дверь
не закрылась, в парикмахерскую волнами накатывал жар.
      Поднявшись с места, я подошел к двери и долго  смотрел
вслед мистеру Каткоуту, который неторопливо, засунув руки  в
карманы, удалялся по Мерчантс-стрит.
     - Ну и что вы на это скажете? - повернулся к нам мистер
Доллар.  -  С чего это он так взбесился? Я ничего такого  не
сказал!
      - Он знает, что ты не поверил ни единому его слову,  -
объяснил  Джазист  и принялся собирать  шашки  в  коробку  и
складывать доску.
     - Так это правда или нет? - спросил отец, поднимаясь из
парикмахерского  кресла.  Волосы  вокруг   его   ушей   были
аккуратно подстрижены, а шея покраснела от поработавшей  над
ней в подушке пены бритвы.
     - Конечно, он заливает! - фыркнул мистер Доллар. - Оуэн
a/ob(+,  это всем известно! Он уже несколько лет  как  мелет
всякую чушь!
      - Так значит, все, что он рассказал, просто выдумка? -
спросил  я,  не сводя глаз с мистера Каткоута, шагавшего  по
тротуару.
     - Выдумка, выдумка. Он все выдумал с начала до конца.
     - Откуда у вас такая уверенность? - спросил отец.
      - Перестань, Том! Что стрелку с Дикого Запада делать в
Зефире?  И  потом,  не  думаешь ли  ты,  что  случай,  когда
мальчишка спас жизнь самому Вьятту Эрпу в О'Кей Коррал,  мог
не  попасть  в  книжки  по  истории?  Так  вот,  я  пошел  в
библиотеку и внимательно просмотрел там разные книжки. В них
нет ни слова о том, что какой-то мальчишка спас жизнь Вьятту
Эрпу, а кроме того, в книгах я не нашел ни одного стрелка по
прозвищу Кат Леденец.
      Сильными  движениями щетки мистер  Доллар  раздраженно
смахнул со спинки кресла остатки волос.
     - Твоя очередь, Кори. Иди садись.
      Отворачиваясь  от окна, я заметил, как мистер  Каткоут
махнул  кому-то  рукой.  По  другой  стороне  Мерчантс-стрит
навстречу мистеру Каткоуту непринужденно шел Верной Такстер,
как  обычно, в чем мать родила, шел с очень целеустремленным
видом,  словно торопился куда-то, но улучил момент  помахать
мистеру Каткоуту.
      Двое безумцев разминулись и пошли дальше, каждый своей
дорогой.
      Мне  было  не смешно. Мне не давал покоя  вопрос:  что
заставило  мистера Каткоута поверить, что  когда-то  он  был
стрелком,  точно  так  же, как и то, что  заставило  Вернона
Такстера верить в то, что у него в его прогулке нагишом есть
цель.
     Я подошел к креслу и уселся. Закутав мою шею полотенцем
и  заколов  его английской булавкой, мистер Доллар несколько
раз  расчесал мои волосы гребешком. Отец уже сидел в  кресле
для   посетителей   и  читал  "Иллюстрированные   спортивные
страницы".
      -  Немного  снимем  сверху и подровняем  по  бокам?  -
спросил меня мистер Доллар.
      -  Да,  сэр,  - ответил я. - Это будет  в  самый  раз.
Ножницы  запели свою визгливую отрывистую песнь, и маленькие
мертвые кусочки меня посыпались на пол.

                           Глава 3

                        Мальчик и мяч

     Когда мы с отцом вернулись домой, он уже стоял у нашего
крыльца.
       Прямо  перед  крыльцом,  сам  по  себе,  опираясь  на
специальную выдвижную подножку.
     Новенький велосипед.
     - Господи, - прошептал я, торопливо выбираясь из нашего
пикапа. Ничего больше я вымолвить не мог. К, крыльцу  я  шел
словно в трансе, потом, протянув руку, прикоснулся к нему.
      Велосипед мне не снился. Он был самый что ни  на  есть
настоящий,  и  он  был прекрасен. За моей спиной  оценивающе
присвистнул отец.
     - Вот это да, потрясающий велосипед, верно, Кори?
     - Да, сэр.
      Я  все еще не мог поверить своему счастью. Передо мной
было  то,  о  чем  я  в  глубине души так  давно  мечтал,  с
незапамятных времен. Теперь это принадлежало одному  мне,  и
потому  я  чувствовал  себя королем мира  Позже,  много  лет
спустя,  я говорил себе, что на всем белом свете я не  видел
женских губ краснее и ярче, чем подаренный мне велосипед. Ни
одна  иноземная спортивная машина с колесами и мягко урчащим
мотором  не  таила  в  себе столько  мощи  и  скрытой  жажды
скорости, как мой велосипед. Никакой хром не блестел с такой
чистотой,  подобной  серебристой  луне  в  летнюю  ночь.   У
велосипеда  была  большая круглая фара и гудок  с  резиновой
грушей, а рама его выглядела такой же сильной и несгибаемой,
как   мускулы  Геракла.  Вместе  с  тем  велосипед   казался
рожденным  для  скорости; его руль плавно  изгибался  назад,
будто  приглашая  отведать напор ветра,  черная  резина  его
педалей  не  знала других подошв, кроме моих. Отец  погладил
пальцами фару, потом приподнял велосипед одной рукой.
      -  Господи, да он почти ничего не весит! -  восхищенно
проговорил отец. - Легче металла я в жизни не видывал.
      Когда  он  осторожно поставил велосипед на место,  тот
пружинисто замер на своей подножке, похожий на послушное, но
еще не до конца укрощенное животное.
      Через  секунду  я  уже  сидел в  седле.  Поначалу  мне
пришлось   приспосабливаться,  потому  что  из-за  переднего
наклона руля и сиденья мне все время казалось, что я вот-вот
потеряю  равновесие и упаду. Голова выдавалась вперед  почти
над  передним  колесом  велосипеда,  спина  была  прямой   и
напряженной   и   могла  поспорить  в  стойкости   с   рамой
велосипеда.  В моем распоряжении оказалась машина,  которая,
если  я не проявлю вовремя внимания, с легкостью могла выйти
из повиновения; во всем этом было нечто, что одновременно  и
пугало меня, и приводило в восторг.
      На  крыльце  появилась мама. По ее  словам,  велосипед
привезли  всего  час  назад. Его доставил  в  кузове  своего
грузовичка мистер Лайтфут.
      -  Он просил передать тебе напутствие Леди, Кори.  Она
говорит,  что  тебе  нужно ездить на этом  велосипеде  очень
осторожно, пока ты не привыкнешь к нему, - сказала мама. Она
посмотрела  на отца, который ходил вокруг нового велосипеда.
- Ведь Кори может оставить его себе. Том? - спросила она.
      -  Я  не  привык принимать милостыню. И ты это знаешь,
Ребекка.
      -  Это не милостыня. Том. Это награда за доброе  дело.
Отец  еще  раз обошел велосипед кругом. Потом остановился  и
легонько ударил мыском ботинка по передней шине.
      -  Должно  быть, дорогой. Это удовольствие  стоило  ей
немало денег. Но велосипед отличный, это уж точно.
      -  Я  могу оставить велосипед себе? - дрожащим голосом
спросил я.
      Засунув  руки  в карманы, отец некоторое  время  молча
стоял  напротив  велосипеда. Раздумывая,  он  жевал  губу  и
хмурил брови, потом поднял глаза на маму:
     - Значит, это не милостыня?
     - Уверена, что нет.
     Глаза отца встретились с моими глазами.
      -  Хорошо, - проговорил он. Ни одного его слова  я  не
ждал с такой тревогой и надеждой. - Этот велосипед твой.
     - Спасибо! Огромное спасибо, папа!
      - Как же ты его назовешь? - поинтересовался отец. - Ты
ведь всегда мечтал о новом велосипеде.
      Само собой, я еще не думал об этом. Я покачал головой,
все  еще пытаясь привыкнуть к посадке в седле и к тому,  как
клонилось вперед мое тело.
      -  Попробуй сделай на нем пару кругов, - подмигнул мне
отец, потом подошел к маме и обнял ее за талию.
     - Хорошо, сэр, - отозвался я, ловко убрал подножку и за
руль  отвел велосипед через лужайку к тротуару Мне  казалось
невежливым сразу же катить по тряской лужайке, прежде чем мы
с  велосипедом  не познакомимся друг с другом  как  следует.
Хотя,  возможно,  я  просто опасался  садиться  в  седло  на
неровном месте. На тротуаре я сел в седло и приготовился.
      -  Давай! - крикнул мне отец. - Прокатись-ка  по  этой
старой улице с ветерком!
     Я кивнул, по не тронулся с места. Можете удивляться, но
я  точно почувствовал, что велосипед подо мной дрожит. Хотя,
наверное это дрожал я сам.
     - Жми на педали! - крикнул мне отец.
      Это  был  тот самый миг, которого я дожидался  столько
месяцев, да что там месяцев - лет. Сделав глубокий  вдох,  я
поставил  ногу на педаль и сильно оттолкнулся другой  ногой.
Потом  обе  мои  ноги  оказались на  педалях  и  я  направил
велосипед   на  дорогу.  Колеса  вращались  почти  бесшумно,
раздавалось только чуть слышное тик.., тик.., тик, словно из
сердца бомбы, которая в любой миг готова была взорваться.
      -  Счастливо прокатиться! - крикнула мне вслед мама  и
помахала рукой.
      Оглянувшись, я на мгновение отпустил одной рукой руль,
чтобы помахать маме в ответ, но в тот же миг велосипед вышел
у  меня из-под контроля и пошел дикими петлями. Я чуть  было
не  сверзился на тротуар в первый же выезд, но успел поймать
руль  и  выправить  машину.  Ход у  педалей  был  невероятно
мягким,  словно  они были смазаны сливочным  маслом,  колеса
пружинисто  летели  по разогретому тротуару.  Я  понял,  что
велосипед,  оседлать который я решился,  при  желании  может
унести  меня вперед, будто ракета. Нажав на педали, я рванул
вдоль  по улице. В моих свежсподстрижснных волосах засвистел
ветер,  и,  честно  говоря,  мне  показалось,  что  я  сумел
добраться  до  самой вершины человеческого счастья.  В  свое
время  я привык к старой, провисшей цепи и передаче, которая
требовала  усиленной  работы  ногами,  но  эта  машина  была
послушна  малейшему усилию. Я испытал тормоза -  и  едва  не
вылетел из сиденья вверх тормашками. Сделав широкий  круг  в
конце  улицы, я снова молниеносно набрал скорость и вернулся
-  '  $ так быстро, что на затылке выступил пот. Впечатление
было такое, что велосипед вот-вот оторвется от земли; однако
машина  была  послушна любому, даже самому  малому  движению
руля и поворачивала, едва я успевал только подумать о том, в
какую  сторону  хочу править. Подобно ракете, велосипед  нес
меня  сквозь  древесные тени улицы к родному  дому.  Обгоняя
ветер,   я  понял,  каким  должно  быть  имя  моего   нового
велосипеда.
     - Ракета, - сказал я, и ветер сорвал слова с моих губ и
унес за спину кувыркаться в вихрях, поднятых моим великом. -
Тебе нравится это имя?
      Велосипед  не сбросил меня из седла. И  не  вильнул  в
сторону  ближайшего дерева. Так что ответ можно было считать
утвердительным.
      Я  почувствовал,  что становлюсь лихим  наездником.  Я
тормозил  боком, поднимая пыль, выписывал ровные  восьмерки,
запрыгивал  на приступку тротуара, и Ракета повиновался  мне
во  всем  беспрекословно. Наклонившись к рулю,  я  заработал
педалями  что  было силы, и Ракета вихрем понес  меня  вдоль
Шентак-стрит  -  полосы  тени  и  света  поглощали  меня   и
освобождали  из своих объятий. Я вильнул к тротуару,  колеса
едва  почувствовали удары о трещины. Ветер был горяч в  моих
легких и прохладен на лице, дома и заборы проносились  мимо,
слившись   в   одно   вытянутое  размытое  пятно.   Какой-то
сладостный миг мне казалось, что мы с Ракетой превратились в
одно живое существо, в единое создание из плоти и смазки,  я
рассмеялся от счастья, и в тот же миг мне в рот влетел  жук.
Мне  было  наплевать  -  я проглотил жука,  потому  что  был
непобедим.
      Несложно угадать, что случилось потом - судьба никогда
не прощает самоуверенности.
     Я налетел на выбоину в тротуаре, не подумав затормозить
или  вильнуть  рулем и объехать препятствие, и почувствовала
как  Ракета содрогнулся весь, от переднего до заднего крыла.
Хрусткий звук, похожий на рык, сотряс раму велосипеда.  Сила
удара  вырвала руль у меня из рук, переднее колесо  налетело
на новую выбоину в бетоне, отчего велосипед поднялся на дыбы
и   изогнулся,  словно  разъяренный  жеребец.  Мои   подошвы
потеряли  сцепление с педалями, а зад - с седлом. Взлетев  в
воздух, я вспоминал слова мамы: Леди просила передать  тебе,
что на этом велосипеде нужно ездить очень осторожно, пока ты
не привыкнешь к его норову.
      У  меня  не  было  много времени  для  размышлений.  В
следующее  мгновение  я  с  треском  рухнул  в  гущу   живой
изгороди,  окружавшей  чей-то двор;  Из  моей  груди  единым
вздохом  вырвалось громкое "ы-ых-х-х!" - и ветви  в  зеленой
листве приняли меня в свои объятия. Фактически я проломил  в
живой  изгороди  сквозную брешь. Руки и  лицо  были  здорово
исцарапаны, но, по счастью, я ничего не сломал и кровь почти
не  текла. Выбравшись из зарослей живой изгороди и стряхивая
с  себя  листья, первым делом я отыскал глазами  Ракету.  Он
бессильно  лежал на тротуаре. Меня охватил  ледяной  ужас  -
если  окажется,  что  я  в первый же день  сломал  новенький
велосипед, то отец спустит с меня три шкуры. Я упал рядом  с
Pакетой  на  колени  и  лихорадочно проверил  своего  нового
друга,  отыскивая повреждения. На передней шине резина  была
потерта  и заднее крыло чуть поцарапано, но цепь по-прежнему
была  натянута  туго  и руль смотрел  прямо.  Фара  тоже  не
разбилась,  и  рама ничуть не прогнулась.  Поразительно,  но
Ракета  был  жив-здоров, отделавшись после ужасного  падения
лишь  ссадинами. Поднимая велосипед с тротуара,  я  думал  о
том,  что  за  ангел-хранитель мчал все это время  за  моими
плечами, а потом, проведя пальцем по поцарапанному крылу,  я
вдруг заметил в фаре велосипеда глаз.
     Глаз был золотой, с черным зрачком и внимательно взирал
на меня с выражением, которое можно было назвать бесконечным
терпением.
     Я потрясенно поморгал.
     Золотой глаз исчез. Передо мной снова была обыкновенная
фара,   простое   круглое  выпуклое   стекло,   прикрывающее
конический отражатель с лампочкой посередке.
      Несколько минут я не сводил с фары глаз, надеясь,  что
глаз  появится снова. Но конечно, ничего не случилось - глаз
исчез.  Взяв  Ракету за руль, я повернул фару из  стороны  в
сторону,  со света в тень и обратно, но потрясающее  видение
ушло, я ничего не заметил.
      Тогда  я ощупал голову в поисках шишек. И не нашел  ни
одной.
     Я повернул Ракету к дому, забрался в седло и покатил по
тротуару  назад,  сквозь  череду  света  и  тени,  вспоминая
происшествие.  Наученный  горьким  опытом,  теперь  я   ехал
гораздо  медленнее и осторожнее, благодаря чему за  двадцать
футов  сумел разглядеть осколки стекла от разбитого йо-йо  и
сохранить  целостность  шин. Я  вывел  Ракету  на  дорогу  и
счастливо  миновал опасное место. С содроганием я представил
себе,  что могло случиться, влети я в битое стекло на полной
скорости:  несколько  царапин от  броска  в  живую  изгородь
показались бы игрушками по сравнению с возможными ранами.
     Нам здорово повезло. Ракете и мне.
     Дом Дэви Рэя находился неподалеку, и я завернул к нему,
но, к сожалению, моего приятеля дома не оказалось. По словам
мамы   Дэви  Рэя,  он  с  Джонни  Вильсоном  недавно  укатил
тренироваться на бейсбольное поле. Наша команда младшей лиги
-  мы  звались "Индейцы" и я играл на второй базе -  продула
четыре   игры  подряд,  и  чтобы  остаться  на  плаву,   нам
требовалось тренироваться, сколько возможно, изо всех сил. Я
сказал  "спасибо"  маме Дэви Рэя, миссис Колан,  и  направил
Ракету к бейсбольному полю.
      До поля было рукой подать. Дэви Рэй и Джонни и в самом
деле  оказались там - они стояли на самом солнцепеке посреди
красной  пыли и перебрасывались мячом. Выехав на  Ракете  на
поле,  я  сделал  вокруг своих приятелей несколько  почетных
кругов,   позволив   им,  замершим   с   раскрытыми   ртами,
насладиться  зрелищем.  Потом они  вдоволь  рассмотрели  мой
велик,  посидели  в  седле и каждый немного  прокатился.  По
сравнению  с  Ракетой  велосипеды  моих  приятелей  казались
пыльными  развалинами. Тем не менее, прокатившись, Дэви  Рэй
сказал  мне: "Он не очень хорошо слушается руля, ты  и  сам,
- "%`-.%, заметил?" Джонни прибавил: "Симпатичный, но педали
туговаты". Я простил их, потому что понимал, что  слова  эти
были  сказаны  не  только для того, чтобы бросить  небольшую
ложку дегтя в медовую бочку моего триумфа; Дэви Рэй и Джонни
были  моими  лучшими  друзьями и не  стали  бы  портить  мой
праздник.  Просто  все  дело  было  в  том,  что   к   своим
велосипедам они привыкли и те нравились им больше. А  Ракета
был сделан для меня, и только для меня.
      Я  поставил Ракету на подножку и стал следить за  тем,
как  Дэви  Рэй посылает Джонни высокие мячи. Желтые  бабочки
перелетали  с  цветка на цветок, порхая над травой,  высокое
небо над головой было голубым и безоблачным. Оглянувшись,  я
всмотрелся вдоль Мерчантс-стрит, но разным сторонам  которой
пестрели  вывески  лавочек и магазинов, и  внезапно  заметил
маленькую  фигурку, одиноко сидевшую неподалеку на  скамейке
трибун.
      -  Эй,  Дэви! - позвал я. - Кто это такой? Обернувшись
через плечо, Дэви быстро повернулся обратно, чтобы поймать в
перчатку обратный легкий мяч, пущенный Джонни.
      -  Не знаю, - ответил он - Этот шкет торчит тут с  тех
самых пор, как мы приехали. Просто сидит и смотрит на нас, и
все.
      Некоторое  время я пристально разглядывал  незнакомого
мальчика. Заметив, что на него смотрят, он ссутулился и весь
как-то  сжался,  но  тоже взглянул на меня  в  ответ,  потом
подпер  подбородок рукой, поставив локоть на  колено.  Пожав
плечами,  я повернулся к Джонни и Дэви Рэю спиной и двинулся
к  незнакомцу.  Заметив,  что  я  иду  именно  к  нему,  тот
моментально вскочил со скамьи и приготовился дать тягу.
      -  Что  это ты здесь делаешь? - крикнул я ему. Мальчик
ничего не ответил. Он просто стоял и смотрел на меня, я  мог
дать  голову  на  отсечение, что в тот миг  он  решал  одну-
единственную  задачу  - оставаться на месте  или  немедленно
удирать.
      Я  подошел  почти  вплотную. Я видел  его  впервые;  у
мальчика   были  коротко  стриженные  каштановые  волосы   с
непослушным  вихром надо лбом слева. Кроме  того,  он  носил
очки,  которые  казались на таком маленьком  лице  непомерно
огромными  Ему  едва  ли  минуло  девять  лет.  По   верному
выражению  Дэви,  он  был  настоящий  шкет,  с  худющими   и
неуклюжими руками и ногами-палочками. Одет он был в джинсы с
заплатками  на коленях и белую футболку и, судя  по  бледно-
молочному оттенку кожи, солнца в этом году видел немного.
     - Как тебя зовут?
      -  спросил  я  незнакомца, облокотившись  на  калитку,
которая   отделяла  от  трибун  окружавший  поле  забор   из
проволочной сетки.
     Мальчишка не ответил, словно воды в рот набрал.
     - Ты что, немой?
      Он задрожал, я очень отчетливо это увидел. Перепугался
до смерти, словно лань, попавшая в луч охотничьего фонаря.
      -  Я Кори Мэкинсон, - представился я, несколько снижая
обороты,  потом  еще немного подождал, держась  пальцами  за
сетку ограды. - У тебя имя-то есть?
     - Эшть! - отозвался мальчишка.
      Поначалу мне показалось, что он назвался кем-то  вроде
Эст  или  Эрнст, но потом до меня дошло, что пацан  попросту
шепелявит.
     - И как же тебя звать?
     - Немо, - ответил он.
     - Немо? Как капитан Немо?
     - Што?
     Его нога еще не ступала на улицу Жюля Берна.
     - А фамилия твоя как?
     - Кюшлиц, - послушно ответил он.
     Кюшлиц. Вот оно что. Я мгновенно разобрался, что к чему
Не Кюшлиц, конечно же, а Кюрлис. Тот самый новый мальчик,  у
которого  отец был бродячим коммивояжером, странствующим  из
города  в город. Тот самый мальчишка, что стригся у  мистера
Доллара, сидя на лошадке. Маменькин сынок.
      Немо  Кюрлис. Что ж, имя и фамилия подходили  ему  как
нельзя  лучше.  Он  выглядел именно  так,  как  должно  было
выглядеть  нечто, что вытягивает сеть, пробороздившую  океан
на  протяжении  двадцати тысяч лье. Тем  не  менее  родители
учили меня, что каждый заслуживает уважения, тем более  что,
сказать по правде, и в моей внешности не было ничего, чем бы
мог заинтересоваться департамент физической культуры.
     - Ты недавно переехал в наш город? - спросил я Немо. Он
кивнул.
     - Мистер Доллар рассказывал мне про тебя.
     - Правда?
      -  Да.  Он рассказал мне... - как ты стригся, сидя  на
лошадке, чуть было не выпалил я, - как ты у него стригся.
     - Угу. Шуть налысшо меня не оболванил, - отозвался Немо
и в подтверждение с