берега
озера. На одном из верхних балконов восточного  крыла  дома  стояла  белая
фигура. Женщина, подумал Рикс,  приглядевшись.  Женщина  в  длинном  белом
платье. Кто это? Одна из многочисленных любовниц Эрика? Мать Уолена?
     Он опять полез в ящик и нашел  кучу  старых  фотокопий,  скатанных  в
рулоны и скрепленных резинками. Рикс развернул одну из них  на  письменном
столе и включил лампу. Фотокопии были чертежами некоторых видов  продукции
"Эшер армаментс" приблизительно 1941 года. Был чертеж противотанковой мины
в  разрезе,   ручного   пускового   устройства,   огнемета   и   различных
автоматических ружей.
     Следующей  вещью,  привлекшей   внимание   Рикса,   стала   маленькая
потрепанная тетрадь в черном переплете, вся покрытая плесенью.  Он  открыл
ее под лампой, и некоторые страницы чуть не вывалились. Бумага от старости
пожелтела,  существовала  опасность,  что   страницы   рассыплются.   Рикс
аккуратно листал страницы, и его удивление возрастало.  Тетрадь  была  вся
исписана  математическими  формулами,  некоторые  из  них  переходили   со
страницы на страницу. Присутствовали еще и странные рисунки,  напоминающие
подкову на пьедестале. Формулы шли так густо, что Рикс не мог найти в  них
ни начала, ни конца.
     Затем формулы сменились нотами. Опять рисунки подков,  затем  рисунки
длинных  прутьев  с  круглым,  треугольным  или  серповидным   основанием.
Последняя страница книги была  испорчена  водой  и  слишком  заплесневела,
чтобы что-нибудь можно было разобрать. Озадаченный, Рикс  положил  тетрадь
обратно в ящик и сидел, уставившись на это изобилие документов.
     Как, во имя всего святого, он мог хотя бы надеяться понять  все  это?
Потребуются месяцы исследований, а действительно что-то написать  окажется
чертовски трудно. Кроме того, он не контролирует эти документы, и в  любое
время Уолен может решить вернуть их в Лоджию. Тогда они будут потеряны для
Рикса. Поскольку больше ноги его в этом доме  не  будет.  Но  _п_о_ч_е_м_у
все-таки Уолен их принес? Что он искал?
     История Эшеров, создавших многомиллиардное дело на  бомбах  и  пулях,
лежала в этих коробках. Конечно, не вся, Рикс это понимал, но  для  начала
вполне достаточно.  Сколько  же  трупов  и  скандалов  похоронено  в  этих
замшелых могилах? Весь материал был здесь,  оставалось  только  придумать,
как связать его воедино.
     Он представил себе, во что превратился отец,  лежа  наверху  в  Тихой
Комнате. Потом его мысли  перенеслись  в  безмолвную  Лоджию,  стоявшую  в
центре Эшерленда, в ее ветвящиеся коридоры,  уводящие  его  все  дальше  и
дальше.
     В его сознание медленно проник скелет с кровоточащими  глазницами.  В
памяти всплыла коварная улыбка Логана Бодейна, так похожая на улыбку Буна.
     Уилер Дунстан работает над  историей  Эшеров  шесть  лет.  _Ш_е_с_т_ь
л_е_т_. Есть ли у него уже хотя бы скелет романа? Знает ли он, как связаны
между собой поколения? И какие еще секреты он может знать?
     Рикс очень хотел бы заполучить рукопись Дунстана, если она,  конечно,
существует. Он никогда не встречал этого человека, но слышал, как его мать
возмущалась им. Семья Дунстанов, по всей видимости,  владела  "Фокстонским
демократом" на протяжении многих поколений, и хотя  это  была  всего  лишь
еженедельная бульварная газетенка, они не отказывали себе  в  удовольствии
печатать статьи про Эшеров, а в редакторской колонке  писать  о  том,  как
деньги Эшеров разрушают  табачный  рынок  в  районе  Фокстона,  Рейнбоу  и
Тейлорвилля. Эшеры финансировали почти все крупные табачные фермы в стране
и владели всем Фокстоном, кроме земли, на которой стоял офис "Фокстонского
демократа".
     Рикс порылся в других ящиках и нашел альбом газетных вырезок на  тему
открытия  в  Вашингтоне  и  Сан-Диего  фабрик  Эшеров,  старую  закладную,
написанную витиеватым почерком, и коричневую тетрадь в конверте из плотной
бумаги.
     Он открыл тетрадь, почувствовал запах пыльных роз и  увидел  красивый
женский почерк.  Это  был  дневник,  над  каждой  записью  были  аккуратно
проставлены даты. Он начал читать запись, датированную 5 ноября 1916 года.

     "Мистер Эшер сидел  напротив  меня  за  обеденным  столом.  Когда  он
беседовал с моим отцом о войне и экономике, я  все  время  чувствовала  на
себе его взгляд. Он похвалил мое новое голубое платье, в котором я была, и
осведомился, люблю ли скачки. Я ответила, что да, люблю,  если  победившая
лошадь из  конюшни  Сент-Клеров.  Мистер  Эшер,  когда  улыбается,  кривит
губы...
     При свечах он кажется  красивым,  хотя  я  видела  его  фотографии  в
журналах и на них он выглядит, как школяр-задира. Я полагаю, что  ему  или
около тридцати лет или чуть за тридцать, и сложен он как спортсмен. У него
очень темные глаза, но мне кажется, что при свете я видела в них  искорки,
похожие на блеск медной монеты. Смех мистера Эшера напоминает фагот, и это
побуждает отца рассказывать ему мрачные анекдоты...
     При  всей  своей  неотесанности  мистер  Эшер  обладает  определенной
привлекательностью. У него волевое лицо, и я заметила, что он  пользовался
дезодорантом. Из-за меня? Нет, глупости! Мистер Эшер приехал лишь  потому,
что заинтересован в покупке некоторых новых "Кольтов". После десерта  отец
осведомился о здоровье мистера Эшера-старшего, и наш гость переменился. Он
процедил сквозь зубы,  что  его  отец  чувствует  себя  превосходно,  и  я
заподозрила, не хочет ли мистер Эшер на самом деле обратного.  Однако  как
только  мистер  Эшер  стал  рассказывать  отцу  о   новом   автоматическом
пистолете,  который   производит   его   компания,   натянутая   атмосфера
развеялась. Мы с мамой удалились из-за стола, а мистер Эшер с  отцом  пили
бренди и курили сигары в гостиной."

     Рикс  нашел  следующую  запись,  где  упоминалось  имя  Эрика  Эшера,
датированную девятнадцатым ноября.

     "Поражена щедростью мистера  Эшера.  Сегодня  пришел  фургон,  полный
красных роз. _Д_л_я _м_е_н_я_!  Папа  сказал,  что  я  весьма  понравилась
мистеру Эшеру и что я должна написать ему в Эшерленд и  поблагодарить  его
за внимание."

     От тридцатого ноября:

     "Мистер Эшер обладает  странной  склонностью  к  необычным  подаркам.
Сегодня  днем   приехал   позолоченный   экипаж,   запряженный   четверкой
великолепнейших арабских скакунов, прекрасней которых я никогда не видела.
В нем было более сотни аквариумов с японскими золотыми рыбками.  Это  было
доказательство  того,  что  лошади  и  экипаж  идут  так  ровно,  что   не
расплескивают их. В письме от мистера Эшера,  кстати  он  хочет,  чтобы  я
звала его просто Эриком, говорится, что он надеется, что я люблю  рыбок  и
что я использую экипаж и скакунов для посещения  Эшерленда  на  Рождество.
Мама сказала,  что  мне  не  следует  ехать  без  сопровождения,  но  папа
рассердился и сказал, что все эти  вещи,  что  пишут  про  мистера  Эшера,
сплошной вздор, и что  он  замечательный  высоконравственный  бизнесмен  и
христианин."

     Верно, подумал Рикс. Он запудрил твоему папе  мозги,  не  правда  ли,
Нора?
     Этот  дневник  принадлежал  Норе  Сент-Клер-Эшер,  единственной  жене
Эрика, матери Уолена и его собственной бабушке.
     Часы в курительной пробили час  ночи.  Некоторое  время  Рикс  сидел,
прислушиваясь к завыванию ветра за окнами.
     Он мог бы начать с этого дневника, сказал он себе. По  крайней  мере,
это может помочь ему лучше понять Эрика Эшера и, конечно, Нору  Сент-Клер,
о которых Уолен почти не рассказывал. Затем он  сможет  начать  осмысление
остального материала.
     Рикс сложил все обратно в коробки  и  покинул  библиотеку,  забрав  с
собой дневник. Он погасил  свет,  закрыл  двери  и  пошел  наверх  в  свою
спальню. В доме было тихо, только за стенами бушевал ветер.
     В своей комнате Рикс сел за стол и продолжил чтение дневника  с  того
места, на котором остановился. В первый день 1917 года Эрик попросил  руки
Норы. Нора колебалась. Ее мать сказала ей, что она должна решить сама,  но
такой случай представляется раз в жизни. Отец Норы сказал, что только дура
упустит такого выгодного жениха.
     Они поженились в Первой Методистской церкви  Шарлотты  второго  марта
1917 года. Лудлоу Эшер на церемонии не присутствовал. Детали венчания были
опущены. Следующая запись в дневнике была сделана через неделю. Эрик уехал
по делам в Англию, и Нора осталась в Лоджии одна.
     Старый ублюдок, подумал Рикс.
     Его внимание привлекла вспышка света, и он оторвался от дневника.
     За окном была непроглядная темень, затем на мгновение  в  лесу  между
Гейтхаузом и Лоджией блеснул огонек. И больше не появлялся.
     Рикс наблюдал несколько минут. Тьма была полной. Показалось или  нет?
Боже, подумал он. Думать о  том,  что  видел  свет  в  темном  лесу  после
полуночи! Это старейший штамп из книг ужасов! На этом месте, хотя бы в его
собственных книгах, тупой и наивный герой идет туда, чтобы  посмотреть,  и
превращается в ходячий гамбургер. Но здесь была настоящая жизнь, а Рикс не
был героем. Он знал, что ни  один  местный  вор  не  осмелится  ходить  по
Эшерленду в темноте. Во  всем  округе  не  найдется  ни  одного  человека,
ступившего бы в поместье ночью. Не говоря уж о  всякого  рода  историях  о
Страшиле, черной пантере, ведьмах, живущих на  одном  из  озер,  и  других
тварях, рыщущих по соседству.
     Конечно, ничего там не  было.  Ничего,  кроме  заброшенного  зоопарка
Эрика.
     И все же, видел он свет или нет?
     Если свет и был, то сейчас его определенно нет. Если какой-то дурак и
свалился в пустую яму для аллигатора, то  он  останется  там  до  утра  со
сломанной ногой.
     Рикс продолжил чтение, но то и дело поглядывал в темноту.
     Там была Лоджия. Зло, поджидающее того,  кто  вставит  ключ  и  снова
запустит ее механизм. Она ждет Кэт? Или Буна?
     Десять миллиардов долларов, подумал он, и  погрузился  в  жизнь  Норы
Сент-Клер-Эшер.




                           ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. РЕЙВЕН


                                    12

     Ей и раньше доводилось ездить по крутым дорогам,  но  сейчас  она  бы
предпочла оказаться на любой другой из них. Узкая проселочная  дорога,  по
которой она ползла вверх на желтом "Фольксвагене", была так обильно усеяна
мелкими камнями и грязными лужицами, что она опасалась за сохранность  шин
своего автомобиля. Она проделала вверх по склону на  первой  передаче  уже
более мили, и ей казалось, что она чувствует, как дымится  трансмиссия.  С
того момента, когда она покинула дом Перри у  подножия  Бриатопа  и  сорок
минут тряслась по дороге, она не встретила ни одной живой  души  и  видела
лишь несколько домишек, едва заметных в густом лесу.
     Клинт Перри сказал  ей,  что  надо  искать  дощатый  дом  с  красными
ставнями и двумя  большими  дубами,  раскинувшими  ветви  над  крышей.  Он
предупредил ее, чтобы она не съезжала на обочину, так как выбраться из нее
будет трудно. Застрянешь там, сказал он, и не вылезешь до следующего года.
     Нет, ей определенно не хотелось задерживаться на Бриатопе дольше, чем
необходимо. Она была окружена лесом, гуще которого она никогда не  видела,
и хотя было почти десять часов утра, но даже яркий солнечный свет  не  мог
проникнуть сквозь густую листву. Было тихо, не считая редких криков  птиц.
Ветер, ночью такой яростный, что она то и дело просыпалась, стих  до  едва
слышного шепота. С деревьев  слетали  желтые  и  красные  листья,  устилая
дорогу пестрым ковром.
     "Фольксваген" задергался по серии скрытых лужицами рытвин. Только  бы
эти чертова подвеска выдержала, подумала она. Она  проехала  мимо  ветхого
домика с дымящейся трубой и увидела большого рыжего  пса,  сидящего  перед
домом на солнце. Пес навострил уши на шум машины, поленился даже тявкнуть.
Он проводил машину глазами, а его язык свисал вниз, как розовый галстук.
     Дорога  пошла  вверх  еще  круче.  Она  перегружала  мотор,  но  если
переключить на вторую передачу, он не  вытянет.  Не  рассчитан  на  такое,
мрачно подумала она.
     Затем на повороте она чуть не переехала старика в лохмотьях,  который
медленно переходил дорогу, опираясь на сучковатую палку.
     На мгновение ей показалось, что она собьет его. Она уже слышала хруст
его костей. Она ударила по тормозам, и машина остановилась так резко,  что
ее бросило на руль.
     Старик продолжал свой путь. Его обувь, старые ярко-оранжевые рыбацкие
ботинки, шаркала по опавшим листьям. Он был истощен, его голова  согнулась
словно бы под весом длинной седой  бороды,  а  плечи  поникли.  Палкой  он
аккуратно нащупывал дорогу.
     Она высунула голову в окно.
     - Извините, - сказала она, но он не остановился. - Мистер! Простите!
     Наконец старик остановился, хотя и не смотрел в ее сторону. Очевидно,
он ждал, что она скажет.
     - Я ищу дом  Тарпов.  -  Она  говорила  с  южным  акцентом,  все  еще
сохранившем налет шотландско-ирландского говора. - Это далеко?
     Он поднял голову, прислушиваясь,  а  затем,  не  проронив  ни  слова,
перешел дорогу и начал уходить в лес.
     - Эй! - крикнула она,  но  лес  уже  сомкнулся  за  его  спиной,  как
многоцветная дверь. "Какие здесь все гостеприимные", - пробормотала она  и
поехала вперед. До нее только что дошло, что  ее  машина  остановилась  за
мгновение до того, как она нажала на тормоз. Или это ей только показалось?
     Совсем плохая стала, подумала она и вздохнула с  облегчением,  увидев
впереди домик с красными ставнями футах в тридцати от  дороги.  Перед  ним
стоял видавший виды старый пикап с зелеными крыльями,  коричневой  дверью,
красной  крышей  и  ржавыми  бамперами.  В  деревьях  на   боку   валялась
выброшенная  стиральная  машина.  Рядом  с  ней,  ржавея,  лежало  что-то,
напоминающее двигатель.
     Она съехала с дороги и остановилась за пикапом. Как только она  вышла
из машины, застекленная дверь дома открылась, и из нее  на  крыльцо  вышла
худощавая женщина средних  лет  с  длинными  темными  волосами,  одетая  в
выцветшие джинсы и бледно-голубой свитер.
     - Миссис Тарп? - спросила приехавшая женщина, приблизившись.
     - Кто вы такая? - резко, почти подозрительно спросила хозяйка.
     - Меня зовут Рейвен Дунстан. Я  приехала  из  Фокстона  поговорить  с
вами.
     - О чем?
     - Вчера днем я беседовала с шерифом Кемпом. Он сказал  мне,  что  ваш
младший  сын  прошлой  ночью  пропал.  Могу  я  войти  и  несколько  минут
поговорить с вами?
     Майра Тарп  скрестила  руки  на  груди.  Много  лет  назад  она  была
симпатичной женщиной, но годы не  пощадили  ее.  Суровый  климат  Бриатопа
прочертил глубокие борозды на ее бледном лице, а  маленькие  темные  глаза
были окружены мелкими морщинами. Сейчас глаза у нее припухли  от  слез.  У
нее был тонкий рот и острый подбородок. Она  смерила  гостью  горьким,  но
твердым взглядом.
     - Никто не звонил шерифу, - ответила она. - Никто ему  не  говорил  о
Натане.
     - Клинт Перри вчера звонил. Он ваш депутат, как вы знаете.
     - Никто не просил вмешиваться посторонних, - сказала Майра. - Это  не
их дело. - Она изучала свою собеседницу:  городская  женщина,  темно-синий
жакет поверх белой блузки. Городская во  всех  отношениях.  Ей,  наверное,
около  двадцати   пяти,   высокая,   с   волнистыми   светлыми   волосами,
рассыпавшимися по плечам. У нее были ясные светло голубые глаза и  хорошая
нежная кожа, из чего следовало, что она, конечно, работала не под открытым
небом. Практически без косметики,  симпатичная,  но  у  нее  что-то  не  в
порядке с левой ногой, из-за чего она прихрамывала. Когда  Рейвен  подошла
поближе к крыльцу, Майра заметила белый шрам, проходящий  через  ее  левую
бровь и задирающей ту вверх. Городская женщина. Даже руки у  нее  белые  и
гладкие. Что она делает здесь, на Бриатопе?
     - Мне бы хотелось побеседовать с вами несколько  минут  о  Натане,  -
сказала Рейвен. - Можно мне войти?
     - Нет. Я выслушаю все, что вы хотите сказать, прямо здесь.
     - Я  из  "Фокстонского  демократа".  -  Рейвен  вытащила  из  сумочки
бумажник и показала удостоверение, но Майра даже не взглянула.
     - Это газета? Я никогда их не читаю.
     - Мистер Перри сказал шерифу,  что  поисковая  группа  вышла  прошлой
ночью искать двоих ваших сыновей и что один из них - его зовут  Ньюлан?  -
вернулся утром домой. Мистер Перри  сказал,  что  поисковая  группа  вчера
выходила снова, но они не нашли следов Натана. Они  собираются  продолжить
поиски сегодня?
     - Несколько мужчин сейчас в лесу, -  ответила  Майра.  -  Если  моего
мальчика _м_о_ж_н_о_ отыскать, они его найдут.
     Что-то в том, как она это сказала, насторожило Рейвен.
     - Вы думаете, они его найдут, миссис Тарп?
     - Найдут, если ему суждено найтись.
     Она была готова к сопротивлению. Ее отец рассказал ей  об  обитателях
горы. Но сейчас Рейвен чувствовала прямую враждебность.
     - Можно мне тогда поговорить с Ньюланом?
     - Нет. Нью сейчас спит. Он пострадал в лесу.
     - Надеюсь, ничего серьезного?
     - Синяки и порезы. Через несколько дней он будет в порядке.
     - Кто эти мужчины, которые ищут Натана, миссис Тарп?
     - Мужчины, - сказала она, сузив глаза. - Вы их  не  знаете,  вы  ведь
чужая здесь.
     - Почему вы не пошли к шерифу? Он  мог  бы  организовать  необходимые
поиски...
     - Это появится в вашей газете? Вы пишете статью о моих мальчиках?
     - Нет. Я собираю информацию лично для себя.
     - Я вижу, - сказала Майра, кивнув. - Хорошо, в таком случае я сказала
все, что могла.
     - Что могли... или что хотели? - спросила Рейвен.
     - И что хотела, и что могла. - Она отвернулась  и  стала  смотреть  в
дом.
     - Миссис Тарп, - окликнула ее Рейвен. - Я бы хотела поговорить с вами
о Страшиле.
     Ее собеседница замерла. Рейвен видела, как напряглись ее плечи. Затем
Майра опять обернулась. Ее лицо было искажено  гневом,  а  щеки  покрылись
пятнами.
     - Убирайся с моей земли, городская женщина, - сказала она.
     - Так вы знакомы со Страшилой?
     - Разговор окончен.
     - Почему? Вы думаете, Страшила слышит нас? Миссис Тарп! Скажите  мне!
Дайте мне войти и поговорить с Ньюланом.
     - Я сказала, убирайся с моей земли. Я не буду повторять.
     - Что с вами? - в голосе  Рейвен  слышалось  раздражение.  -  Что  вы
пытаетесь скрыть? Боже мой, миссис Тарп! Ваш сын пропал два дня назад!  Вы
даже не сообщили об этом шерифу Кемпу! Чего вы здесь все боитесь?
     Майра Тарп метнулась в дом и через мгновение вернулась, держа в руках
короткоствольную винтовку. Без колебаний она направила ее на Рейвен.
     - Даю тебе минуту, городская женщина, - тихо предупредила она. - Если
за минуту ты не уберешься  с  моей  земли,  я  прострелю  твою  прелестную
задницу.
     Рейвен начала аккуратно отступать от крыльца.
     - Хорошо, - сказала она. - Я ухожу. Не надо нервничать.
     - Я перестану нервничать, когда прострелю дырку в твоей голове.
     Рейвен дошла до машины и залезла в нее. Проклятие, нога  разболелась!
Майра Тарп все еще целилась в нее, когда она  завела  "Фольксваген",  дала
задний ход и выехала на дорогу.  Затем  она  поехала  вниз,  спускаясь  на
тормозах, чтобы не стирать шины. Ее руки крепко держали руль.
     - Дура чертова, - пробормотала Майра Тарп, опуская винтовку. Это была
винтовка Эшеров, и до того несчастного случая она  была  гордостью  Бобби.
Повернувшись, чтобы идти в дом, она увидела Нью, стоявшего в дверях. Шея и
голова у него были перевязаны. Глаза опухли и под ними были большие  синие
мешки. Руки у него тоже были перебинтованы.
     Он отступил назад, давая матери пройти, и закрыл за  ней  дверь.  Она
пересекла маленькую прихожую и поставила винтовку Бобби рядом  с  камином.
Планировка дома была простой: две комнаты, кухня и прихожая. Дощатый пол в
нескольких местах прогнулся и напоминал морскую волну, а тонкая деревянная
крыша протекала как решето. Большую часть  сосновой  мебели  Бобби  сделал
своими