мадная  центральная часть
станции казалась чернильной бездной,  откуда  возвращались лишь  слабые,
трепетные отсветы. А вокруг все стены искрились инеем. Второй сектор еще
не герметизировался,  и  сочившиеся оттуда диффузные испарения замерзали
на  стенах пушистым ковром.  Холодный металл гулко  звенел под  тяжелыми
ботинками.  Необъятная полость  Второго  сектора еще  сильнее давила  на
Вессона из-за своей безвоздушности,  из-за царившего там мрака и холода.
Ты здесь один, словно говорили его шаги. Один.
     Вессон  прошел  уже  метров тридцать по  переходному мостку,  когда
тревога внезапно усилилась.  Сам того не желая, он остановился и неловко
прислонился к  стене.  Но  опоры  твердой стены  все  равно не  хватало.
Переходной мосток,  казалось,  вот-вот  грозит выскользнуть из-под  ног,
грозит сбросить в непроглядную бездну.
     Тут Вессон узнал эту сухость во  рту,  этот металлический привкус в
горле. Страх. Это страх.
     Мелькнула мысль:  "Кто-то  хочет заставить меня бояться.  Но зачем?
Почему именно сейчас? А главное - чего?"
     И  в  тот же  миг он понял.  Неимоверная тяжесть опустилась на него
подобно  гигантскому кулаку  -  и  у  Вессона появилось жуткое  ощущение
чего-то немыслимо огромного,  чего-то лишенного пределов;  с  неумолимой
медлительностью оно все сжималось и сжималось...
     Время пришло.
     Первый месяц закончился.
     Чужак приближался.
     Стоило Вессону,  задыхаясь,  повернуть назад,  как  все  необъятное
строение станции вдруг сузилось до размеров обычной комнаты,  а вместе с
ним  сжался  и  Вессон.  Сам  себе  он  казался теперь  жалкой букашкой,
отчаянно мечущейся по стенам.
     Он бросился в бегство. Станция за спиной рокотала.

     В  безмолвных комнатах все  лампы  испускали неяркий  свет.  Вессон
недвижно  лежал  на  кушетке  и  смотрел  в  потолок.   Сквозь  потолок.
Воображение живо  рисовало  ему  изменчивый  образ  чужака.  Огромный  и
мрачный. Лишенный формы. Тяжелый, угрожающий.
     На лбу крупными каплями выступил холодный пот. Но Вессон не в силах
был отвести пристального взгляда от потолка.
     - Так вот почему...  вот почему вы  не хотели,  чтобы я...  чтобы я
выходил на палубу. Да, тетя Джейн? - хрипло спросил он.
     - Да, Поль. Раздражительность - первый признак. Но вы приказали...
     - Знаю,  - еле слышно отозвался Вессон, по-прежнему не сводя глаз с
потолка. - Странное чувство... Слушайте, тетя Джейн.
     - Что, Поль?
     - Вы так и не скажете мне, какой он на вид?
     - Нет, Поль.
     - А  я и знать не хочу.  Господи,  да не хочу я этого знать...  Как
странно,  тетя  Джейн.  Наполовину я  сейчас  самый  настоящий  слизняк.
Напуган до смерти...
     - Я знаю, - негромко ответил голос.
     - Но  другая моя половина совершенно спокойна.  Как будто все это -
детские игрушки.  С ума сойти -  я тут такое вспоминать начинаю.  Знаете
что?
     - Что, Поль?
     Вессон попытался рассмеяться.
     - Одну детскую вечеринку лет  двадцать...  нет,  лет  двадцать пять
тому назад.  Тогда мне было... сейчас прикину... ага, девять лет. Точно.
Ведь как раз в  тот год умер отец.  А  жили мы тогда в Далласе.  Снимали
времянку.  И  поблизости жила  еще  одна  семья  с  целым выводком рыжих
ребятишек.  Там  частенько закатывали вечеринки.  Никто  их  особенно не
любил, но все почему-то приходили.
     - Поль, расскажите мне про ту вечеринку.
     Вессон заворочался на кушетке.
     - Ну,  значит... та вечеринка как раз была в канун Дня всех святых.
Помню,  все  девочки одели оранжевое с  черным,  а  все  мальчики были в
строгих костюмчиках.  Я  там оказался чуть ли  не самым младшим -  ну и,
конечно, был не в своей тарелке. А потом один из рыжих вдруг выскакивает
откуда-то в маске-черепе и орет:  "Эй, вы! А ну-ка все играем в прятки!"
Хватает меня и  говорит:  "Ты  будешь водить".  Не  успеваю я  и  глазом
моргнуть,  как он заталкивает меня в  темный чулан.  И  запирает за мной
дверь.
     Вессон провел языком по пересохшим губам.
     - А потом -  ну, там, в темноте, - я вдруг чувствую, как мне в лицо
что-то тычется.  Холодное и липкое.  Похожее на что-то... ну, не знаю...
на что-то мертвое...  Тогда я съежился в самом уголке чулана и все ждал,
что  та  штука  снова  ко  мне  полезет.  Понимаете?  Висит  там  что-то
непонятное.  Холодное и страшное.  А знаете, что там оказалось? Суконная
рукавица,  полная  отрубей вперемешку со  льдом.  Шутка.  Просто  шутка.
Только шутки этой мне не забыть... Тетя Джейн?
     - Что, Поль?
     - Я тут вот что думаю. Наверняка вас, альфа-сети, придумали великие
психологи. Ведь я могу вам обо всем рассказывать только потому, что вы -
всего лишь машина. Верно?
     - Да, Поль, - печально подтвердила сеть.
     - Эх,  тетя  Джейн,  тетя Джейн...  Какой мне  смысл и  дальше себя
дурачить?  Я же чую эту тварь.  Там, наверху. В какой-нибудь паре метров
отсюда.
     - Я знаю, Поль.
     - Тетя Джейн, я не смогу выдержать.
     - Сможете, Поль. Если захотите.
     Вессон скрючился на кушетке.
     - Он...  он грязный.  Липкий.  Господи!  И  так пять месяцев?  Я не
выдержу, тетя Джейн. Он меня убьет.
     По всем уголкам станции снова прокатился громоподобный рокот.
     - Что это? - выдохнул Вессон. - Корабль чужаков... он отчалил?
     - Да. Теперь чужак один. Как и вы.
     - Нет. Не как я. Не может он испытывать того, что испытываю я. Тетя
Джейн, вам просто не понять...
     По  ту сторону металлического потолка всего в  нескольких метрах от
Вессона висело огромное,  чудовищное тело чужака. Как же страшно вся эта
тяжесть давила ему на грудь!
     Вессон провел в  космосе чуть  ли  не  всю  свою  взрослую жизнь  и
прекрасно знал,  что если орбитальная станция разрушится, то "нижнюю" ее
часть не раздавит, а унесет прочь за счет собственного углового вектора.
Так что здесь не  было ничего от  гнетущей атмосферы планетных строений,
где нависающая над тобой масса будто бы  все время угрожает рухнуть.  Но
тут было нечто совсем иное. И куда более тягостное.
     В воздухе буквально висел залах опасности - запах идущей сверху, из
темноты,  угрозы.  Там словно притаилась какая-то холодная тяжесть.  Все
как в  том неотвязном детском кошмаре Вессона.  Та  самая липкая неживая
тварь,  что тыкалась ему в лицо в темном чулане.  И еще -  дохлый щенок,
которого он  вытащил из речки тем летом в  Дакоте...  Влажный мех,  вяло
свисающая голова - мертвый и холодный. Холодный!
     С  неимоверным трудом  Вессон повернулся на  бок  и  приподнялся на
локте.  К  лежащей на груди тяжести добавился еще и  неотвязный холодный
обруч, что туго сжимал воспаленную голову. Казалось, комната наклоняется
и начинает медленно и тошнотворно кружиться.
     Вессон заскрипел зубами,  но  встал  на  колени.  Потом  поднялся и
выпрямил  спину.   Ноги   затряслись  от   напряжения.   Рот   безмолвно
распахнулся.  Шаг,  другой. Вессон мучительно переставлял ноги, едва пол
начинал лететь ему навстречу.
     Правая  сторона пульта  управления,  прежде темная,  теперь светила
экранами и циферблатами. Согласно индикатору, давление во Втором секторе
составляло примерно одну целую и треть атмосферы.  Индикатор переходного
шлюза  показывал  несколько  повышенное содержание кислорода  и  аргона.
Делалось это  для  того,  чтобы  не  допустить заражения Первого сектора
атмосферой чужака.  Одновременно это означало и  то,  что шлюз больше не
откроется -  ни  с  той,  ни  с  другой стороны.  При этой мысли Вессону
почему-то чуть полегчало.
     - Посмотреть бы на Землю,- выдохнул он. Экран засветился - и Вессон
впился взглядом в голубую планету.
     - Долгая дорога вниз,  - прохрипел он. - Долгая, долгая дорога вниз
- на самое дно колодца...
     Последние  десять   пустых  лет   Вессон  проработал  инженером  по
сервосистемам на  станции "Дом".  Вообще-то  он хотел стать пилотом,  но
вылетел на первом же году - незачет по математике. И все же до сих пор у
него и в мыслях не было вернуться на Землю.
     А теперь, после всех этих лет, нежно-голубой кружок вдруг показался
ему бесконечно желанным.
     - Тетя Джейн,  - бормотал он, - тетя Джейн, она прекрасна... Вессон
знал -  сейчас там весна. Кое-где у отступающего края темноты расцветает
утро -  прозрачное голубое утро,  подобное свечению моря, заключенному в
агате.  Таинственное утро в дымке тумана.  Утро покоя и надежды.  Сейчас
там,  в  годах  и  милях  отсюда,  крошечная фигурка  женщины  открывает
микроскопическое окошко,  чтобы  прислушаться к  песне  другого эфемерно
малого создания.  Потерянное -  безвозвратно потерянное, - упакованное в
вату, подобно предметному стеклышку с каким-то образцом, - одно весеннее
утро на недоступной Земле.
     А  здесь,  за  множество черных  миль  оттуда  -  так  далеко,  что
шестьдесят земных шариков можно было  бы  нагромоздить один  на  другой,
готовя кол для его казни,  -  Вессон, заключенный в круг, наматывал свои
бесконечные круги в  этом круге.  Но все же и  черная пропасть внизу,  и
Земля,  и  Луна,  и  все корабли и орбитальные станции вместе взятые,  и
Солнце со  всеми его планетами -  для космоса все это было не  более чем
понюшка табаку меж большим и указательным пальцами.
     По  другую сторону -  вот  где лежала подлинная бездна!  Сверкающие
сонмы   галактик  простирались  в   той   непроглядной  ночи,   покрывая
расстояния,  что  выражались бессмысленными числами,  долгими тревожными
криками: 00000000000000000...
     Пробиваясь и  прокрадываясь,  прилагая нечеловеческие усилия,  люди
добрались аж  до Юпитера.  Но даже будь человек достаточно велик,  чтобы
лечь,  обжигая подошвы на  Солнце и  остужая голову на  Плутоне,  он все
равно остался бы слишком мал для той безграничной пустоты.  Здесь,  а не
на Плутоне, находился самый дальний рубеж империи Человека. Именно здесь
Внешний  Мир  как  бы  просачивался  в  воронку,   чтобы  встретиться  с
Человеком,  будто в узкую серединку песочных часов. Здесь и только здесь
два мира приблизились друг к другу, чтобы соприкоснуться. Мы и Они...
     Но вот в  самом низу приборной доски засветились золотые циферблаты
- стрелки чуть дрогнули на своих осях.
     Вниз,  вниз,  в  глубокие баки заструилась золотистая жидкость.  "С
трудом преодолевая ужас и тошноту,  я сумел взять пробу этого выделения.
При последующем анализе выяснилось..."
     Холодная,  как сам космос,  жидкость стекала по идеально стерильным
стенкам трубок и скапливалась небольшими лужицами в полных тьмы сосудах,
загадочно  поблескивая  золотом.   Золотой  эликсир.  Одна  капля  этого
драгоценного концентрата на двадцать лет задерживала старение. Придавала
эластичность  мышцам  и  сосудам,   проясняла  взгляд,  возвращала  цвет
волосам, оживляла работу мозга.
     Вот что выяснилось при анализе проб,  взятых Паджоном. И вот какова
завязка всей  сумасшедшей истории "точек обмена с  чужаками".  Сначала -
станция на Титане.  А  потом,  когда люди лучше разобрались в ситуации -
станция "Чужак".
     Один  раз  в  каждые  двадцать лет  невесть  откуда  являлся чужак.
Являлся,  чтобы сидеть в убогой клетке, которую мы для него соорудили, и
дарить нам свою бесценную влагу.  Дарить нам жизнь. А почему - мы так до
сих пор и не узнали.
     Вессон представлял себе это наделенное разумом огромное безобразное
тело.  Вот  оно  барахтается в  ледяной  черноте,  вращается  вместе  со
станцией и  истекает холодным золотом в  ждущие губы трубок.  Кап.  Кап.
Кап.
     Голова словно собралась разлететься на  куски -  и  Вессон отчаянно
ухватился  за  нее  обеими  руками.  Постоянное  давление  не  позволяло
сосредоточиться. Мучительная тяжесть и боль. Боль.
     - Тетя Джейн! - простонал он.
     - Что,  Поль?  -  Добрый,  успокаивающий голос.  Как у сиделки, что
склоняется над  твоей койкой,  пока с  тобой проделывают что-то  страшно
болезненное и нужное. Искусственное, но действенное утешение.
     - Скажите,  тетя Джейн,  -  спросил Вессон,  - почему они все время
возвращаются?
     - Не знаю, - честно ответил голос. - Это и для меня загадка.
     Вессон кивнул.
     - Перед отлетом из "Дома", - сказал он, - я разговаривал с Говером.
Знаете Говера?  Шеф Комитета по Внешним Мирам.  Пришел специально, чтобы
со мной повидаться.
     - И что? - ободряюще поинтересовалась тетя Джейн.
     - Он сказал мне:  "Вессон,  надо кое-что выяснить. А именно - можем
ли мы рассчитывать на пополнение запаса.  Понимаете?  Нас,  - говорит он
дальше,  - теперь на пятьдесят миллионов больше, чем тридцать лет назад.
Вещества требуется все больше и больше -  и мы должны знать, можем ли мы
на него рассчитывать.  Вы,  Вессон,  сами знаете,  -  говорит он,  - что
будет, если приток остановится". А вы, тетя Джейн, знаете?
     - Произойдет катастрофа, - ответил голос.
     - Верно,  -  подтвердил Вессон.  - Катастрофа. Как мне тогда сказал
Говер:  "Что  будет,  если  люди в  пустынях Нефуда окажутся отрезаны от
властей Джордан-Велли?  Черт  возьми,  они  будут  гибнуть от  жажды  по
миллиону в неделю.
     Или  если  грузовые корабли  перестанут приходить на  Лунную  базу.
Проклятье, будут миллионы погибших от голода и нехватки воздуха".
     Он говорит:  "Там, где есть вода, где можно раздобыть еду и воздух,
люди  обязательно осядут.  Потом  переженятся,  начнут  рожать  детей...
понимаете?"
     Говорит:   "Если   приток   так   называемой  сыворотки  долголетия
прекратится..." Говорит:  "Сейчас каждый двадцатый взрослый обязан своей
жизнью  инъекции".  Говорит:  "А  из  них  каждый пятый  в  возрасте ста
пятнадцати лет  и  старше".  Говорит:  "За первый год смертность в  этой
группе будет по  меньшей мере втрое больше той цифры,  что указывается в
страховых табелях".
     Вессон поднял искаженное болью лицо.
     - Мне тридцать четыре года,  - вымолвил он. - А Говер заставил меня
почувствовать себя младенцем.
     Тетя Джейн изобразила сочувственный вздох.
     - Капай,  капай,  -  исступленно забормотал Вессон. Стрелки золотых
индикаторов совсем немного,  но приподнялись.  - Каждые двадцать лет нам
снова и снова будет требоваться эта золотая слизь.  А значит, всякий раз
бедолага вроде меня  должен будет забираться сюда и  принимать проклятые
дары.  И один из них тоже должен будет забираться сюда и источать нужную
нам сыворотку.  А почему,  тетя Джейн? Чего ради? Какого черта их должно
заботить,  сколько мы  будем жить?  Почему они  всякий раз возвращаются?
Они-то что отсюда увозят?
     Но ответов на свои вопросы Вессон так я не услышал.

     Неделя за неделей круглые сутки в сером коридоре,  что окольцовывал
Первый сектор,  непрерывно горели холодные огни.  Твердое серое покрытие
круговой тропы сильно поистерлось еще до того, как там первый раз прошел
Вессон.  Подобно дорожке в  беличьем колесе,  коридор только для этого и
существовал.  Казалось,  он говорит: "Иди", - и Вессон ходил. Кто угодно
свихнулся бы, сидя сиднем с такой жуткой, неописуемой тяжестью в голове,
с  таким  зверски давящим обручем.  Вессон  шагал  -  неделя за  неделей
круглые сутки,  пока  не  падал  замертво на  кушетку.  Потом  вставал и
начинал снова.
     Еще  он  беседовал -  когда с  исправно внимающей ему  альфа-сетью,
когда сам с собой. А порой трудно было разобрать с кем.
     - ...Мхом не порастет,  -  бормотал он,  шагая. - Сказал же, что не
отдам двадцать мельниц за паршивую раковину...  Камушки,  камушки - всех
цветов.  - Потом шаркал молча. И вдруг: - Не понимаю, почему нельзя было
оставить мне хотя бы кошку!
     Тетя Джейн промолчала.
     Вессон вскоре продолжил:
     - Проклятье,  ведь  в  "Доме" почти у  каждого есть  кошка или  еще
какая-нибудь золотая рыбка!  С  вами,  тетя Джейн,  хорошо.  Но я вас не
вижу! Ведь могли же гады оставить мужчине в компанию хотя бы кошку, если
уж никак нельзя женщину...  Господи,  что я  такое горожу?  Я  же всегда
терпеть не мог кошек!
     Вессон  повернулся,  прошел в  спальню и  рассеянно врезал разбитым
кулаком в кровавое пятно на стене
     - И все-таки хотя бы кошку - пробормотал он. Тетя Джейн по-прежнему
хранила гробовое молчание.
     - Ладно!  Ладно!  Нечего делать вид,  будто  вашим  сраным чувствам
нанесен урон!  Знаю  я  вас!  Машина!  Проклятая машина!  -  истерически
проорал Вессон.  Потом немного успокоился -  Слушайте, тетя Джейн. Я тут
вот  что вспомнил.  Видел я  как-то  мешок из-под зерна -  там была одна
картинка. Ковбой на лошади. Картинка почти стерлась, и видны были только
лица.  В смысле -  морды.  И меня поразило, как же они похожи! На голове
пара ушей,  а между ними волосы.  Два глаза.  Нос. Рот с зубами Я решил,
что  мы  с  лошадьми вроде дальних родственников.  Но  знаете что?  Если
поставить рядом вон ту тварь...  -  Вессон плюнул в потолок,  -  то мы с
лошадьми просто кровные братья! Понимаете?
     - Да, - тихо отозвалась тетя Джейн.
     - И я все время спрашиваю себя,  почему вместо человека нельзя было
послать лошадь или кошку,  будь она проклята.  А  ответ,  судя по всему,
таков:  только  человек может  вынести то,  что  сейчас  выношу я.  Черт
возьми, только человек! Так?
     - Так, - с глубокой печалью подтвердила тетя Джейн.
     Вессон  снова  остановился  у   двери  в  спальню  и  весь  дрожал,
прислонившись к косяку.
     - Тетя Джейн,  - глухим, но ровным голосом вдруг спросил он, - ведь
вы его фотографируете? Да?
     - Да, Поль.
     - И меня вы фотографируете.  А что потом? Когда все закончится, кто
эти фотографии смотрит?
     - Не знаю, - мягко ответила тетя Джейн.
     - Ладно. Не знаете. Так вот. Кто-то их точно смотрит - но толку это
не приносит.  А мы должны выяснить,  почему,  почему,  почему...  Но так
ничего и не выясним. Да?
     - Да, - ответила тетя Джейн.
     - Но  разве там  не  понимают,  что  если тот,  кто все это прошел,
получил бы  возможность увидетв чужака,  то,  быть  может,  и  сумел  бы
поведать что-то важное? Ведь все мои предшественники так ничего толком и
не рассказали. Разве я не прав?
     - Тут, Поль, не мне судить
     Вессон испустил сдавленный смешок.
     - Вот смеху-то!  Нет,  и правда забавно.  Забавно?  -  Он вымученно
смеялся, ковыляя по кругу.
     - Да, Поль, забавно, - согласилась тетя Джейн.
     - Скажите, тетя Джейн. Скажите, что случается с дежурным.
     - Этого я  вам сказать не могу,  Поль.  Вессон ввалился в гостиную,
сел  за  пульт  управления и  принялся  молотить  кулаками  по  гладкому
холодному металлу.
     - Кто ты?  Что ты за чудовище? Что течет в твоих жилах? Кровь, будь
она проклята? Масло? Что?
     - Поль, пожалуйста...
     - Как вы не понимаете? Я хочу узнать только, могут ли они говорить.
Могут они по окончании дежурства хоть что-то сказать?
     - Нет, Поль.
     Вессон выпрямился,  изо всех сил держась за пульт управления, чтобы
не упасть.
     - Не могут? Так я и думал. А знаете почему?
     - Нет.
     - Потому что мхом порастают, - туманно выразился Вессон.
     - О чем вы, Поль?
     - Мы меняемся, - сказал Вессон, снова выбираясь в круговой коридор.
- Меняемся. Как железный брусок рядом с магнитом. И ничем тут не помочь.
Вы, надо полагать, просто немагнетичны. На вас это поле никак не влияет.
Да,  тетя Джейн?  Вы не меняетесь.  Остаетесь здесь и  ждете следующего.
Так?
     - Так, - ответила тетя Джейн.
     - А знаете, - медленно ковыляя по кругу, продолжал Вессон, - я даже
могу сказать,  как он там лежит.  Голова -  вон там.  А хвост - вон там.
Верно?
     - Да, - подтвердила тетя Джейн.
     Вессон остановился.
     - Так, - сосредоточенно проговорил он. - Значит, вы можете показать
мне, что вы видите наверху. Да, тетя Джейн?
     - Да. Нет. Это запрещено.
     - Послушайте, тетя Джейн! Мы погибнем, если не сможем выяснить, что
заставляет  чужаков  даром  отпускать  нам   свой   эликсир!   Погибнем,
понимаете? - Вессон прислонился к стене коридора и снова уперся взглядом
в потолок. - А теперь он поворачивается - вот сюда. Верно?
     - Да, По