ед Великим Пожаром они  выезжали
примерно на сорок вызовов.
     Он поднял взгляд на портрет  задумчивого  Лудлоу  Эшера.  В  возрасте
тринадцати лет быть одной  ногой  в  аду,  думал  Рикс.  Как  он  сохранил
рассудок?
     Рикс нашел ответ на вопрос Дунстана о смерти Синтии Эшер.  Завтра  он
привезет эту газету ему. Но трость - как и когда Лудлоу вернул  трость  от
Рэндольфа Тайгрэ?
     На следующей странице мелким шрифтом был напечатан список разрушенных
пожаром деловых учреждений. Они шли  не  в  алфавитном  порядке,  и  Риксу
пришлось терпеливо читать, пока он не нашел то, что искал.
     "Урия Хинд и Компания. Торговля колониальными товарами".
     "Магазин _к_о_л_о_н_и_а_л_ь_н_ы_х _т_о_в_а_р_о_в_?" -  подумал  Рикс.
Хадсон Эшер всякий раз тратил пятнадцать тысяч  долларов  на  колониальные
товары из Чикаго? Почему он просто-напросто не покупал все это в Эшвилле?
     Рикс аккуратно сложил газету и встал  со  стула.  Остальным  вопросам
придется пока подождать. Он задул  все  свечи,  кроме  одного  канделябра,
который прихватил с собой наверх.
     Но когда он открыл дверь,  золотистый  свет  высветил  Паддинг  Эшер,
томно лежащую на его кровати в ожидании его самого.
     Она сонно улыбнулась,  зевнула  и  потянулась.  Из-за  края  простыни
показались ее груди.
     - Тебя долго не было, - хрипло сказала она. - Думала,  ты  совсем  не
ляжешь спать.
     Он закрыл дверь, встревоженный тем, что кто-нибудь может услышать.
     - Тебе лучше уйти. Бун будет...
     - Буна здесь нет. - Ее глаза вызывающе смотрели  на  него.  -  Старик
Буни давно в своем клубе. Ты ведь не  собираешься  завернуть  меня  как  в
прошлый раз?
     - Паддинг, - сказал Рикс, положив  свернутую  газету  на  шкаф.  -  Я
думал, ты поняла, что я тебе сказал. Я не могу...
     Она села, позволив простыне упасть. Ее груди были полностью обнажены,
и она облизнула губы.
     - Видишь, как сильно ты мне нужен? - спросила она. - Только не говори
мне, что ты этого не хочешь.
     Свет свечей льстил ей. При нем она выглядела нежнее и уязвимее.  Рикс
начал возбуждаться. Она потянулась, как кошка.
     - Ты ведь не _б_о_и_ш_ь_с_я_ Буна, не так ли? - поддразнила она.
     Рикс покачал головой. Он не мог отвести от нее глаз.
     - Бун говорит, ты не можешь удовлетворить женщину, - сказала Паддинг.
- Он говорит, ты почти гомик.
     Рикс опустил канделябр.
     - Ну, давай, - настаивала она. - Посмотрим, на что ты способен.
     Он хотел было сказать ей, чтобы она ушла. Он хотел - но неожиданно не
смог себя заставить. В уголках его рта заиграла тонкая улыбка. Почему бы и
нет, подумал он. Это будет нехорошо, да, но со стороны Буна нехорошо  было
все эти годы обращаться с ним, как  с  грязью,  насмехаться  и  выкидывать
всевозможные  номера.  Ему  представлялся  шанс  отплатить  брату  той  же
монетой, и Рикс хотел отплатить.  Он  заглушил  тоненький  голосок  внутри
себя, который убеждал его не делать этого.
     - Почему бы и  нет?  -  сказал  он,  и  его  голос  прозвучал  совсем
незнакомо.
     - Хорошо. - Паддинг  игриво  отбросила  ногой  простыню,  и  ее  тело
обнажилось для него. - Теперь задуй свечи, и приступим к делу.



                                    32

     За два быстро пролетевших часа Бун выпил  в  клубе  несколько  порций
"Шивас Регал" и проиграл в покер семь тысяч долларов. До него  дошло,  что
старые дружки сговорились его надуть. Когда они смеялись, хлопали  его  по
плечу и подносили огонька, Бун молча обдумывал, как он их уничтожит.
     Около девяти он выехал на своем красном  "феррари"  на  тихие  улочки
Фокстона и пронесся мимо едущего навстречу старенького пикапа.  Со  злости
Бун ударил по гудку, и тот проревел несколько тактов "Дикси". Когда машина
с ревом вылетела за пределы Фокстона, Бун выжал акселератор  до  упора,  и
"феррари" рванул вперед как ракета.
     Надо будет купить эшвилльский Хейт-клуб, решил Бун.  За  любую  цену.
Возможно, постоянные члены выставят в фойе его статую. Самое меньшее,  что
они могут сделать, - это назвать клуб в его честь. Через несколько дней он
будет одним из самых богатых людей в мире. Дольше папа не протянет,  думал
Бун. Но он испытывал смешанные чувства, потому что  любил  старика.  Уолен
научил его, как быть крутым. Он научил его, что никому нельзя  доверять  и
что все стараются прикончить друг друга. Когда Бун был моложе,  они  много
говорили о том, что  деньги  делают  человека  счастливым.  Деньги  -  это
власть, много раз говорил сыну Уолен.  Без  них  мир  переедет  тебя,  как
паровой каток. Он приводил Рикса в пример того, чего Бун должен  избегать.
Рикс, говорил Уолен, мечтательный трус,  который  никогда  не  вылезет  из
дерьма. Уолену доставляло удовольствие,  когда  Бун  бил  своего  младшего
брата.
     Тем не менее в Риксе было кое-что, что пугало Буна.  Что-то,  глубоко
спрятанное от всех остальных. Он видел, как это что-то блеснуло  в  глазах
Рикса несколько раз за последние дни. Ненависть и горечь так  переплелись,
что он мог бы совершить убийство. И Рикс пытался заколоть его в  столовой.
Бун сожалел, что не дал ему перед всеми в зубы. Рикс, рыдая, выбежал бы из
комнаты.
     Бун вписывал свой "феррари" в  повороты,  едва  нажимая  на  тормоза,
ухмыляясь от кошмарной скорости. Кэт  думает,  что  все  получит,  но  она
крупно ошибается. За  неудачу  Кэт  ему  следует  благодарить  Паддинг:  в
последний раз, когда Кэт отправилась на увеселительную прогулку в Нью-Йорк
на уик-энд, Паддинг шарила в ее шкафу для одежды и обнаружила вход в Тихую
Комнату. Паддинг показала ему, что она там нашла, и Бун  отнес  это  прямо
Уолену, который в то время еще не замуровал себя в  своей  Тихой  Комнате.
Бун никогда не забудет выражения потрясения и отвращения на лице  старика.
Наверно, покупает это дерьмо в Эшвилле, сказал Бун. К  тому  же,  наверно,
тратит на это кучу денег.
     Уолен велел ему положить это обратно, а о Кэт он позаботится сам.
     Бун  знал,  что  это  означает.  Папа  мог  ей  сейчас  доверять,  но
наследства он ее лишит.
     По лобовому стеклу забарабанил дождь, и Бун быстро  сбавил  скорость.
Он не был настолько пьян, чтобы хотеть закончить жизнь кровавым пятном  на
дороге. Когда он свернул и подъехал к  воротам  Эшерленда,  то  ударил  по
переключателю над щитком, и ворота  плавно  открылись  и,  пропустив  его,
снова закрылись.
     Он терпеть не мог  возвращаться  в  ту  комнату,  где  лежала  спящая
Паддинг. Она думает, я на нее запал! Он презрительно фыркнул.  Ну  что  ж,
после того как он получит  в  свои  руки  все  эти  миллиарды,  он  сможет
выбирать из настоящих красоток. Паддинг уже не так симпатична, как раньше.
Позолота королевы красоты пообтерлась, а под ней  оказался  самый  обычный
картон. Он медленно проехал мимо Гейтхауза и поехал по дороге,  ведущей  в
Лоджию.
     Каким эффектным  местом  будет  Лоджия,  когда  он  вступит  в  права
наследства! Он выкинет все  эти  проклятые  статуи,  рыцарские  доспехи  и
прочее дерьмо и поставит какую-нибудь красивую современную  мебель.  Целый
этаж будет отдан видеоиграм, а в подвалах он сделает искусственные  гроты,
где потоки воды будут окрашены в разные цвета.  У  него  будет  спальня  с
красными стенами, огромной, покрытой черным мехом  кроватью  и  зеркальным
потолком. Приемам не будет конца, и если он захочет, то будет  скакать  по
коридорам на лошадях.
     Бун часто приходил в Лоджию, чтобы побродить внутри, представляя, как
она будет выглядеть, когда он тут поселится. Иногда он говорил  Паддинг  и
матери, что идет в конюшни, но вместо этого шел в Лоджию.  Он  думал,  что
это самое прекрасное место в мире. От ее величия и необъятности ему  порой
хотелось кричать. А еще в тиши Лоджии он мог сидеть в кресле и  сознавать,
что скоро, очень скоро это все будет принадлежать _е_м_у_.
     Он никогда не боялся Лоджии. Лоджия тоже его любила и  хотела,  чтобы
он был ее хозяином. В своих снах  последние  несколько  месяцев  он  видел
Лоджию, всю залитую светом, а в  окнах  двигались  фигуры,  как  будто  бы
пришедшие на  прием,  который  Бун  планировал  устроить  сразу  же  после
вступления в права наследства. В последние время такие сны  стали  сниться
почти каждую ночь, и в некоторых из них он слышал,  как  его  зовет  тихий
зовущий голос, который выводил его из сна в сильно приподнятом настроении.
     Лоджия хотела его. Лоджия хотела заключить его в свои объятия, и  сам
он желал этого всю жизнь.
     Бун проехал через мост и остановился под аркой. Затем  он  вышел  под
мелкий дождь, нетвердой походкой подошел к багажнику, отпер его  и  достал
фонарь и карту первого этажа, которую сделал  сам.  Он  включил  фонарь  и
направил его на ступеньки.
     Парадный вход Лоджии был открыт  нараспашку.  Уже  несколько  раз  он
приходил сюда и обнаруживал, что дверь открыта настежь. Он говорил об этом
Эдвину, который обещал присмотреть за Лоджией. Опасность, что сюда  кто-то
проникнет, была невелика, Бун это  знал.  Не  говоря  уже  обо  всех  этих
историях про Страшилу, который бродит рядом с поместьем. Бун полагал,  что
Лоджия постепенно деформируется и теперь  дверь  уже  не  закрывается  как
следует. По глубоким трещинам на стенах было видно, что дом находится  под
большим внутренним давлением. Укрепление Лоджии будет  первейшей  задачей,
когда Бун получит наследство.
     Он вошел, следуя за лучом  фонаря,  в  Лоджию  и  сразу  почувствовал
радостное головокружение. Он снова был в своем любимом мире и  от  радости
едва не закричал. Он прошел через фойе мимо большого фонтана со статуями в
похожую на пещеру приемную с темно-синими диванами и стульями, столами  из
красного дерева и висящими на потолке флагами всех стран  мира.  В  Лоджии
стояла абсолютная тишина, и Бун продолжал  идти  через  огромные  комнаты.
Выйдя в изгибающийся коридор, Бун прошел по нему примерно  сорок  ярдов  и
открыл большую дверь на колесиках. За ней был главный  кабинет,  и  фонарь
Буна  высветил  знакомые  предметы:  несколько  черных   кожаных   кресел,
расположенных вокруг низкого кофейного столика из розового дерева,  темная
плита письменного стола с вырезанными на ней головами львов, ковер из шкур
белых медведей и полки, заставленные  различными  графинами  и  стаканами.
Короткая лестница вела к двери, которая, как обнаружил Бун,  была  надежно
заперта. Он пересек комнату и подошел к камину из черного  мрамора.  Угли,
остатки огня, который он зажигал, когда был здесь в  последний  раз,  были
разбросаны по  очагу.  Рядом  с  камином  был  медный  поднос  с  дровами,
оставшимися еще со времен Эрика, и несколько  недавно  принесенных  Риксом
газет. Несколько минут у него ушло на то, чтобы  заложить  новые  дрова  в
камин. Он стукнулся головой о мрамор и пьяно выругался. Затем засунул  под
дрова газету и поджег  ее  зажигалкой.  Как  только  пламя  вспыхнуло,  он
отступил назад. Комната озарилась веселым светом. Бун  отставил  фонарь  в
сторону и подошел к полкам.
     В последний раз, когда он здесь был, он прикончил  чертовски  хорошее
виски. Он понюхал несколько графинов пока его ноздри не уловили изысканный
аромат коньяка. Довольно хмыкнув, он наполнил себе бокал и  сел  за  стол.
Жидкость мягко, как расплавленное золото, пошла  внутрь.  Можно  бы  здесь
сегодня лечь спать, подумал он. Поставлю стулья в ряд перед  огнем,  чтобы
справиться с холодом, и все будет прекрасно. Он подумал о  старике  Эрике,
который сидел за этим столом и подписывал важные бумаги. Они бы  прекрасно
поладили с Эриком, он был в этом уверен. Они бы уважали друг друга.
     Бун пил коньяк и слушал треск огня. Он чувствовал себя здесь в  мире,
покое и безопасности. Вместо гнилого запаха отца он  вдыхал  дым  горящего
дерева. Он не знал, как долго еще сможет выносить жизнь в Гейтхаузе. Допив
ароматный коньяк, Бун остался на  месте.  Он  поставил  стакан  и  склонил
голову набок.
     На кофейном столике рядом с  большой  коробкой  из-под  сигар  лежало
что-то, чего вчера здесь не было.
     Это была громоздкая книга с золотым обрезом. Бун встал, подошел  туда
и провел пальцами по прекрасной коже переплета. Он поднес книгу поближе  к
огню и раскрыл.
     Внутри были наклеенные на страницы старые фотографии. Бун  знал,  что
Эрик любил фотографии.  Стены  первого  этажа  были  оклеены  фотографиями
времен Эрика. Но скоро  стало  ясно,  какого  рода  были  эти  фотографии.
Желудок Буна непроизвольно сжался.
     Это были фотографии трупов.
     Солдаты, понял Бун. Застывшие во  всевозможных  позах  смерти.  Здесь
были фотографии, сделанные на поле битвы, в полевых госпиталях  и  моргах.
Были  крупные  планы  солдат,  запутавшихся  в   колючей   проволоке   или
разорванных на части на дне грязных  окоп.  Были  тела,  почти  совершенно
лишенные мяса,  разорванные  на  куски  пехотными  минами  или  гранатами,
вдавленные в землю грузовиками или танками. Насколько Бун  мог  судить  по
военной форме и вторым планам, это была жатва  первой  мировой  войны.  На
другой серии фотографий были обезглавленные тела, за ними следовали головы
и  обрубки.  Бун  пристально  смотрел  на  смерть  во  всех  ее   страшных
проявлениях,  и,  хотя  огонь  был  достаточно  сильным   и   жарким,   он
почувствовал, что покрылся гусиной кожей.
     В книге было несколько сотен фотографий. Некоторые, отклеясь,  падали
к ногам Буна. Эрик любил фотографии, подумал  Бун.  И,  возможно,  это  те
фотографии, которые он любил больше всего.
     Где-то в Лоджии что-то хлопнуло.  Бун  от  неожиданности  подпрыгнул.
Дверь, подумал он. Мысли с трудом ворочались в его голове. Кто-то  хлопнул
дверью?
     И тут до него с  пугающей  и  трезвой  ясностью  дошло:  захлопнулась
входная дверь.
     Бун стоял тихо и прислушивался. На него смотрели изуродованные  трупы
с лицами молодых ребят. Бун уронил книгу на пол, отступил от нее  и  вытер
руки о штаны. Затем взял фонарь и вышел в коридор.
     В Лоджии, казалось, стало намного холоднее. Он видел, как у него  изо
рта идет легкий пар. Он пошел обратно тем же путем, каким пришел сюда.
     Затем внезапно остановился.
     - Нет, - прошептал он, и эхо его голоса вернулось  к  нему:  _н_е_т_,
н_е_т_...
     Свет фонаря упал на стену из  грубого  камня.  Когда  Бун  шел  сюда,
никакой стены тут не было. Он приблизился и дотронулся до нее. Камни  были
холодные и  совершенно  реальные.  Пораженный,  он  отступил  и  попытался
сообразить, как ее обойти. Осторожней, старик Буни, сказал  он  себе.  Нет
проблем. Надо просто вернуться в кабинет Эрика, верно?
     Он подошел к открытой двери кабинета  и  остановился  у  порога.  Его
фонарь высветил внутреннее убранство лифта. Кабинет исчез.
     Он заглянул в комнату напротив и обнаружил, что это музыкальный салон
с  большим  белым  фортепьяно,  фисгармонией  и  арфой.  На  потолке  было
изображено голубое небо с  перистыми  облаками.  Ни  разу  за  все  время,
которое Бун тут провел, он не видел этой  залы.  Следующая  арочная  дверь
вела в большой  салон,  украшенный  женскими  побрякушками  и  расписанный
бледно-розовыми цветами. На его карте, которую  он  развернул  трясущимися
руками, такой комнаты на первом этаже не было. Потрясенный Бун стоял перед
лифтом, где несколько минут назад был  кабинет.  Ладно,  сказал  он  себе.
Неувязочка. Нет проблем. Я буду  идти,  пока  не  найду  комнату,  которая
покажется знакомой, а затем соображу, как мне отсюда выбраться.
     Коридор вел  его  вперед,  петляя,  заворачивая  и  разветвляясь.  Он
проходил мимо лестниц, которые уходили туда, куда не  добирался  свет  его
фонаря. Из дюжины комнат, которые увидел Бун, он не узнал  ни  одной.  Его
ладони взмокли, а на лице застыла  кривая  недоверчивая  ухмылка.  У  него
кружилась голова, и он был совершенно дезориентирован. Он понял:  то,  что
случилось с Риксом, могло случиться и с ним. О, Боже, подумал он. Я должен
найти выход!
     После  последнего  поворота  налево  коридор   заканчивался   широкой
лестницей, которая поднималась в темноту.
     Бун сверился с картой. Исследуя  первый  этаж,  он  обнаружил  десять
лестниц, но этой никогда раньше не видел. Если  он  не  знал,  где  сейчас
находится, карта была бесполезна. Я вернусь  обратно,  решил  он,  и  буду
сиднем сидеть перед лифтом, пока кто-нибудь не увидит мою машину у  входа.
Нет проблем.
     Бун сделал всего несколько шагов,  и  ноги  у  него  подкосились.  Он
испустил тихий испуганный стон.
     Дорогу преграждала другая стена, украшенная старой фотографией Лоджии
в рамке.
     Он нервно  рассмеялся,  и  отголосок  его  сдавленного  смешка  слабо
прозвучал рядом с ним. Этой  стены  здесь  раньше  не  было.  Коридор  сам
запечатался за его спиной. Но фотография указывала на то,  что  эта  стена
могла стоять здесь уже лет пятьдесят.
     Воздух становился отчаянно холодным, и Бун видел, как клубится пар от
его дыхания. Он направил свет вверх. На  рамке  фотографии  лежал  толстый
слой пыли. Он стукнул кулаком по кирпичам,  но,  как  и  все  остальное  в
Лоджии, стена была сделана на века.
     Теперь оставалось одно: подняться наверх. Но вернувшись  к  лестнице,
он обнаружил, что она изменила направление и теперь _с_п_у_с_к_а_л_а_с_ь в
глубины Лоджии.
     Он схватился за перила и крепко зажмурил глаза.  Когда  он  снова  их
открыл, лестница по-прежнему вела вниз. Заблудился,  подумал  он,  готовый
вот-вот удариться в панику. Заблудился, как крыса в лабиринте! Бун  понял,
что лабиринт, по которому он идет, постоянно  видоизменяется.  Было  ли  у
Рикса такое много лет назад? Перегораживающие сами себя коридоры, меняющие
направления лестницы и передвигающиеся за минуту комнаты?
     У него внутри все  горело.  Я  должен  выйти,  мысленно  крикнул  он.
Единственной доступной ему дорогой была лестница, и  он  начал  спускаться
вниз.
     Зубы Буна стучали от холода. Лестница, изгибаясь, уходила в  темноту,
и Бун  крепко  держался  за  перила,  чтобы  не  упасть,  когда  ступеньки
становились круче.  Внизу  фонарь  высветил  стены,  пол  из  шероховатого
гранита и арочный выход в коридор, который заворачивал в темноту. К стенам
были прикреплены безжизненные электрические лампочки. Над ними,  там,  где
раньше были факелы, виднелись следы сажи.
     Бун знал, что он на  одном  из  верхних  уровней  подземелья.  Здесь,
внизу, было холоднее, чем наверху лестницы. Это  был  пронизывающий  кости
жгучий холод, какого Бун не испытывал за всю свою жизнь.  Он  не  мог  его
выносить и решил, что лучше  подняться  по  ступенькам  наверх.  Дрожа  от
холода, он опять двинулся вверх.
     На восьмой ступеньке он внезапно стукнулся головой о потолок.
     Лестница закончилась.
     - О, Боже, - хрипло сказал Бун. Попался,  пронеслось  в  его  голове.
Лоджия закрыла его, и он был пойман! - На помощь! - заорал он, и его голос
сорвался.
     Лоджия издевательски молчала.
     Он стукнул кулаком по потолку. Его тут  не  было,  подумал  он.  Этой
чертовой штуки не может тут быть! Слезы застилали Буну  глаза,  он  стоял,
пытаясь понять, что с ним  происходит,  и  вдруг  почувствовал  над  собой
огромную тяжесть Лоджии, похожей на громадного, безжалостного зверя.
     - Я люблю тебя, - прошептал он в темноту. Слезы катились  у  него  по
щекам и замерзали на кончике подбородка.
     Бун стоял у подножия лестницы, где начинался коридор, и  гадал,  куда
он ведет. Опять лестницы, холлы и комнаты, которые будут изменяться за его
спиной? Я могу ждать здесь до тех пор, пока  кто-нибудь  меня  не  найдет,
сказал он себе. Рано или поздно кто-нибудь выведет меня отсюда!
     Но он замерзал и знал, что должен продолжать двигаться.  Его  суставы
уже начинали каменеть, а воздух проходил в легкие со скрипом.  У  него  не
было другого выбора, кроме как войти в коридор. Свет его фонаря  проник  в
темноту впереди.
     Он прошел ярдов двадцать, когда  подумал,  что  слышит  вдали  слабый
ритмичный  стук,  напомин