ановятся щепетильными. Конечно, они не
могут допустить,  чтобы хоть кто-то знал.  Для них это  вопрос  жизни  и
смерти.
   - Если говорить точнее, то они даже не могут допустить, чтобы кто-ни-
будь узнал о совершенной попытке грабежа.  Поэтому,  как только Каррерас
услышит о вашем сигнале бедствия, он тут же избавится от всех свидетелей
без исключения, исчезнет на том корабле, что его ждет, и все.
   Я стоял,  не в силах что-нибудь возразить.  Голова  гудела,  явно  не
справляясь с возложенной на нее работой,  с ногами дело было еще хуже. Я
пытался убедить себя,  что все это из-за наркотика, которым Марстон меня
накачал.  Но сам-то я знал, что это не так. Чувство собственного пораже-
ния - самый худший наркотик из всех.  Я пробормотал,  вряд ли  сознавая,
что говорю:
   - Ну, по крайней мере, мы спасли бы золото.
   - Золото!  - для того, чтобы вложить столько презрения в слово "золо-
то" все-таки необходимо быть дочерью мультимиллионера.  -  Да  наплевать
мне на все золото мира!  Что такое золото в сравнении с вашей жизнью,  с
моей жизнью,  с жизнью моей матери, моего отца, с жизнью любого на "Кам-
пари"? Сколько золота на "Тикондероге"?
   - Вы слышали. Сто пятьдесят миллионов долларов.
   - Сто пятьдесят миллионов! Да папа за неделю мог бы столько выложить,
да еще столько же осталось бы.
   - Хорошо папе, - пробормотал я. У меня опять начинала кружиться голо-
ва.
   - Что вы сказали?
   - Ничего,  ничего. Этот план казался таким удачным, когда мы с Макдо-
нальдом его разрабатывали, Сьюзен.
   - Мне очень жаль,  - она крепко сжала ладонями мою правую руку. - Мне
действительно очень жаль, Джонни.
   - Почему вы решили,  что именно так меня следует именовать? - провор-
чал я.
   - Мне так нравится.  Капитану Буллену ведь можно.  О, у вас руки, как
лед,  - воскликнула она.  - И вы дрожите, - нежные пальцы приподняли мой
колпак.  - У вас лоб горит. Высокая температура и лихорадка. Вам нехоро-
шо. Вернемся в лазарет, Джонни, пожалуйста.
   - Нет.
   - Пожалуйста!
   - Бросьте пилить меня, миледи, - я устало отвалился от вентилятора. -
Пошли!
   - Куда вы идете?  - она уже была рядом и взяла меня под руку,  я  был
очень рад на нее опереться.
   - Сердан.  Наш таинственный друг мистер Сердан.  Вы осознаете, что мы
практически ничего не знаем о мистере Сердане,  кроме того, что он поле-
живает себе и позволяет остальным делать всю работу? Каррерас и Сердан -
похоже,  что они главные фигуры,  и возможно даже Каррерас - не  главный
босс. Одно я знаю наверняка: если бы мне только удалось приставить нож к
горлу или упереть пистолет в спину любому из них,  у  меня  появился  бы
крупный козырь в этой игре.
   - Пошли, Джонни, - взмолилась она, - пошли вниз.
   - Ладно,  пусть  я спятил по-вашему.  И все равно это правда.  Если я
впихну любого из них в салон и пригрожу охранникам убить его,  если  они
не  бросят  оружие,  скорее всего они послушаются.  С двумя автоматами и
всем тамошним народом да в такую ночь я много чего могу переделать. Нет,
я не спятил, Сьюзен, просто стал совсем отчаянный.
   - Вы же едва стоите, - взмолилась она.
   - Как раз для этого вы и здесь. Чтобы меня поддерживать. Каррерас от-
падает.  Он на мостике,  а это самое охраняемое место на корабле, потому
что это самое важное место.
   Я сжался и отпрянул в угол, а нестерпимо яркая, бело-голубая изломан-
ная полоска молнии вспыхнула прямо над головой, проткнув сплошной темный
полог низких туч, и залила палубы "Кампари" ослепительным светом. Неожи-
данно короткий раскат грома оборвался, как будто проглоченный ураганом.
   - Не слабо,  - пробормотал я.  - Гром,  молния, тропический ливень, и
все  это  по  пути  к центру урагана.  Королю Лиру бы посмотреть на этот
цирк. Его дурацкая пустошь ему бы раем божьим показалась.
   - Макбет, - поправила она. - Это был Макбет.
   - Черт с ним,  - вслед за мной, видно, свихнулась и она. Я взял ее за
руку, то ли она меня взяла за руку, я уже не соображал.
   - Пошли.  Мы здесь слишком на виду. Через минуту мы уже стояли на па-
лубе "А", прижавшись к переборке.
   - С этой осторожностью мы ничего не добьемся. Я пойду по центральному
коридору и прямо в каюту Сердана. Буду держать руку в кармане, пусть ду-
мает,  что у меня там пистолет.  Стойте в начале коридора,  предупредите
меня, если кто появится.
   - Его нет в каюте, - сказала Сьюзен. Мы стояли на правом борту спере-
ди,  у конца жилого отсека,  как раз рядом с каютой Сердана.  - Его  там
нет. Свет не горит.
   - Наверно,  опущены шторы,  - нетерпеливо возразил я.  - Весь корабль
затемнен.  Готов поспорить, что мы идем даже без ходовых огней. Еще одна
молния связала на мгновение огненной лентой темную тучу с верхушкой мач-
ты "Кампари", и мы прильнули к переборке.
   - Я ненадолго.
   - Подожди, - она схватила меня обеими руками. - Шторы не опущены. Это
вспышка. Я видела все в каюте.
   - Вы видели,  - по неизвестной мне самому причине я перешел на шепот,
- там кто-нибудь есть?
   - Я не успела рассмотреть. Это было так быстро.
   Выпрямившись, я прижался лицом к иллюминатору.  Тьма в каюте была аб-
солютной  -  абсолютной  до  тех пор,  пока следующая молния не осветила
надстройки корабля.  На мгновение увидел свое лицо в  маске,  выпученные
глаза, отраженные стеклом, и невольно вскрикнул, потому что увидел и еще
кое-что.
   - Что такое? - хрипло спросила Сьюзен. - В чем дело?
   - Вот в чем дело.
   Я вытащил фонарь Марстона, заслонил свет сбоку ладонью и направил луч
в иллюминатор каюты.
   Кровать была как раз у нашей переборки, почти под иллюминатором. Сер-
дан лежал одетый на кровати и как завороженный следил глазами  за  лучом
фонаря. Широко открытыми, безумными глазами. Седые волосы его были не на
своем обычном месте,  они слегка сдвинулись назад,  открыв под собой его
собственную шевелюру. Черные волосы, иссиня черные волосы и странная се-
дая прядь. Черные волосы и седая прядь посередине. Где я видел кого-то с
такими волосами?  Когда я слышал об обладателе таких волос? И вдруг меня
осенило: именно "когда", а не "где". Я знал ответ. Я погасил фонарь.
   - Сердан!  - в голосе Сьюзен отразились и потрясение,  и  неверие,  и
полное отсутствие понимания происходящего.  - Сердан!  Связан по рукам и
ногам и  привязан  к  кровати,  шевельнуться  не  может.  Сердан?  Но...
нет-нет! - она была готова расплакаться. - Джонни, что все это значит?
   - Я знаю, что все это значит.
   Вне всякого сомнения,  я точно знал, что это значило, но лучше бы мне
этого не знать. Это мне раньше только казалось, что боюсь, когда я толь-
ко догадывался.  Но время догадок прошло,  господи, уже прошло. Теперь я
знал правду,  и эта правда была много хуже, чем себе можно только предс-
тавить.
   Справившись с растущим ужасом,  пересохшими губами,  но довольно спо-
койно поинтересовался:
   - Вам приходилось грабить могилы, Сьюзен?
   - Мне приходилось...  что? - голос изменил ей. Когда он снова вернул-
ся,  в нем были слезы. - Мы оба измотаны, Джонни. Спустимся к себе. Хочу
обратно в лазарет.
   - У меня для вас новость,  Сьюзен.  Я не помешанный.  Но я не шучу. И
молю бога, чтобы эта могила не оказалась пустой.
   Я схватил  ее за руку и увлек за собой.  При вспышке молнии увидел ее
лицо.  Глаза были полны ужаса и смятения. Любопытно, какой ей показалась
моя физиономия?

9.                     Четверг. 22.00 - полночь.

   Неудивительно, что в кромешной  тьме,  прорезаемой  только  вспышками
молний,  при дикой килевой качке "Кампари",  учитывая мою больную ногу и
необходимость соблюдать все меры предосторожности,  дорога до трюма ј 4,
расположенного далеко на юте,  отняла у нас по крайней мере четверть ча-
са. А когда мы, наконец, туда добрались, откинули брезент, сдвинули пару
досок  и заглянули вниз в мрачные глубины трюма,  я отнюдь не обрел уве-
ренность, что очень рад достигнутой цели.
   По дороге я захватил из  кладовой  боцмана  некоторые  инструменты  и
электрический фонарь, и хотя он светил не слишком ярко, но все же доста-
точно, чтобы узреть ту бойню, которую представлял собой трюм ј 4. По вы-
ходе из Карраччо я распорядился закрепить грузы,  но я не рассчитывал на
шторм по той вполне уважительной причине, что как только где-либо погода
портилась,  "Кампари" всегда уходил на всех парах в противоположную сто-
рону.
   Но сейчас Каррерас вел корабль к центру тайфуна и либо не  побеспоко-
ился, либо просто забыл усилить крепление грузов. Почти наверняка забыл,
потому что трюм ј 4,  мягко говоря,  представлял собой угрозу жизни всех
на борту,  в том числе Каррераса и его команды.  По меньшей мере десяток
тяжелых контейнеров,  а вес пары из них исчислялся тоннами,  сорвался  с
креплений  и  теперь носился по трюму,  как стадо бегемотов,  играющих в
футбол, накатываясь вслед за наклоном судна то на еще державшийся груз у
кормы,  то на переднюю переборку. Смелая догадка позволила мне предполо-
жить,  что переборке это на пользу не идет.  Стоило только "Кампари" пе-
рейти от килевой качки к бортовой,  что было особенно вероятно при приб-
лижении к центру тайфуна,  и это стадо принялось бы штурмовать борта ко-
рабля.  А дальше - гнутые листы обшивки,  сорванные закрепки и гибельная
для судна течь.
   Словно чтобы усугубить положение,  люди Каррераса не позаботились уб-
рать стенки разобранных контейнеров,  в которых они сами и их пушки были
приняты на борт.  Теперь они тоже носились по дну и постепенно  уменьша-
лись  в  размерах по мере того,  как взбесившиеся контейнеры крушили ими
переборки,  пиллерсы и закрепленный груз. Это ужасное зрелище хорошо до-
полняло  звуковое  сопровождение  -  постоянный металлический скрежет по
стальному полу обтянутых железными полосами контейнеров,  пронзительный,
гнусный, сводящий зубы визг, который закономерно и всякий раз неожиданно
оканчивался резким,  потрясавшим весь трюм, ударом, когда контейнеры на-
тыкались  на прочную преграду.  И вся эта какофония усиливалась в десять
раз в гулкой,  грохочущей полости трюма.  Я бы,  пожалуй,  не выбрал дно
этого трюма местом для послеобеденного отдыха.
   Посветив на вертикальный стальной трап, уходящий в недра трюма, отдал
фонарь Сьюзен.
   - Спускайтесь вниз и,  бога ради, не отцепитесь от этой лестницы. Там
внизу,  у ее основания,  перегородка в три фута высотой.  Становитесь за
нее. Там безопасно.
   Проследив, как она медленно спускается,  встал на трап  сам,  сдвинул
доски у себя над головой - весьма нелегкая работа для одной руки - и ос-
тавил их так.  Конечно,  они могли и съехать обратно, и даже свалиться в
трюм.  Но на этот риск я вынужден был пойти, ибо закреплялись они только
сверху,  как и брезентовый чехол.  Так что с этим я ничего не мог  поде-
лать. Если кому-то взбредет в голову шальная мысль прогуляться по палубе
- особенно если учесть,  что Каррерас не натягивал штормовые леера, - то
все шансы за то,  что безумец не заметит развевающегося угла брезента, а
если и заметит,  то либо пройдет мимо, либо, как максимум, закрепит его.
Ну,  если уж его любознательность дойдет до того,  что он сдвинет доску,
тут уж ничего не попишешь.
   По трапу я спускался медленно и неуклюже из-за сильной боли в ноге  -
мое  мнение  об обезболивающем Марстона было явно ниже его собственного.
Внизу за перегородкой ждала Сьюзен.  Здесь,  в глубине,  грохот усилился
вдвое,  а зрелище толкающихся по трюму бегемотов - контейнеров выглядело
еще страшнее.
   - Где же гробы?  - спросила Сьюзен.  Я ведь сказал ей лишь то, что мы
собираемся обследовать некие гробы. Я не мог заставить себя сообщить ей,
что мы могли в них обнаружить.
   - Они упакованы. В деревянном ящике. На той стороне трюма.
   - На той стороне?  - она повернула голову, подняла фонарь и взглянула
на скользящие по полу обломки и скрежещущие контейнеры.
   - На той стороне? Да нас расплющит, прежде чем мы пройдем полпути.
   - Весьма вероятно,  и тем не менее не вижу другого выхода.  Подождите
меня минутку.
   - Вы!  С вашей ногой!  Да вы еле ковыляете.  Нет, нет! - прежде чем я
успел ее удержать,  она перепрыгнула через перегородку и бросилась бегом
через трюм.  Она то и дело спотыкалась о рассыпанные обломки,  но каждый
раз  ей  удавалось сохранить равновесие,  вовремя остановиться или ловко
увернуться от проносящегося мимо контейнера.
   Она была проворна и легка,  это надо признать,  но измученная морской
болезнью,  утомленная постоянным напряжением сил в борьбе с качкой,  она
не должна была добраться до цели.
   Тем не менее Сьюзен это сделала,  и я увидел, как она размахивает фо-
нарем в другом конце трюма. Мое восхищение ее смелостью могло сравниться
разве только со злостью на ее поступок.  Что,  интересно, она собиралась
делать с этими гробами,  когда найдет: принести их обратно по одному под
мышкой?
   Но их там не оказалось,  так как, осмотрев все, она покачала головой.
И  вот она уже шла обратно,  а я предостерегал ее криком,  но крик вдруг
застрял у меня в горле,  обратившись в шепот, правда, она не услышала бы
и крика. Громыхающий, шатающийся контейнер, разогнавшись под уклон, пос-
ле того,  как "Кампари" резко клюнул носом в неожиданно глубокую впадину
между волнами,  ударил ее в спину, бросил на пол, и потащил перед собой,
как будто был наделен человеческой,  вернее бесчеловечной склонностью  к
злу и вознамерился лишить ее жизни, прижав к передней переборке. И толь-
ко в последний миг перед тем, как ей умереть, "Кампари" начал выбираться
из ямы,  контейнер заскрежетал, остановившись в трех футах от переборки,
а Сьюзен осталась неподвижно лежать между ними.  Я был по крайней мере в
пятнадцати футах от нее, но совершенно не мог восстановить в памяти, как
сумел добраться туда и обратно.  Хотя все же сделал это,  ибо неожиданно
мы оба оказались на нашем островке безопасности, и она прильнула ко мне,
как будто я был последней оставшейся ей в мире надеждой.
   - Сьюзен,  - хриплый голос мой как будто принадлежал кому-то другому.
- Сьюзен, вы ранены?
   Она прильнула  еще  ближе.  По какой-то чудесной случайности в правой
руке у нее по-прежнему горел фонарь.  Было это где-то у меня за  спиной,
но отраженного от борта света было достаточно,  чтобы осмотреться. Маска
ее была сорвана, оцарапанное лицо кровоточило, забрызганные грязью воло-
сы растрепались,  одежда промокла,  а сердце билось как у попавшей в ло-
вушку птички.
   Совсем не к месту меня посетило напрошенное воспоминание,  воспомина-
ние об очень выдержанной,  прелестно-ядовитой, мнимо-заботливой юной ле-
ди,  которая два дня назад спрашивала меня о коктейлях,  но это  видение
померкло, только возникнув. Несоответствие было непомерным.
   - Сьюзен, - переспросил я, - вы не ранены?
   - Я не ранена, - она глубоко вздохнула, точнее сказать, не вздохнула,
а содрогнулась.  - Просто я так испугалась,  что не могла  пошевелиться.
Она  взглянула  на меня своими зелеными глазами,  невероятно большими на
белом,  как мел, лице и уткнулась мне в плечо. Показалось, что она соби-
рается меня задушить.
   К счастью,  это продолжалось недолго.  Я почувствовал, как слабеют ее
объятья,  увидел,  как сдвинулся луч от фонаря,  и вдруг она сказала  до
странного обыденным голосом:
   - Так вот они.
   Я обернулся.  Они действительно были тут,  не дальше чем в десяти фу-
тах.  Три гроба - Каррерас уже разбил ящики - аккуратно стояли, покрытые
брезентом,  между  перегородкой и переборкой,  в полнейшей безопасности.
Как это не уставая повторял Тони Каррерас, его отец ничего не упускал из
виду.  Темные блестящие гробы с черными кистями и бронзовыми ручками. На
одном из них на крышке была прибита табличка,  то ли медная, то ли брон-
зовая, трудно было разобрать.
   - Это упрощает дело,  - голос мой почти совсем вошел в норму.  Я взял
было молоток и зубило, захваченные из кладовки боцмана, но тут же бросил
их.
   - Тут  кроме  отвертки ничего не понадобится.  Два из них должны быть
пустыми.  Дайте мне фонарь и оставайтесь здесь. Постараюсь закончить как
можно быстрее.
   - Будет еще быстрее,  если я подержу фонарь,  - ее голос был еще спо-
койней моего,  но пульсирующая голубая жилка на шее говорила, чего стоит
ей это спокойствие. - Поторопитесь, пожалуйста.
   Мне было  не  до споров.  Я взялся за конец ближайшего ко мне гроба и
хотел подвинуть его поудобнее для работы.  Не тут-то было -  он  застрял
между другими.  Тогда подсунул руку под гроб,  пробуя его приподнять,  и
вдруг нащупал пальцем дырку в дне. Затем другую, третью. Обшитый изнутри
цинком гроб с отверстиями в дне? Это было, по меньшей мере, странно.
   Выдвинув гроб,  принялся за шурупы.  Они были бронзовые и очень боль-
шие,  но и отвертку из боцманской кладовки я взял не маленькую. И, кроме
того,  меня все время свербила мысль, что если скормленный часовому нар-
котик был столь же плох,  как и обезболивающее,  вколотое мне в ногу, то
он вполне уже может просыпаться.  Если уже не проснулся.  Так что крышка
слетела с гроба в считанные секунды. Под крышкой, вместо ожидаемого мною
крепа,  я увидел старое затрапезное одеяло.  Возможно, в этой стране су-
ществовали отличные от общепринятых погребальные обычаи. Я стащил одеяло
и  убедился в своей прозорливости.  Обычаи их действительно были своеоб-
разны. Вместо тела покойного у них, оказывается, было принято укладывать
в гроб аматоловые шашки,  набор детонаторов и небольшую квадратную коро-
бочку с проводами - по всей вероятности,  часовой  механизм.  Мгновенное
определение  вида  взрывчатки не было особой доблестью - на каждой шашке
было разборчиво написано страшное слово. Сьюзен заглянула мне через пле-
чо:
   - Что такое аматол?
   - Мощная взрывчатка. Здесь хватит, чтобы разнести "Кампари" на кусоч-
ки.
   Больше вопросов у нее не возникло. Я положил на место одеяло, прикру-
тил  крышку и принялся за следующий гроб.  У него снизу тоже были дырки,
возможно, чтобы взрывчатка не отсырела. Снял крышку, осмотрел содержимое
и поставил ее обратно.  Номер два был дубликатом номера первого. И вот я
приступил к номеру третьему.  Тому, который с табличкой, самому для меня
интересному.  Табличка в форме сердечка гласила с исчерпывающей лаконич-
ностью:  "Ричард Хоскинс,  сенатор". И все. Сенатор чего, я так и не по-
нял. Но впечатляло. Впечатляло достаточно, чтобы обеспечить почтительное
отношение на всем пути в Штаты.  Я снял крышку с осторожностью, тщатель-
ностью  и  благоговением,  как  будто под ней на самом деле лежал Ричард
Хоскинс. Я-то знал, что нет его там.
   То, что находилось внутри, было завернуто в плед. Я осторожно вытащил
плед.  Сьюзен поднесла фонарь. На одеялах и вате лежал полированный алю-
миниевый цилиндр длиной в 75 дюймов и диаметром в 11 дюймов, с беловатой
керамической  головкой.  Просто  лежал  -  и было в нем что-то пугающее,
что-то непередаваемо зловещее.  Хотя, возможно, не в нем самом, а в моих
мыслях по его поводу.
   - Что это такое?  - голос Сьюзен был так тих, что ей пришлось подойти
поближе и повторить: - О, Джонни, скажи, ради бога, что это такое?
   - "Твистер".
   - Что-что?
   - "Твистер".
   - О,  господи! - до нее дошло. - Это... это атомное устройство, похи-
щенное в Южной Каролине?  "Твистер"?  - она отступила назад,  шатаясь. -
"Твистер"!
   - Он не кусается,  - заверил я, не будучи, впрочем, сам в этом вполне
уверен.  - Тротиловый эквивалент у него пять тысяч тонн. С гарантией ра-
зобьет любой корабль в мире на мельчайшие осколки, если только просто не
испарит. И именно это собирается сделать Каррерас.
   - Я... я не понимаю, - то ли она не расслышала моих слов - наш разго-
вор постоянно прерывался скрежетом металла и треском  ломаемого  дерева,
то  ли действительно не поняла их смысла.  - Он собирается взорвать этой
штукой "Кампари" после того,  как перегрузит золото на тот корабль,  что
его ожидает?
   - Нет никакого такого корабля.  И не было его никогда. Перегрузив зо-
лото, добросердечный Мигель Каррерас собирается освободить всех пассажи-
ров