езидент    студенческой
правительственной ассоциации в университете Джорджия, тысяча девятьсот...  О
Господи, когда это будет-то?
   - Уже не в нашем веке. Рискни предположить две тысячи десятый.
   Кэрол задохнулась.
   - Я буду древней старухой! - сказала она.  -  Усохшей  и  древней!  Лучше
сделаю фотографию,  чтобы  Дэвид  знал  потом,  какой,  хорошенькой  я  была
когда-то!
   Лауру рассмешило выражение веселого ужаса на лице Кэрол.
   - По-моему, для этого у тебя полным-полно времени. Их беседа  отклонилась
от ожидаемых событий новой жизни. Кэрол,  которая  тоже  была  репортером  в
отделе светской хроники "Конститьюшн", развлекала Лауру  свежими  новостями.
Затем кончился ее обеденный перерыв,  и  Кэрол  пора  было  возвращаться  на
работу.  Они  попрощались  перед  рестораном,  пока  швейцары  подавали   их
автомобили, и Лаура поехала домой. Холодная морось падала с  серого  зимнего
неба. Она жила в десяти минутах от Леннокс-сквер -  на  Мур-Милл-роуд,  чуть
дальше Вест-Пейсез-Ферри, в белом  кирпичном  доме,  стоявшем  на  небольшом
участке земли с  рощицей  сосен  на  переднем  плане.  Дом  был  невелик  по
сравнению с соседними, но в нем явно читался ярлык высокой цены. Дуг  сказал
когда-то, что хочет жить поближе к городу, так что когда они нашли этот  дом
через друга своих друзей, то  с  охотой  потратили  на  него  деньги.  Лаура
заехала в гараж, рассчитанный на две машины, открыла зонтик  и  вернулась  к
почтовому ящику. В  нем  лежало  полдюжины  писем,  свежий  номер  "Атлантик
Мансли" и каталоги от Сакса,  Барлса  и  Нобла.  Лаура  вернулась  в  гараж,
набрала номер на кодовом замке и открыла дверь на кухню. Она сняла  дождевик
и просмотрела почту. Счет за электричество, счет за воду, конверт с надписью
"МИССИС КЛЕЙБОРН, ВЫ  ВЫИГРАЛИ  ПУТЕШЕСТВИЕ  В  ДИСНЕЙЛЕНД  С  ОПЛАТОЙ  ВСЕХ
РАСХОДОВ!", и еще три письма, которые Лаура  отложила  на  потом,  отодвинув
счета и отчаянный призыв на распродажу  какого-то  болота  во  Флориде.  Она
прошла в кабинет и включила автоответчик на воспроизведение. Гудок.
   - Говорит Билли Хатавей из обслуживания крыши и  водостоков.  Отвечаю  на
ваш звонок. Насколько я понимаю, вас нет дома. Мой номер 555-2142, спасибо.
   Гудок.
   - Лаура, это Мэтт. Я просто  хотел  убедиться,  что  ты  получила  книги.
Значит, ты сегодня ходила обедать с Кэрол? Мазохисткой стала,  что  ли?  Уже
решила назвать ребенка моим именем? Ладно, позже потреплемся.
   Гудок. Звяк, повесили трубку.
   Гудок.
   - Миссис Клейборн, это Мэри Гэлсинг из фонда помощи бездомным в  Атланте.
Я хотела поблагодарить вас за ваше любезное пожертвование, и  за  репортера,
которого вы прислали, чтобы о нас рассказать. Мы действительно  нуждаемся  в
любой помощи, какую только можем получить.  Так  что  еще  раз  спасибо.  До
свидания.
   И  это  было  все.  Лаура  подошла  к   магнитофону,   поставила   запись
фортепьянных прелюдий Шопена и  расслабилась  в  кресле,  когда  послышались
первые искрящиеся ноты. Она открыла первое письмо - фонд "Помоги  Аппалачам"
просил помочь. Второе письмо было  от  фонда  помощи  аборигенам  Америки  и
третье - от общества Кусто. Дуг говорил,  что  ее  просто  облапошивают  под
прикрытием благородных целей,  что  она  числится  в  национальном  почтовом
списке организаций, которые стараются тебе  втолковать,  будто  мир  рухнет,
если ты не пошлешь им чек. Он считал, что  большинство  различных  фондов  и
обществ уже  богаты,  и  это  можно  определить  по  качеству  их  бумаги  и
конвертов. Может быть, десять процентов  пожертвований  и  идут  туда,  куда
предназначены, - так говорил Дуг. Остаток, по его мнению, идет на  гонорары,
зарплаты, аренду помещений, офисное оборудование и так далее. Так что  зачем
тогда продолжать посылать им деньги?
   Лаура тогда ему ответила: она делает то, что  считает  правильным.  Может
быть, некоторые из фондов, которым она жертвует, и мошенники, а может  быть,
и нет. Потому что она не собирается жаться над деньгами, и вообще эти деньги
она сама зарабатывает в газете.
   Была еще одна причина ее обращения к благотворительности, и  может  быть,
самая важная из всех. Простая и ясная. Она чувствовала себя  виноватой,  что
имеет так много в мире, где столь многие страдают. Но  самое  обидное  было,
что ей очень нравится ее маникюр, ее паровые бани, ее чудесная одежда.  Ведь
она изо всех сил работала, чтобы их  получить,  верно?  Она  заслужила  свое
удовольствие. Во всяком случае, она никогда не пользовалась  кокаином  и  не
покупала шуб из натурального меха,  а  свои  акции  компании,  которая  вела
слишком много дел в Южной Африке, она  продала.  И  получила  очень  большую
выгоду при продаже. Но, Господи, ей же тридцать шесть лет!  Тридцать  шесть!
Разве она  не  заслужила  всех  чудесных  вещей,  ради  которых  так  тяжело
работала?
   Заслужила, подумалось ей. Кто чего  на  самом  деле  заслужил?  Бездомный
заслужил, чтобы трястись от холода в аллеях? Морские котики заслужили, чтобы
их глушили дубинками по головам и истребляли? Гомосексуалист заслужил  СПИД,
или богатые женщины - платья в пятнадцать тысяч долларов на  заказ?  Опасное
слово - "заслужил". Это слово, которое воздвигает барьеры  и  заставляет  не
правильное казаться правильным.
   Она положила письма на столик рядом с чековой книжкой.
   По  почте  вчера  пришла  упаковка  из  четырех  книг,  посланных  Мэттом
Кантнером из "Конститьюшн". Предполагалось, что Лаура прочтет их  и  напишет
обозрение для отдела искусства и отдыха на следующий месяц или  около  того.
Она вчера их уже проглядела, когда сидела у камина и  на  улице  шел  дождь.
Новый роман Энтони Берджесса, документальная книга  о  Центральной  Америке,
роман о Голливуде под  названием  "Адрес",  а  четвертая  книга  -  тоже  не
художественная - мгновенно привлекла ее внимание. Эту книгу  с  закладкой  и
взяла сейчас Лаура.
   Это была тонкая книжечка, всего сто семьдесят восемь  страниц,  не  очень
хорошо изданная. Обложка уже покоробилась,  бумага  была  плохого  качества.
Хотя датой выпуска был обозначен 1989 год, книга имела слабый  заплесневелый
запах.  Издательство  называлось  "Маунтинтоп  пресс"  и   располагалось   в
Чаттануге, штат Теннесси. Книга была написана Марком Треггсом  и  называлась
"Сожги эту книгу". Фотографии автора на задней стороне обложки не было, было
только объявление, что скоро выйдет еще одна книга Марка Треггса о съедобных
грибах и полевых цветах.
   Проглядывая "Сожги эту книгу", Лаура вновь испытала то  чувство,  которое
всплыло у  нее  в  рыбном  ресторане.  Марк  Треггс,  как  говорила  краткая
аннотация, был студентом в Беркли  в  1964  году  и  жил  на  Хейт-Эшбери  в
Сан-Франциско во время эры любовных  посиделок,  длинных  волос,  свободного
хождения ЛСД, хепенингов и столкновений с полицией в Пиплз-парке. Он с жаром
писал о коммунах,  ночлежках,  окутанных  дымом  марихуаны,  где  обсуждение
стихов  Аллена  Гинсберга  и  теорий   маоизма   перемежалось   философскими
размышлениями о Боге и Природе. Он говорил о сожжении призывных  повесток  и
массовых маршах против Вьетнамской войны. Когда он описывал  вонь  и  жжение
слезоточивого газа,  у  Лауры  даже  глаза  слезились  и  в  горле  скребло.
Описываемое им время, когда поставившие себя вне закона  коммуны  бились  за
общее дело мира, казалось романтичным  и  безвозвратно  ушедшим.  Но  Лаура,
оглядываясь назад, видела, что борьбы за власть между  различными  фракциями
бунтовщиков  было  не  меньше,  чем  между  протестующими  и   благополучным
обществом. В ретроспективе эта эра была не столь романтична, сколь трагична.
Лаура думала о ней, как о последнем  вопле  цивилизации  перед  наступлением
Темных Веков.
   Марк Треггс  говорил  об  Эби  Хоффмане,  Си-Ди-Эс,  Алтамонте,  движении
цветов, чикагской  семерке,  Чарльзе  Мэнсоне  и  "Белом  альбоме",  "Черных
Пантерах" и конце Вьетнамской войны. Чем дальше, тем путанее и беспорядочнее
становился его стиль, словно у него кончался пар, и голос  его  дрожал,  как
дрожали голоса поколения любви. Где-то в середине он призывал к  организации
бездомных и восстанию против власти большого  бизнеса  и  Пентагона.  Символ
Соединенных Штатов - больше не  американский  флаг,  говорил  он,  это  знак
доллара на фоне поля  могильных  крестов.  Он  защищал  демонстрации  против
компаний кредитных карт и телепроповедников. По  мнению  Треггса,  они  были
помощниками в оболванивании Америки;
   Лаура закрыла "Сожги эту книгу" и отложила в  сторону.  Кто-нибудь,  быть
может, купится на название, но скорее всего эта книга обречена плесневеть  в
запущенных книжных лавчонках, которые содержат реликтовые хиппи. Она никогда
прежде не слышала о "Маунтинтоп пресс", и  по  виду  выпушенной  книги  было
ясно, что это мелкое местное предприятие почти с полным отсутствием опыта  и
денег. Вряд ли книга будет подхвачена крупными  издательствами.  Такие  вещи
явно не в моде.
   Она поднесла руки к животу и почувствовала жар жизни. Каким будет  мир  к
тому времени, когда  Дэвид  достигнет  ее  возраста?  Может  быть,  исчезнет
озоновый слой, а леса сожжет и оголит кислотный  дождь.  Кто  знает,  какими
страшными будут нарковойны и поток чего  выплеснут  на  улицы  мафии  вместо
кокаина? Страшно рожать ребенка в этот адский мир, и за это она тоже ощущала
свою вину. Лаура закрыла глаза и прислушалась к мягкой фортепьянной  музыке.
Когда-то, давным-давно, ее любимой группой была "Лед Зеппелин". Но  лестница
в небо сломалась, и у кого было время на  уйму  любви?  Теперь  ей  хотелось
только гармонии и мира, нового начала, чего-то настоящего, что можно баюкать
на руках. Звук гитар из усилителя слишком напоминал  ей  о  жаркой  июльской
ночи в жилом доме около стадиона, когда она видела женщину,  накокаинившуюся
до того, что приставила пистолет к голове младенца и мозги ребенка  брызнули
дымящимся красным ливнем.
   Лаура плыла среди фортепьянных аккордов, сложив  руки  на  животе.  Дождь
снаружи усилился. Водостоки, которые нужно починить, скоро зальет. Но в доме
тепло и спокойно, система безопасности включена, и на  мгновение  мир  Лауры
стал убежищем. Телефон доктора Боннерта прямо под рукой. Когда придет время,
она будет рожать в больнице Сент-Джеймс, приблизительно в двух милях  от  ее
дома.
   "Мой ребенок в пути", - подумала она.
   "Мой ребенок".
   "Мой".

***

   Лаура отдыхала под наполняющую дом серебряную музыку другого века, и  под
дождь, начавший барабанить по крыше. А в  универмаге  "К-март"  возле  Шести
Флагов  продавец  отдела  спортивных  товаров  как  раз  продавал   винтовку
мальчишеского размера, называемую "Литтл Буккару", покупателю в  запачканном
рабочем комбинезоне и потрепанной шапочке "Редмен".
   - Вот эта мне нравится, - сказал человек в шапочке. - Думаю, что  и  Кори
тоже понравится. Это мой парнишка. В субботу у него день рождения.
   - Жаль, у меня в детстве не  было  такой  винтовки  на  белок,  -  сказал
продавец  и  достал  винтовку,  две  коробки   с   патронами   и   небольшой
телескопический прицел,  готовый  к  установке.  -  Ничего  нет  лучше,  чем
побродить по лесам и чуть-чуть пострелять.
   - Что правда, то правда. А у нас там всюду леса. И белок в них,  скажу  я
вам, полным-полно.  -  Отец  Кори,  которого  звали  Льюис  Петерсон,  начал
выписывать чек. У него были загрубелые руки плотника. -  Ну,  я  так  думаю,
десятилетний паренек справится с винтовкой такого размера, как по-вашему?
   - Конечно, сэр. Винтовка просто прелесть.  Продавец  переписал  данные  и
спрятал заполненный бланк в металлическом  ящике  за  стойкой.  Уложенная  в
футляр и завернутая винтовка перешла через стойку к Льюису Петерсону.  Клерк
сказал:
   - Возьмите, сэр. Надеюсь, что у вашего  мальчика  будет  счастливый  день
рождения.
   Петерсон взял сверток под мышку, держа на виду чек,  чтобы  охранник  при
входе его увидел, и вышел из универмага  в  туманный  полуденный  дождь.  Он
знал, что Кори в субботу будет прыгать от радости. Мальчик уже  давно  хотел
ружье, и эта винтовочка - как раз для него. Оружие для начинающего.
   Он залез в свой фургончик-пикап, положил ружье на  пассажирское  сиденье,
завел мотор, включил дворники и поехал домой, гордый и  довольный:  рядом  с
ним лежал подарок сыну ко дню рождения.

Глава 2

ОСТОРОЖНАЯ ПОКУПАТЕЛЬНИЦА

   Крупная женщина в униформе "Бургер-Кинг"  толкала  тележку  между  рядами
супермаркета "Пигли-Вигли". Дело происходило в  торговом  центре  Мейблтона,
приблизительно в четверти мили от ее квартиры. На блузке женщины был  желтый
значок с улыбающимся лицом. Ее волосы, блестящие  от  дыма  и  жира  грилей,
свободно  свисали  по  плечам.  Лицо  у   нее   было   уравновешенно-мягкое,
бесстрастное. Она набрала банки супа, консервированной говядины и овощей.  В
секции замороженной еды взяла несколько обедов и несколько  плиток  шоколада
"Соблюдай вес". Она шла методично и осторожно, как бы  движимая  напряженной
внутренней пружиной. Ей пришлось на секунду остановиться и вдохнуть морозный
воздух  там,  где  лежало  мясо,  потому  что  ей  показалось,  что   воздух
супермаркета слишком густ для ее легких. Она ощутила кровавый  запах  свежей
убоины.
   Затем Мэри Террор  пошла  дальше  -  осторожная  покупательница,  которая
смотрит на цены и на состав продуктов. Вся эта еда бывает  полна  ядов.  Она
избегала ящичков с поцарапанными сторонами или помятых консервных банок. Она
замедлила движение, чтобы оглянуться через плечо и посмотреть, не идут ли за
ней. Эти свиньи из ФБР могут носить маски из человеческой кожи,  они  их  то
натягивают, то срывают, и могут выдавать себя за молодых и старых, толстых и
костлявых, высоких и низких. Они таятся везде, как тараканы в грязном доме.
   Но вряд ли сегодня за ней следят. Иногда у нее  покалывало  в  затылке  и
мурашки пробегали по рукам, и это  бывало,  когда  она  знала,  что  легавые
рядом.  Сегодня,  однако,  здесь  были  только   домохозяйки,   да   парочка
фермерского типа, закупающая бакалею. Она осмотрела  их  ботинки.  У  свиней
ботинки всегда начищены. Ее система тревоги  безмолвствовала.  И  все  равно
никогда не знаешь, что может  случиться.  Поэтому  у  нее  в  сумочке  лежал
компактный пистолет весом  в  двадцать  восемь  унций,  заряженный  четырьмя
патронами от "магнума" калибра 357. Она  остановилась  у  винного  отдела  и
взяла бутылку дешевой "сангрии". Затем надо было выбрать пакет крендельков и
коробочку печенья "Риц". Следующая остановка будет через пролет,  где  стоят
упаковки с детским питанием.
   Мэри толкнула тележку за угол, и перед ней  оказалась  мать  с  ребенком.
Женщина - скорее девушка, может быть,  семнадцати  или  восемнадцати  лет  -
посадила ребенка  в  корзиночку  своей  тележки.  Она  была;  рыжеволосой  и
веснушчатой, и у младенца тоже  был  хохолок  бледно-рыжих  волос.  Ребенок,
одетый в лимонно-зеленый костюмчик, сосал соску и смотрел на  небо  большими
голубыми глазами, дрыгая руками и ногами. Мать в розовом свитере  и  голубых
джинсах выбирала детское питание с полочки продуктов фирмы  "Герберт".  Мэри
тоже предпочитала эту фирму.
   Мэри подогнала тележку поближе, и  молодая  мать  сказала:  "Простите"  и
подала тележку назад на несколько футов.  Мэри  притворилась,  что  выбирает
какую-то еду, но на самом деле наблюдала за рыжеволосым  младенцем.  Девушка
перехватила ее взгляд, и Мэри сразу же ей улыбнулась.
   - До чего же чудесное дитя, - сказала она. Она протянула к тележке  руку,
и младенец ухватил ее за указательный палец.
   - Спасибо. - Девушка вернула улыбку, но неуверенно.
   - Дети - это ведь радость, верно? -  спросила  Мэри.  Она  уже  осмотрела
обувь девушки - изношенные кроссовки. Пальцы  ребенка  сжимали  и  разжимали
палец Мэри.
   - Да, пожалуй, оно так и есть. Конечно, когда у тебя есть ребенок;.,  ну,
понимаете.
   - Что именно? - Мэри подняла брови.
   - Ну, это... Ребенок отнимает чертовски  много  времени.  Это  ребенок  с
ребенком, подумала Мэри. Ей видны были темные впадины  под  глазами  молодой
матери.
   "Ты не заслуживаешь иметь ребенка, - подумала она.  -  Ты  не  выполняешь
своего долга". Но ее лицо сохраняло улыбку.
   - А как его зовут?
   - Ее. Это она. Аманда.  -  Девушка  взяла  несколько  баночек  смешанного
питания и положила их в тележку, а Мэри освободила палец от хватки  девочки.
- Приятно было с вами поговорить.
   - Мой ребенок любит грушевое пюре, - сказала Мэри и взяла две  баночки  с
полки. Она почувствовала, как у нее болезненно ноют мускулы щеки. -  У  меня
чудесный здоровый мальчик!
   Девушка уже уходила, толкая  перед  собой  тележку.  Мэри  слышала  тихое
влажное причмокивание ребенка, сосущего пустышку, а затем  тележка  достигла
конца ряда, и девушка повернула направо. Мэри ощутила позыв двинуться  вслед
за ней, схватить за плечи и заставить ее слушать, сказать ей, что мир  темен
и полон зла, и что  он  пережевывает  своими  зубами  маленьких  рыжеволосых
девчушек. Сказать ей, что агенты Молоха Америки таятся за каждым углом и что
они высосут из нее душу через глазницы. Сказать ей,  что  она  может  пройти
через прекраснейший сад и услышать вопль бабочки.
   "Осторожно, - подумала Мэри. - Будь  осторожной".  У  нее  были  секреты,
которыми не следовало делиться. Никто в "Бургер-Кинг" не знает о ее ребенке,
и это к лучшему. Она взяла себя под контроль,  как  будто  резко  захлопнула
крышку. Выбрала еще несколько баночек разного вкуса, положила их в тележку и
двинулась дальше. Ее указательный палец все еще ощущал  тепло  прикосновения
девочки.
   Она помедлила у стойки с журналами. Вышел новый выпуск  "Роллинг  Стоун".
На обложке была фотография оркестра молодых женщин. "Бэнглз". Их музыки  она
не знала. "Роллинг Стоун" - уже не тот журнал, каким был прежде,  когда  она
открывала его посередине и читала статьи Хантера  Томпсона  и  рассматривала
рисунки этого причудливого и с вывертом Стедмэна, который  всегда  изображал
людей, изрыгающих гнев. Она чувствовала родство с этими рисунками  ярости  и
желчи. Теперь "Роллинг  Стоун"  был  полон  глянцевой  рекламы,  и  в  своей
политике  просто  сосал  буржуазный  член.  Она   видела   Эрика   Клэптона,
участвующего в этих пивных рекламах. Будь у нее бутылка такого пива, она  бы
ее разбила и розочкой из горлышка перерезала ему глотку.
   Но все равно она положила "Роллинг Стоун" в  свою  тележку.  Хоть  что-то
будет почитать.  Пусть  она  не  знает  новой  музыки,  но  вдруг.  Привыкла
поглощать "Роллинг Стоун" от корки до корки, когда тот был знаменем и  герои
были еще живы. Все они сгорели молодыми, и вот почему их называют  звездами.
Все умерли и остались молоды, а она  все  еще  жива  и  стареет.  Порой  она
чувствовала себя обманутой. Будто бы опоздала на поезд,  который  больше  не
придет, а она все блуждает по станции с непроштемпелеванным билетом.
   Пройти контроль. Новая кассирша. С  угрями  на  щеках.  Вытащить  чековую
книжку, чеки на  имя  Джинджер  Коулз.  Осторожно,  держи  пистолет  на  дне
сумочки. Выписывай сумму. Черт  подери,  покупка  всей  этой  жратвы  просто
опустошает счет в банке! Подпишись. Джинджер Коулз.
   - Вот, пожалуйста, - сказала она  девушке,  подавая  чек  и  водительские
права  с  улыбающейся  фотографией,  на  которой  волосы  зачесаны  назад  и
подстрижены чуть покороче, чем сейчас; на лице с резкими чертами  выделяются
узкий прямой нос и высокий лоб. В зависимости от света и одежды цвет ее глаз
менялся от бледно-зеленых  до  морозно-серых.  Она  смотрела,  как  кассирша
записывает номер ее водительских прав на обороте чека.
   - Место работы? - спросила девушка, и Мэри ответила:
   - Объединенный почтовый... - Она остановилась. Вихрь обличий,  в  которых
она жила, закружился в ее мозгу,  живя  собственной  жизнью.  Нет,  нет,  не
почтовые услуги. Она работала там под другим именем с восемьдесят четвертого
по восемьдесят шестой, на портовом складе