а-
думчивости мою конечность. С тех пор, как я его видел, он стал еще блед-
нее.
   - Добрый  эскулап трудится и в ночную смену?  Какие-то неприятности с
вашими пациентами, доктор?
   - Неприятности? - хрипло переспросил я. Полуприкрытые глаза, искажен-
ный невыносимой болью взгляд, прикушенная губа, сжатые кулаки, бессильно
покоящиеся на одеяле - сцена под названием "Картер в агонии".  Я надеял-
ся,  что не переигрывал.  - Ваш отец сошел с ума,  Каррерас?  - я совсем
закрыл глаза и подавил, но не совсем, готовый вырваться стон, в то время
как "Кампари",  скатившись с особенно высокой волны в очередной раз утк-
нулся в набегавшую за ней.  Толчок, сопровождавшийся дрожью всего сталь-
ного  тела корабля,  был так силен,  что чуть не свалил Каррераса с ног.
Даже сквозь плотно закрытую дверь, покрывая завывания ветра и шум дождя,
звук от удара прозвучал как орудийный выстрел,  и весьма недалекий. - Он
что,  хочет нас всех прикончить?  Почему ему,  черт возьми, не замедлить
ход?
   - Мистер Картер очень страдает, - участливо сказал Марстон. Каковы бы
ни были его способности во врачебном ремесле,  суть  дела  он  схватывал
мгновенно, а не поверить обладателю столь чистых, мудрых, голубых глаз и
великолепной седой шевелюры было просто невозможно.  - Правильнее  будет
даже сказать - он в агонии.  У него,  как вы знаете, осложненный перелом
бедра.  - Чуткими пальцами он прикоснулся к окровавленным бинтам, и Кар-
рерас,  естественно, сразу понял, как плохо обстояло дело. - Каждый раз,
как корабль резко наклоняется,  сломанные концы кости трутся друг о дру-
га.  Можете вообразить, что это такое, хотя нет, сомневаюсь, что вы смо-
жете.  Я хочу переставить и укрепить шину,  чтобы намертво зафиксировать
ногу. Одному, да еще в таких условиях, это непосильная работа. Может, вы
мне поможете?
   Моментально я изменил свое мнение о  проницательности  Марстона.  Он,
конечно,  хотел рассеять все сомнения, которые могли возникнуть у Карре-
раса, но хуже способ придумать было трудно. В том смысле, если бы Карре-
рас предложил свою помощь, уходя, он наткнулся бы на спящего часового.
   - Извините,  - никакая музыка не сравнилась бы для меня мелодичностью
с единственным произнесенным Каррерасом словом. - У меня совсем нет вре-
мени. Нужно проверить посты и все такое. Кроме всего прочего, именно для
этого сюда прислана мисс Бересфорд. Если уж у вас ничего не выйдет, вго-
ните  ему дозу морфия посолидней.  - Через пять секунд его уже не было в
каюте. Марстон подмигнул мне.
   - Куда как менее любезен,  чем раньше. И часто, интересно, намерен он
нас развлекать этими явлениями Христа народу?
   - Он озабочен, - пояснил я. - Кроме того, он немного напуган и, слава
богу,  даже больше,  чем немного,  изнурен морской болезнью. Но при всем
при том он еще крепко держится.  Сьюзен, сходите заберите у часового его
чашку и взгляните, действительно ли Каррерас ушел.
   Она возвратилась через пятнадцать секунд.
   - Он ушел. На горизонте никого. - Я перекинул ноги через край койки и
встал.  Спустя мгновение тяжело грохнулся на пол,  едва не задев головой
стальной угол койки Макдональда.  Тому нашлось четыре причины: внезапный
резкий крен палубы,  окостенелость суставов обеих ног, совершенный пара-
лич левой и острая боль,  огнем ожегшая бедро, как только я коснулся но-
гой палубы.
   Вцепившись пальцами в койку боцмана,  подтянул к себе ноги и предпри-
нял еще одну попытку.  Марстон поддерживал меня под руку,  и его  помощь
оказалась весьма кстати. Она позволила мне упасть на этот раз не на пол,
а на собственную койку.  Лицо Макдональда оставалось безучастным. Сьюзен
готова  была  расплакаться.  По некой непонятной причине это придало мне
сил. Я резко распрямился, как складной нож с сильной пружиной, ухватился
за спинку койки и сделал шаг.
   Ничего хорошего.  Я  был  сделан  не  из  железа.  С качкой еще можно
кое-как справиться,  суставы тоже начали понемногу отходить. Даже страш-
ную слабость в левой ноге я мог до какой-то степени игнорировать.  Скачи
на одной ножке - и дело с концом.  Но боль игнорировать сложно. Я, как и
все другие,  обладаю нервной системой, по которой распространяется боль,
и она у меня работала на пределе.  Саму-то боль,  пожалуй бы, и стерпел,
но  каждый  раз,  когда ставил левую ногу на палубу,  от этой варварской
пытки у меня дьявольски кружилась голова, я едва не терял сознание. Нес-
колько таких шагов, и действительно упаду в обморок. Я смутно догадывал-
ся,  что это имеет какое-то отношение к ослабившей меня потере крови.  Я
снова сел.
   - Ложитесь в кровать, - приказал Марстон. - Это безумие. Вам придется
лежать еще, по крайней мере, неделю.
   - Славный старина Каррерас,  - пробормотал я.  У  меня  действительно
кружилась голова,  это факт, и от этого нельзя было отмахнуться. Умница,
Тони.  Подсказать такую идею! Где ваше подкожное, доктор? Обезболивающее
- в бедро! Нашпигуйте меня им. Знаете, как футболисту с хромой ногой де-
лают укол перед матчем:
   - Никогда еще ни один футболист не выходил на поле с  тремя  пулевыми
ранами в ноге, - огрызнулся Марстон.
   - Не делайте этого,  доктор Марстон, - взмолилась Сьюзен. - Пожалуйс-
та, не делайте этого. Он убьет себя.
   - Боцман? - спросил Марстон.
   - Дайте ему, сэр, - спокойно сказал боцман. - Мистер Картер знает что
делает.
   - Мистер  Картер знает что делает!  - обрушилась на него Сьюзен.  Она
подскочила к койке боцмана и испепелила его гневным взором.  - Вам легко
тут лежать и заявлять,  будто он знает,  что делает.  Вам не надо отсюда
выбираться,  чтобы погибнуть - быть застреленным или умереть  от  потери
крови.
   - Что вы,  мисс,  - улыбнулся боцман. - Разве я когда-нибудь пойду на
такое рисковое дело?
   - Простите,  мистер Макдональд, - она устало опустилась на его койку.
- Мне так стыдно.  Я знаю, что если бы у вас не была раздроблена нога...
Но взгляните на него.  Он же стоять не может, не то что ходить. Он убьет
себя, уверяю вас, он убьет себя.
   - Возможно,  возможно.  Но этим он опередит события не больше, чем на
два дня, мисс Бересфорд, - тихо ответил Макдональд. - Я точно знаю, мис-
тер Картер точно знает.  Мы оба точно знаем, что всем нам на борту "Кам-
пари" недолго осталось жить, разве что кто-нибудь что-нибудь предпримет.
Ведь не думаете же вы,  - серьезно продолжал он, - что мистер Картер де-
лает это просто ради разминки?
   Марстон посмотрел на меня, лицо его потемнело.
   - Вы о чем-то говорили с боцманом? И я об этом ничего не знаю?
   - Я расскажу вам, когда вернусь.
   - Если ты вернешься.
   Он прошел в амбулаторию,  вернулся со шприцем и вогнал мне  под  кожу
целый шприц какой-то мутной жидкости.
   - Все  мои чувства восстают против этого.  Боль это ослабит,  тут нет
никаких сомнений,  но одновременно позволит тебе перенапрячь ногу и при-
чинить себе непоправимый вред.
   - Быть  покойником еще непоправимее,  - уточнил я и поскакал на одной
ноге в амбулаторию, где в куче одеял, принесенных Сьюзен покоился костюм
ее отца.  Оделся я быстро,  насколько это позволили больная нога и качка
"Кампари". Я как раз отворачивал воротник и закалывал лацканы на шее бу-
лавкой, когда вошла Сьюзен. До странности спокойно, она заметила:
   - Вам очень идет. Пиджак, правда, немного маловат.
   - И все же это в тысячу раз лучше, чем разгуливать в полночь по палу-
бе в белой форме. Где то темное платье, о котором вы говорили?
   - Вот оно, - она достала платье из-под нижнего одеяла.
   - Благодарю,  - я взглянул на ярлык.  Балансиага.  Должна  получиться
неплохая маска.  Я ухватился за подол двумя руками, бросил взгляд на Сь-
юзен,  увидел ее одобрительный кивок и рванул - каждая порванная ниточка
звенела серебряным долларом.  Я оторвал что-то вроде квадрата,  сложил в
треугольник и повязал на лицо ниже глаз.  Еще пара рывков - другой квад-
рат,  и у меня вышел отличный головной убор с узлами по углам, закрывав-
ший волосы и лоб вплоть до самых глаз. Руки я всегда мог спрятать.
   - Так вас ничто не остановит? - серьезно спросила она.
   - Этого не сказал бы, - я перенес тяжесть тела на левую ногу и, упот-
ребив  изрядную долю воображения,  убедил себя,  что она уже онемела.  -
Очень многое может меня остановить.  Прежде всего автоматная пуля любого
из этих сорока головорезов. Если они меня, конечно, заметят.
   Она посмотрела на останки Балансиаги.
   - Оторвите и мне кусочек, раз у вас так ловко получается.
   - Для вас? - я уставился на нее. - Зачем?
   - Я иду с вами,  - она кивнула на свои темные свитер и брюки.  - Нет-
рудно было догадаться, зачем вам понадобился папин костюм. Или вы думае-
те,  что  я  просто  по инерции продолжаю менять костюмы,  чтобы пленять
сердца мужчин?
   - Не думаю, - я оторвал кусок платья. - Пожалуйста.
   Она в растерянности скомкала лоскут в руках.
   - Как? И это все, что вы хотите сказать?
   - Вы ведь сами вызвались,  не так ли?  Она смерила меня  высокомерным
взглядом,  покачала головой и завязала маску. Я поковылял в лазарет, Сь-
юзен шла за мною.
   - Куда собралась мисс Бересфорд?  - грозно спросил Марстон.  -  Зачем
она надела этот капюшон?
   - Она идет со мной, - сообщил я. - Так она говорит.
   - Идет  с вами?  И вы позволили?  - гнев доктора нарастал.  - Ведь ее
убьют!
   - Весьма вероятно,  - признал  я.  Что-то,  возможно  обезболивающее,
странно  подействовало  на  мою голову:  я чувствовал себя совершенно от
всего отрешенным и очень спокойным. - Но, как говорит боцман, день рань-
ше,  день позже, какая разница? Мне нужна еще пара глаз и просто кто-то,
кто может быстро и бесшумно передвигаться. Для разведки. Разрешите полу-
чить один из ваших фонарей, доктор.
   - Я возражаю. Я заявляю решительный протест...
   - Дайте ему фонарь, - вмешалась Сьюзен. Он вытаращил глаза от изумле-
ния,  хотел было что-то сказать, но только вздохнул и отвернулся. Макдо-
нальд поманил меня пальцем.
   - Сожалею,  что не могу быть с вами сам,  сэр,  но хоть эта штука вам
пригодится,  - он вложил мне в ладонь свайку:  с одной  стороны  широкое
складное лезвие ножа,  с другой - шило со стопором.  - Если вам придется
пускать его в ход, бейте шилом снизу вверх, лезвие в руке.
   - Достойный подарок, - я взвесил нож на ладони и заметил, как смотрит
на него Сьюзен, широко раскрыв свои зеленые глаза.
   - Вы... вы собираетесь пользоваться этой вещью?
   - Оставайтесь, если вам угодно. Фонарь, доктор Марстон!
   Положив фонарик в карман, я зажал нож в руке и открыл дверь лазарета.
Будучи уверен,  что Сьюзен следует за мной,  придержал дверь,  не дав ей
захлопнуться.
   Часовой спал сидя,  приткнувшись в углу коридора.  Автомат покоился у
него на коленях. Искушение было велико, но я его преодолел. Спящий часо-
вой - повод для крепкого разноса, как максимум с зуботычиной, спящий ча-
совой без автомата - повод для тщательного обыска всего корабля.
   Чтобы преодолеть два трапа палубы "А",  мне понадобилось две  минуты.
Отличные,  широкие,  некрутые трапы - и две минуты.  Левая нога была как
деревянная,  то и дело подвертывалась и никак не собиралась  подчиняться
моему внушению,  что ей давно пора перестать болеть. Кроме того, "Кампа-
ри" так раскачивался, что и здоровому человеку было трудно удержаться на
ногах.
   Качка... "Кампари" качался,  все больше скручиваясь штопором под мощ-
ными ударами волн в правую скулу.  Мы явно уже перешли  разумный  предел
соприкосновения с тайфуном, двигаясь на север, румбов на пять к востоку,
а ветер дул сзади в правый борт. Это означало, что тайфун был, грубо го-
воря,  где-то к востоку от нас,  немного южнее,  и мчался нам наперерез.
Необычно северный маршрут для тайфуна, и "Кампари" точнее, чем когда-ли-
бо раньше, шел с ним встречным курсом.
   Силу ветра  я оценивал баллов в восемь-девять по шкале Бофорта.  Судя
по этому, центр урагана был от нас меньше чем в ста милях. Если Каррерас
не изменит ни курса,  ни скорости,  то все тревоги,  и его и наши, скоро
окончатся.
   На верху второго трапа я остановился на секунду перевести дух,  опер-
шись на руку Сьюзен,  и затем поковылял дальше, по направлению к салону,
находившемуся от меня в двадцати футах.  Едва отправившись в путь, оста-
новился. Что-то было не так.
   Даже при моем смутном состоянии не понадобилось много времени,  чтобы
определить, что именно не так. В обычную ночь в море "Кампари" светился,
как новогодняя елка,  - сегодня же палубные огни были потушены. Еще один
пример того,  что Каррерас предусматривает любую мелочь,  хотя в  данном
случае  это  внимание к мелочам было совершенно бесполезно и выходило за
рамки здравого смысла. Ясно, что он не хотел быть замеченным, но ночью в
такую бурю его и так никто не заметил бы, даже если какой-нибудь корабль
шел с нами параллельным курсом. А это вряд ли было возможно, разве толь-
ко капитан этого корабля свихнулся.
   Но мне  это было только на руку.  Мы двигались вперед,  шатаясь между
стенками, и совершенно не заботились о сохранении тишины. За завываниями
ветра, громким барабанным боем тропического ливня и периодическим грохо-
том от удара носа судна о набегающую волну никто нас не услышал бы, даже
стоя в двух футах.
   Выбитые окна салона были наспех заколочены досками.  Стараясь по воз-
можности не напороться глазом или шеей на осколки стекла, я уткнулся ли-
цом в доски и заглянул в щель.
   Шторы были спущены,  но врывающийся через щели ветер надувал и полос-
кал их,  так что было кое-что видно.  За минуту я выяснил все,  что было
нужно,  но пользы никакой из этого не извлек. Все пассажиры сгрудились в
углу салона,  большинство лежало на матрасах,  некоторые сидели, присло-
нившись к переборке.  В жизни никогда не видел общества столь безнадежно
укачанных миллионеров:  цвет их лиц  изменялся  от  нежно-салатового  до
мертвенно  белого.  Все  они откровенно страдали.  В другом углу заметил
нескольких стюардов,  коков и офицеров машинного отделения,  включая Ма-
килроя  с Каммингсом.  Похоже было,  что за исключением палубной команды
все свободные от вахты содержались под  арестом  вместе  с  пассажирами.
Каррерас экономил на охранниках:  я увидел только двух краснолицых, неб-
ритых типов с автоматами.  На мгновение у меня мелькнула мысль ворваться
в  салон  и  уничтожить их - но только на мгновение.  Вооруженный только
складным ножом и на полной скорости обгоняющий не всякую черепаху,  я  и
приблизиться к ним не сумел бы.
   Через две минуты мы были уже около радиорубки. Никто нас не окликнул,
никто нас не заметил - этой ночью на палубе не было ни души.
   В радиорубке было темно.  Я прижался ухом к металлической двери, зак-
рыл ладонью другое ухо,  чтобы заглушить шум моря, и внимательно прислу-
шался.  Ничего.  Осторожно положил руку на круглую ручку двери, повернул
ее и толкнул дверь.  Она не шелохнулась.  Со всей возможной предосторож-
ностью и точностью расчета движений человека,  вытаскивающего кохинор из
гнезда спящих кобр, я отпустил ручку.
   - В чем дело?  - спросила Сьюзен. - Разве... Дальше ей сказать ничего
не удалось,  ибо моя рука весьма невежливо прикрыла ей рот. Только когда
мы отошли футов на пятнадцать, я снял руку.
   - Что такое?  Что такое?  - в сердитом шепоте ее слышалась дрожь, она
явно не знала, то ли пугаться, то ли сердиться, то ли и то, и другое.
   - Дверь заперта!
   - А почему ей не быть запертой? Зачем им тут дежурить?
   - Эта дверь запирается на висячий замок.  Снаружи. Вчера утром мы по-
весили новый. Его там уже нет. Ктото закрылся на защелку изнутри*
   Я не знал,  много ли из того, что я говорил, доходит до нее - рев мо-
ря,  барабанная дрожь дождя, налетающий из темноты ветер, высвистывающий
свою похоронную песню в такелаже,  казалось, подхватывали мои только что
произнесенные слова,  рвали и уносили их обрывки. Я подтолкнул ее к вен-
тилятору, создававшему некое подобие жалкого убежища, и ее слова показа-
ли, что она слышала и поняла большую часть моего выступления.
   - Они оставили часового?  Просто на случай,  если кто-нибудь ворвется
туда?  Как  может  кто-нибудь  туда ворваться?  Мы все под стражей и под
семью замками.
   - Это именно то, о чем говорил Каррерас-младший: старик ничего не ос-
тавляет на волю случая,  - я прервался,  не зная, как продолжить и затем
сказал: - Я не имею права этого делать. Но я должен. Я теперь отчаянный.
Я хочу вас использовать как подсадную утку - помогите мне вытащить отту-
да этого типа.
   - Что я должна делать?
   - Умница,  - я сжал ее руку. - Постучитесь в дверь. Снимите ваш бала-
хон и покажитесь в окне.  Он наверняка включит свет или зажжет фонарь, а
когда увидит,  что там девушка, то будет скорее удивлен, чем испуган. Он
захочет выяснить...
   - И тогда вы... вы...
   - Вот именно.
   - Одним складным ножом?  - дрожь в ее голосе стала явной.  - Вы очень
уверены в себе.
   - Совсем даже не уверен.  Просто, если мы будем выжидать, пока предс-
тавится  стопроцентная  возможность,  с теми же шансами можно уже сейчас
прыгать за борт. Готовы?
   - Что вы собираетесь делать? Допустим, вы попадете внутрь? - она была
совсем испугана, голос ее срывался. Да и я сам был не вполне счастлив.
   - Послать SOS на аварийной волне.  Предупредить все суда в зоне прие-
ма, что "Кампари" захвачен силой и собирается перехватить корабль с гру-
зом золота в такой-то точке. Через несколько часов все в Северной Атлан-
тике узнают положение. И примут меры.
   - Да,  - долгая пауза.  - Примут меры. А первым примет меры Каррерас,
когда увидит,  что пропал его охранник.  Где, кстати, вы собираетесь его
спрятать?
   - В Атлантическом океане. Она вздрогнула и проговорила задумчиво:
   - Мне кажется,  что Каррерас знает вас лучше,  чем я... Охранник про-
пал. Конечно они поймут, что виноват в этом кто-то из команды. Скоро они
обнаружат,  что единственный из охранников, кого в это время сморил сон,
это юноша около лазарета.
   Несколько секунд она молчала,  затем продолжила так тихо,  что я едва
слышал ее за ревом урагана:
   - У меня прямо перед глазами стоит, как Каррерас срывает у вас с ноги
эти повязки и обнаруживает,  что кость не сломана. Вы представляете, что
тогда произойдет?
   - Не имеет значения.
   - Для меня это имеет значение, - она говорила спокойно, как нечто са-
мо собой разумеющееся и совсем не важное.  - Еще одно.  Вы сказали,  что
через несколько часов все будут знать обстановку.  Два радиста,  которых
Каррерас подсадил на "Тикондерогу" узнают немедленно. Они немедленно пе-
редадут эту новость обратно на "Кампари" Каррерасу.
   - После того, как я займусь радиорубкой, никто на тамошней аппаратуре
не сможет ни передать, ни принять ни звука.
   - Отлично.  Вы там все разобьете. Одного этого Каррерасу будет доста-
точно,  чтобы понять,  что произошло.  Но все приемники на "Кампари" вам
ведь не удастся разбить.  Например,  к приемникам в салоне вам не подоб-
раться. Вы говорите, все узнают. Это значит, что хунта и их правительст-
во тоже узнают, и тогда все радиостанции страны только и будут круглосу-
точно передавать сводку новостей. Каррерас обязательно услышит.
   Я ничего не ответил.  В голову лезли только какие-то обрывки мыслей -
видно, потерял порядочно крови. Она соображала на порядок быстрее и чет-
че, чем я. Да и вообще, все ее рассуждения были весьма толковы. Она про-
должала:
   - Вы с боцманом, по-видимому, совершенно уверены, что Каррерас не ос-
тавит в живых никого из команды и пассажиров.  Возможно,  вы думаете так
потому,  что  он не может оставлять свидетелей - ведь какие бы выгоды ни
получила хунта от обладания этими деньгами,  все  они  сведутся  к  нулю
из-за  всемирного протеста против нее,  если хоть кто-то узнает о проис-
шедшем. Возможно...
   - Протеста!  - прервал я.  - Протеста!  Да у них на следующее утро на
берег  будут наведены орудия британского и американского флота - и хунте
конец.  И тогда уже никто за нее не вступится.  Когда дело  идет  об  их
собственных деньгах, американцы ст