание этого и безысходное ожидание наверняка приносили
Бену невероятные мучения и страдания.
     Через некоторое время Бен тоже вышел наружу и уселся со
мной на ступеньках. Он спросил, все ли у меня в порядке, и я
ответил,  что да. Я спросил его, все ли у него в порядке,  и
он  ответил мне то же самое. Я поверил ему. Он научился жить
со  всем  этим, и хотя все это было ужасно, он справлялся  с
этим так, как только мог.
      - У моего папы бывают такие периоды, - объяснил он.  -
Иногда  он говорит очень плохие вещи, но ничего не  может  с
собой поделать...
     Я кивнул в знак понимания.
      -  Он не думал так, когда говорил о твоем отце. Ты  не
должен ненавидеть его, слышишь?
     - Нет, - согласился я. - Я понимаю и не виню его.
     - Ты ведь не ненавидишь меня, а?
      - Нет, - ответил я ему. - Я никого не ненавижу, я всех
люблю.
     - Ты действительно хороший друг, - сказал Бен и положил
руку на мое плечо, потом обнял меня.
      Миссис Сирс вышла и принесла нам плед. Он был красным.
Мы  сидели там и смотрели, как звезды медленно изменяли свое
положение  на  небе, и совсем скоро начали  щебетать  первые
предвестники утра - птицы.
      За завтраком у нас была горячая овсяная каша и булочки
с  клубникой. Миссис Сирс сказала, что мистер Сирс еще  спит
и,  вероятно, проспит большую часть дня, и не буду ли я  так
любезен,  чтобы попросить свою маму позвонить ей, чтобы  они
могли  побеседовать. Одевшись и упаковав в  ранец  все  свои
вещи,  я  поблагодарил миссис Сирс за радушный  прием  и  за
великолепное угощение, а Бен сказал, что встретится со  мной
в  школе завтра. Он проводил меня до моего велосипеда, и  мы
поговорили немного о нашей бейсбольной команде младшей лиги,
которая  скоро  должна  была начать  выступать.  Бейсбольные
соревнования начинались как раз в это время года.
      Никогда  больше  между собой мы  не  упоминали  о  том
фильме,  о  марсианах, замышляющих покорить Землю  город  за
городом, семью за семьей. Потому что оба мы уже сталкивались
с захватчиком лицом к лицу.
       Было   воскресное  утро.  Я  ехал  к  дому,  а  когда
оглядывался  в сторону тупика, которым оканчивалась  Дирман-
стрит, мой друг все еще стоял там и махал мне рукой...

                           Глава 4
                              
                        Осы на Пасху

      Метеор,  как  выяснилось, при падении из  космического
пространства  должен был сгореть почти  без  остатка.  Сосны
занялись  огнем там, куда он упал, но к вечеру в воскресенье
пошел  дождь,  который и расправился с огнем. В  понедельник
утром,  когда в школе прозвенел звонок на уроки,  дождь  все
еще  шел,  и  шел  потом  в течение  всего  серого  дня.  На
следующее  воскресенье  была Пасха,  и  мама  говорила,  что
надеется,  вопреки предсказаниям синоптиков,  что  дождь  не
испортит  праздничного пасхального шествия,  которое  обычно
устраивалось на Мерчантс-стрит.
      Рано  утром  в Страстную Пятницу, где-то с  шести  или
около  того, в Зефире обычно начинался парад несколько иного
свойства. Он начинался в Братоне возле маленького каркасного
дома,  окрашенного бордовой, а также всевозможными оттенками
оранжевой, красной и золотистой красок. Процессия, состоящая
обычно  из  негров-мужчин  в  черных  костюмах  и  в   белых
рубашках,  с  галстуками, начинала свой путь от  того  дома,
сопровождаемая  некоторым  количеством  женщин  и  детей   в
траурных  одеяниях,  шедших в хвосте  колонны.  Двое  мужчин
несли  барабаны и отбивали на них медленный  мерный  ритм  в
такт    своим   шагам.   Процессия   держала   путь    через
железнодорожные  пути, затем к центру  города  по  Мерчантс-
стрит,  но  во  время  этого  хода  никто  между  собой   не
разговаривал.  С тех пор как это стало регулярным  событием,
проводившимся в Страстную Пятницу каждый год, многие  жители
Зефира  торопились  покинуть свои дома,  чтобы  постоять  на
тротуаре и понаблюдать за происходящим, причем именно  среди
белых   представителей  человеческой  популяции   наблюдался
повышенный  интерес ко всем событиям такого рода.  Моя  мама
была одним из таких любопытствующих наблюдателей, а папа как
правило  в такое время был на работе. Я обычно тоже ходил  с
ней,  потому что меня захватывало происходящее  там,  как  и
любого другого человека, стоявшего в этой толпе.
     Три негра, которые возглавляли процессию, несли в руках
дерюжные  мешки.  Вокруг  их шей, свисая  поверх  галстуков,
болтались  ожерелья  из  янтарных  бусин,  костей  цыплят  и
раковин речных мидий. На этот раз в Страстную Пятницу  улицы
были  мокрыми  и  моросил противный дождь, однако  участники
этого шествия шли без зонтиков. Они не разговаривали друг  с
другом,  а также не заговаривали во время хода ни с  кем  из
зрителей, теми из них, кто набирался нахальства заговорить с
ними.  Где-то  в  центре  этого  шествия  я  увидел  мистера
Лайтфута, но он, хотя знал в нашем городе все белые лица, не
смотрел  ни направо, ни налево, уставив взгляд строго  перед
собой в затылок мужчины, который шел в процессии перед  ним.
Маркус  Лайтфут, внесший неоценимый вклад в  дело  сближения
общин  Братона и Зефира, был мастером на все руки, способным
починить  любую  вещь,  которую  когда-либо  изобретал  мозг
человека, и обладал умением заниматься вообще любой  работой
не  покладая  рук.  Я  узнал  мистера  Денниса,  работавшего
сторожем  в  начальной  школе. Узнал миссис  Велведайн,  что
работала в столовой при нашей церкви, и узнал миссис Перл из
/%*  `-( на Мерчантс-стрит, которая всегда была смешливой  и
веселой. Впрочем, сегодня она была воплощением серьезности и
строгости,  и  ее  голову  прикрывала  от  дождя  прозрачная
шапочка.
      Следуя в самом хвосте процессии, даже позади женщин  и
детей,  шел мужчина, высокий и худой, одетый в смокинг  и  с
цилиндром  на голове. Он нес маленький барабан, и его  рука,
облаченная  в черную перчатку, ударяла по нему в  ритм  хода
всей процессии. Именно как раз для того, чтобы посмотреть на
этого мужчину и его жену, многие и покинули свои дома в  это
пасмурное, довольно холодное весеннее утро. Жена его  должна
была  прибыть  немного  позднее.  А  пока  он  шел  один,  и
выражение его лица было подавленным.
      Мы  называли его Человек-Луна, а настоящее его имя  не
знал  никто. Он был очень стар, но насколько стар -  сказать
тоже  было  невозможно, потому что никто этого не знал.  Его
очень  редко  можно  было увидеть за  пределами  Братона  за
исключением данной церемонии, так же, как и его  жену.  Либо
дефект от рождения, либо какая-то кожная болезнь перекрасила
одну  сторону его вытянутого узкого лица, сделав ее  бледно-
желтой,  тогда  как  другая сторона  оставалась  черной  как
смоль,  и обе половины сходились в пятнистой войне,  граница
которой  шла  от его лба вниз через чуть плосковатый  нос  и
терялась  на  подбородке, заросшем седой  бородой.  Человек-
Луна, человек-загадка, имел по паре часов на каждом запястье
и  распятие, висевшее на цепочке у него на шее,  размером  в
приличную   свиную  ляжку.  Он  был,  как  мы  предполагали,
официальным  распорядителем шествия, какие бывают  обычно  в
королевских церемониях.
      Шествие шаг за шагом продвигалось под непрерывный  бой
барабанов  через  Зефир к мосту через  Текумсу,  на  котором
обитали горгульи. Это занимало некоторое время, однако  ради
такого  зрелища  стоило опоздать в школу, тем  более  что  в
Страстную  Пятницу  школьные занятия начинались  обычно  уже
после десяти.
      Когда  три негра с дерюжными мешками дошли до середины
моста,  они  застыли там, неподвижные словно черные  статуи.
Остальная  часть процессии подошла к ним почти вплотную,  но
так,  чтобы не перегораживать проезд через мост, хотя  шериф
Эмори и оградил барьерчиками с мигающими огнями весь маршрут
шествия.
      В  этот  момент по Мерчантс-стрит из Братона  медленно
проследовал "Понтиак Боневиль" с откидным верхом, украшенный
от  капота  до багажника мерцающим искусственным  хрусталем,
двигаясь  по  тому  же маршруту, что и процессия.  Когда  он
достиг центра моста с горгульями, из машины вышел водитель и
отворил  заднюю  дверцу,  а Человек-Луна  подал  руку  своей
супруге, помогая ей выбраться из кабины и встать на ноги.
     Прибыла Леди.
      Выглядела  она  худой словно тень  и  почти  столь  же
темной. У ней была роскошная пушистая шевелюра седых  волос,
по-королевски  длинная шея, а плечи хрупкие, но  прямые.  На
ней  не было костюма неземной красоты, а лишь простое черное
платье  с  серебристым поясом, на ногах белые  туфли,  а  на
#.+."% - белая шляпа без полей и с вуалью. Ее белые перчатки
доходили почти до черных локтей. Когда Человек-Луна помог ей
выйти  из  машины,  шофер раскрыл зонтик и  поднял  его  над
головой ее величества.
      Леди,  как я уже говорил, было сто шесть лет от  роду,
родилась  она в 1858 году. Моя мама говорила, что Леди  была
сначала  рабыней в Луизиане, затем вместе со  своей  матерью
перед началом Гражданской Войны бежала в болота. Она выросла
и   воспитывалась   в   колонии  для   прокаженных,   беглых
преступников  и  рабов  в  каком-то  захолустье  под   Новым
Орлеаном, и там приобрела все то, что знала и имела сейчас.
      Леди  была  королевой, а королевством ее  был  Братон.
Никто за пределами Братона и никто внутри его не знал ее под
другим  именем,  кроме  "Леди",  насколько  мне  тогда  было
известно.  Имя это ей подходило: она была воплощением  самой
элегантности.
      Кто-то  вручил ей колокольчик. Она взглянула вниз,  на
вялую  бурую речку, и стала медленно раскачивать колокольчик
из стороны в сторону.
      Я  знал, что она делала. Моя мама тоже знала это. Все,
кто наблюдал, знали.
      Леди  вызыва