ребрал в уме все пришедшие мне в голову решения этой новой задачи
и отверг их все.  При кажущемся разнообразии их роднило одно - полнейшая
неосуществимость.  Я знал, что нужно было теперь делать, что единственно
можно было теперь делать. Устало осведомился:
   - Знаете ли вы,  доктор Кэролайн, что приговорили к верной смерти со-
рок человек?
   - Что я сделал?
   - Ладно,  не вы,  а Каррерас. Положив в карман этот ключ, он подписал
смертный приговор себе и своим людям. Это все равно, что рвануть рубиль-
ник электрического стула. А что, собственно, я переживаю? Такие негодяи,
как Каррерас и его компания, ничего кроме кары не заслуживают. Что каса-
ется  лорда  Декстера,  то у него такого добра навалом.  Он всегда может
построить другой "Кампари".
   - О чем вы говорите, Картер? - на его лице отражалось смятение, боль-
ше, чем смятение - страх. - С вами все в порядке, Картер?
   - Конечно, в порядке, - раздраженно ответил я. - Все постоянно задают
одни и те же глупые вопросы. - Я нагнулся, поднял захваченную из кладов-
ки портативную лебедку "Халтрак" и устало выпрямился.  - Приступим, док-
тор. Поможете мне управиться с этой штуковиной.
   - С какой штуковиной управиться?  - он великолепно понимал,  о чем  я
веду речь, но страх не позволял ему в это поверить.
   - С "Твистером",  естественно, - нетерпеливо уточнил я. - Хочу подта-
щить его к левому борту и спрятать там под брезентом у перегородки.
   - Вы в своем уме?  - прошептал он.  - Вы что, совсем тронулись? Разве
вы не слышали, что я говорил? Чем вы собираетесь поднимать его из гроба?
Любой толчок, самый легкий удар... и...
   - Вы будете мне помогать? Он покачал головой, вздрогнул и отвернулся.
Я зацепил лебедку за ступеньку лестницы над головой, спустил нижний блок
почти до уровня "Твистера", поднял трос и двинулся к хвосту бомбы. Когда
низко  над ней склонился,  вдруг услышал позади себя торопливые шаги,  и
пара рук соединилась в мертвом захвате у меня на груди, пара рук, от от-
чаяния и страха обретшая невероятную силу.  Я попытался освободиться, но
это было так же невозможно,  как сбросить с себя щупальца спрута. Я стал
топать ногой,  стараясь попасть ему по пальцам каблуком,  но лишь разбил
себе пятку - запамятовал, что был босиком.
   - А ну отпусти! - воскликнул я в ярости. - Соображаешь, что делаешь?
   - Я не позволю вам сделать это.  Я не позволю вам сделать это!  -  он
пыхтел, как кипящий чайник. Вдруг ставший низким и хриплым голос выдавал
полнейшее смятение. - Я не позволю вам убить нас всех!
   Существует категория людей,  с которыми в определенных ситуациях бес-
полезно спорить. Это была именно такая ситуация, а Кэролайн - именно та-
кой человек.  Я чуть повернулся и изо всех сил откинулся назад.  Судя по
его хриплому, с присвистом, выдоху, он весьма плотно приложился спиной к
борту. Мгновенное ослабление захвата, рывок - и я свободен. Подняв боль-
шую свайку, в свете фонаря продемонстрировал ее ему.
   - Мне не хочется ею пользоваться.  Но в следующий раз придется.  Обе-
щаю.  Да перестаньте вы дрожать хотя бы на то время, чтобы осознать, что
я пытаюсь спасти наши жизни,  а не угробить их. Неужели вы не понимаете,
что в любой момент кто-нибудь наверху может  заинтересоваться  незакреп-
ленным брезентом?
   Он стоял неподвижно,  сгорбившись и вперив глаза в пол. Я повернулся,
взял фонарик в зубы, положил бухту троса на край гроба и нагнулся, чтобы
поднять хвост "Твистера". Вернее, попытаться поднять. Он весил тонну. Во
всяком случае для меня,  ибо сам уж не знаю по какой из причин, я пребы-
вал не в лучшей своей форме. Удалось поднять его дюйма на три, но совер-
шенно нельзя было представить себе,  как удержать его в таком  положении
хотя бы пару секунд. Вдруг позади послышались шаги и какое-то всхлипыва-
ние.  Я напрягся,  собрался с силами,  чтобы отразить новое нападение, и
облегченно вздохнул, когда Кэролайн прошел мимо меня, нагнулся и зацепил
петлю за хвост "Твистера". Вдвоем мы сподобились передвинуть петлю приб-
лизительно на середину бомбы.  Ни один из нас при этом не сказал ни сло-
ва.
   Я вытравил слабину лебедки,  и трос туго натянулся.  Кэролайн  хрипло
заметил:
   - Она ни за что не выдержит. Такая тонкая веревка...
   - Этот  трос  рассчитан на полтонны.  - Я потянул еще,  и хвост начал
подниматься. Петля была не на середине. Немного отпустил трос, мы пойма-
ли центр,  и когда я потянул снова, "Твистер" весь пошел вверх. Когда он
вышел дюйма на три из своего тряпичного ложа, я защелкнул автоматический
замок и утер пот со лба.  Судя по температуре лба,  поту давно было пора
испариться самостоятельно.
   - А как мы собираемся перетащить его к другому борту?  - голос  Кэро-
лайна  больше не дрожал,  это был ровный невыразительный голос человека,
не до конца осознавшего, что переживаемый им кошмар происходит наяву.
   - Понесем. Вдвоем мы справимся.
   - Понесем? - повторил он уныло. - Он весит сто двадцать килограммов.
   - Я прекрасно знаю, сколько он весит!
   - У вас больная нога,  - он меня не слышал.  - У меня больное сердце.
Корабль качается, этот полированный алюминий скользкий, как стекло. Один
из нас споткнется, отпустит. А то и оба вместе. Тогда он упадет.
   - Прервитесь-ка на этом месте.  - Я взял фонарик,  подошел  к  левому
борту, достал из-за перегородки пару брезентов и подтащил их к гробу.
   - Мы положим его на них и поволочем.
   - Поволочем по полу? Стукать его об пол? - он все-таки не так уж без-
ропотно смирился с этим кошмаром,  как я думал. Посмотрел на меня, потом
на "Твистера", потом снова на меня и сказал убежденно: - Вы сумасшедший.
   - Ради  бога,  ничего  более путного вы не можете сказать?  - Я снова
взялся за лебедку,  открыл замок и потянул. Кэролайн обеими руками ухва-
тился за "Твистер",  когда он весь вылез из гроба, стараясь не допустить
удара носа бомбы о перегородку.
   - Перешагните через перегородку и захватите его с собой,  - скомандо-
вал я. - Повернитесь спиной к трапу.
   Кэролайн молча кивнул.  Луч фонарика освещал его застывшее в напряже-
нии лицо.  Он прислонился спиной к трапу, еще крепче подхватил "Твистер"
с обеих сторон от петли, поднял ногу и вдруг покачнулся, когда неожидан-
ный рывок корабля бросил на него всю тяжесть бомбы.  Он задел ногой верх
перегородки,  сложившись,  силы инерции "Твистера" и рывка судна увлекли
его вперед. Кэролайн вскрикнул и тяжело перевалился через перегородку на
дно трюма.
   Я видел все это как в замедленной съемке и наугад протянул руку,  за-
щелкнул замок, бросился к раскачивающейся бомбе, между ней и трапом. Ки-
нул фонарь и вытянул вперед обе руки, чтобы помешать носу бомбы врезать-
ся в трап.  Во внезапно спустившемся кромешном мраке промахнулся,  но не
промахнулся "Твистер". Он воткнулся мне под дых с такой силой, что я ед-
ва не испустил дух, но все-таки тут же обнял его руками и вцепился в эту
алюминиевую скорлупу так крепко, будто хотел разломить ее надвое.
   - Фонарь! - завопил я. Почему-то в этот момент мне отнюдь не казалось
столь важным понижать голос. - Достань фонарь!
   - Моя коленка...
   - К чертям твою коленку! Достань фонарь! Я услышал подавленный стон и
почувствовал,  что он лезет через перегородку.  Снова услышал его, когда
он заскреб руками по стальному полу. И снова тишина.
   - Нашел ты, наконец, фонарь? - "Кампари" начал переваливаться на дру-
гой борт, и я изо всех сил пыжился, пытаясь сохранить равновесие.
   - Нашел.
   - Так зажги его, болван.
   - Я не могу. Он разбит.
   - Приятно слышать...  А ну,  ухватись-ка за тот конец этой хреновины.
Выскальзывает она у меня.
   Он выполнил распоряжение, и стало немного полегче.
   - У вас нет спичек?
   - Спичек!  - Мне стоило большого труда сдержаться. Если бы это не ка-
салось "Твистера",  то было бы весьма забавно. - Спичек! После того, как
я пять минут резвился в воде под бортом?
   - Об этом не подумал,  - угрюмо признался он. И в повисшей на мгнове-
ние тишине сообщил: - У меня есть зажигалка.
   - Боже,  храни Америку!  - взорвался я. - Если все тамошние ученые...
Зажги ее, приятель, зажги скорее!
   Колесико проскребло по кремню,  и дрожащий язычок бледно-желтого пла-
мени  осветил уголок темного трюма,  насколько это было в его жалких си-
лах.
   - Хватай блок,  живо!  - я подождал, пока он выполнил команду. - Тяни
за свободный конец, открывай замок и опускай осторожно на брезент.
   Я сделал  первый шаг от перегородки,  удерживая в руках немалую часть
веса бомбы.  До брезента было около двух футов.  В это время  за  спиной
раздался щелчок замка,  и я вдруг почувствовал, как у меня ломается хре-
бет. Трос лебедки провис, я баюкал на руках всю стодвадцатикилограммовую
тушу "Твистера". "Кампари" перевалился на другой борт, понятно было, что
груз для меня непосилен. Хребет мой и действительно был готов сломаться.
Я  споткнулся,  качнулся вперед,  и "Твистер" вместе со мной - судорожно
прицепившимся к нему сверху насекомым - тяжело рухнул на брезент с  гро-
хотом, потрясшим весь трюм.
   Я расцепил руки и медленно поднялся. Дрожащее пламя освещало выпучен-
ные глаза доктора Кэролайна, уставившегося на поблескивающую бомбу. Мас-
ка ужаса сковала его лицо. И тут он хриплым криком нарушил безумное оча-
рование этой таинственной сцены.
   - Пятнадцать секунд!  У нас только пятнадцать секунд! - он бросился к
трапу,  но успел забраться только на вторую ступеньку, когда я, схватив-
шись за поручни,  прижал его к трапу.  Он боролся яростно,  неистово, но
недолго. И затих.
   - Как  далеко  ты  собираешься уйти за пятнадцать секунд?  - А сам не
знал,  зачем это говорю, да и вообще едва ли отдавал себе отчет, что го-
ворю. Все мое внимание было сосредоточено на лежавшей передо мною бомбе.
Вероятно, и на моем лице были написаны те же чувства, что и у Кэролайна.
Он тоже следил за бомбой. Это было совершенно бессмысленно, но в тот мо-
мент нам было не до осмысливания своих поступков.  Вот мы и пялили глаза
на "Твистера", как будто что-нибудь смогли бы увидеть перед тем, как ос-
лепительная вспышка ядерного огня превратит в ничто нас и весь "Кампари"
заодно. Человеческие органы чувств тут бессильны.
   Прошло десять секунд.  Двенадцать. Пятнадцать. Двадцать. Полминуты. Я
выпустил застоявшийся в легких воздух - все это время стоял не дыша -  и
отпустил Кэролайна.
   - Ну и как,  далеко бы ты ушел? Доктор Кэролайн медленно опустился на
дно трюма,  отвел взгляд от бомбы, какое-то мгновение смотрел непонимаю-
щими глазами на меня и улыбнулся.
   - Вы знаете, мистер Картер, мне и в голову это не пришло, - голос его
был вполне твердый,  а улыбка - отнюдь не улыбкой  сумасшедшего.  Доктор
знал наверняка,  что сейчас умрет, и не умер. Хуже этого впереди нам ни-
чего не предстояло. Он понял, что в ущелье страха человек не может спус-
каться бесконечно, где-то есть нижняя точка, а затем начинается подъем.
   - Сначала надо ухватить свободный конец,  а уж потом открывать замок,
- укоризненно заметил я.  - И ни в коем случае не наоборот.  В следующий
раз попомните.
   Есть вещи, за которые невозможно извиняться. Он и не пробовал, а ска-
зал с сожалением:
   - Боюсь,  что никогда не смогу стать моряком.  Но по крайней мере  мы
теперь знаем,  что пружина спуска не такая слабая,  как мы боялись, - он
несмело улыбнулся. - Мистер Картер, я, пожалуй, закурю.
   - Пожалуй, я последую вашему примеру. Остальное было уже просто, ска-
жем,  сравнительно просто. Мы по-прежнему обращались с "Твистером" с ве-
личайшей осторожностью - ведь стукнись он под каким-нибудь другим углом,
и впрямь мог бы сработать - но уже не ходили вокруг него на цыпочках. Мы
сволокли его на брезенте в другой конец трюма,  зацепили лебедку за трап
у левого борта, из пары брезентов и одеял устроили мягкое ложе между пе-
регородкой и бортом,  перенесли бомбу через  перегородку,  обойдясь  без
сопровождавшей первую попытку акробатики,  осторожно ее опустили, забро-
сали сверху одеялами и накрыли брезентом, на котором волокли ее по полу.
   - Так будет надежно?  - поинтересовался доктор Кэролайн. Судя по все-
му,  он совсем пришел в себя, если не считать учащенного дыхания и круп-
ных капель пота на лбу.
   - Они ее никогда тут не найдут. Они и не подумают даже посмотреть. Да
и с чего бы?
   - Что вы предлагаете делать дальше?
   - На  полном  ходу  отваливать.  Я достаточно уже проверил свою везу-
честь.  Но сначала гроб. Нам надо догнать его до прежнего веса и привин-
тить крышку.
   - А куда мы пойдем потом?
   - Вы  вообще  никуда не пойдете.  Вы останетесь здесь.  - Я доходчиво
объяснил ему,  почему это вдруг он должен остаться здесь,  но ему это ни
капельки не понравилось.  Разъясняя некоторые подробности, усиленно под-
черкивал основную мысль, что его единственный шанс на спасение заключал-
ся  именно  в пребывании здесь,  но тем не менее привлекательности этого
плана донести до него не сумел.  Все-таки до него дошло, что сделать это
необходимо,  и  страх  вполне  несомненной смерти очевидно перевесил тот
близкий к истерике ужас,  который породило в нем мое предложение.  Кроме
того,  после тех пятнадцати секунд,  когда мы ожидали взрыва "Твистера",
ничего более страшного произойти уже не могло.
   Через пять минут я закрутил последний шуруп в крышку  гроба,  спрятал
отвертку в карман и покинул трюм.
   Мне показалось,  что ветер немного утих,  а дождь, вне всякого сомне-
ния,  разошелся еще сильнее. Крупные, тяжелые капли отскакивали брызгами
от мокрой палубы,  и даже в непроглядной тьме ночи вокруг моих босых ног
мерцал загадочный белесый нимб.
   Я неторопливо двинулся вперед.  Теперь, когда самое страшное было по-
зади,  испортить все ненужной спешкой было совершенно ни к чему. Я прев-
ратился в черную тень, под стать мраку ночи. Никакое привидение не могло
сравниться со мной бесшумностью.  Однажды рядом со мной прошли двое нап-
равлявшихся к носу часовых, в другой раз я сам прошел мимо еще одной па-
рочки, пытавшейся спрятаться от холодного дождя за надстройкой. Никто из
них меня не заметил,  никто и не подозревал о моем присутствии. Впрочем,
так и должно было быть. Именно по этой причине собака никогда не поймает
зайца: жизнь ценится дороже, чем завтрак.
   Не поручусь за точность, но во всяком случае не меньше двадцати минут
прошло, прежде чем я снова оказался около радиорубки. Мне показалось ес-
тественным именно здесь вынуть из рукава свой последний козырь.
   Висячий замок был заперт.  Внутри,  следовательно,  никого не было. Я
спрятался  за ближайшей шлюпкой и принялся ждать.  Тот факт,  что внутри
никого не было, совсем не означал, что там никто не появится в ближайшем
будущем.  Тони Каррерас как-то обмолвился,  что их подставные радисты на
"Тикондероге" сообщают курс и положение каждый час.  Судя по всему, Кар-
лос,  убитый мною радист, как раз ожидал такого сообщения. Через некото-
рое время должна поступить очередная радиограмма,  и Каррерас, несомнен-
но,  должен прислать другого радиста, чтобы ее принять. Игра близилась к
концу - теперь он уж точно ничего не оставит на волю случая.  Но в ту же
игру играл и я,  причем надеялся на выигрыш. Мне вовсе не улыбалось быть
застигнутым в радиорубке у работающего передатчика.
   Дождь безжалостно барабанил по сгорбленной спине. Сильнее намокнуть я
уже не мог,  но замерзнуть мог вполне. Я и замерз, здорово замерз, и че-
рез пятнадцать минут уже стучал зубами без остановки.  Дважды мимо  меня
проходили  часовые.  Каррерас действительно не полагался на случай в эту
ночь.  Оба раза я был уверен,  что они меня обнаружат.  Зубы стучали так
интенсивно,  что приходилось совать в рот рукав,  дабы этот лязг меня не
выдал. Но в обоих случаях часовые не проявили должной бдительности. Лязг
зубов постепенно набирал силу.  Неужели этот чертов радист так и не при-
дет?  Или я перехитрил сам себя, и все мои хитрые теоретические построе-
ния - полная ерунда? Может, радист вообще не собирался приходить?
   До сих пор я сидел на свернутом в бухту фале спасательной шлюпки,  но
тут в нерешительности поднялся.  Сколько еще мне тут ждать, пока не буду
убежден окончательно,  что он не придет? В каком случае опасность больше
- рискнуть войти в радиорубку,  несмотря на все еще существующую возмож-
ность быть Там застигнутым,  или ждать еще час,  а то и два,  прежде чем
трогаться?  К этому времени почти наверняка будет  уже  слишком  поздно.
Раскинув  мозгами,  я  пришел  к  выводу,  что  какой-то шанс на неудачу
все-таки лучше, чем гарантия на нее. Кроме того, теперь, когда я выбрал-
ся из трюма номер четыре, от моих ошибок зависела только моя собственная
жизнь.  Пора,  теперь самое время.  Я тихо сделал шаг,  другой, третий и
этим ограничился. Радист пришел. Пришлось так же тихо сделать три шага в
обратном направлении.
   Скрежет поворачивающегося в замке ключа,  скрип открывающейся,  затем
щелчок  захлопнувшейся двери,  тусклый свет в зашторенных иллюминаторах.
Наш приятель готовится к приему.  Он надолго не задержится - это предпо-
ложение было достаточно очевидным.  Ровно столько,  сколько нужно, чтобы
принять сообщение о курсе и скорости "Тикондероги" - вряд  ли  по  такой
погоде  они  сумеют этой ночью определиться - и отнести его Каррерасу на
мостик.  Я предполагал, что Каррерас по-прежнему находится там. Характер
человека так запросто не меняется. Как и раньше в критических случаях, в
эти решающие часы он не мог быть где-либо,  кроме  мостика,  не  мог  не
взять  на себя личную ответственность за судьбу им самим задуманной опе-
рации.  У меня прямо перед глазами встала картина, как он берет листок с
цифрами - свидетелями неизбежности роковой встречи, улыбается удовлетво-
ренно и делает вычисления по карте.
   На этом месте мои размышления вдруг прервались.  Как будто кто-то по-
вернул  во мне рубильник,  и все замерло - сердце,  дыхание,  все органы
чувств.  Я ощутил то же,  что испытал в течение тех кошмарных пятнадцати
секунд,  когда вместе с доктором Кэролайном ожидал взрыва "Твистера".  И
все это потому,  что до меня вдруг дошло то, что я мог сообразить и пол-
часа назад,  если бы не был так занят переживаниями по поводу испытывае-
мых мною неудобств.  Каррерас не обладал многими человеческими достоинс-
твами, не стоит и перечислять, но аккуратностью и методичностью он обла-
дал в полной мере. И до сих пор он ни разу еще не делал выводов из полу-
ченных им цифр, не проконсультировавшись предварительно по карте со сво-
им верным штурманом, старшим помощником Джоном Картером.
   Мало-помалу ко мне частично вернулась ясность мысли,  но особого  об-
легчения  это  не принесло.  Иногда Каррерас откладывал проверку на нес-
колько часов, это верно, но сегодня он никак не мог этого сделать по той
простой причине, что в этом случае проверка потеряла бы всякий смысл. До
нашего рандеву с "Тикондерогой" оставалось не больше трех часов,  и про-
верка  нужна  ему была немедленно.  Едва ли его могло смутить то обстоя-
тельство,  что придется среди ночи будить больного человека. Можно пору-
читься, что через десять, от силы пятнадцать минут после получения сооб-
щения он появится в лазарете.  И обнаружит, что его штурман удрал. Обна-
ружит,  что дверь заперта изнутри,  обнаружит Макдональда с пистолетом в
руке. У Макдональда был всего лишь пистолет с единственной обоймой, Кар-
рерас мог созвать сорок молодцов с автоматами. У сражения в лазарете мог
быть только один исход,  вполне определенный, весьма скорый и совершенно
непоправимый.  Я  до жути ясно представил себе бешено стучащие автоматы,
заливающие лазарет свинцом.  Макдональда и Сьюзен,  Буллена и Марстона -
усилием воли я выгнал эту мысль из головы. Здесь нас ожидало поражение.
   После того, как радист уйдет из рубки, если мне удастся проскользнуть
внутрь,  если мне удастся передать радиограмму,  сколько в итоге у  меня
останется  времени,  чтобы вернуться в лазарет?  Десять минут,  никак не
больше, скажем семь или восемь минут на то, чтобы незаметно д