ем  наоборот.  Они  говорят,  что
теперь мы все им панга. Они сделают так, как мы скажем. Они  разрешат  нам
опуститься  на  планету,  построить  распределительные  центры  и   станут
потреблять наши продукты в массовых количествах...
     - Но это же их убьет! - с ужасом воскликнул кто-то.
     - Да, - ответил Урбен.
     Карвер   вздохнул.   Он   отдал    большую    часть    своей    жизни
исследовательско-пропагандистской  службе  и  гордился   своим   послужным
списком. Работа была для него азартной игрой, в которой новые планеты были
призами, а  счет  очков  велся  маленькими  иридиевыми  планками,  которые
прибавлялись у него на груди. Он произнес в наручный коммуникатор:
     - Пусть Робинсон со своими людьми сворачивают базу. Дайте мне  знать,
когда они вернутся на станцию.
     Ожидание тянулось долго. Тишина стала  нестерпимой.  В  конце  концов
экран на стене  вспыхнул,  и  на  нем  появилась  сине-зеленая  планета  -
позолоченная  с  одного  края  лучами  светила,  другим  боком  скрытая  в
таинственной тени. Над ночной стороной сверкнула серебряная искорка.
     - Катер Робинсона приближается, - раздался голос из динамика.
     Карвер вздохнул еще раз.
     - Когда они состыкуются, - сказал он, -  закрепите  катер  и  давайте
команду запускать двигатели. Мы покидаем  седьмую  планету.  Пусть  мистер
Фрумен  рассчитает  приблизительный  курс  к   следующей   звезде   нашего
назначения.
     Альварес,  хмурясь  и  нервно  вздрагивая,  ухватил  себя  за   ворот
комбинезона.
     - Вы позволите им остаться вне Союза? - потрясенно спросил он.  -  Мы
не опустимся на седьмую - после всей этой каторжной работы?
     Комендант станции задумчиво смотрел на  экран.  Планета  была  рядом,
рукой подать. Приветливая и манящая...
     - Иногда следует поумерить аппетит, - медленно  и  неохотно  произнес
Карвер.





                               Даймон НАЙТ

                                  МАСКИ


     Восемь рейсфедеров танцевали по  движущейся  бумажной  ленте,  словно
клешни потревоженного механического омара. Робертс, обслуживающий  техник,
морща лоб, вглядывался в график под пристальным наблюдением двух остальных
мужчин.
     - Вот здесь переход от сна к яви,  -  сказал  он,  вытянув  костлявый
палец. - А здесь, как видите, спустя семнадцать секунд он снова видит сны.
     - Запоздалая реакция, -  сказал  Бэбкок,  руководитель  эксперимента.
Лицо его было красно, лоб покрывал пот. - Не вижу причин для беспокойства.
     - Может и так, но взгляните на различия в записи. Он видит сны  после
импульса пробуждения, но это другой вид сна.  Большее  напряжение,  больше
моторных импульсов.
     - А зачем ой вообще спит? - спросил Синеску, человек  из  Вашингтона,
со  смуглым  вытянутым  лицом.  -  Ведь  продукты  усталости  вы  удаляете
химическим путем. Может, какие-то психологические причины?
     - Ему нужны сонные видения, - объяснил Бэбкок. - Он действительно  не
испытывает биологической потребности в  сне,  но  сны  ему  необходимы.  В
противном случае есть опасность галлюцинаций, которые  могут  развиться  в
психоз.
     - Вот именно, - сказал Синеску. - Это серьезная проблема,  правда?  И
давно он это делает?
     - Примерно шесть месяцев.
     - То есть со времени, когда  получил  новое  тело...  и  стал  носить
маску?
     - Примерно. Я хотел  бы  подчеркнуть  одно:  его  разум  в  идеальном
порядке. Все тесты...
     - Хорошо, хорошо. Я знаю результаты  тестов.  Значит,  сейчас  он  не
спит?
     - Не  спит.  У  него  Сэм  и  Ирма,  -  сказал  техник,  взглянув  на
контрольный пульт, и вновь склонился над записью энцефалограммы.
     - Не понимаю, почему это должно меня волновать. Это же логично:  если
ему нужны сонные видения, которых наша программа не предвидит,  то  в  эту
минуту он их получает. Хотя не знаю... Эти пика меня беспокоят,  -  сказал
он, нахмурясь.
     Синеску удивленно поднял брови.
     - Вы программируете его сны?
     -  Это  не  программирование,  -  нетерпеливо  сказал  Бэбкок.  -  Мы
предлагаем только темы. Ничего  психического:  секс,  прогулки  на  свежем
воздухе, спорт.
     - Чья это была идея?
     - Секции психологии. В нейрологическом смысле все было в порядке,  но
он проявлял тенденцию к замыканию в себе. Психологи сочли, что  ему  нужна
соматическая информация в какой-либо форме. Он  живет,  действует,  все  в
порядке. Но нужно помнить, что сорок  три  года  он  провел  в  нормальном
человеческом теле.


     В лифте Синеску сказал то-то, из чего Бэбкок понял только одно  слово
"Вашингтон".
     - Простите, не расслышал, - сказал он.
     - Вы кажетесь уставшим. Плохо спите по ночам?
     - В последнее время я действительно мало сплю. А что  вы  сказали  до
этого?
     - Что в Вашингтоне не очень довольны вашими отчетами.
     - Черт возьми, я знаю об этом.
     Дверь лифта бесшумно раздвинулась.  Небольшой  холл,  зеленые  ковры,
серые стены. И  три  двери:  одна  железная  и  две  из  толстого  стекла.
Холодный, затхлый воздух.
     - Сюда.
     Синеску остановился перед  стеклянными  дверями  и  заглянул  внутрь:
пустой салон, застеленный серым ковром.
     - Я его не вижу.
     - Комната имеет форму буквы Г. Он в  другой  части.  Сейчас  как  раз
утренний осмотр.
     Дверь открылась  от  легкого  прикосновения.  Когда  они  переступили
порог, под потолком вспыхнули лампы.
     - Не смотрите вверх, - сказал Бэбкок, - кварцевые лампы.
     Тихий свист утих, когда дверь закрылась за ними.
     - Я вижу, у вас тут  избыточное  давление.  Для  защиты  от  бактерий
снаружи? Чья это была идея?
     - Его собственная.
     Бэбкок открыл металлический шкафчик в  стене  и  вынул  из  него  две
марлевые маски.
     - Наденьте, пожалуйста.
     Из-за  угла  доносились  приглушенные  голоса.   Синеску   недовольно
посмотрел на маску и медленно надел ее.
     Они переглянулись.
     - Имеет ли какой-то смысл эта боязнь бактерий? - спросил Синеску.
     - Разумеется, грипп или что-то подобное ему не грозит, но задумайтесь
на минуту. Есть только две возможности убить  его.  Первая  -  это  авария
одной из систем, и за этим мы следим внимательно; у нас  работает  пятьсот
людей, и мы проверяем его, как  самолет  перед  стартом.  Остается  только
мозговая инфекция. Так что принимайте это без предубеждения.
     Комната была большой и соединяла в себе функции гостиной,  библиотеки
и мастерской. В одном углу комплект современных шведских кресел,  диван  и
низенький столик; в другом - стол с токарным станком, электрическая  печь,
сверлильный станок,  доска  с  инструментами,  дальше  чертежная  доска  и
перегородка из полок с книгами, по которым Синеску  с  интересом  пробежал
взглядом. Там  были  переплетенные  тома  отчетов  о  ходе  экспериментов,
технические журналы, справочники; никакой  беллетристики,  за  исключением
"Огненной бури" Стюарта и "Волшебника из страны  Оз"  в  потертой  голубой
обложке. За полками они увидели стеклянную дверь, ведущую в другую,  иначе
обставленную комнату: мягкие стулья, раскидистый филодендрон в кадке.
     - Это комната Сэма, - объяснил Бэбкок.
     В  комнате  находился  какой-то  мужчина.  Заметив  их,  он  окликнул
кого-то, кого они не видели, после чего с  улыбкой  подошел.  Мужчина  был
лыс, коренаст и сильно загорел. За его спиной появилась невысокая красивая
женщина. Она вошла за мужем, оставив дверь открытой.  Оба  они  не  носили
масок.
     - Сэм и Ирма занимают соседнюю квартиру, -  объяснил  Бэбкок.  -  Они
составляют ему компанию; должен же кто-то быть рядом  с  ним.  Сэм  -  его
бывший коллега по полетам, а кроме того, у него механическая рука.
     Коренастый мужчина пожал руку Синеску,  ладонь  его  была  сильной  и
теплой.
     - Хотите угадать, которая? - спросил он. Обе  руки  были  коричневые,
мускулистые и поросшие волосами, но, присмотревшись, Синеску заметил,  что
у правой несколько другой, не совсем естественный оттенок.
     - Наверное, левая, - сказал он, чувствуя себя неловко.
     - Не угадали, - улыбнулся искренне этим обрадованный Сэм и  поддернул
правый рукав, чтобы продемонстрировать ремни, поддерживающие протез.
     - Один из побочных продуктов нашего эксперимента, - объяснил  Бэбкок.
- Управляется биотоками, весит столько же, сколько  нормальная.  Сэм,  они
уже кончают?
     - Наверное. Мы можем заглянуть. Дорогая, ты не угостишь нас кофе?
     - Ну конечно же.
     Ирма исчезла за дверью своей квартиры.
     Одна стена комнаты была  полностью  из  стекла  и  закрывалась  белой
прозрачной занавеской. Они повернули за угол. Эту часть комнаты  заполняло
медицинское  электронное  оборудование,  частично  встроенное   в   стены,
частично в высоких черных ящиках на колеях. Четверо людей в белых  халатах
склонялись над чем-то похожим на кресло космонавта. В кресле кто-то лежал:
Синеску видел ступни в мексиканских мокасинах, темные носки и серые брюки.
     - Еще не кончили, - сказал Бэбкок. - Видимо, нашли  что-то  неладное.
Выйдем на террасу.
     - Я думал, что осмотр проходит ночью, когда ему меняют кровь  и  тому
подобное.
     - Утром тоже, - ответил Бэбкок.
     Он повернулся  и  толкнул  тяжелые  стеклянные  двери.  Терраса  была
выложена каменными плитами и закрыта  стенами  из  затемненного  стекла  и
зеленой пластиковой крышей. В нескольких  местах  стояли  пустые  бетонные
корыта.
     - Здесь  планировался  садик,  но  он  не  захотел.  Пришлось  убрать
растения и застеклить всю террасу.
     Сэм расставил вокруг белого стола металлические стулья, и они сели.
     - Как он себя чувствует, Сэм? - спросил Бэбкок.
     Сэм улыбнулся и опустил голову.
     - Утром он в хорошем настроении.
     - Говорит с тобой? Вы играете в шахматы?
     -  Редко.  Обычно  он  работает.  Немного  читает,   иногда   смотрит
телевизор.
     Улыбка Сэма была искусственной. Он сцепил пальцы, и Синеску  заметил,
что костяшки на одной ладони побелели, а на другой - нет. Он отвернулся.
     - Вы из Вашингтона, правда? -  вежливо  спросил  Сэм.  -  Первый  раз
здесь? Простите... - Он встал со стула,  заметив  за  стеклянными  дверями
какое-то движение. - Похоже, кончили. Подождите немного здесь, я посмотрю.
     Сэм вышел. Двое мужчин сидели молча. Бэбкок сдвинул  маску.  Синеску,
видя это, последовал его примеру.
     - Нас беспокоит жена Сэма,  -  сказал  Бэбкок,  наклоняясь  ближе.  -
Сначала это казалось хорошей идеей, но  она  чувствует  себя  здесь  очень
одиноко, ей у нас не нравится, здесь нет движения, детей...
     Дверь снова открылась, и появился  Сэм.  Он  был  в  маске,  но  тоже
сдвинул ее вниз.
     - Прошу вас.
     В комнате жена Сэма,  тоже  с  масочкой  на  шее,  наливала  кофе  из
фаянсового кувшинчика в цветочек. Она лучезарно  улыбалась,  но  вовсе  не
казалась счастливой. Напротив нее сидел некто высокий в  серой  рубашке  и
брюках, откинувшийся назад, вытянув ноги и положив руки  на  подлокотники.
Он не шевелился. С лицом его было что-то не в порядке.
     - Вот и мы, - сказал Сэм, потирая руки.  Жена  взглянула  на  него  с
вымученной улыбкой.
     Высокая  фигура  повернула  голову,  и  Синеску  испытал  потрясение,
поскольку лицо было из серебра: металлическая маска с удлиненными вырезами
для  глаз,  без  носа,  без  губ,  на  их  месте  были  просто   изогнутые
поверхности.
     - ...Эксперимент? - произнес механический голос.
     Синеску вдруг сообразил, что замер над стулом, и сел. Все смотрели на
него. Голос повторил свой вопрос:
     - Я спрашивал, вы приехали, чтобы прервать эксперимент?
     Сказано это было равнодушно, без акцента.
     - Может, немного кофе? - Ирма подвинула ему чашку.
     Синеску вытянул руку, но она дрожала, и он торопливо отдернул ее.
     - Я приехал только для того, чтобы установить факты, - ответил он.
     - Вранье. Кто вас прислал? Сенатор Хинкель?
     - Да.
     - Вранье. Он был здесь лично. Зачем ему  посылать  вас?  Если  хотите
прервать эксперимент, можете мне об этом сказать.
     Лицо под маской не двигалось, когда он говорил, и голос шел как будто
не из-под нее.
     - Он хочет только сориентироваться в ситуации, Джим, - сказал Бэбкок.
     - Двести миллионов в год, - снова  сказал  голос,  -  чтобы  продлить
жизнь одному человеку. Согласимся, что это не имеет смысла. Да вы пейте, а
то кофе остынет.
     Синеску заметил, что Сэм и его жена уже выпили и натянули масочки. Он
торопливо взял свою чашку.
     - Стопроцентная неспособность к труду при моей должности дает  пенсию
в размере тридцати тысяч в год. Я мог бы превосходно жить  на  эту  сумму.
Неполные полтора часа.
     - Никто не говорит о прекращении эксперимента, - вставил Синеску.
     - Ну тогда скажем об ограничении фондов. Это определение  вам  больше
нравится?
     - Возьми себя в руки, Джим, - сказал Бэбкок.
     - Ты прав. С вежливостью мы не в ладах. Так что же вас интересует?
     Синеску глотнул кофе. Руки у него все еще дрожали.
     - Почему вы носите маску?.. - начал он.
     - Никакой дискуссии на эту тему. Не  хочу  быть  невежливым,  но  это
чисто личное дело. Спросите лучше...  -  Без  всякого  перехода  он  вдруг
вскочил с криком: - Черт побери, заберите это!
     Чашка Ирмы разбилась, кофе черным пятном растекся по  столу.  Посреди
ковра сидел, склонив голову, коричневый щенок с высунутым языком и глазами
как бусинки.
     Столик опасно наклонился, жена Сэма вскочила, слезы выступили  у  нес
на глазах Схватив щенка, она выбежала из комнаты.
     - Я пойду к ней, - сказал Сэм, вставая.
     - Иди, Сэм, и устройте себе выходной. Отвези ее в  город,  сходите  в
кино.
     - Пожалуй, я так и сделаю, - сказал Сэм и вышел.
     Высокая фигура села снова, двигаясь при этом, как человек; откинулась
на спинку, как и прежде, с руками на подлокотниках, и замерла. Ладони были
идеальны по форме, но какие-то  странные;  что-то  неестественное  было  в
ногтях. Каштановые, гладко зачесанные волосы над маской - это  парик;  уши
были из пластика. Синеску нервным движением натянул свою марлевую маску на
рот и нос.
     - Я, пожалуй, пойду, - сказал он, вставая.
     - Хорошо. Я хочу еще показать  вам  машинный  зал  и  секцию  научных
исследований, - согласился Бэбкок. - Джим,  я  скоро  вернусь.  Нам  нужно
поговорить.
     - Пожалуйста, - ответила неподвижная фигура.


     Бэбкок принял душ, но рубашка у нею вновь была  мокрой  под  мышками.
Тихоходный лифт, зеленый ковер. Холодный, затхлый воздух. Семь лет работы,
кровь и  деньги,  пятьсот  лучших  специалистов.  Секции  психологическая,
косметическая,  медицинская,  иммунологическая,  серологическая,  научная,
машинный зал, снабжение, администрация. Стеклянные  двери.  Квартира  Сэма
пуста; он с женой поехал в город. Ох уж эти психологи. Хорошие, но  лучшие
ли? Трое первых отказались сотрудничать. "Это не обычная ампутация,  этому
человеку ампутировали все".
     Высокая фигура даже  не  дрогнула.  Бэбкок  сел  напротив  серебряной
маски.
     - Джим, поговорим серьезно.
     - Плохие новости, а?
     - Конечно, плохие. Я оставил его наедине с бутылкой виски. Поговорю с
ним перед отъездом, но Бог знает,  что  он  там  наговорит  в  Вашингтоне.
Слушай, сделай это для меня и сними маску.
     - Пожалуйста. - Рука поднялась, взялась за край маски и  стянула  ее.
Под маской скрывалось загорелое лицо с точеными  носом  и  губами,  может,
некрасивое, но нормальное. Довольно  приятное  лицо.  Только  зрачки  были
слишком велики и губы не шевелились, когда он говорил. - Могу снять все по
очереди. Это что-то изменит?
     -  Джим,  косметическая  секция  билась  над  твоим  лицом  восемь  с
половиной месяцев, а ты заменяешь его маской. Мы спрашивали, что  тебе  не
нравится, и были готовы изменить все, что ты захочешь.
     - Я не хочу разговаривать на эту тему.
     - Ты говорил что-то об ограничении фондов. Это была шутка?
     Минута молчания.
     - Я не шутил.
     - В таком случае, Джим, скажи  мне,  в  чем  дело.  Я  должен  знать.
Эксперимент не будет прерван, тебя будут удерживать при жизни,  но  это  и
все. В списке  уже  семьсот  желающих,  из  них  два  сенатора.  Допустим,
кого-нибудь из них завтра вынут из разбитой машины. Тогда будет поздно для
дискуссии; мы должны знать уже сейчас, позволить ли им  умереть  или  дать
тело, подобное твоему. Поэтому мы должны поговорить.
     - А если я не скажу правды?
     - Зачем тебе лгать?
     - А зачем обманывают больных раком?
     - Не понимаю, что ты имеешь в виду, Джим.
     - Попробуем по-другому. Я выгляжу как человек?
     - Конечно.
     - Вранье. Приглядись к  этому  лицу.  (Холодное  и  невозмутимое.  За
искусственными зрачками блеск металла.) Предположим, что мы разрешили  все
прочие проблемы и я мог бы завтра поехать в город. Ты  можешь  представить
меня гуляющим по улицам, входящим в бар, едущим в такси?
     - И это все? - Бэбкок глубоко  вздохнул.  -  Конечно,  Джим,  разница
есть, но боже ты мой, так бывает со всеми  протезированными;  людям  нужно
привыкнуть. Возьми,  к  примеру,  эту  руку  Сэма.  Через  какое-то  время
забываешь о ней, перестаешь ее замечать.
     - Вранье. Они делают вил, что не замечают, чтобы не обижать калеку.
     Бэбкок опустил взгляд на свои сплетенные ладони.
     - Жалеешь себя? - спросил он.
     - Не говори ерунды, - загремел голос.  Высокая  фигура  распрямилась,
руки со стиснутыми кулаками медленно поднялись вверх.
     - Я заперт в этом. Сижу в нем уже два года,  нахожусь  в  нем,  когда
засыпаю и когда просыпаюсь.
     Бэбкок смотрел на него снизу.
     - А чего бы ты хотел? Подвижного лица? Дай нам двадцать  лет,  может,
даже десять, и мы решим эту проблему.
     - Не в том дело.
     - А в чем?
     - Я хочу, чтобы вы ликвидировали косметический отдел.
     - Но ведь это...
     - Выслушай меня. Первая модель выглядела как портновский  манекен,  и
вы работали восемь месяцев, чтобы построить новую. Эта похожа  на  свежего
покойника. Ваша цель - как можно более уподобить меня человеку. Постепенно
совершенствуя очередные модели, вы дошли бы до  такой,  которая  могла  бы
курить сигары, развлекать дам,  играть  в  кегли,  и  люди  ничего  бы  не
подозревали. Это вам никогда не удастся, а если даже удастся, то зачем?
     - Позволь подумать... Что ты имеешь в виду? Металл?
     - Конечно, и металл,  но  не  в  нем  дело.  Я  имею  в  виду  форму,
функциональность. Подожди минутку.
     Высокая фигура прошла через  комнату,  открыла  шкаф  и  вернулась  с
рулоном бумаги.
     - Взгляни на это.
     Рисунок  изображал  вытянутую  металлическую   коробку   на   четырех
суставчатых ногах. На одном конце коробки размещалась небольшая головка  в
виде  грибка  на  гибком  пруте  и  пучок  рук,  заканчивающихся  зондами,
буравами, держателями.
     - Для работы на Луне.
     - Слишком много рук, - сказал Бэбкок. - Как ты будешь...
     - Нервами лицевых мышц. Их много.  Или  вот  это.  (Другой  рисунок.)
Контейнер, подключенный к пульту управления космического корабля. Космос -
идеальное место для меня. Стерильная атмосфера, малая гравитация,  я  могу
добраться туда, куда человек не доберется, и сделать то, чего  человек  не
сможет никогда. Там я могу быть полезен, а сидя здесь - я миллиардная дыра
в бюджете.
     Бэбкок потер глаза.
     - Почему ты ничего не говорил раньше?
     - Да вы все помешались на протезировании. Сказали бы мне, чтобы я  не
вмешивался.
     Бэбкок дрожащими руками скрутил рисунки.
     - Честное слово, это может решить  вопрос,  -  сказал  он.  -  Вполне
возможно.
     Он встал и направился к двери.
     - Держись, Джим.
     Оставшись один, он вновь надел маску и постоял немного  не  двигаясь,
вслушиваясь  в  легкий,  ритмичный  шум  помп,  щелчки  переключателей   и
клапанов; он чувствовал, что там, внутри у него, холодно  и  чисто.  Нужно
признать, что это ему обеспечили: освободили от всех пот