Да, именно страх перед разоблачением - вот что двига-
ло шаманами.  Они боялись,  что их раскусят! Они так боялись
этого,  что готовы были уничтожить все и вся вокруг, лишь бы
никто их не заподозрил.  Сама возможность разоблачения  была
для них смертельной угрозой, шаманы знали, что это почти не-
вероятно,  что они тысячекратно подстрахованы со всех сторон
и  тем не менее они раскидывали сети,  расставляли ловушки и
капканы - авось попадется кто-то из сомневающихся, из тех, в
чьей среде только и может произрасти пускай в самом отдален-
ном будущем разоблачитель.  Нет, они не могли допустить это-
го,  они пропалывали поле заранее,  они истребляли все,  что
несло для них опасность, что могло поколебать их власть. Ах,
сорняком больше, сорняком меньше! Сергей лежал. И плевать он
хотел на заклинателей-магов.  Пускай приговаривают!  И когда
прозвучали заключительные слова "... к единственно возможной
для пациента исключительной мере!",  он рассмеялся.  Большой
шаман,  как и был,  в костюме, в галстуке, с заколкой-зубом,
вскочил на кольцевой стол с ногами и принялся скакать,  пры-
гать,  гугукать и бубукать.  Вот только бубна у него в руках
не оказалось.  И тогда один из шаманов  поменьше  сорвал  со
стены огромный портрет, написанный на холсте, подал с покло-
ном Большому шаману...  и тот ударил!  Да так звонко и гулко
получилось,  будто  ударил  в огромный тамтам.  Вот это было
камлание!  Век прошел,  нет,  тысячелетие!  А Большая Пляска
заклинателей  не кончалась.  Уже посдетали с ученых мужей их
добротные штаны и пиджаки,  отутюженные сорочки и  галстуки,
улетели  в даль туманную ботиночки.  И трясли они волосатыми
жирными животами,  прыгали, обливаясь потом, вопили и обрас-
тали, обрастали шерстью, матерели, зверели на глазах, стано-
вились все ближе к своей природе,  к своей подлинной сущнос-
ти. Это было забавно. Сергей поглядывал на беснующихся, улы-
бался.  Они боялись его. Но он их - нет. Наконец все малые и
средние  шаманы  и шаманчики слились,  а может,  и влились в
Большого шамана, превратились в перводикаря с портретом-буб-
ном. На последнем издыхании, давясь собственной слюной и пе-
ной, дикарь взвыл на тончайшей ноте, закатил глаза, бухнул в
портрет-бубен и начал падать. И этот бубен развернулся нако-
нец к Сергею ликом своим.  И тогда только тот разобрал,  кто
же был там увековечен.  Круглое, скуластое по-азиатски, лицо
будто высовывалось из  холстины,  и  глядели  прямо  в  душу
узенькие глазки с хитроватым прищуром, глядели столь проник-
новенно и мудро,  что впору было их лучами чай подслащивать.
Вот тут-то Сергей и не выдержал,  тут-то он и сломался, зак-
ричал, задергался в ужасе, облился холодным потом... и прос-
нулся.
   Дед Кулеха гладил его по плечу и приговаривал:
   - Не  боись,  милай,  не  боись!  Вот мне тоже однова сам
вельзевул адский привиделся во сне. Чуть не помер со страху!
Но ниче, отпустило, отпустило, паря!
   Для Сергея сейчас лицо с портрета  было  пострашнее  всех
вельзевулов вместе взятых. Это было как наваждение! Это было
больше чем предчувствие собственного конца!  Теперь он точно
знал  - это его последнее путешествие,  все!  А в ушах стоял
картавый отечески добрый голосок,  как  бы  напутствовавший,
благословлявший,  звучавший из души,  из самого сердца: " мы
не  должны  знать  жалости,   товагиши!   р-р-растгеливайте!
р-р-растгеливайте и р-р-растгеливайте! чем больше, товагиши,
тем лучше!" И вместе с этими словами проваливались  в  небы-
тие,  в  детские забавные сны все камлающие шаманытеоретики,
все инквизиторы-практики,  все эти жертвоприносители во  имя
всевозможных пернатых змеев и дымящихся зеркал - да, как это
все было экзотично, сказочно, романтично, черт возьми! И как
все просто оказалось в реальности!  Бери и губи души! Сгубил
тысячу - орден, две - два ордена, главное, больше, как можно
больше, чем больше, тем лучше!!!
   - Ты че, паря, свихнулся, что ль?! - недоумевал дед Куле-
ха. - Че с тобою?!
   - Да ниче! - огрызнулся Сергей. - Чую, кранты мне! Конец!
Ты, может, и выберешься! А я - нет!
   Старик заерзал, захлюпал носом.
   - Ты его, - проговорил он супясь, - ты себя-то не хорони,
успеется еще. Побарахтайся малость, паря!
   Сергей рассмеялся  прямо в лицо старику.  Смех был совсем
не веселым, даже страшным.
   - А куда ж деваться, дед Кулеха, - сказал он, глядя прямо
в мутненькие глазки, - побарахтаемся, побарахтаемся еще.

   Ночью пригнали человек полтораста, насилу втиснули в под-
земелье. Всех уложили лицом в грязь. Подымали десятками. По-
дымали, заставляли раздеться догола, подталкивали к краю ды-
ры  и  стреляли.  Кому  в затылок,  кому в спину,  отдельным
смельчакам в грудь или в лицо. На верхних ступеньках лестни-
цы  сидел  корявый  малый с мастыркой в зубах и "максимом" у
ног - ежели кто вздумает трепыхнуться  во  время  выполнения
ответственного задания,  враз покосит! Но кому там было тре-
пыхаться!  Сергей сидел за семь метров,  сидел, плотно вжав-
шись  в земляную нишу,  он видел,  все видел - и мужчины,  и
женщины были до такой степени истерзаны,  замучены,  избиты,
что они и на ногах-то еле держались, цеплялись друг за друж-
ку, падали, куда им бунтовать!
   Да, видно, главное происходило там, наверху, в камерах!
   Колченогий коротышка увязывал сброшенное шмотье  в  тюки,
подавал корявому,  а тот выпихивал за железную дверцу.  Если
чего звенело или гремело, сразу пересыпали в карманы. Но ма-
ло у кого были с собой ценности, деньги - выгребали еще там,
наверху.
   Сергей скрежетал зубами,  в голове у него все мутилось. А
дед Кулеха чуть придерживал  его  своей  сморщенной  лапкой,
подносил палец к губам. Одно неосторожное движение - и полу-
чай пулю, лети в яму вверх ногами!
   Какой-то тип  в  кожанке  и  полосатых штанцах выволок из
очередного десятка  субтильную  голенькую  дамочку,  поволок
прямо к нише.  Сергей замер.  Дед Кулеха и глаза прикрыл. Но
тип не заметил их впотьмах,  он прислонил дамочку к  стенке,
рассупонился, икнул и принялся молча, сосредоточенно насило-
вать упиравшуюся  поначалу  дамочку.  Работал  он  деловито,
распространяя на десять метров вокруг матерый чесночно-само-
гонный перегар.  Дамочка  взвизгивала,  охала  и  все  время
льстиво пристанывала:
   - Ах,  какой мужчина! Какой мужчина!!! Вы ведь не тронете
меня теперь, после всего? Ведь нет? Ах, какой мужчина!
   Был бы у Сергея револьвер,  он бы одним выстрелом  уложил
обоих, в спину, наповал!
   - Ах, какой... Вы ведь не убьете меня? Не будете стрелять
в меня?! Ах, какой вы могучий и дерзкий, ах!!!
   - Ня буду я в тя стрелить, уговорила! - просипел тип, за-
кончив дело.
   Он тщательно застегнулся,  расправил плечи, потом подхва-
тил голенькую дамочку на руки,  прошел с ней к дыре и бросил
свою ношу прямо вниз.
   - Не-е-е-ет!!!   -   донеслось  из  неведомых  глубин.  -
Не-е-е-е-ет!!!
   - Как его нет,- просипел тип,  - не нет,  а да!!! У нас с
мировой контрой один разговор! И никаких послаблений классо-
вому врагу!!! Ясно, едрит вашу переедрит!!!
   Какой-то офицерик,  молоденький и тощенький,  с рыженькой
полоской усиков на верхней губе ринулся было на палачей сво-
их.  Но затарахтел "максим",  и офицерик упал.  Рядом с  ним
упало еще человек восемь.
   Тип в кожанке ткнул пальцем в двоих, рыгнул пьяно.
   - Отволочь трупы паразитов в дыру,  едрена! Живо! За рас-
торопность вы у мене последними в расход пойдете!
   Пока отволакивали трупы к дыре, исполнители успели разда-
вить четверть с мутно-белесым содержимым.
   - Вот черти!  Вот иксплуататоры трудового люда! - шепотом
сокрушался дед Кулеха.  - Пьють! Ведь в натуре самогонку пь-
ють! А я уж девятый ден пощуся!!!
   Сергей зажимал ему рот и сам матерился - но мысленно.
   Потом опять стреляли - долго и нудно. Разлеталась крупны-
ми брызгами кровь, кричали жертвы, хлюпало и чавкало под са-
погами. Шла обыденная, повседневная работа.
   У Сергея ноги затекли,  он и стоять-то больше не мог. Го-
лова раскалывалась,  в спину будто кол осиновый вбили - и не
нечистая сила вроде, а хребтом этот кол чуял.
   После восьмого десятка исполнители опять пили. Пили и ру-
гали приговоренных.  Потом начали палить.  В  подземелье  от
смрада и пороховых газов дышать нечем было.  Половина остав-
шихся лежала без сознания в кровавой жиже,  другая жалась  к
стенам, сидела на корточках, дрожала - это были живые трупы,
их уже убили однажды - там,  наверху,  а теперь привели уби-
вать во второй раз, и потому многим было не так страшно.
   Трижды исполнители то поодиночке,  то тройками, приходили
мочиться. И Сергей все выбирал момент - сейчас,  вот сейчас!
он прыгнет на этого жирного гада во френче с  чужого  плеча,
сломает ему шейные позвонки,  придавит без звука, накинет на
себя френч, фуражку... и наверх, наверх! Пока разберутся что
к чему, он сомнет корявого у "максима", выскочит за дверь...
А там - была ни была!
   Но всякий  раз  его  что-то останавливало.  То ли духу не
хватало, то ли и впрямь не та раскладка раскладывалась.
   - У мене патроны кончились! - пожаловался колченогий.
   - Ты,  сука,  не сачкуй, не перекладай на других работен-
ку-то!  - взъярился тип в кожанке. - Лупи гнид по башке! Баб
можешь и так пихать, ети не выскочут, силенок не хватит!
   Колченогий стал "лупить" рукоятью в затылок. Судя по гул-
ким и глухим ударам,  всхряпам и хлюпам,  у него  получалось
все преотлично.
   Сергея тошнило.  Но желудок его, кишки, пищевод были пус-
ты,  безнадежно  пусты.Он  слизывал языком воду со стен.  Но
утолить жажды не мог,  пить хотелось страшно. Да и какая это
вода  была,  это  выступала на сводах растворенная в воздухе
кровь,  конденсировалась,  сочилась будто из самой земли-ма-
тушки.
   - Все, Филя! Завязывай! Изработались! - пьяно выдал нако-
нец тип в кожанке. - Остатних секи из пулемета! С етими гид-
рами по-благородному никак нельзя, Филя!
   - Заело чегой-то! - отозвался Филя.

   Дед Кулеха  нутром чуял,  что приблудный мужичок подведет
его, подставит. Ох, не Господом он послан, не Господом! Сов-
сем другой силой! Кулеха молился - но молился про себя, про-
сил только о себе!  Он восемь ночей продержался, и в девятую
его Силы Небесные оберегут,  не дадут на расправу. Но вот на
приблудного надежды не было. Шаткий мужичишка! И-ех, Серень-
ка!
   Сегодня каты что-то много пили. Деду Кулехе было невмого-
ту - хучь глоточек бы,  хучь полизать-то!  Нет,  стой и сопи
себе в две дырочки на тверезую башку! Ох, тяжко!
   Часто ходили отливать. А один, по самый конец, тот, что в
френче да фуражке, приперся в угол по большому делу, уселся,
раскорячился, надулся...
   Кулеха не успел и за рукав ухватить приблудного - тот со-
колом  вырвался  из ниши,  обрушился всем телом на сидящего.
Только хрустнуло что-то, треснуло, хлюпнуло... и все!
   - Моня! Засранец хренов! Че застрял-то?! - позвали от ды-
ры. - Щя допивать станем, смотри!!!
   - У-у-пту-у-у!!! - отозвался невнятно приблудный не своим
басом.
   А сам-то сдирал френч, напяливал фуражку, стаскивал сапо-
ги - дед Кулеха все видел, все! И-эх, погубит, ни за что по-
губит приблудный!  Сердчишко у старика дрожало заячьим хвос-
том, ноги подкашивались.
   - Моня-я!!! Едрена канитель! Мотри, не оставим!!!
   Исполнители были в дымину пьяные. Голоса их стали дурными
и бабьими,  как с недельного перепою. Дед Кулеха мелко-мелко
крестился,  закрывал глаза - он не хотел видеть таких страс-
тей, чего же будет-то?!
   - А-аййй!!!  - вскрикнул вдруг кто-то от дырищи.  -  Мать
вашу-у-у-у...
   На секунду воцарилось  молчание.  Потом  другой  выдохнул
проникновенно:
   - А Семен-то наш,  сучонок хренов,  дармоед косопузый,  в
дыру сверзился, оскользнулся!
   И еще немного помолчали.
   Потом басок выдал:
   - Помянем же,  товарищи, друга и бойца с мировой контрой!
Ну! Вздрогнули! Несгибаемый был борец, матерый человечище!
   Дед Кулеха осторожно приоткрыл один глаз.  И увидал,  как
приблудный Серенька,  обряженный во френч и фуражку, подыма-
ется по лестнице.  Вот он на первой ступеньке,  вот  на  пя-
той...
   - Куды, Моня?! - заволновался корявый Филя-пулеметчик.
   Удар был настолько мощным, что Филя взлетел в воздух, об-
рушился всем своим корявым телом на типа в кожанке,  сбил  с
ног. И тут же грянул пулемет.
   Когда дед Кулеха в следующий раз приоткрыл глаза, все ис-
полнители  валялись  в кровавой жиже на земле.  Позы их были
страшны и непристойны,  так могли валяться дохлые шакалы, но
не люди.  Дед Кулеха вышел из ниши, подошел ближе и плюнул в
катов.
   На верхней  площадочке  лестницы  никого не было.  Только
дверь тихонько поскрипывала.  Дед  Кулеха  преодолел  страх,
поднялся, потянул дверцу на себя.

   Сергей вихрем вырвался наверх.  Первого охранника он сбил
ударом в челюсть.  Второй из дальнего конца  заплеванного  и
загаженного  коридора успел выстрелить - пуля сбила фуражку.
Еще раз нажать на спусковой крюк охранничек не смог - Сергей
впечатал ему каблук в брюхо,  а когда тот падал, напрочь пе-
ребил шею - теперь не постреляет.
   - Караул, в ружье!!! - завопил кто-то из-за стены визгли-
вым перепуганным голосом.
   Черная вертлявая  тень  шмыгнула  в переходах и раствори-
лась.  Заключенные колотили в дверь изнутри,  орали, гудели.
Но  Сергею было не до них.  Да и кто они такие,  чего от них
ждать - Сергей не знал.  Он выскочил  на  широкую  мраморную
лестницу,  сбив  с  ног еще троих попавшихся навстречу.  Все
трое были хлипкими юнцами с длинными птичьими шеями и наивно
выпученными черными глазками. Все трое полегли молча, видно,
так и не поняв толком, что происходит.
   - Караул, в ружье-е-е!!! - заполошно вопил сам Сергей.
   И ему подтягивали,  начинали орать на все голоса. Контора
была большая,  одних черных кожанок не счесть, и это не счи-
тая прочего служивого люда.
   Перекрывая все  вопли и призывы обороняться от неведомого
врага, из черного четырехгранного рупора неслось оглушающе:

                 Но от тайги до британских морей
                 Красная армия  всех сильней!!'
                 Так -  тра-та-та-та-та!!!
                 Тв-та-та-пам-пам!!!

   Сергей выскочил  на  улицу.  Часовой - высоченный русский
парень с  прозрачно-бессмысленными  глазами  -  недоумевающе
поглядел  на него,  стал вытаскивать руку из кармана шинели.
На улице была весна. Солнце отражалось в грязных лужах, рас-
певали  суетные птахи.  Четверо молодцев сидело на корточках
чуть поодаль.  Все курили, поднося цигарки ко рту как по ко-
манде. Сергей не разбирался в тонкостях, но по лицам понял -
интернационалисты, скорее всего, венгры, может и австрийцы.
   Пока часовой раздумывал, интернационалисты встали, сунули
в рот цигарки,  вынули и сделали шаг к Сергею - приближались
они тоже, словно по команде.
   - Разорву к едрене фене!  - заорал Сергей во всю глотку и
театрально  вздел руки,  ничего более умного ему не пришло в
голову. - Ложись, сучары!!!
   Интернационалисты также  слаженно  пали ниц,  они явно не
жаждали быть разорванными.  Верзила стоял и раздумывал. Сер-
гей ткнул его в грудь,  вырвал винтовку. Прыгнул вперед - не
промахнулся:  хребет первого интернационалиста хрустнул  под
его сапогами. Винтовочный штык пронзил спину второго. Третий
с четвертым не поднимали голов,  они в основном любили расс-
треливать безоружных и потому просто не знали, как себя вес-
ти в данной обстановке. Русский парень все так и стоял стол-
бом.
   - Лежать!!! - крикнул Сергей для надежности.
   И дал  деру.  Это  было единственным,  что ему оставалось
сделать.
   - Держи контру!  Хватай гада!!! - доносилось в спину. Это
выскакивали из здания опомнившиеся юнцы с птичьими шеями. Но
бежать  вслед  они  побаивались - наверное,  караул так и не
поднялся "в ружье".  А без него юнцам  с  наивными  глазками
лезть  на рожон не с руки было.  Ходить по городу без сопро-
вождения отборной и многочисленной охраны они не  рисковали,
всего  год  их власть в городе держалась,  могли и не приве-
тить.

   Дед Кулеха под шумок преспокойненько выбрался сначала  из
подземелья,  потом  из темницы.  Он мышкой шмыгнул в одну из
боковых комнатушек здания.  И выпрыгнул в  окошко.  Там  его
прихватили,  встряхнули,  отобрали шапку и валенки. А потом,
набив морду и выдрав последние седые волоски  из  бороденки,
сунули в камеру. Законность восторжествовала.
   - Изверги!  - выругался вслед ушедшим старик.  И выплюнул
наземь выбитый зуб - последний свой зуб.
   В камере по углам да вдоль стен,  прямо на  полу,  сидело
человек семь или восемь, дед Кулеха после света не разобрал.
   - И-ех,  Господи!  - выкрикнул он,  грозя кулаком низкому
грязному потолку.  - За что караешь?!  Уже от чужих отличить
не могешь, и-ех, ты-ы!!!
   Монах, сидящий под зарешеченным крошечным окошком, цыкнул
на старика. И тот успокоился.
   Через час принесли с полковой кухни ведро помоев,  сверху
плавал смачный плевок в зеленых разводах.
   - А  это  вам соус от комиссара!  - съязвил выводящий.  И
хлопнул дверью.
   Ведро опустошили  за  две  минуты.  Деду Кулехе досталось
совсем чуток - три черпачка жижицы,  только что  жажду  уто-
лить.
   - Авось не помрем с голодухи-то! - стоически произнес он.
   - Это точно,  - согласился монах, - кому суждено быть по-
вешенным, тот не утонет.
   Кроме монаха в камере порядочных людей не было. Дед Куле-
ха это определил сразу,  а у него глаз  точный  был.  Сидела
всякая непонятная шантропа - три нищих с площади,  спившийся
учитель,  два пролетария,  опоздавшие к началу смены,  и еще
какие-то  непонятные типы.  Явной контры вроде и не наблюда-
лось, ежели не считать того же монаха, непонятно каким чудом
уцелевшего.
   - Ты чай не православный, браток? - поинтересовался дед у
черноризца. - Чай какой-нито ненашенской веры?
   - Чего вдруг? - обиделся монах, заерзал.
   - А  того,  - пояснил старик,  - вот гляжу я и думаю,  не
стрельнули тебя как врага народа,  не в прорубя  не  сунули,
это  ж как понимать-то?!  Нашенских навроде всех посовали да
постреляли! У их строго с етим!
   - Значит, час не вышел, - философски заметил монах, - еще
стрельнут,  не боись. Вот прорубей щас нету, весна... тут уж
не обессудь.
   Дед Кулеха не слышал ответа. Он уже посапывал вовсю - ус-
тал за прошедшие-то деньки и ночки, притомился.
   Разбудил его под вечер жуткий лязг.  Дверь в камеру  рас-
пахнулась - и два охранника прикладами вбили внутрь кого-то.
   - Крест Господень!  Едрена оказия!  - вырвалось у старика
поневоле, от прилива чувств.
   Видывал он битых и контуженных,  раненых и калеченных. Но
такое впервой увидал!  На приведенном мужике живого места не
было - казалось,  какой-то великан и силач взял в одну  руку
огромную терку, а в другую этого мужичка, да и построгал его
хорошенько как морковку. Все, торчащее из-под лохмотьев, го-
лова,  лицо, руки, ноги, грудь, было изрезано, исколото, ра-
зодрано, разбито. Кровь капала на пол, скатывалась в пыльные
шарики.
   - Бог ты мой, Серенька! - всплеснул ручонками дед Кулеха.
- Отзовися, ты ли это?!
   Мужик просипел чего-то и рухнул замертво на пол.

   Сергей верил в свою удачу. А та, видно, отказалась от не-
го.  Да  и была ли она когда-нибудь "своей"?!  Его прихватил
патруль на выходе из города.  Прихватили, а пропуск, который
лежал в кармане френча, вбили в рот вместе с зубами.
   Это потом уже он вытащил двумя пальцами обрывки из-за ще-
ки, запрятал под ремень. Хотели расстрелять на месте. Да од-
норукий матрос с косой челкой вдруг засомневался.
   - Не-е,  братва,  тут чего-то не тае, у меня глаз верняк!
Этот павлин не нашего поля ягода.  Шлепнуть-то проще просто-
го! - он сдвинул бескозырку на глаза и всмотрелся неожиданно
зоркими глазами в Сергея. - Эта гадина офицерских кровей! Из
нее жилы драть,  а не шлепать,  понимаешь,  по-людски! Мы ее
спровадим, куда надо!
   Сергею не дали и рта раскрыть.
   - Пошел,  золотопогонная шваль!  - ткнули в спину прикла-
дом, коленом под зад.
   И