го.  Мостик, штурманская руб-
ка, сигнальный мостик и все каюты офицеров и кадетов. Это все можно было
смело отбросить.  Столовая,  камбуз,  кладовая провизии,  офицерская ка-
ют-компания,  телеграфный салон и прямо рядом с ним другой салон, прохо-
дивший под названием гостиная.  Для жен и дочерей миллионеров, не разде-
лявших жгучего интереса своих мужей и отцов к выпивке в компании  бирже-
вого телетайпа,  он предоставлял возможность выбора.  На эти помещения я
потратил сорок минут.  Все они были в это время безлюдны.  Транзисторный
приемник размером меньше спичечной коробки я еще мог,  пожалуй,  пропус-
тить, но ничего большего.
   Оставались, таким образом,  лишь пассажирские каюты,  и первые  среди
них на подозрении - каюты палубы "А". Каюты палубы "Б", следующей по хо-
ду вниз,  также находились в пределах достижимости, но когда я мысленным
взором окинул шарашку колченогих старых развалин,  населявших эти каюты,
среди них мне не удалось найти достойного кандидата, способного выйти из
десяти секунд на предложенной дистанции. А в том, что убийца не женщина,
я не сомневался. Тот, кто убил Броунелла, одновременно не только прикон-
чил Бенсона, но и задевал его куда-то, а в нем было ни много ни мало сто
восемьдесят фунтов.
   Итак, палубы "А" и "Б".  И ту,  и другую нужно было завтрашним  утром
протряхнуть сквозь мелкое сито. Я молил бога, чтобы хорошая погода с ут-
ра выманила пассажиров на верхнюю палубу  и  дала  возможность  стюардам
вместе  с оправлением кроватей и уборкой кают провести тщательный обыск.
Таможня Ямайки,  правда, один уже провела, но тогда искали механизм дли-
ной свыше шести футов,  а не радиоприемник, который в наш век миниатюри-
зации легко мог быть спрятан в любой из шкатулок с драгоценностями, сос-
тавлявших непременную часть багажа каждой миллионерской супруги.
   Мы шли  теперь  уже почти прямо на норд-ост,  под тем же густо-синим,
усеянным крупными звездами небом.  "Кампари" слегка раскачивался с борта
на борт, когда под его килем лениво пробегали пологие валы мертвой зыби.
Перемену курса на восемьдесят градусов мы растянули  почти  на  полчаса,
так, чтобы никакой случайный пассажир-полуночник не смог узреть отклоне-
ние корабля от фосфоресцирующего на поверхности моря следа винта.  Разу-
меется, все эти предосторожности летели псу под хвост, имей любой из на-
ших пассажиров хотя бы смутное представление об ориентировании по  звез-
дам или, на худой конец, способность отыскать на небе Полярную звезду.
   Я не спеша прогуливался по шлюпочной палубе, когда неожиданно заметил
приближавшегося капитана Буллена.  Он поманил меня рукой в укромный тем-
ный уголок подле одной из шлюпок.
   - Я  так и думал,  что найду вас где-нибудь неподалеку,  - вполголоса
сказал он,  сунул руку во внутренний карман кителя и вложил мне в ладонь
нечто  холодное и твердое.  - Надеюсь,  вы умеете обращаться с подобными
игрушками.
   Вороненая поверхность металла тускло отражала трепетный  свет  звезд.
Автоматический пистолет, один из трех кольтов, лежавших на цепи под зам-
ком в сейфе в капитанской каюте. Наконец-то капитан Буллен осознал серь-
езность положения.
   - Умею, сэр.
   - Отлично. Засуньте его себе за пояс или куда там еще эту пакость за-
совывают.  Никогда не думал, что его так дьявольски трудно на себе спря-
тать.  Вот запасная обойма. Бог даст, не придется нам их пускать в дело,
- у капитана, следовательно, тоже имелась аналогичная штука.
   - Третий пистолет, сэр?
   - Не знаю, - он заколебался. - Я думал, Вильсону.
   - Он славный парень. Но отдайте лучше боцману.
   - Боцману?  - голос Буллена зазвенел, но вовремя вспомнив о необходи-
мости  конспирации,  капитан снова перешел на шепот.  - Вы знаете устав,
мистер.  Это оружие можно использовать только в случае войны, пиратского
нападения или мятежа.  И передавать его можно только лицам в чине офице-
ра.
   - Устав мне дорог,  сэр, но собственная шея дороже. Вам известен пос-
лужной список.  Макдональда.  Самый молодой старшина за всю историю ком-
мандос,  список наград на листе не умещается.  Отдайте его  МакдональДУ,
сэр.
   - Посмотрим, - проворчал он. - Посмотрим. Я только что был в плотниц-
кой кладовой.  С доктором Марстоном.  Впервые видел этого старого жулика
потрясенным до глубины души. Он согласен с вами, считает, что вне всяко-
го сомнения Броунелл убит. Слушая его оправдания, можно подумать, что он
уже сидит в камере "Олд Бейли".  Но мне кажется, Макилрой прав. Симптомы
практически одни и те же.
   - Так-то оно так,  - с сомнением сказал я.  - Но будем надеяться, все
будет в порядке.
   - Что вы имеете в виду?
   - Вы знаете старого доктора Марстона так же хорошо, как и я, сэр.
   У него  в жизни две страсти:  ямайский ром и вечное желание показать,
что он всегда в курсе всего,  что ни происходит. Опасная комбинация. По-
мимо Макилроя,  Каммингса,  вас и меня, единственный человек, кто знает,
что Броунелл умер неестественной смертью,  это боцман,  а он никогда  не
проболтается. Доктор Марстон - совсем другое дело.
   - Пусть вас это не волнует, мой мальчик, - несколько самодовольно ус-
покоил меня Буллен.  - Я предупредил нашего уважаемого доктора, что если
он  хотя  бы возьмется за стакан с ромом до нашего прихода в Нассау,  то
через неделю уже будет списан на берег,  и никакой лорд Декстер  ему  не
поможет.
   Я попытался  представить  себе,  как кто-то говорит нашему почтенному
аристократу-доктору нечто подобное,  но рассудок мой не отважился на та-
кое  кощунство.  Но старик Буллен был назначен коммодором компании не за
здорово живешь. Я был уверен, что он сделал все в точности так, как зая-
вил.
   - Он не снимал с Броунелла одежду?  - поинтересовался я. - Рубашку, в
частности?
   Коммандос - диверсионно-десантные отряды специального назначения.
   - Нет. А какое это имеет значение?
   - Это всего лишь предположение. Просто тот, кто душил Броунелла, дол-
жен был упираться пальцами ему в шею сзади.  Мне кажется, сейчас полиция
может снимать отпечатки пальцев даже с некоторых сортов ткани. Во всяком
случае,  им  не  составит  никакого труда снять отпечатки с белоснежного
накрахмаленного воротничка сорочки Броунелла.
   - Нельзя сказать,  что вы многое упускаете, - заметил Буллен задумчи-
во. - Разве что только, вероятно, упустили свое призвание, когда выбира-
ли профессию. Еще что-нибудь?
   - Да.  Насчет погребения в море завтра на рассвете.  Последовала дли-
тельная пауза, затем усталым тоном человека, слишком долго сдерживающего
себя и начинающего уже терять терпение, он осведомился:
   - Какое еще,  к черту,  погребение на рассвете?  Тело Броунелла - это
единственное, что мы сможем предъявить полиции в Нассау.
   - Погребение,  сэр,  - повторил я. - Но не на рассвете. Скажем, около
восьми утра,  когда некоторые пассажиры уже поднимутся для утреннего мо-
циона. Вот что я имею в виду, сэр.
   Он достаточно  спокойно выслушал меня,  размышляя.  Когда я закончил,
Буллен медленно кивнул головой раз,  другой,  третий,  повернулся и,  не
сказав ни слова,  ушел. Я шагнул на освещенный пятачок между двумя шлюп-
ками и взглянул на часы.  Двадцать пять минут двенадцатого.  Макдональду
обещал,  что сменю его в двенадцать.  Я подошел к поручню и встал, опер-
шись на него руками, пяля глаза на неторопливо набегающие на борт мерца-
ющие  валы и тщетно пытаясь раскинуть мозгами,  что же все-таки стоит за
событиями этого вечера.
   Когда очнулся, было двадцать минут первого. Не хочу этим сказать, что
отдавал себе отчет,  который теперь час,  как только проснулся. Я вообще
ни в чем не отдавал себе ясного отчета.  Да и трудно отдавать, когда го-
лова  зажата в гигантских тисках,  а глаза ослепли.  Невозможно отдавать
отчет в чем-то ином,  кроме этих тисков и слепоты.  Слепота.  Мои глаза.
Глаз  мне  было жалко.  Поднял руку и после недолгих поисков их нащупал.
Они были покрыты какой-то коркой,  а когда я содрал эту корку,  под  ней
оказалось что-то липкое.  Кровь.  Мои глаза заливала кровь, она слепляла
веки и делала меня незрячим.  По крайней мере,  я надеялся, что незрячим
меня делает именно кровь.
   Тыльной стороной  ладони стер с глаз еще немного крови и прозрел.  Не
совсем, правда. Вернее, даже совсем не так, как видел обычно. Звезды ка-
зались  уже не теми сверкающими проколами в темном пологе неба,  а каки-
ми-то бледными дрожащими пятнышками,  как сквозь затянутое морозом окно.
Протянул дрожащую руку,  пытаясь дотронуться до этого окна, но оно вдруг
растворилось и исчезло,  а рука моя уперлась во что-то холодное и метал-
лическое.  Потратив  усилие,  растянул пошире веки и увидел,  что передо
мной действительно нет никакого стекла, а рукой я трогаю нижнюю перекла-
дину поручней корабля.
   Теперь я видел лучше,  по крайней мере,  лучше, чем попавший на яркий
свет крот. Я лежал в нескольких дюймах от шлюпбалки. Что интересно, черт
побери,  собирался я делать, лежа головой в шпигате, в нескольких дюймах
от шлюпбалки? Подтянув руки, резким рывком перевел свое тело в полусидя-
чее положение.  Локти по-прежнему опирались о палубу.  Серьезная ошибка,
весьма серьезная ошибка,  поскольку мгновенно острая,  парализующая боль
огнем  прошла от головы по шее и плечам и вновь повергла меня на палубу.
Стальная палуба звоном отметила соприкосновение с  моей  головой,  но  я
вряд ли даже простонал по этому поводу.
   Медленно, бесконечно медленно сознание возвращалось ко мне.  Сознание
своего рода.  Я чувствовал себя примерно так,  как скованный по рукам  и
ногам человек,  всплывающий со дна бассейна с черной липкой патокой.  До
меня с трудом дошло:  что-то касается моего лица,  моих глаз, моего рта.
Что-то  холодное,  влажное и сладкое.  Вода.  Кто-то тер мне лицо мокрой
губкой, стараясь осторожно стереть кровь с глаз. Собрался было повернуть
голову и посмотреть,  кто это, но смутно припомнил, что случилось в пос-
ледний раз, когда двигал головой. Вместо этого поднял правую руку и дот-
ронулся до чьего-то запястья.
   - Спокойней,  сэр,  спокойней,  и все будет в порядке, - у человека с
губкой рука должна была быть крайне длинной - он находился от  меня  как
минимум в двух милях,  но голос тем не менее я узнал. Арчи Макдональд. -
Не пытайтесь шевелиться. Подождите чуть-чуть. Все будет в порядке, сэр.
   - Арчи?  - мы как парочка ангелов бестелесных,  подумал я. Мой голос,
так же как и его,  доносился с расстояния в две мили. Я надеялся только,
что мои две мили были в том же направлении, что и его. - Это ты, Арчи? -
я в этом ни капельки не сомневался, просто хотелось услышать от него ус-
покоительное подтверждение.
   - Это я, сэр. Я все сделаю, - это был на самом деле боцман. Последнюю
фразу  за  время  нашего знакомства я слышал от него не менее пяти тысяч
раз. - Лежите только спокойно.
   Делать что-либо иное у меня стремления не было.  Разве что в преклон-
ных годах смогу забыть свою последнюю попытку двинуться.  Если, конечно,
до таких лет доживу,  а вероятность этого представлялась мне сейчас  ми-
зерной.
   - Шея,  Арчи, - мой голос приблизился на несколько сотен ярдов. - Мне
кажется, она сломана.
   - Да,  уверен,  что вы чувствуете именно так,  сэр. Но я думаю, может
быть, все не так уж плохо. Увидим.
   Не знаю,  сколько времени я так лежал,  минуты две-три, наверно, пока
боцман смывал мне кровь с глаз. Понемногу звезды стали обретать какое-то
подобие  четкости.  Затем  он  продел мне руку под плечи и начал дюйм за
дюймом приподнимать меня в сидячее положение.
   Я ждал,  что вот-вот снова боль повторится,  но бог миловал.  На этот
раз  ощущение  было иное:  в считанные секунды "Кампари" успел несколько
раз повернуться на триста шестьдесят градусов, после чего лег на прежний
курс. 047 - вспомнилось мне. И на этот раз сознания я не потерял.
   - Который час,  Арчи? - достаточно глупый вопрос, но мне следует сде-
лать скидку на плачевное состояние.  А голос мой,  чему я был несказанно
рад, раздался уже откуда-то совсем неподалеку.
   Он повернул мое левое запястье.
   - Двенадцать сорок пять на ваших часах,  сэр.  Я думаю, вы тут лежали
не меньше часа. Вы были в тени шлюпки, вас трудно было заметить.
   Я для пробы сдвинул голову на дюйм вбок и скривился от боли. Два дюй-
ма - и прощай, голова.
   - Что за чертовщина со мной стряслась,  Арчи? Припадок какой-то? Я не
помню...
   - Припадок какой-то!  - голос был тих и зол.  Я почувствовал,  как он
пальцами  ощупал мне сзади шею.  - Опять мешок с песком.  Опять наш друг
прогулялся, сэр. Я все же собираюсь, - добавил он мечтательно, - однажды
до него добраться.
   - Мешок с песком!  - я рванулся встать, но без помощи боцмана сделать
этого не сумел. - Радиорубка! Питере!
   - Там сейчас молодой мистер Дженкинс,  сэр.  С ним все в порядке.  Вы
ведь сказали,  что отпустите меня к ночной вахте, я ждал до двадцати ми-
нут первого и понял тогда:  что-то случилось. Пошел прямо в радиорубку и
позвонил капитану Буллену.
   - Капитану?
   - Кому я еще мог позвонить,  сэр?  - Действительно, кому? Кроме меня,
капитан был единственным его начальником,  который знал,  что в действи-
тельности произошло,  где боцман спрятался и зачем. Макдональд, обхватив
рукой,  вел меня к радиорубке.  - Капитан сразу же явился.  Он и  теперь
там,  беседует с мистером Дженкинсом.  Огорчен до смерти,  думает, что с
вами приключилось то же, что и с Бенсоном. Он перед тем, как я пошел вас
искать,  преподнес мне подарок - я увидел кончик ствола пистолета, скры-
вающегося в огромной лапе.  - Надеюсь,  мне представится шанс воспользо-
ваться этой штучкой,  мистер Картер. И я уж рукояткой махать не буду. Вы
понимаете, конечно, что если бы брякнулись не вбок, а вперед, то переки-
нулись бы через борт в море?
   Я подивился,  почему же они или он на самом деле не столкнули меня за
борт, но ничего не сказал, просто сосредоточился на том, чтобы добраться
до радиорубки.
   Капитан Буллен ждал нас снаружи у двери.  Карман его кителя оттопыри-
вался явно не только оттого, что он держал в нем руку. Он торопливо дви-
нулся нам навстречу,  наверно, чтобы нашего разговора не услышал радист.
Его реакцию на мою историю можно было предвидеть.  Он весь кипел от гне-
ва.  Со  времени  нашей первой встречи три года назад я ни разу не видел
его в такой едва сдерживаемой ярости. Немного успокоившись, он спросил:
   - Какого же черта они остановились на полдороге и не выбросили вас за
борт, раз уж на то пошло?
   - А им это не нужно было,  сэр,  - устало ответил я.  - Они не хотели
меня убивать. Просто убрать с дороги. Он недоверчиво посмотрел на меня в
упор.
   - Вы говорите так, будто знаете, за что вас так огрели.
   - Знаю.  Вернее,  думаю,  что знаю,  - я осторожно потер пальцами шею
сзади и понял,  что несмотря на все симптомы позвоночник у меня все-таки
не сломан.  - Моя собственная ошибка.  Я проглядел очевидное. По совести
говоря, мы все проглядели очевидное. Поскольку они убили Броунелла, и мы
по аналогии сделали вывод,  что они убили и Бенсона, я потерял к Бенсону
всякий интерес. Просто принял как должное, что они от него избавились. Я
сосредоточился, все мы сосредоточились на том, чтобы не допустить нового
нападения на радиорубку,  попытаться обнаружить приемник  и  догадаться,
что  же  все-таки за всем этим скрывается.  Мы были уверены,  что Бенсон
мертв,  а мертвый Бенсон для нас более не представлял никакого интереса.
Посему мы забыли о Бенсоне. Бенсон отошел в прошлое.
   - Вы что, пытаетесь мне доказать, что Бенсон был жив или может и сей-
час жив?
   - Он был на самом деле мертв,  - чувствовал я себя препохабно,  будто
мне  уже лет девяносто и я совсем загибаюсь.  Сжимавшие голову тиски ос-
лаблять захват не собирались.  - Он был мертв, но они от него не избави-
лись.  То ли у них не хватило времени, то ли они ждали удобного момента,
темноты в частности.  Но им совершенно необходимо было от него избавить-
ся:  найди мы его, и уже наверняка знали бы, что на борту убийца. Навер-
но,  они спрятали его в каком-нибудь месте, где мы и не подумали его ис-
кать:  забросили куда-нибудь на верхотуру, засунули в вентилятор, задви-
нули скамейкой на верхней палубе - да где угодно.  А я либо был  слишком
близко от того места,  куда его упрятали,  так что они не могли его дос-
тать,  либо, стоя у поручня, мог услышать всплеск. Во всем остальном они
были в полной безопасности.  На полном ходу в такую безлунную ночь никто
ничего бы не увидел и не услышал,  когда они  сбрасывали  его  за  борт.
Итак,  им нужно было только уладить дело со мной,  и это не составило им
большого труда, - добавил я с горечью. Буллен покачал головой.
   - А вы совсем ничего не слышали? Ни шагов, ни, наконец, свиста кисте-
ня перед ударом?
   - Этот тихоня на редкость опасный субъект, сэр. Он не произвел ни ма-
лейшего звука. Я и не представлял себе, что такое возможно. Ведь с таким
же  успехом  я  мог  просто неудачно повернуться и при падении удариться
виском о шлюпбалку.  Собственно,  так я и подумал и даже пытался предло-
жить эту версию боцману.  И именно ее собираюсь изложить завтра каждому,
кто поинтересуется,  - я ухмыльнулся и подмигнул Макдональду. Подмигнуть
и то было больно. - Расскажу им, что вы, сэр, слишком загрузили меня ра-
ботой, и я скопытился от переутомления.
   - А зачем кому-то говорить? - Буллену было не смешно. - Ссадину почти
не видно,  она где-то над виском под волосами, легко замаскировать. Сог-
ласны?
   - Нет, сэр. Кто-то ведь знает о том, что со мной произошел несчастный
случай, тот хотя бы, кто мне его устроил. Ему покажется чертовски стран-
ным,  если я даже не упомяну о происшедшем.  А если вскользь  представлю
дело как обычный девичий обморок, есть шанс, что он поверит. А если так,
у нас по-прежнему сохраняется то преимущество,  что мы знаем о существо-
вании на борту убийцы,  в то время как они не подозревают о том, что нам
известно.
   - Ваш рассудок, - недружелюбно заметил капитан Буллен, - наконец, на-
чинает проясняться.

   Когда я утром проснулся,  жаркое уже солнце припекало сквозь незашто-
ренный иллюминатор.  Моя каюта располагалась непосредственно сзади капи-
танской по правому борту,  а солнце светило спереди.  В совокупности это
означало,  что мы идем по-прежнему на норд-ост.  Я приподнялся на локте,
чтобы посмотреть на море, так как "Кампари" весьма ощутимо клевал носом,
и именно в этот момент обнаружил, что шея моя прочно закреплена в гипсе.
По крайней мере, у меня было именно такое ощущение. Я мог двинуть голову
на дюйм в любую сторону, дальше - упор. Тупая, ноющая боль, но в сравне-
нии  со вчерашней пыткой об этом можно было и не упоминать.  Я попытался
все же наклонить голову дальше упора и более этой попытки уже не  повто-
рял.  Дождался,  пока каюта перестала кружиться у меня перед глазами,  а
раскаленные провода,  пронзавшие шею,  остыли до терпимой температуры, и
неуклюже выбрался из койки.  Пусть,  кому нравится,  издевается над моей
негнущейся шеей,  с меня довольно острых ощущений. Я подошел к иллюмина-
тору.  По-прежнему безоблачное небо.  Белое, раскаленное солнце, уже до-
вольно высоко поднявшееся над горизонтом, застелило глазурь моря ослепи-
тельно сверкающей дорожкой. Волны были выше и длинней, чем я ожидал уви-
деть, и набегали справа по носу. Я отворил иллюминатор, но ветра не ощу-
тил.  Значит, свежий бриз дул нам в корму. Чтобы сорвать белые барашки с
глянцевых пологих волн, сил у него все же не хватало.
   Я умылся,  побрился - никогда прежде не предполагал, что бритье может
оказаться столь трудной процедурой, когда вращение головы ограничено ду-
гой в несколько градусов,  - затем осмотрел рану.  В дневном  свете  она
выглядела неважно,  намного хуже,  чем ночью.  Выше и сзади левого виска
шел широкий и довольно глубокий порез. Один из краев его ощутимо пульси-
ровал,  что мне совсем не понравилось. Я поднял телефонную трубку и выз-
вал доктора Марстона.  Он был еще в постели, но сказал, конечно, что мо-