, было машинным названием  текущей  эпохи,  а
затем  нажимал кнопку "Overdriva" - и наблюдал, как разные знаменитости
появляются  на бумаге с огромными карикатурными носами и зубами,  будто
частокол.
     Или ставил ее на "Любовь", а затем на различные времена и места  -
"Древний Рим" давал весьма пикантные рисунки, а "Самоа" - еще покруче.
     Но  всякий раз машина выдавала все более скудные рисунки; в  конце
концов она вообще перестала производить что-то подобное.
     Может,  в  хитрую  штуковину было встроено что-то  вроде  цензора?
Может, машина [осуждала] Фиша?
     Он  продолжал  размышлять о тех странностях, которые  сопровождали
доставку  машины.  Адрес  у грузчиков был правильный,  а  что  же  было
ошибочным...  время? Во всяком случае, ясно, что машина предназначалась
не ему. Но кому? Что еще за "двин"?
     Частей  было  восемь - шесть блоков, основная машина  и  еще  один
аппарат, который, как выяснил Фиш, мог увеличивать любую деталь рисунка
почти до натурального размера. Со всем этим он управлялся. Управлялся с
регуляторами, что придавали рисунку сложность или простоту, большую или
меньшую  глубину, меняли стиль и настроение. Единственными кнопками,  в
назначении   которых  Фиш  не  разобрался,  оставались   три   красные,
помеченные как "Utplana", "Torka" и "Avsla". Ни одна из них вроде бы ни
на что не влияла, Фиш и так и сяк пробовал нажимать все три, но никакой
разницы не наблюдалось. В конце концов он оставил их в том положении, в
каком они были с самого начала: "Torka" нажата, две остальные отпущены;
ничего  лучшего он придумать не сумел. Хотя, такие большие  и  красные,
они наверняка имели важное значение.
     Фиш  также нашел о них упоминание в буклете: "Utplana en teckning,
press  Knappen  "Utplana".  Avlagsna ett monster  fran  en  bank  efter
anvandning,  press knappen "Torka". Avsla en teckning innan slutsatsen,
press knappen "Avsla".
     "Press   knappen,  press  knappen"  -  это,  должно  быть,  значит
"нажмите  кнопку". Но когда? И еще этот " monster" -  тут  Фиш  немного
забеспокоился. Пока что он был вполне удачлив, выясняя, как управляться
с  машиной  безо  всяких  аварий. Но что, если его  по-прежнему  ожидал
подвох - что, если буклет был [предупреждением]?
     Фиш  беспрестанно шнырял по пустому дому - пустому и неухоженному,
поскольку  он  не рискнул нанимать слуг. Никогда нельзя знать  заранее,
кто  вознамерится за тобой шпионить. Дважды в неделю приходила уборщица
и  все  здесь  немного прибирала - все, кроме запертой комнаты,  ну,  и
время от времени. Фиш приводил сюда пару девушек - поразвлечься. Но  на
следующее утро неизменно их выставлял. Разумеется, раньше он был знаком
с  множеством  людей, много путешествовал... Но когда Фиш  решил  стать
Уилмингтоном, ему пришлось порвать со всеми старыми друзьями,  а  новых
он  не  заводил из боязни выдать себя. А кроме того, все  вечно  что-то
вынюхивали. В результате, будь оно все проклято, он не был счастлив.  А
что,  черт  побери, толку во всех деньгах и во всем  купленном  на  них
барахле, если они не делают его счастливым? Впрочем, очень скоро  пакет
акций той нефтяной компании начнет давать прибыль - агент заверил Фиша,
что  бурильщики  уже  в нескольких сотнях футов от  нефти...  Тогда  он
станет   миллионером, сможет удалиться от дел - уехать  куда-нибудь  во
Флориду.
     Фиш  остановился  у  стола  в  библиотеке.  Раскрытый  буклет  по-
прежнему  лежал там. Вот ведь в чем загвоздка: даже если  это  какой-то
известный язык, то кому можно показать буклет? Кому можно довериться?
     Тут  Фишу  пришла в голову одна идея, и он склонился  над  столом,
разглядывая желтые страницы с невразумительным текстом. В конце концов,
некоторые  слова  можно разобрать, - а значит, не требуется  показывать
кому-либо ни всю брошюрку целиком, ни даже целое предложение... А  где,
кстати говоря, эти конверты для заказа информации, что пришли вместе  с
роскошным комплектом Британской энциклопедии? Должны быть где-то здесь.
Фиш  перерыл  все  ящики стола и наконец выудил  оттуда  папку  и  блок
проклеенных желтых марок.
     Кряхтя,  Фиш  уселся  за  стол и после  длительного  пережевывания
сигары, черновых набросков и вычеркивания напечатал следующий текст:

     ["Уважаемые господа!
     Прошу  вас  проинформировать  меня,  к  какому  языку  принадлежат
прилагаемые  слова,  а также каковы их значения. Будьте  также  любезны
отнестись к данному делу со всем вниманием, поскольку оно не терпит  ни
малейших отлагательств".]

     На   отдельный  листок  Фиш  выписал  все  сомнительные  слова  из
параграфа о красных кнопках, хитроумно перемешал их так, чтобы никто не
смог догадаться, в каком порядке они располагались. С каким-то дурацким
ощущением он аккуратно дорисовал все кружочки и точечки. Затем  написал
на  конверте обратный адрес, приклеил одну из желтых марок и постарался
отправить письмо прежде, чем успел об этом пожалеть.

     -  Мой  риторический вопрос, - хитроумно обратился Фиш к  молодому
физику,  стараясь перекрыть общий гам на приеме с коктейлями,  -  имеет
чисто  научную подоплеку. Скажите, могли бы вы сделать машину,  умеющую
рисовать?  -  С  лучезарной улыбкой он смотрел на маячившее  перед  ним
пятно  в  роговых очках - физиономию молодого человека. Фиш  принял  на
грудь уже три "Мартини" и - вот так так! - порядком поплыл. Но в то  же
время, ясное дело, полностью себя контролировал.
     -  Гм,  а что рисовать? Если вы имеете в виду карты и графики,  то
конечно, или что-нибудь вроде пантографа, чтобы увеличивать...
     -  Нет-нет.  Рисовать  пркрсные  кртины.  -  Последние  два  слова
несколько  смазались.  Фиш качнулся взад-вперед. -  Чисто  риторический
вопрос. - Прицелившись, он успешно опустил бокал на проносившийся  мимо
поднос и взял оттуда другой.
     -  А-а... Ну, тогда нет. Да, определенно нет. Насколько я понимаю,
имеется в виду, что такое устройство создавало бы оригинальный рисунок,
а  не  просто выдавало то, что в нем запрограммировано. Тогда в  первую
очередь  понадобится невообразимо громадный банк памяти.  Скажем,  если
потребуется, чтобы машина нарисовала лошадь, ей надо будет  знать,  как
выглядит  лошадь  отовсюду  и  во всех положениях.  Затем  ей  придется
выбрать из, скажем, десяти - двадцати миллиардов подходящий вариант,  а
затем  нарисовать  эту лошадь в нужной пропорции  со  всеми  остальными
деталями  рисунка и так далее. Но если вам. Боже сохрани, нужна  еще  и
[художественность],  тогда, полагаю, придется  рассматривать  отношение
каждой  детали  ко  всем остальным в соответствии с неким  эстетическим
принципом. Лично я даже не знаю, как тут подступиться.
     Фиш потянулся пухлыми пальчиками за маслиной.
     - Значит, говорите, невозможно? - спросил он.
     -  Ну,  во  всяком  случае,  при  теперешнем  техническом  уровне.
Полагаю, мы не особенно продвинемся в делах искусства еще лет  сто  или
двести. - Пятно улыбнулось и подняло бокал с коктейлем.
     -  Понятно,  -  произнес Фиш, беря молодого  человека  за  отворот
пиджака - отчасти чтобы не дать ему уйти из поля зрения, а отчасти себе
для поддержки. - А теперь предположите, что у вас есть такая машина.  И
что машина эта все время что-то забывает. Какая тут может быть причина?
     - Что-то забывает?
     -  Именно  так. - С катастрофическим ощущением, что он выбалтывает
лишнее,  Фиш  собрался было продолжить, но тут его остановила  внезапно
опустившаяся   ему  на  плечо  рука.  Принадлежала   рука   одному   из
представителей  золотой  молодежи - великолепный  костюм,  великолепные
зубы, великолепный платок в великолепном кармане.
     -  Мистер  Уилмингтон,  я  лишь  хотел  заметить,  каким  шедевром
представляются  мне ваши новые стенные росписи. Одна исполинская  нога.
Не  знаю,  что  бы  это  значило, но мастерство  просто  потрясает.  Мы
непременно должны встретиться как-нибудь вечерком в передаче "Восемь на
семь", чтобы вы нам все объяснили.
     -  Никогда не снимаюсь для телевидения, - ответил Фиш, хмурясь. От
подобных приглашений он отбивался уже год.
     -  Ах-ах,  как  жаль. Рад был с вами повидаться. Да, кстати,  меня
просили передать, что вас к телефону - вон там. - Золотой юноша  указал
и отплыл в сторону.
     Фиш  извинился  перед собеседником и взял рискованный  курс  через
комнату.  Телефон стоял на одном из боковых столиков, черный и  унылый.
Фиш небрежно взял трубку.
     - Алло-о?
     - Доктор Фиш?
     Сердце Фиша заколотилось. Он опустил бокал "Мартини" на стол.
     - Кто это? - решительно спросил он.
     - Док, это Дэйв Кинни.
     Фиш ощутил прилив облегчения.
     -  А-а,  Дэйв. Я думал, ты в Бостоне. Вернее, думал, ты  и  сейчас
там, но связь...
     -   Я   здесь,   в  Санта-Монике.  Слушайте,  док,   тут   кое-что
случилось...
     -   Что?  Что  ты  здесь  делаешь?  Я  все-таки  надеюсь,  ты   не
прогуливаешь школу, иначе...
     -  У меня летние каникулы, док. Послушайте, тут вот какое дело.  Я
в студии Нормы Джонсон.
     Фиш  застыл  с  черной  трубкой в потной  руке  и  не  мог  ничего
сказать. Безмолвие так и гудело в проводах.
     -  Док? Миссис Прентис тоже здесь. Мы тут вроде как собеседовали и
считаем, что вам следует приехать и кое-что объяснить.
     Фиш с трудом сглотнул.
     -  Док,  вы  меня  слышите? Думаю, вам следует приехать.  Тут  уже
зашла речь о полиции, но я предложил сначала дать вам шанс, так что...
     -  Я  сейчас  буду, - хрипло перебил Фиш. Затем повесил  трубку  и
застыл,  огорошенный, приложив обе руки к пылающему лбу. О  Боже,  три,
нет,  четыре  бокала  "Мартини" - и надо же такому  случиться!  У  него
кружилась голова. Казалось, все присутствующие стоят на зеленом ковре с
небольшим  наклоном  -  вся эта золотая молодежь  в  лоснящихся  летних
куртках  и  пастельных тонов женщины с белозубыми  улыбками  на  лживых
физиономиях. Разве есть им дело до того, что теперь Фиш может извлекать
из  машины  только  части  тел? Последним оказался  большой  мозолистый
кулак,  а  теперь  эта  нога... И комиссия, само  собой,  не  преминула
пожаловаться.  Предъявили массу претензий, но  в  итоге  ногу  пришлось
взять, так как заказ был уже анонсирован. А сегодня утром позвонили его
агенту.  Какой-то  церковной  общине  в  Индиане  понадобились  пробные
скетчи.  И  так все шло прахом прямо на глазах, а теперь еще  и  [это].
Дэйв,  будь  он неладен - тут думаешь, что хоть он-то будет сидеть  как
гвоздь в Бостоне... И как его, черта, угораздило налететь на Норму?
     Один  из газетчиков бросил дармовую закуску и устремился по  следу
Фиша, когда тот нетвердой походкой направился к двери.
     -  Постойте, мистер Уилмингтон... Как насчет истинного смысла  той
ноги?
     -  Прочь  с  дороги, - оборвав его, рявкнул Фиш.  Он  добрался  на
такси  до дома, велел водителю подождать, быстренько заскочил под  душ,
выпил  чашку черного кофе и вышел обратно - трясущийся, но уже  заметно
трезвее.  Будь  прокляты эти коктейли... Он никогда так  не  набирался,
если  пил одно пиво. Вообще, там, на Платт-Террас, все было куда лучше;
какого черта его угораздило влезть в эти безумные игры с искусством?
     В  желудке  у  Фиша  звенела пустота. Он припомнил,  что  даже  не
обедал. Но теперь уже поздно. Фиш взял себя в руки и позвонил в дверь.
     Открыл  ему  Дэйв. Фиш приветствовал парня радостными  возгласами,
тряся его вялую руку:
     -  Дэйв, мой мальчик! Рад тебя видеть! Давненько, давненько! -  Не
дожидаясь  ответа,  он  прошествовал в комнату - серое,  лишенное  окон
помещение,  всегда  действовавшее ему на нервы; потолок  был  полностью
застеклен  и  лежал наклонно высоко над головой; сквозь  полупрозрачные
стекла  просачивался  холодный  и тусклый  свет.  В  одном  углу  стоял
мольберт,  а  на  голых  стенах было приколото  несколько  рисунков.  В
дальнем  конце комнаты на пухлой красной скамеечке сидели  Норма  и  ее
тетушка.
     -  Норма,  как ты, детка? И миссис Прентис здесь - вот уж истинное
наслаждение!
     Впрочем,   Фиш   не   слишком  кривил  душой   -   тетушка   Нормы
действительно  выглядела превосходно в новеньком  темно-синем  костюме.
Фиш  имел  основания  полагать,  что  излучает  былое  обаяние,  и  ему
показалось, что глаза женщины заблестели от удовольствия.  Но  лишь  на
какой-то миг, а затем ее лицо посуровело.
     -  Что я тут слышу? Почему вы даже не приходите навестить Норму? -
потребовала она ответа.
     Фиш продемонстрировал глубокое изумление:
     -  Ну...  как  же  так, Норма, разве ты ничего не объяснила  своей
тетушке? Прошу прощения, минутку. - Он устремился к рисункам на  стене.
-   Ну   вот,  хорошо.  Вот  эти,  Норма,  просто  превосходны;   видны
значительные   улучшения.  Симметрия,  знаешь  ли,  и  эта   динамичная
плавность...
     -  Им  уже  три месяца, - буркнула Норма. На девушке была  мужская
рубашка и хлопчатобумажные брюки; она, похоже, недавно плакала, но лицо
успела аккуратно подкрасить.
     -  Знаешь, детка, я хотел вернуться - даже после всего, что ты мне
наговорила. Знаешь, я ведь приходил сюда раза два, но ты не откликалась
на звонок.
     - Неправда.
     -  Ну, значит, тебя просто не было дома, - охотно исправился Фиш и
повернулся  к  миссис Прентис: - Норма, знаете, была не в  духе.  -  Он
понизил  голос. - Примерно через месяц после начала занятий она  велела
мне убираться и больше не приходить.
     Дэйв неторопливо пересек комнату и молча сел рядом с Нормой.
     -  Подумать  только, брать деньги с бедного ребенка  ни  за  что!-
страстно возмутилась миссис Прентис. - Почему же вы их не вернули?
     Фиш подтащил складной стул и сел к ней поближе.
     -  Миссис  Прентис, - тихонько проговорил он, -  я  хотел  уберечь
Норму  от  ошибки. Вот что я ей сказал давай ты все же  выполнишь  наше
соглашение  и  годик со мной позанимаешься, сказал я. А  если  и  тогда
будешь недовольна - что ж, я с радостью верну все до последнего цента.
     -  От  вас  не  было никакого толку, - с истерическими  нотками  в
голосе произнесла Норма.
     Фиш одарил ее взглядом, полным скорбного терпения.
     -  Да  он  просто войдет, посмотрит, как я работаю, и скажет  что-
нибудь  вроде:  "Здесь чувствуется большое настроение", или  "Симметрия
хороша",   или   еще  что-нибудь  такое  же  [бессмысленное].   Я   так
издергалась,  что даже [не могла рисовать]. Тогда, тетя Мэри, я  вам  и
написала,  но  вы  были  в Европе. Черт возьми, я  должна  была  что-то
сделать,  разве нет? - Девушка так крепко стиснула пальцы в кулак,  что
они побелели.
     -  Ну-ну,  милая,  - прошелестела миссис Прентис и  положила  руку
племяннице на плечо.
     -  Я  посещала дневные занятия в Культурном центре, -  проговорила
Норма сквозь зубы. - Ничего другого я себе просто [не могла позволить].
     Глаза миссис Прентис засверкали от негодования.
     -  Не  думаю,  мистер  Уилмингтон, что нам следует  и  дальше  это
обсуждать.  Я  требую,  чтобы вы вернули  все  деньги,  которые  я  вам
заплатила.  Мне  кажется,  это  просто непорядочно  -  такой  известный
художник - и [унизился] до...
     -  Миссис Прентис, - сказал Фиш, снова понизив голос, - если бы не
моя  вера  в блестящее будущее Нормы как художницы, что ж, я теперь  же
вручил  бы  вам  все  до по-след-не-го цента Но  в  данном  случае  она
совершает большую ошибку, так что я снова предлагаю...
     -  Док,  -  грубо перебил его Дэйв, - черт возьми,  вы  как  можно
скорее  вернете ей деньги. - Он подался вперед, обращаясь к старшей  из
женщин:  -  Если  хотите знать, как его настоящее имя,  то  перед  вами
Гордон  Фиш.  Так  он,  во  всяком случае, назвался,  когда  мы  с  ним
познакомились.  Все  это обычное мошенничество.  Вовсе  он  никакой  не
художник.  Настоящий  Джордж Уилмингтон - его племянник;  это  инвалид,
проживающий в Висконсине. Док просто представился его именем,  так  как
юноша  слишком  болен,  чтобы  появляться  на  публике,  и  все  такое.
Пожалуйста, вот правда. Или, по крайней мере, та ее часть, что известна
лично мне.
     -  Такова,  стало быть, твоя благодарность, Дэйв,  за  то,  что  я
устроил тебя в художественную школу? - грустно спросил Фиш.
     -  Вы  пробили  мне  стипендию, но вам это  ничего  не  стоило.  Я
выяснил  у директора. Наверное, вы просто хотели убрать меня с  дороги,
чтобы  я  не болтал лишнего. Ладно, док, тут все в порядке. Но когда  я
встретил Норму - вчера у дверей вашего дома...
     - Что? Когда?
     - Около десяти.
     Фиш  поморщился; он тогда лежал в постели с больной головой  и  не
откликнулся на звонок. Если бы он только знал!
     -  Вас не было дома, ну, мы разговорились, и... Знаете, одно  дело
прикидываться собственным племянником, а совсем другое - обещать  кого-
нибудь обучить, когда вы сами не способны толком линию провести!
     Фиш поднял руку.
     -  Послушай, Дэйв, есть кое-что, о чем ты и понятия не имеешь.  Ты
уверен,  что  меня  зовут  Гордон Фиш?  А  ты  когда-нибудь  видел  мое
свидетельство  о  рождении? Может, ты знаешь кого-то, кто  помнит  меня
ребенком? С чего ты взял, что меня зовут Гордон Фиш?
     - Да вы же мне сами сказали.
     -  Верно,  Дэйв,  сказал. И еще ты говоришь, что настоящий  Джордж
Уилмингтонг  -  инвалид, живущий в Висконсине. А  ты  его  когда-нибудь
видел, Дэйв? Может, ты бывал в Висконсине?
     - Нет, не бывал, но...
     -  И  я не бывал. Нет, Дэйв, - Фиш важно понизил голос, - все, что
я  о  себе рассказывал, - всего-навсего ложь. И я это признаю. - Теперь
самое  время  пустить  слезу Фиш обратил свои  мысли  к  кредиторам,  к
проблемам с машиной, к продавцу акций нефтяной компании, что сбежал  на
юг с деньгами, к адвокатам, которые обобрали Фиша до нитки, пытаясь эти
деньги вернуть, - и вообще ко всеобщей неблагодарности. Теплая капелька
сбежала по щеке, и, наклонив голову, Фиш смахнул кулаком соленую влагу.
     - Как же так? - пробормотал сбитый с толку Дэйв.
     -  У  меня  были свои причины, - через силу ответил Фиш. -  Вполне
определенные  причины.  Но  знаете, мне мне тяжело  об  этом  говорить.
Oростите, миссис Прентис, могу я ненадолго остаться с вами наедине?
     Она  немного  подалась вперед, сочувственно глядя на Фиша.  Должно
сработать - такая женщина не может выдержать вид плачущего мужчины.
     -  Я,  конечно,  не  возражаю, - вставая, сказала  Норма.  Девушка
направилась  к  двери, и Дэйв последовал за ней. Вскоре дверь  за  ними
закрылась.
     Фиш  высморкался, небрежно вытер глаза, браво распрямился и  убрал
носовой платок.
     -  Полагаю, миссис Прентис, вы не знаете, что я вдовец. (Глаза  ее
широко  раскрылись.) Да, это правда, я потерял мою дорогую жену. Обычно
я,  правду  сказать, об этом не рассказываю, но теперь почему-то...  Не
знаю, доводилось ли вам, миссис Прентис, терять близкого человека.
     -  Разве  Норма вам не сказала? - взволнованно ответила  она  -  Я
вдова, мистер Уилмингтон.
     -  О,  я  не знал! - заявил Фиш. - Но как странно! Я что-то  такое
почувствовал... какую-то [вибрацию]. Простите, миссис Прентис...  можно
мне  звать вас Мэри? Знаете, после моей утраты... - Надо бы пустить еще
слезу; стоит только начать, дальше они уже текут сами. - Я стал сам  не
свой. Представьте, даже не хотел жить. Целый год не мог дотронуться  до
карандаша.  И даже сегодня не могу провести хотя бы линию, если  кто-то
за  мной  наблюдает. Вот, стало быть, и причина всей  неразберихи.  Эта
история с моим племянником и прочее - я просто все выдумал, считал, так
будет  легче.  Знаете, я бываю так неловок, когда речь  идет  о  такте.
Словно  слон в посудной лавке. Вот и вся история, Мэри. - Фиш откинулся
на спинку стула и еще разок энергично высморкался.
     Глаза   миссис  Прентис  увлажнились,  но  ее  прелестное   личико
выражало настороженность.
     -  Честно говоря, просто не знаю, что и думать, мистер Уилмингтон.
Вы говорите, что не можете рисовать на людях...
     -  Пожалуйст