нерушимый  памятник  человеческому  безумию  и  собственной
глупости.
     Священникам  и  пастве,  облаченным  с  головы  до ног в столь надежные
доспехи,  разумеется,  нечего  было  учиться у еретических "немцев" (немых),
как  называли  всех без различия иностранцев. Они могли бы только осквернить
национальную чистоту русских людей.
     Так  клерикальный  фанатизм  воздвигал барьер между Россией и остальной
частью  христианской  Европы,  который  труднее было преодолеть, чем Великую
китайскую  стену.  Католики  и  протестанты  считались  не многим лучше, чем
язычники  и  магометане.  Связь  с  ними  была  грехом. Когда эти неверующие
приезжали  в  Москву  по  делам, им приходилось жить в особых кварталах, как
евреям  в  средневековых  городах.  Встречи иностранцев с местным населением
допускались  лишь  в случае крайней необходимости, и они не могли продлевать
свое  пребывание  в  стране сверх предписанного заранее ограниченного срока.
Послы    чужеземных   правительств,   прибывавшие   время   от   времени   с
дипломатическими  поручениями,  находились под постоянным надзором. Доступ к
ним  непричастных лиц преграждался стражей, день и ночь караулившей их дома.
Когда  послы  шли  по  улице,  люди  шарахались  от  них,  как  от чумных, и
разбегались  во все стороны, подчиняясь, конечно, приказу. А сановники и те,
кто  посещали  "чужеземных  дьяволов" в качестве официальных лиц, подвергали
себя  серьезнейшему  риску  быть  обвиненными  в  страшных  грехах  ереси  и
колдовства.
     Поистине  Московия  впадала  в  состояние  китайской  оцепенелости. Чем
больше  она  предавалась самовосхищению, чем больше старалась оберегаться от
связей  с Западом, тем глубже погружалась в варварство. Все путешественники,
посещавшие  Россию  в  XVII веке, были поражены низким уровнем ее культуры и
отсталостью   цивилизации.  В  пору,  когда  Западная  Европа  была  покрыта
университетами,  а  печатные  станки  можно  было  найти  в  любом городе, в
Московском   государстве   единственным   способом   размножения  книг  была
переписка  гусиным  пером.  В  1563  году  первая  книгопечатня, созданная в
стране,  была  разгромлена  по приказу духовенства как порождение дьявола, а
первопечатники  Иван  Федоров и Петр Мстиславец избежали суда по обвинению в
колдовстве  только  потому, что спаслись бегством. Арабские цифры, известные
в Европе в XII веке, в России ввели только в XVII веке.
     Все  отрасли  производства  были столь же отсталыми. Через два столетия
после  того, как повсеместно вошел в употребление порох, царские солдаты все
еще  воевали  с  луком  и  стрелами,  даже  тогда,  когда  территория страны
настолько  расширилась,  что  армия, стоявшая на страже ее границ, и расходы
на  ее  содержание за сто лет увеличились втрое, ибо войны, происходившие на
большом   расстоянии   от   столицы,   были  сопряжены  с  гораздо  большими
трудностями  и с огромными издержками. Вплоть до начала XVII столетия Россия
продвигала   свои   границы   на  восток.  Теперь  она  начала  наступать  в
противоположном  направлении,  войдя  в  соприкосновение с цивилизованными и
сильными  державами  Запада,  против которых ее войска и военное снаряжение,
победоносные в борьбе против азиатских кочевых племен, были мало пригодны.
     Чтобы  удовлетворить новые требования, естественные ресурсы страны были
недостаточны,  и  на  народ  налагались непосильные тяготы. В правление царя
Алексея  Михайловича,  в пору самых блистательных завоеваний, страна в то же
время  и  по  той  же причине стала ареной беспримерного по своей жестокости
социального и экономического кризиса.
     Никогда  еще  народ не был так тяжело обременен податями. Массы горожан
и  крестьян,  будучи не в силах нести это ярмо, оставляли свои дома и поля и
убегали  куда  глаза  глядят.  Это  делало  участь  тех,  кто оставался, еще
безнадежнее.  Им  приходилось  платить  подати  не  только  за себя, но и за
беглецов  соседей.  Множество  несчастных умерло под палками податных, сотни
деревень  были  заброшены,  а  жители рассеяны по всей стране. Правительство
пыталось   бороться   с   побегами   при   помощи   свирепых  указов  против
бродяжничества.  Но  единственным результатом этих мер было увеличение числа
"бродяг"  и превращение их в разбойников. Беглецы прятались в лесах и глухих
местностях,   целыми   толпами   переходили   границы,   находя   убежище  у
воинственных казаков на Днепре и Дону.
     Непокорные   поселенцы,   занимавшие   степи,  когда-то  принадлежавшие
татарам,  получив  теперь  новые подкрепления, отказались от своей пассивной
роли  беглецов  и  взялись  за  оружие,  чтобы отомстить тем, кто их изгнал.
Неистовый  казачий  атаман  и народный герой Стенька Разин возглавил грозное
восстание,  поднял  против  царского  правительства  всю  юго-западную часть
страны;  он  захватил  ряд  городов,  предал  мечу  всех  богатых и знатных,
попавших  ему  в  руки,  и  потряс Московское государство до основания. Но в
самый  критический  момент, когда, казалось, решалась судьба России, казачье
войско  было  разбито наголову солдатами, вооруженными современным оружием и
обученными немецкими офицерами.
     Народные   волнения,   вызванные   невыносимым   бременем   податей   и
бесчеловечностью,  с какой их взимали, происходили также в Новгороде, Пскове
и  других городах. Даже в столице народ восстал, и царю удалось умиротворить
его  только  тем,  что  он  пожертвовал  несколькими любимцами, предав казни
самых  верных  своих  советников,  которых простой народ, как обычно, считал
виновниками всех бед.
     Было  очевидно,  что  положение  в стране достигло большего напряжения,
чем   она   в  состоянии  вынести.  Чтобы  удовлетворить  новые  потребности
государства  и  справиться со все возрастающими трудностями, необходимо было
влить   новую   жизнь  в  государственный  организм.  Эту  цель  можно  было
осуществить  лишь  одним способом: перейти на путь европейской цивилизации и
с   помощью   науки  и  промыслов  увеличивать  производительность  труда  и
развивать  природные  силы  страны.  Необходимость в этом была столь явной и
безотлагательной,  что  даже  жестокий  и суеверный обскурантизм московского
правительства  не  мог  более  противиться прогрессу. В царствование Алексея
Михайловича  европейская  цивилизация  приобрела  первую  опору  в стране. В
Москву  стали  приглашать  иностранцев, в столице обосновалась целая колония
иноземных   ремесленников,   и   часть  армии  была  вымуштрована  немецкими
офицерами  и  снаряжена немецким оружием. Это было только начало. Теперь уже
нельзя  было  больше  преграждать  доступ  цивилизации.  С другой стороны, в
стране,   где   малейшее  изменение  в  покрое  платья  рассматривалось  как
необычайное  новшество, прогресс мог быть лишь несмелым и очень замедленным,
а история не ждет.
     Россия  так  сильно  отстала  от  других стран, что, если бы она еще на
несколько  поколений  погрязла в своей суеверной косности, ей никогда уже не
удалось  бы  восстановить утраченные позиции. У ее границ быстро усиливались
германские  государства. Пруссия прочно обосновалась бы на Балтийском море и
-  кто  знает,  на  какой  срок!  - преградила бы России единственный путь к
международной   торговле   и  европейской  культуре.  Опасность  можно  было
предотвратить  только  быстрыми,  действенными мерами и не обычными методами
реформ,  а  решительным  путем  революции.  Это  было сделано Петром Первым,
которого   справедливо   прозвали   Великим,  и  никогда  еще  революция  не
совершалась более своевременно.


                                 Глава VIII

ВЕЛИКИЙ РЕФОРМАТОР

     Жизненный  путь  Петра  Великого  хорошо  известен,  и  нет  надобности
рассказывать  о его деятельности. Преобразования Петра, надо заметить, были,
в  основном,  политическими. Нет ничего нелепее, чем представлять себе этого
царя,  с  беспощадностью проводившего свои реформы, как человека возвышенных
чувств,   восхищавшегося   чудесами   цивилизации   и   пылавшего   желанием
распространить  ее  в  своей  империи  для духовного совершенствования своих
подданных.  Чтобы  быть  в силах исполнить свои новые предназначения, Россия
прежде  всего  должна  была  превратиться  в  могущественную  державу,  и на
достижение  этой  цели  Петр  направил  все  свои  усилия. Наука, культура и
искусство  ценились  им  единственно  ради  их  практической  пользы  и лишь
постольку, поскольку они способствовали его политическим предначертаниям.
     Главной  целью  Петра  была  организация  мощных  военных  сил,  хорошо
вооруженных,  дисциплинированных  и  снабженных  современным  снаряжением  и
военными   материалами   исключительно   отечественного  производства.  Петр
покровительствовал   тем  наукам  и  основывал  те  школы,  которые  обещали
готовить  ему  хороших  офицеров,  инженеров  и администраторов. Он особенно
благоприятствовал  отраслям  промышленности, удовлетворявшим потребности его
армии  и  флота  и  больше  всего способствовавшим увеличению доходов казны.
Такой,  по  существу  материальный,  характер  новая  культура  сохранила  в
течение  более  ста  лет,  когда  она  пользовалась  неизменным поощрением и
поддержкой  правительства.  Только  приблизительно  к  середине  XVIII  века
немецкие  философские  идеи  стали  в какой-то степени вытеснять французское
влияние  и  возникла  более  либеральная и гуманитарная концепция культуры -
перемена, на которую правительство смотрело отнюдь не с удовольствием.
     Но  для  того,  чтобы  насильственным  путем вводить новую цивилизацию,
даже  и  в  исключительно материальной форме, необходимо было войти в тесные
сношения  с  иноземцами,  решительно  порвать  с прошлым и уничтожить старые
обычаи   и  предрассудки.  Народ  в  своем  отвращении  к  реформам  находил
поддержку  в религии - сильнейшей моральной силе, которой он обладал. В этих
условиях  полумеры  были бесполезны. Необходимо было объявить открытую войну
не  только  против  суеверий,  но  и против духовенства, которое разжигало и
направляло  их.  Петр  так  и сделал. И хотя со стороны теократического царя
это  была дерзновенная и смелая политика, но он полностью достиг своей цели.
Старая   церковная  организация  была  сломлена,  и  высшие  духовные  лица,
противившиеся   петровскому   перевороту,   были   замещены  менее  упрямыми
служителями культа, одолженными у православной церкви Украины.
     Но  победа  Петра,  хотя  и полная, была завоевана не без потерь. Царь,
применивший  к церкви насилие, царь, окруженный еретиками, одетый в немецкое
платье,  который  мало  того  что  сам  остриг  бороду,  но  и  заставил так
поступить  своих  придворных,  -  такой  царь не мог, конечно, внушить своим
подданным   того   восхищения,   какое   они   с  готовностью  выражали  его
предшественникам.  Петра  даже  объявили  антихристом.  И,  что  чрезвычайно
характерно  для социального и политического положения тогдашней России, в то
время  как  чудовищные  жестокости Ивана Грозного не вызывали даже видимости
сопротивления,  преобразования  Петра  приводили к взрывам открытого мятежа,
поощряемого  духовенством  и  разжигаемого  фанатическими противниками царя;
некоторые  даже  покушались  на  его жизнь. С другой стороны, не подлежит ни
малейшему  сомнению,  что  ни Петр, ни кто-либо из его преемников уже не мог
бы  безнаказанно  совершать те мерзости, которые навлекли позор на правление
прежних  московских царей. Павел I был умерщвлен собственными придворными за
преступления  куда  менее  ужасные,  чем  те,  что  совершались в Московском
государстве.  И  для нас теперь совершенно очевидно, что превращение царства
в  империю ограничило царский произвол. Царь, все еще могущественный, уже не
обладал божественными атрибутами.
     Однако  благодаря  секуляризации  государства  - да будет мне дозволено
употребить  этот термин - самодержец, утеряв некоторые державные прерогативы
и  будучи  вынужден  несколько сдерживать свои личные капризы, еще в сто раз
усилил свою подлинную власть.
     Московские  цари  подобно  восточным деспотам могли угнетать и изводить
людей  сколько  их  душе  угодно;  но в отношении всяких новых установлений,
имея  лишь  ограниченное  влияние  в  государственных  делах, они были почти
бессильны.  Поразительное  явление:  когда  люди  ставят над собой государя,
которому   приписывают  деспотическую  власть  и  чуть  ли  не  божественные
свойства,  им  удается,  сковывая  его  инициативу  невидимыми цепями, почти
свести  на  нет его власть самой неумеренностью своего поклонения. В древней
Японии  придворные  сумели  убедить  микадо,  что, если он сделает хоть одно
движение,  мир распадется на куски. И вот бедняга, чтобы предотвратить такое
страшное  бедствие,  часами  просиживал  на  троне  не  шевелясь, не моргнув
глазом  и  не  произнося  ни  звука. И хотя перед ним преклонялись как перед
полубогом,  он  был  в  действительности  более  бессилен  и  безвреден, чем
последний  из  его  слуг.  Если  бы  ловкие  японцы  могли  уговорить микадо
продлить  свое  состояние покоя на пятнадцать часов, мы имели бы удивительно
оригинальный   пример  противоречивости  выражения  "бессильный  деспотизм".
Однако  им  не  удалось  полностью достигнуть своей цели. Микадо преодолевал
затруднение  таким  образом,  что,  сходя  с  престола, оставлял на нем свою
корону.
     Все  же  за  японцами  должна  быть  признана  пальма первенства: нигде
больше  не  придумали ничего столь простого и действенного. Но нечто похожее
можно   найти   во  всех  деспотиях.  С  помощью  так  называемого  этикета,
представляющего   собой  не  что  иное,  как  способ  сдерживать  активность
монарха,  заставляли  его  тратить  столько  времени  и  энергии на пустые и
бессмысленные  церемонии,  что  он физически уже не был в состоянии серьезно
заниматься  государственными делами и власть в стране - нравилось ли это ему
или  нет  - в значительной мере переходила в бесконтрольные руки министров и
придворных.  Такова  была картина при старом французском дворе - ее блестяще
описал  Тэн  -  и,  вероятно,  в  еще  большей степени при московском дворе.
Единственная  разница  заключалась в том, что бурбонским королям приходилось
отдавать  большую  часть своего времени самому церемониалу - приемам, levee,
публичным  трапезам и так далее, в то время как московские цари были главным
образом  обременены  исполнением  религиозных обрядов, обеднями, посещениями
монастырей  и  осмотром священных реликвий. Затем следовали обычные ритуалы,
ибо  в  теократическом  государстве  все  священно,  за  исключением жизни и
свободы  граждан.  Если  бы  ему  вздумалось,  царь  мог сжечь город дотла и
предать  мечу  жителей  целой  области.  Но он не мог, не возбудив всеобщего
негодования,  пренебрегать старинными обычаями или нарушать неписаные законы
своего  двора.  Царь  мог  безнаказанно отрубить голову дворянину или засечь
боярина,  но  он  не  мог,  не вызывая глубокого и длительного недовольства,
назначить  на высокий пост человека низкого происхождения. Даже такой тиран,
как  Иван IV, не позволил себе присвоить своему любимцу и наперснику детских
лет  Адашеву низший дворянский титул, так как его отец был скромного звания.
А  царь  Алексей  Михайлович  лишь  под  конец своего царствования осмелился
поднять   своего   тестя  и  друга  Артамона  Матвеева,  простого  сельского
дворянина, в звание боярина.
     Чтобы   примирить   права,   данные   происхождением,   с  требованиями
государственной  службы,  была создана двойная администрация: знатные думные
бояре   возглавляли  приказы,  но  их  обязанности  были  строго  ограничены
военными  делами;  у каждого из них был свой думный дьяк, человек незнатный,
но  с  большими  способностями.  Эти люди и управляли отдельными приказами и
коллегиями.  То  было  печальной  памяти  время  дьяков  и  подьячих;  они и
осуществляли   исполнительную   власть  в  стране.  Но  зависть  и  интриги,
неизбежно  возникавшие  между  думными  боярами  и  приказными,  значительно
ослабляли  действенность  администрации, ибо бояре из трутней превратились в
тормоз и обузу к большому ущербу для управления страной и во вред народу.
     Если  секуляризация государства несколько уронила престиж его главы как
теократического  монарха,  то,  с  другой стороны, освободила его от давящих
оков  религиозной  и  придворной рутины. Царь стал хозяином своего времени и
мог  всецело отдаваться государственным делам. Он стал также полным хозяином
в  стране  и  получил  возможность  назначать на правительственные должности
тех,  кого  считал  подходящими.  Его  политическая  власть вследствие этого
значительно  усилилась, и он теперь действительно мог взять бразды правления
в  свои руки. Великий преобразователь и не желал ничего другого. Отметая все
устарелые  иерархические  притязания,  Петр  нисколько не стеснялся обходить
знать  и  назначать  на  высшие посты безвестных плебеев, если обнаруживал у
них  недюжинные способности. Государственное управление было организовано по
немецкому  образцу, с разветвленной системой учреждений, зависящих только от
главы  государства,  которому  принадлежала  вся  полнота  неограниченной  и
верховной   власти.   Петр  мертвой  хваткой  держал  всю  страну  -  народ,
дворянство,  духовенство  -  и делал все, что хотел. Его единственной мыслью
было  превратить  Россию  в  могучее  государство. На эту цель он и направил
свое рвение, заставив все классы общества добиваться ее достижения.
     Московское  государство  не имело постоянной армии. Крепости охранялись
стрельцами,  которые  по окончании срока службы расходились по домам. Войска
состояли  главным  образом  из дворян, и им за службу жаловали в пожизненную
собственность  земельные  угодья,  а  иногда,  правда  редко, наследственные
поместья.  После  окончания  войны  они  жили в своих деревнях. Но для того,
чтобы  поставить  Россию  в равное положение с соседними странами и получить
возможность  выполнить свои планы, Петру нужны были постоянные военные силы.
Эту  задачу  он  осуществил  столь  же  простым, как и действенным способом.
Одним  росчерком  пера  он  преобразил  свое  ополчение, состоявшее из людей
завербованных,  в  постоянную  армию  с неизменным составом. Чтобы заполнить
бреши,  оставляемые в ее рядах войнами, и обеспечить новое пушечное мясо, он
ввел  воинскую повинность с чудовищным условием: солдаты должны были служить
в   армии   двадцать   пять   лет.   Дворянам   еще  больше  не  повезло.  С
двадцатилетнего   возраста  всех  здоровых  телом  и  душой  молодых  дворян
обязывали  призываться на службу, то есть служить государству в той или иной
области  -  в  армии, во флоте или в администрации - до самой смерти. Только
ранение или полная дряхлость давали им право вернуться к частной жизни.
     Дворяне  обязаны  были  отдавать  государству не только свои физические
силы,  но  и умственные способности, и, для того чтобы они могли это сделать
наилучшим  образом,  Петр  приказал им учиться. Все молодые люди дворянского
происхождения  должны  были  посещать  специальные школы, в которых получали
образование.   Если  они  не  посещали  занятия  добровольно,  их  приводили
солдаты.  Если  они  оказывали  сопротивление,  их  подвергали порке, а если
родители,  слишком  невежественные  и  суеверные, чтобы оценить преимущества
культуры,  прятали  их,  родителей  тоже  секли.  Когда подневольные школяры
достигали  двадцати  лет,  их  экзаменовали.  Те, кто выдерживали испытания,
назначались  на государственные должности; те, кто проваливались, осуждались
на безбрачие и пожизненную службу рядовыми во флоте.
     Чтобы  вознаградить  дворянство  за  вечные  узы,  привязывающие  их  к
государству,  или,  вернее,  чтобы  облегчить  им  бремя,  налагаемое царем,
поместья,  находившиеся  в  их владении только пожизненно, были превращены в
наследственные  имен