.
     В  Польше  этот  принцип  воплотился  в  незыблемом законе, и ничего не
могло  быть  губительнее и нелепее этого закона. В польском сейме достаточно
было  одному человеку, который мог быть подкуплен внешними врагами, крикнуть
свое  liberum  veto*, чтобы сделать недействительным решение всего собрания.
В  республиках  украинских  казаков  по  обе стороны Днепра и в воинственной
Запорожской  Сечи  тоже  господствовал  принцип  единогласия  -  при издании
законов  там  никогда  не  применялось голосование. Однако бывало, что более
многочисленная   или,  во  всяком  случае,  более  сильная  партия  находила
действенный  способ  побороть  оппозицию.  Когда  возникал  особенно  важный
вопрос,  например  избрание  атамана  или  старшины,  и  ни одна из спорящих
сторон  не  намерена  была уступить, обычно в ход пускались кулаки, и, после
того  как  более  слабую  группу  вдосталь  полупили,  она  отказывалась  от
сопротивления,  достигалось  желанное  единодушие и кандидаты избирались при
всеобщем,  шумном  одобрении. Споры иногда разрешались и более быстрым путем
- ножами вместо кулаков.
     ______________
     * свободное вето (лат.).

     Вече  на  Руси,  особенно в Новгороде Великом, о котором мы осведомлены
подробнее,  чем  о  других,  временами  тоже бывало весьма бурным. Летописцы
сообщают  о частых горячих спорах, изредка кончавшихся кровавыми побоищами и
смертоубийством.  Но,  судя  по всему, то бывали лишь исключительные случаи.
Республика  не  могла  бы  существовать,  тем более достигнуть процветания и
могущества,  если  бы  в  ее  столице  постоянно  шла гражданская война. Как
правило,   в   споре   одерживала   верх  умеренная  позиция  и  расхождения
преодолевались  мирно,  путем  взаимных  уступок. Мягкость и восприимчивость
славянского   характера   допускали   самое   широкое  применение  принципа,
основанного   на  благородном  чувстве  -  уважении  к  правам  меньшинства,
чувстве,   объявленном   одним  выдающимся  английским  публицистом  основой
истинной свободы.


                                  Глава IV

ПЕРЕЖИТКИ САМОУПРАВЛЕНИЯ

     В  органах управления наших древних государств мы видим, следовательно,
ту  же  удивительную  черту,  которая  отличает скромные сходки в безвестных
деревнях, - принятие законов путем единодушного решения.
     Но,  как  уже  упоминалось  в  первой главе, это отнюдь не единственная
общая  черта,  присущая вечу и миру. Сходство обнаруживается и в частностях.
Можно   даже   сказать,   что   их   тождественность  почти  полная,  и  это
представляется  нам  явлением необыкновенно примечательным, если учесть, как
различны  условия,  в  которых  действовали эти два органа самоуправления, и
каким  длительным  временем они разделены: вече исчезло много веков назад, а
мир  в  деревне  сохранился и доселе. По своему укладу, несложным функциям и
беспорядочному  характеру  собраний  общинный сход является не чем иным, как
пережитком  веча,  правда  в  гораздо  меньшем масштабе, но без существенных
изменений   в   его   организации.  Если  и  существует  тут  различие,  то,
безусловно,  меньше, чем, скажем, между домашней кошкой и бенгальским тигром
или  между  пугливой  ящерицей,  прячущейся  при малейшем шорохе в ближайшую
щель,  и  свирепым  ящером, обитающим в реках Латинской Америки; невзирая на
их  кажущуюся разность, оба принадлежат к одному семейству, близкое сходство
между  миром  и  вечем  не  подлежит сомнению, и нетрудно было бы проследить
замечательную    преемственность    нашей    древней    системы    народного
самоуправления.  Собираться,  обсуждать свои дела, обеспечивать свои нужды и
управлять   своей   общиной  -  привилегия  свободных  людей,  и  вече  было
единственной  формой  правления,  приемлемой  для  средневекового славянина.
Даже  наши  корабельщики, храбрые новгородские ушкуйники, одновременно воины
и   гости-мореходы,   плывя   по   морям  и  рекам  целыми  компаниями,  как
средневековые  каменщики  или  современные  рабочие артели, вместе со своими
товарами  несли  в неведомые края и вече со всем его укладом. Наряду с вечем
Великого  Новгорода,  деяния которого описаны в старинных летописях, местные
веча  были  и  в  менее  крупных городах, а сходы - в бесчисленных деревнях,
разбросанных  по всей русской земле. Вечевой уклад в больших и малых городах
был совершенно сходен по своему характеру.
     Но  в  борьбе  за  существование,  борьбе  не  менее реальной в области
политической,  чем  в  животном  мире,  крупные  организмы  - городские веча
погибали,  как  те  допотопные исполины, которые вопреки своим размерам либо
не   способны   были   устоять   против  врагов,  либо  не  могли  выжить  в
изменившихся,   неблагоприятных  для  них  климатических  условиях.  Веча  в
меньших  городах  разделили  судьбу  своих  старших  братьев, в то время как
сельские  сходы,  неуязвимые благодаря самой своей незначительности, живут и
остаются  неизменными.  И  вот  мы  видим  перед  собой  любопытный, если не
единственный   в   своем   роде,  пример  из  исторической  палеонтологии  -
сохранение   в   течение   столетий  древнего  установления  при  совершенно
изменившемся и по своей сущности враждебном ему политическом строе.
     Позволительно  спросить,  каким образом могла произойти такая аномалия?
Очень  просто, таким же путем, каким маленькая рыбешка спасается через петли
большой   сети.  Всякая  форма  правления  основана  на  принципе  податного
обложения.  Государство  так же не может существовать без денег, как человек
без  принятия  пищи.  Но  в полудикой, малоцивилизованной стране с огромными
пространствами  и  совершенным бездорожьем, с населением, всегда находящимся
в  движении,  насилием  ничего  нельзя  достигнуть  и  за редким исключением
отдельных  членов  общины  нельзя  ни  обязать,  ни принудить. Правительство
может  принимать  законы  и  требовать  податей,  но оно не в силах обычными
средствами  заставить повиноваться законам и платить подати. По этой причине
царское  правительство  во  все  времена  было вынуждено признавать сельские
общины,  подтверждать  их  привилегии,  обращаться с ними как с независимыми
корпорациями  и  позволять  им  решать  свои  собственные  дела. Поземельные
списки  находились не у владельцев земли, а в общинах. Подати исчислялись на
основе  этих  списков и вносились сообща всей деревней. Если общинник уходил
из  деревни  и  не  вносил  своей доли налогов, казна не терпела убытка, она
взимала   ту  же  сумму,  пока  не  составлялись  новые  списки,  что  могло
растянуться на годы.
     Такова  была  податная  система,  проводившаяся  последовательно  всеми
правителями  России  -  князьями,  ханами,  царями  и  императорами. Никакая
другая  система  не  была возможна. Даже крепостничество не могло уничтожить
сельского  самоуправления,  и крупные помещики, владевшие и землей, и живыми
душами,   никогда   не   пытались  ограничивать  независимость  общины.  Все
политические  бури,  проносившиеся  над  страной, так же не могли поколебать
сельский  мир,  как  яростные  ветры,  пролетающие  над  океаном,  не  могут
нарушить  спокойствия  в  его  беспредельных  глубинах.  На  мир  могут лишь
повлиять  новые  принципы экономического строя, но на этом вопросе я не могу
остановиться  в  настоящей  книге.  Сохранение самоуправления среди простого
народа  -  это  в  высшей  степени примечательный факт. Он свидетельствует о
политической  и  экономической  жизненности  наших общин и объясняет, почему
всякий  раз, когда русский народ волен управлять своими собственными делами,
все  снова  и снова возникают старые республиканские установления. Это можно
доказать множеством примеров.
     В   XIII  и  XIV  веках,  в  период  наибольшего  развития  московского
самодержавия,  десятки тысяч крестьян, спасаясь от невыносимого гнета, нашли
пристанище  в  степях  Яика  (ныне Урал), Дона и Днепра. Беглецы, называвшие
себя  казаками,  основали несколько военных республик, почти во всем сходных
с  чисто  русскими  республиками.  Главное  различие  состояло  в  том,  что
казацкие   общины,   не   имея  княжеских  родов,  которые  снабжали  бы  их
правителями,  избирали  себе  военного  начальника  -  атамана,  гетмана или
кошевого,  -  исполнявшего  те  же  обязанности,  что и Рюриковичи в Древней
Руси.  Даже в наш век случалось (в 1830 г. в Старой Руссе и в других местах,
а  в  1856  г.  в  Орловской  губернии),  что повстанцы не ставили над собой
правителя,  а  немедленно  основывали  республику  sui  generis* и верховной
властью наделялось народное собрание.
     ______________
     * своего рода (лат.).

     Все  эти  факты позволяют с полной уверенностью утверждать, что глубоко
ошибается  тот,  кто  считает,  будто  русский  народ инстинктивно оказывает
предпочтение  деспотическому  образу  правления.  Напротив,  как  показывает
история  России, в русских живет такая сила стремлений к свободе, такая ярко
выраженная  склонность  к самоуправлению - а ведь большинство людей приучено
к  нему  с  детства,  -  что  они  с восторгом осуществляют свои чаяния, как
только у них возникает такая возможность.
     Но  что  тогда представляет собой их монархизм, преданность царю, о чем
так  много  толкуют? Монархизм русских крестьян - это концепция, относящаяся
исключительно  к  государству  в целом, ко всему государственному организму.
Если  бы  крестьяне  были  предоставлены сами себе и были вольны воплотить в
жизнь  свои  удивительные  идеалы,  они  велели бы Белому царю оставаться на
престоле,  но  прогнали  бы  и,  наверно,  перебили  бы  всех  губернаторов,
полицейских  и  чиновников.  Затем они основали бы множество демократических
республик  в стране, ибо в своем невежестве крестьяне не понимают, как может
управляться  вся Россия в целом. Крестьяне не видят, что бюрократия, которую
они  ненавидят,  и  царь,  которого  они  любят, - это две неразрывные части
одной  системы  и уничтожить одну, оставив другую, то же самое, что отрезать
руки  и  ноги,  оставив голову и туловище. Обманчивые представления русского
крестьянства  вызваны простым невежеством, и с распространением знаний среди
народа эти представления уступят место более правильному мировоззрению.
     Однако  не  всегда  было  так. Обманчивые представления не могут жить в
сознании  народа  в  продолжение пяти столетий и не могут порождаться только
воображением.  Причины возникновения и сохранения самодержавия надо искать в
истории  России  и  в  социальных  условиях,  исторически  оправдывавших его
существование.   Ибо   было   время,   когда   самодержавие  соответствовало
национальным идеалам народа и являлось средоточием его устремлений.


                                  Глава V

СТАНОВЛЕНИЕ ДЕСПОТИЗМА

     Каким  образом  ультрадемократический  строй,  преобладавший  на Руси в
течение  XI  и XII веков, превратился в течение трехсот или четырехсот лет в
деспотизм,  о  котором без преувеличения можно сказать, что равного ему свет
не видал?
     Чтобы  подробно  ответить  на  этот  вопрос,  пришлось  бы изложить всю
историю  развития  московской  монархии.  Но столь сложная задача выходит за
рамки  моих очерков. Я должен ограничиться кратким изложением событий и хочу
лишь  показать,  что роковой результат не является случайным или маловажным,
а мое описание древних вольностей на Руси ни в коей мере не приукрашено.
     Организация  центральной  власти  в  древнейшем  и наиболее развитом из
наших   городов   -   Великом   Новгороде   -  отличалась,  как  мы  видели,
исключительной  самобытностью  и простотой. Не только его орган управления -
вече,   но   и  все  государство  можно  уподобить  тем  растениям,  которые
независимо  от  величины  состоят  из  одной  только клетки. Земли Новгорода
намного   превосходили   владения   "Королевы  Адриатики".  Они  непрестанно
расширялись,  и метрополия обрастала колониями, частью завоеванными оружием,
частью  приобретенными  в силу договоров с коренным населением. Некоторые из
этих  колоний,  становясь  все  более  богатыми  и  многонаселенными, в свою
очередь  превратились  в  могущественные  общины.  Поэтому  настоятельнейшим
требованием  времени  было  установление полного согласия - modus vivendi* -
между  ними и метрополией и обеспечение таким путем целостности государства.
Но  что  же  предприняла  Древняя Русь, чтобы исполнить это веление времени?
Решительно   ничего.   Колонии   рассматривались   как   неотъемлемые  части
метрополии,  их  жители  вольны были по своему желанию прибывать в столицу и
участвовать  в  вечевом  собрании. Когда предстояло обсудить важные дела, их
вовремя   извещали   и  приглашали  присутствовать.  Но  если  представители
пригородов  не  приезжали,  вече  все  же  выносило свои решения, с жителями
пригородов считались не больше, чем с горожанами, не явившимися на вече.
     ______________
     * определение взаимных отношений (лат.).

     В  сущности,  на  колонию  смотрели  как  на  часть  города. Недаром ее
называли  "пригородом",  что означает административный район города, хотя до
этих  пригородов  иногда  был  месяц  езды.  Правда,  каждый  пригород  имел
собственное  вече,  управлявшее  местными  делами. Но общее законодательство
государства   было   исключительным  правом  столичного  веча,  и  ему,  как
верховной   власти,  жители  пригородов  обязаны  были  подчиняться.  Только
большое  вече  могло  также  выносить  решение  о войне и мире. "Как старшие
положат,  на  том и пригороды станут" - говорит древний летописец. Пригороды
подчинялись,  пока  они  были  молодыми  и  только еще набирали силу. Но как
только  они  чувствовали себя достаточно окрепшими и становились на ноги, то
прогоняли  посадника,  назначенного  столичным  вечем, выбирали на его место
князя  с  хорошей  дружиной  и объявляли себя независимыми. Иногда отделение
пригородов  происходило  мирным  путем.  Но  обычно  между  ними  и столицей
возникала  борьба, и, если мятежному пригороду удавалось отстоять свои права
силой,  его  независимость была окончательно признана. С положения пригорода
он  сразу  поднимался  до положения "младшего брата", и обе земли вступали в
союз  и  клялись  друг  другу  в  вечной  дружбе, что, разумеется, нимало не
мешало им поссориться при первом же удобном случае.
     Никто  не  думал  извлечь  урок  из  этих  частых отделений, и, когда с
течением  времени  отколовшиеся  пригороды  сами основывали новые пригороды,
процесс  разъединения  неуклонно  продолжался.  Так  внутреннее  развитие  в
средневековой  Руси  протекало  как  бы  в  соответствии с законами природы:
создавалось  все большее количество небольших независимых земель, которые по
существу  были  республиками,  но  по  форме  княжествами. В немалой степени
этому  способствовало  также  увеличение  числа княжеских родов. Всегда были
под  рукой  честолюбивые  княжичи,  жаждущие  власти  и  высокого положения,
готовые подстрекать пригород к отделению и раздувать в нем мятеж.
     Нечто   подобное,   хотя  и  вызванное  совершенно  другими  причинами,
происходило  и  в  некоторых  других  странах Европы. Результат был тот же -
становление  самодержавия.  Как  и  феодальные  бароны,  русские  феодальные
князья  непрестанно  воевали  друг с другом. Подчас горожане приходили им на
помощь.  Но  если  последние  не  проявляли интереса к этим распрям или даже
были  настроены  враждебно, князьям оставалось вверить свою судьбу дружине и
наемным отрядам кочевников, которых они принимали к себе на службу.
     В  конце  концов  страна,  опустошенная  вечными раздорами, потребовала
мира  любой  ценой.  Самым простым и легким - а при данных обстоятельствах и
единственным  -  путем  к  достижению  этой  цели  было  заменить  множество
князьков  одним-единственным  князем.  Ибо  только  в результате длительного
опыта,  развития  духовных  и  материальных  сил  народа  общество осваивает
сложный  и дорогостоящий механизм представительных учреждений - единственный
изобретенный  доселе  способ  совместить  единство  и независимость страны с
государственной безопасностью и личной свободой.
     Древняя   Русь,  не  знавшая  даже  азов  этого  трудного  урока,  была
вынуждена,   как   и   другие   народы,  подвергнуться  испытаниям  тяжелого
ученичества  в  школе деспотического правления. Тем более что политические и
социальные  условия делали установление самодержавной власти на Руси и более
легким,  и  более настоятельно необходимым, чем где-либо. Более необходимым,
ибо   тогдашней   Руси  приходилось  не  только  справляться  с  внутренними
неурядицами,   но  и  защищаться  от  непрестанных  нашествий.  Эти  набеги,
тревожные  и  опасные  в  начальный  период русской истории, в X и XI веках,
стали   в   XII   веке   страшными  и  едва  не  роковыми,  когда  на  смену
невоинственным  кочевникам  пришли свирепые татары. И только после окончания
этой  борьбы,  длившейся  пятьсот  лет, страна была полностью освобождена от
татарского ига и татарских нашествий.
     С   другой   стороны,  социальные  условия  на  Руси  создавали  меньше
препятствий  к  объединению  под  властью  одного монарха, чем в большинстве
других  стран. Обычно процесс объединения происходил в результате завоеваний
и  постепенного  присоединения соседних земель. Такое развитие, зависящее от
случайностей   войны,   было   медленным   и  трудным.  Маленькие  свободные
государства  обычно  защищались  яростно  и  долго.  Могущественная  местная
знать,  боясь  унизиться  до положения провинциального дворянства, связывала
свою  судьбу  с  князьями,  а  народ  вопреки  собственным  интересам  часто
действовал  сообща  со  своими правителями против тех, кого ошибочно называл
чужеземными  врагами.  Замкнутость  и  обособленность  их  жизни, являвшиеся
источником  мелких  неурядиц,  в  сочетании  с  тогдашним невежеством в свою
очередь  порождали  и  ненависть,  и  подозрительность. В Центральной Европе
монархиям  только  с  помощью  трудового  люда  городов  удавалось  побороть
враждебные  влияния  и  завершить процесс объединения путем укрепления своих
королевств.
     На  Руси  процесс  объединения  пошел в другом направлении. Если там не
было  класса городских тружеников, то, с другой стороны, было меньше преград
для  образования  монархии.  Земледельческое  население  лишь  частично было
оседлое.   Великие   пространства   неосвоенных   земель   были   необъятны,
хлебопашество  настолько  отсталое, что население кочевало с места на место.
Спалив  лес,  оно  самым  примитивным способом выращивало нужные ему хлебные
злаки.  Когда  земля истощалась или люди просто хотели переменить место, они
отправлялись  дальше,  и этот процесс повторялся до бесконечности. Крестьяне
всегда  готовы  были  обменяться  полями  с  соседями или даже перебраться в
другую  волость.  Они скитались по обширным русским равнинам в поисках более
плодородной  почвы и менее тягостной жизни. Целые деревни исчезали из одного
места, чтобы появиться потом в другом.
     Главное   направление   огромного  человеческого  потока,  естественно,
определяли  в  те  времена  политические условия. После татарского нашествия
этот   поток   хлынул   главным   образом  на  северо-запад,  где  княжества
Владимирское,  Тверское  и  Московское образовали единое государство, создав
устойчивую  форму  правления. Но между землями помимо главного потока были и
менее  сильные  течения. Непрестанное движение взад и вперед, отлив и прилив
масс  народа,  сплачивая  население  в  единое однородное целое, значительно
облегчили  объединение  страны.  Крестьяне  Твери, Казани и Вятки с течением
времени  уже  ничем  не  отличались  от  крестьян Нижнего Новгорода. В такой
стране,  как Русь, не было благодатной почвы для возникновения пристрастий и
крепких  местных  уз,  всегда характерных для населения, долго прожившего на
своей  земле  и  вкоренившегося  в  нее.  Чт