обраться до
левого  борта,  где  у меня к стойке было привязано три троса,  завязать
один у себя на поясе, ухватиться за второй, подать сигнал боцману, спус-
титься в воду и проделать, по возможности не утонув, обратный путь в ла-
зарет.  Десять минут? Восемь? Я понимал, что и в два раза больше времени
мне не хватит. Героическое плавание от лазарета к корме едва меня не до-
конало,  а обратный путь,  против потока набегающей  воды,  обещал  быть
вдвое труднее.  Восемь минут? Все шансы были за то, что я вообще туда не
доберусь.
   А может заняться радистом?  Я мог его убить,  когда он будет выходить
из рубки.  Безрассудства у меня было достаточно, чтобы решиться на любой
шаг,  а отчаянность давала определенные шансы на успех. Даже при наличии
часовых вокруг. Таким образом, Каррерас никогда не получит этого сообще-
ния.  Но он будет его ждать.  Наверняка. Его очень волнует эта последняя
проверка, он обязательно пошлет кого-нибудь выяснить причину задержки, и
если этот кто-то обнаружит, что радист убит или пропал, возмездие насту-
пит незамедлительно.  Охранники, снующие там и сям, огни по всему кораб-
лю,  все подозрительные места обшарены. И в том числе, конечно, лазарет.
А Макдональд по-прежнему там. С пистолетом.
   Был еще путь.  Он давал какую-то надежду на успех, но при том очевид-
ном недостатке,  что мне пришлось бы оставить привязанными к стойке  все
три уличающие меня троса.  Но это, по крайней мере, еще не гарантия неу-
дачи.
   Я нагнулся,  нащупал рукой бухту и отрезал кусок фала ножом. Один ко-
нец  фала завязал булинем у себя на поясе,  обмотался длинным,  футов на
шестьдесят,  куском и заткнул второй конец за пояс. Пошарил в карманах и
нашел ключ от радиорубки,  взятый у покойного Карлоса. Я стоял в темноте
под дождем и ждал.
   Прошла минута,  не больше, и появился радист. Он запер за собой дверь
и направился к трапу,  ведущему на мостик.  Спустя тридцать секунд я уже
сидел на только что освобожденном им месте и разыскивал позывной "Тикон-
дероги".
   Свое присутствие  в рубке скрывать не собирался,  то есть свет не га-
сил.  Это могло только вызвать подозрение у любого из часовых, который к
удивлению своему услышал бы стук передатчика в темноте.
   Я дважды отбил позывной "Тикондероги" и со второго раза получил подт-
верждение.  Один из подставных радистов Каррераса бдительно  нес  вахту.
Ничего другого, собственно, я и не ожидал.
   Радиограмма получилась короткой, внушительное вступление гарантирова-
ло ей почтительное обращение:  "Срочная,  внеочередная, особой важности.
Получение немедленно доложить капитану".  Я взял на себя смелость подпи-
саться следующим образом:  "От министерства транспорта. Вице-адмирал Ри-
чард Ходсон. Начальник отдела морских перевозок". Я погасил свет, открыл
дверь и осторожно выглянул наружу.  Любознательных слушателей нет,  да и
вообще никого не видно. Вышел, запер замок и выбросил ключ за борт.
   Через тридцать секунд я находился уже на шлюпочной палубе около лево-
го борта и внимательнейшим образом оценивал расстояние  вдоль  борта  от
того места,  где стоял, до уступа на полубаке. Что-то около тридцати фу-
тов.  От того же уступа в тридцати футах вперед по борту был иллюминатор
лазарета.  Если все так, я был сейчас как раз над ним, на три палубы вы-
ше. Если же я неправ... Лучше все же, чтобы оказался прав. Проверив узел
на  поясе,  пропустил  второй конец троса через плечо шлюпбалки и свесил
его за борт.  Я как раз собирался начать спуск, когда трос мягко шлепнул
о борт где-то внизу и туго натянулся.  Кто-то его схватил и теперь тянул
из всех сил.
   Я перетрусил,  но на дальнейших моих действиях это не сказалось. Мною
руководила не мысль, а инстинкт самосохранения. Поэтому я не стал состя-
заться в перетягивании каната,  а сжал  шлюпбалку  в  объятиях  с  такой
страстью,  которой и не подозревал в себе.  Тому, кто захотел бы стянуть
меня за борт,  пришлось бы выдернуть шлюпбалку из  палубы  и  тащить  ее
вместе со мной и шлюпкой впридачу. Но пока трос был так натянут, освобо-
диться я не мог.  Не было возможности даже отпустить руку,  не то что уж
развязать узел или вынуть нож.
   Натяжение ослабло.  Я потянулся к узлу и замер, как только трос натя-
нулся снова.  И снова ослаб.  Рывок,  потом с короткими интервалами  еще
три.  Вместе с облегченным вздохом из меня, похоже было, вышел последний
остаток сил.  Четыре рывка. Условный сигнал Макдональду, что я возвраща-
юсь.  Уж Арчи Макдональд-то,  конечно, все время моего отсутствия держал
ушки на макушке.  Должно быть, он увидел, услышал, а то и просто почувс-
твовал,  как мимо иллюминатора змеей проскользнул трос, и понял, что это
могу быть только я.  С легким сердцем я перелез через борт и остановился
лишь  тогда,  когда  чья-то сильная рука поймала меня за лодыжку.  Через
пять секунд я стоял в лазарете, на своей земле обетованной.
   - Трос! - первым делом скомандовал Макдональду, одновременно развязы-
вая тот,  что был у меня на поясе.  - Два троса,  что привязаны к койке.
Прочь их!  Выбрось в иллюминатор.  - Не прошло и нескольких секунд,  как
все три троса исчезли в темном жерле иллюминатора.  Я закрыл иллюминатор
и задернул шторы.
   Зажегся свет. Макдональд и Буллен разглядывали меня без особого инте-
реса,  каждый с того самого места,  где я их оставил. Макдональд потому,
что знал: мое благополучное возвращение означало какую-то надежду на ус-
пех, и не хотел в этом разувериться. Буллен, убежденный, что я собирался
силой захватить мостик,  решил: мой способ возвращения означает неудачу,
и не хотел меня смущать. Сьюзен и Марстон стояли у двери в амбулаторию и
не старались скрыть своего разочарования. Приветствий не последовало.
   - Сьюзен, живей печку. На всю катушку. У нас тут после открытого окна
как в холодильнике.  Каррерас будет здесь с минуты на минуту и первым же
делом это заметит.  После этого - полотенце мне. Доктор, помогите Макдо-
нальду перебраться на свою кровать. Живее, живее! Почему это, кстати, вы
и Сьюзен не в постелях? Каррерас может удивиться вашему ночному бдению.
   - Мы ожидали,  что джентльмен не войдет в комнату без стука, автомат-
ного разумеется, - напомнил мне Макдональд. - Да вы промерзли до костей,
мистер Картер.
   - Я и сам об этом догадывался. - Мы переволокли Макдональда, не слиш-
ком заботясь о деликатности,  на его койку,  натянули на него простыни и
одеяла, затем я содрал с себя одежду и начал растираться полотенцем. Как
нещадно я ни драл себя, дрожь остановить мне не удалось.
   - Ключ! - воскликнул Макдональд. - Ключ в двери!
   - О, боже! - я и забыл про него совсем. - Сьюзен, пожалуйста. Отопри-
те дверь.  В кровать.  Быстрее.  Вы тоже,  доктор.  - Я взял у нее ключ,
сдвинул штору, открыл иллюминатор и выбросил ключ в океан. За ним тут же
последовали мой костюм,  носки, мокрые полотенца. Но сначала я догадался
вынуть из кармана пиджака отвертку и свайку Макдональда. Немного пригла-
дил волосы,  придав им ту степень порядка, которую можно ожидать у чело-
века,  беспокойно проспавшего несколько часов, и, как мог, помог доктору
Марстону, заменившему пластырь у меня на голове и обмотавшему мне бинтом
больную ногу поверх старой насквозь промокшей повязки. Затем свет погас,
и лазарет снова погрузился в темноту.
   - Мы ничего не забыли? - спросил я. - Не покажет что-нибудь, что меня
здесь не было?
   - Ничего. Думаю, что ничего такого нету, - отозвался боцман. - Уверен
даже.
   - Радиаторы?  - не успокаивался я.  - Вы их включили?  Здесь страшный
холод.
   - Не так уж тут холодно,  малыш,  - хриплым шепотом сказал Буллен.  -
Просто ты замерз. Марстон, у вас есть...
   - Грелки, - перебил его Марстон. - Есть пара. Вот они, - он в темноте
бросил  грелки мне на койку.  - Заранее приготовил.  Я так и подозревал,
что эти холодные ванны твою лихорадку не вылечат. А вот тебе еще стакан.
Капли бренди на дне должны убедить Каррераса, как туго тебе приходится.
   - Могли бы и полный дать.
   - А я какой даю?
   Вместо ожидаемого  общего  потепления неразбавленное бренди произвело
на меня весьма странное действие.  Глотку мне обожгло как будто расплав-
ленным  свинцом,  и  хотя этот жгучий огонь прокладывал внутри меня путь
все ниже и ниже к желудку, снаружи мне стало еще холоднее.
   - Кто-то идет, - неожиданно прошептал Макдональд.
   Я успел только поставить пустой стакан на тумбочку.  Ни на что другое
у меня не хватило времени,  даже на то,  чтобы улечься и закрыться одея-
лом.  Распахнулась дверь,  зажегся верхний свет и Каррерас, с неизбежной
картой под мышкой, направился через лазарет к моей койке. Как обычно, он
полностью  контролировал  все  свои  эмоции.  Беспокойство,  напряжение,
предвкушение  схватки - он не мог не чувствовать всего этого,  не мог не
испытывать скорби по погибшему сыну, но на лице его переживания никак не
отражались.
   Он остановился, не дойдя до кровати, и внимательно, изучающе осмотрел
меня холодными, прищуренными глазами.
   - Не спите,  Картер? - задумчиво проговорил он. - И даже не лежите. -
Он взял двумя пальцами стакан с тумбочки,  понюхал и поставил обратно. -
Бренди. И вы дрожите, Картер. Все время дрожите. Почему? Отвечайте!
   - Я боюсь,  - сердито ответил я.  - Всякий раз,  как вас вижу, душа в
пятки уходит.
   - Мистер Каррерас! - из двери амбулатории появился закутанный в одея-
ло доктор Марстон,  протирая глаза и на ходу приглаживая свою естествен-
нейшим образом растрепанную, восхитительную седую шевелюру. - Это неслы-
ханно, совершенно неслыханно! Тревожить тяжело больного - и в такой час.
Я должен попросить вас удалиться, сэр. И немедленно!
   Каррерас оглядел его с головы до ног,  затем в обратном направлении и
процедил сквозь зубы:
   - Успокойтесь.
   - Нет, я не успокоюсь! - возопил доктор Марстон. Пожизненный контракт
с Метро-Голдвин-Майер был ему обеспечен. - Я врач. У меня есть врачебный
долг, и я выскажу, в чем он состоит, чего бы мне это ни стоило. - К нес-
частью  под  рукой у него не оказалось стола,  ибо удар кулаком по столу
явился бы достойным завершением этого выступления.  Но даже и  без  того
доктор  произвел впечатление своим искренним гневом и возмущением.  Даже
Каррерас, очевидно, смутился.
   - Старший помощник Картер очень болен, - продолжал греметь Марстон. -
У  меня тут нет возможности вылечить сложный перелом бедра,  и результат
был неизбежен. Воспаление легких, да, сэр, воспаление легких. Двусторон-
нее,  в легких столько жидкости,  что он не может даже лечь, да и вообще
едва дышит.  Температура сорок, пульс сто тридцать, озноб. Я обложил его
грелками,  напичкал аспирином, антибиотиками, бренди, наконец, и все без
толку.  Лихорадка его не отпускает.  То он мечется в жару, то лежит весь
мокрый от пота.  - Насчет сырости он вспомнил очень вовремя.  Я чувство-
вал,  как морская вода из промокших бинтов просачивается  сквозь  свежую
повязку на матрас.  - Бога ради,  Каррерас, неужели вы не видите, что он
очень болен? Оставьте его.
   - Мне он нужен только на минуту,  доктор,  -  примирительно  объяснил
Каррерас.  Если  у  него и зашевелились вначале какие-то подозрения,  то
после блестящего сольного номера Марстона они просто обязаны были исчез-
нуть.  "Оскар" за такую игру был бы вполне заслуженной наградой. - Я ви-
жу, что мистер Картер нездоров, и не собираюсь отнимать у него силы.
   Я потянулся к карте и карандашу прежде, чем Каррерас протянул их мне.
Ничего удивительного,  что при неутихающей дрожи и распространявшейся от
больной ноги по всему телу онемелости, вычисления отняли больше времени,
чем  обычно.  Но сложности никакой в них не было.  Я взглянул на стенные
часы и подвел итог:
   - Вы будете на месте чуть раньше четырех.
   - Мы не пропустим его, как вы считаете, мистер Картер? - оказывается,
только внешне он был так беззаботен и уверен в себе. - Даже в темноте?
   - Не  представляю,  как  можно умудриться при включенном радаре,  - я
немного посопел,  чтобы он не забыл случайно о серьезности моего положе-
ния, и продолжал: - А как вы собираетесь остановить "Тикондерогу"? - Те-
перь меня не меньше,  чем его,  беспокоило, чтобы стыковка состоялась, и
перегрузка  завершилась  как можно быстрей и благополучней.  "Твистер" в
трюме должен был взорваться в 7.00. Я предпочитал к тому времени быть от
него подальше.
   - Снаряд перед носом,  сигнал остановиться.  Если это не сработает, -
добавил он задумчиво, - снаряд в борт.
   - Вы меня просто удивляете, Каррерас, - веско заявил я.
   - Удивляю вас?  - левая бровь Каррераса едва заметно поползла вверх -
целая мимическая картина при обычной каменной невозмутимости его лица. -
Каким образом?
   - Человек,  который приложил столько усилий и,  должен признать,  все
время демонстрировал исключительную предусмотрительность - и вдруг соби-
рается пустить все прахом беспечным,  непродуманным  поступком  в  самом
конце, - он, было, хотел что-то сказать, но я остановил его рукой и про-
должал:  - Я не меньше вашего хочу увидеть, как "Тикондерога" остановит-
ся.  Только  за это чертово золото я и гроша ломаного не дам.  Прекрасно
знаю,  как важно,  чтобы капитан, боцман и я немедленно попали в первок-
лассную больницу. Очень хочу увидеть, что все пассажиры и команда успеш-
но переправились.  Я не хочу,  чтобы кто-нибудь из команды "Тикондероги"
был убит во время обстрела. И наконец...
   - Короче, - угрюмо прервал он меня.
   - Пожалуйста.  Встреча произойдет в пять часов. При теперешней погоде
в это время будет полумрак - то есть капитан "Тикондероги" вполне хорошо
разглядит нас на подходе.  Как только он увидит, что другой корабль идет
с ним на сближение, как будто Атлантика - это узкая речка, где не разой-
тись, не шаркнувшись бортами, он сразу заподозрит неладное. Кому, как не
ему, знать, что он везет целое состояние. Он повернет и будет удирать. У
вашей команды, едва ли сведущей в морской баллистике, мизерные шансы по-
разить движущуюся мишень с качающейся палубы,  при отвратительной  види-
мости сквозь пелену дождя. Да и вообще, что можно сделать из той хлопуш-
ки, которую, как мне сообщили, вы установили на баке?
   - Ту пушку, что я установил на юте, никто хлопушкой не назовет. - Хо-
тя  лицо его было по-прежнему невозмутимо,  слова явно дали ему пищу для
размышления. - Как-никак у нее калибр четыре дюйма.
   - Что с того?  Чтобы пустить ее в ход, вам придется сделать разворот,
а в это время "Тикондерога" уйдет еще дальше. Я уже называл причины, по-
чему вы и в этом случае наверняка промахнетесь.  После второго выстрела,
кстати, наши палубные плиты будут так покорежены, что орудия задерутся к
небесам и в дальнейшем вы их сможете использовать лишь в качестве  зени-
ток. Чем тогда вы предложите остановить "Тикондерогу"? Грузовой корабль,
в четырнадцать тысяч тонн водоизмещением, не остановишь, помахав ему ав-
томатом.
   - До этого дело не дойдет.  Элемент неопределенности, конечно, всегда
существует. Но мы не промахнемся.
   - Нет никакой необходимости в этом вашем  элементе  неопределенности,
Каррерас.
   - В самом деле? Как же вы предлагаете это сделать?
   - Я считаю, этого вполне достаточно, - вмешался капитан Буллен. Авто-
ритет коммодора "Голубой почты" придавал  дополнительную  значительность
его  хриплому  голосу.  - Одно дело - работать с картами по принуждению,
совсем другое - по доброй воле корректировать преступные  планы.  Я  все
это выслушал. Вам не кажется, мистер, что вы зашли слишком далеко?
   - Нет,  черт возьми,  - возразил я.  - Ничто не будет слишком, покуда
все мы не окажемся в военно-морском госпитале в  Хэмптон-Родсе.  Это  до
смешного просто,  Каррерас.  Как только он,  судя по радару, подойдет на
несколько миль,  начинайте передавать сигналы бедствия.  Одновременно, и
лучше обговорить это сейчас,  пусть ваши стукачи на "Тикондероге" примут
от "Кампари" 808 и передадут его капитану.  А когда он подойдет поближе,
передайте  ему  по  световому телеграфу,  что угробили машину в борьбе с
ураганом.  Он наверняка о нем слышал,  - я изобразил на лице  утомленную
улыбку.  - При этом,  кстати, вы будете недалеки от истины. И когда он к
нам пришвартуется, а вы снимете чехлы с орудий - что ж, дело сделано. Он
не сможет, да и не посмеет отвалить.
   Каррерас уставился сквозь меня, затем слегка кивнул.
   - Полагаю, что бесполезно убеждать вас, Картер, стать моим... скажем,
лейтенантом?
   - Достаточно будет переправить меня в целости и сохранности  на  борт
"Тикондероги". Никакой иной благодарности мне не требуется.
   - Это будет сделано,  - он взглянул на часы.  - Не пройдет и трех ча-
сов,  как здесь появятся шесть членов вашей команды с носилками и переп-
равят вас, капитана и боцмана на "Тикондерогу".
   Каррерас вышел. Я окинул взглядом лазарет. Буллен и Макдональд лежали
в кроватях,  Сьюзен и Марстон стояли,  завернувшись в одеяла,  у двери в
амбулаторию.  Все они смотрели на меня,  и выражение их лиц было,  мягко
говоря, весьма неодобрительным.
   Тишину, воцарившуюся на неподобающее случаю долгое время, прервал не-
ожиданно ясным и строгим голосом Буллен.
   - Каррерас  совершил пиратский акт единожды и готов совершить во вто-
рой раз.  Таким образом, он окончательно зарекомендовал себя врагом Анг-
лии и королевы. На вас ложится обвинение в помощи врагу и прямая ответс-
твенность за потерю ста пятидесяти миллионов долларов золотом.  Я  сниму
показания у всех присутствующих здесь свидетелей, как только мы окажемся
на борту "Тикондероги".  - Я не мог винить старика в чем бы то ни  было.
Он по-прежнему свято верил обещанию Каррераса о нашем благополучном уст-
ройстве.  С его точки зрения, я просто облегчал до предела задачу Карре-
раса. Но время просвещать его еще не настало.
   - Послушайте, - взмолился я, - не слишком ли сурово? Ладно, пусть по-
собничество,  пусть соучастие,  пусть даже подстрекательство,  но к чему
эта ерунда об измене?
   - Зачем вы это сделали?  - Сьюзен Бересфорд недоумевающе покачала го-
ловой.  - Зачем вы сделали это?  Помогали ему,  чтобы спасти собственную
шею.  - К сожалению, время просвещать ее было также еще впереди. Ни она,
ни Буллен не обладали достаточными актерскими способностями,  чтобы сыг-
рать утром свою роль, зная всю правду.
   - И это,  пожалуй, слишком сурово, - запротестовал я. - Еще несколько
часов назад вы сами больше всех хотели убраться с "Кампари". А теперь...
   - Я не хотела сделать это таким образом.  Не подозревала,  что у "Ти-
кондероги" есть такой шанс спастись.
   - Не хочу в это верить, Джон, - торжественно заявил Марстон. - Просто
не желаю в это верить.
   - Легко вам всем разговаривать, - огрызнулся я. - У вас у всех семьи.
А у меня никого,  кроме себя, нет. Можно ли меня винить в том, что забо-
чусь о своем единственном родственнике?
   Никто не попытался оспорить этот шедевр логического умозаключения.  Я
оглядел их всех по очереди,  и все они один за другим - Сьюзен, Марстон,
Буллен - отвернулись,  даже не пытаясь скрыть выражения лиц. А затем от-
вернулся и Макдональд,  но сначала все же успел незаметно подмигнуть мне
левым глазом.
   Я же расслабился и попытался заснуть.  Никто не поинтересовался,  как
для меня прошла ночь.

12.                       Суббота. 6.00-7.00.

   Когда я проснулся,  все так же болели окоченевшие руки и ноги,  я все
так же дрожал.  Но из мрачных глубин беспокойного сна меня поднял не хо-
лод, не боль и не озноб. Шум, скрип, скрежет металла по всей длине "Кам-
пари",  как  будто корабль с каждым качком все дальше врезался в глубину
айсберга.  По медленному, вялому, безжизненному покачиванию я определил,
что стабилизаторы не работали. "Кампари" лежал в дрейфе.
   - Итак,  мистер, - скрипучим голосом сказал Буллен, - ваш план срабо-
тал, черт бы вас подрал. Поздравляю. "Тикондерога" пришвартовалась.
   - Так точно, - подтвердил Макдональд, - пришвартована к нам бортом.
   - В такую погоду? - я сморщился, услышав, как скрежещут трущиеся бор-
та кораблей п