го периода Российской
империи,  при  Петре  Великом,  дальнейшие  усилия  в  этом направлении были
невозможны,  так  как  все  живые  силы  народа  были  привлечены  на службу
государству.  Но,  когда  столетие  прогресса  породило  образованный класс,
попытка   была   возобновлена  и  нашла  свое  выражение  в  так  называемой
Жалованной   грамоте   дворянству,   дарованной   дворянам   Екатериной  II.
Губернским  дворянским  собраниям предоставлено было право избирать из своей
среды  членов  местной  администрации  и  судебных  органов,  а  также право
контроля     над     всеми     правительственными    чиновниками,    включая
генерал-губернатора,   который   обязан  был  представлять  комиссии  дворян
финансовый отчет губернии.
     Право  контроля,  особенно  в отношении финансовой сметы губернии, - по
видимости  во  всяком случае - означало самое широкое самоуправление. Однако
это  установление  всегда  было,  конечно, чистой формальностью. Для господ,
живущих  среди  масс  крепостных,  было бы вершиной глупости ссориться из-за
нескольких  тысяч  рублей,  принадлежащих  "матушке России", с губернатором,
который  командовал  военными силами и только один мог держать в узде рабов,
возделывавших  их  земли.  Новое  аристократическое  самоуправление с самого
начала  было  мертворожденным  институтом,  совершенно  неспособным защищать
государство  от  колоссального  воровства его чиновников. Правильно говорили
после  Крымской войны, что поражение нашим армиям нанесли не союзные силы, а
собственные администраторы, поставщики и чиновники.
     Когда  по  окончании  войны  сочли необходимым полностью реорганизовать
все   общественные   учреждения   страны,   невозможно   было   пренебрегать
единственной  возможностью  хоть в какой-то степени предохранять государство
от  безмерной  прожорливости его чиновников; эту возможность предоставило бы
местное   представительное   управление.   Поэтому  вслед  за  освобождением
крестьян   самой  неотложной  задачей  было  создание  земства.  И  из  всех
институтов,  вновь основанных или преобразованных в первые годы царствования
Александра  II,  ни  один  так  мало  не  пострадал  от последующей свирепой
реакции, как земское самоуправление.


x x x

     После   принятия   решения   ввести  систему  местного  самоуправления,
абсолютно  необходимого  для  жизни государства, в 1864 году было выработано
Положение   о   земских   учреждениях.   Но   власти   проявили   достаточно
осторожности,  чтобы не допустить самоуправления в слишком большой дозе, тем
более  что  реакция  уже  начала  поднимать  голову.  Роль,  предоставленная
земству  в  местных  делах,  фактически  была весьма ограниченной. Оно могло
распоряжаться  только  двадцатью  двумя  миллионами  рублей  из  общей суммы
доходов  губернии.  Из  этих  денег  приходилось  нести  тяжелые  финансовые
обязательства,  совершенно  не входившие в круг земской деятельности: ремонт
казарм,   продовольствие   для   солдат,   расходы  по  рекрутским  наборам,
расквартирование  войск  и  удовлетворение  других  подобных  же требований.
Столь   большие   повинности,  не  имеющие  никакого  отношения  к  местному
самоуправлению,  поглощали  львиную долю местных доходов и оставляли земству
всего  только  четыре  миллиона  для  собственных целей: строительства школ,
здравоохранения,  хозяйственных  предприятий  и  прочего.  Разумеется, денег
было  мало, и, если земство вообще хотело приносить какую-то пользу, их едва
ли хватало.
     Ограничение  земств  средствами вызывалось желанием властей помешать им
проявлять  слишком  большую активность в их расходовании; были также приняты
действенные меры, чтобы не допускать их вторжения в область политики.
     Сборы  земств  были очень короткими и созывались с большими перерывами.
Гласные  встречались только раз в год, причем уездные земские собрания могли
длиться  две  недели,  а  губернские  - три недели. Едва ли оставалось время
обсудить  общие  вопросы  и  дать  указания  своему исполнительному органу -
управе, занимающейся текущими делами в промежутках между собраниями.
     В   сущности,  самоуправление,  введенное  в  1864  году,  в  некоторых
отношениях  было  хуже,  чем дворянские вольности, дарованные Екатериной II.
Земства  не  только  не  наблюдают  за деятельностью генерал-губернатора, но
генерал-губернатор  самым  бесцеремонным  образом наблюдает за деятельностью
земств.  Он  проверяет  их отчетность, без его разрешения нельзя публиковать
сообщения  о  земских собраниях и прениях. Он в любой момент может вмешаться
и  одним  своим  словом  остановить исполнение всякого постановления земских
учреждений   под   предлогом   их   "несогласия   с   законами   или  общими
государственными  пользами",  то  есть,  попросту  говоря,  если  оно ему не
нравится.  Правда,  губернаторское  запрещение  не  окончательное, оно может
быть  обжаловано в Сенате. Но так как земство собирается лишь раз в году, то
мероприятие,  приостановленное  губернатором,  все  равно нельзя проводить в
жизнь  в  течение двенадцати месяцев, даже в том случае, если Сенат сразу же
отменит  решение  губернатора,  а  не будет откладывать дело два, а то и три
года.  В  вопросах  местного  управления, не терпящих отлагательства, запрет
губернатора практически непреложен.
     Чтобы   поставить   земства   в   еще   более   полную  зависимость  от
правительства,   у   них   отнято  право,  которым  пользовалось  дворянское
собрание,  -  назначать  начальников низшей администрации - исправников. Это
право  оставлено  за  губернатором.  Кроме  того,  земство  не  имеет  своей
исполнительной   власти.   Все   дела   должны   вестись  правительственными
чиновниками,  а  это  всегда  сопряжено  с бесконечными дрязгами, особенно в
финансовых  вопросах.  Сбор  земских налогов поручен земству, но, будучи для
государственных   казначеев   лишь  делом  второстепенным,  неответственным,
исполняемым,  так  сказать,  из любезности, оно проводится из рук вон плохо.
Недоимки  с  казенных  имуществ  и  с  помещиков непрестанно растут, и общая
задолженность   все   увеличивается,   что   причиняет  земству  бесконечные
неприятности.
     Однако  вернемся  к  нашей  непосредственной  теме - предосторожностям,
принимаемым  правительством,  чтобы помешать земству вмешиваться в политику.
Одна  из  предупредительных мер - лишение земства права (если столь скромную
привилегию  можно  называть правом) обращаться с петициями непосредственно к
императору,  хотя  дворянские  собрания  широко  им  пользовались.  Земствам
фактически  не  позволено  брать  на  себя инициативу ни в каком общественно
полезном  начинании.  Они  нигде  не могут возвысить свой голос, кроме как в
приемной  министра,  своего прямого начальника, и в девяти случаях из десяти
министр даже не удостаивает их ответом.
     И  все  же новое самоуправление, невзирая на его недостатки, имело одно
несравнимое  преимущество  перед  старой  системой  -  оно  не было обманом.
Реформа   1861   года   уничтожила   рабство;   дворяне  и  крестьяне  стали
согражданами   одной   страны  и  равными  перед  законом.  Невозможно  было
ограничить  самоуправление  одним  лишь  сословием.  Это  значило бы оживить
крепостничество  в  другой  форме.  Поэтому все сословия участвуют в земстве
предписываемым   числом   гласных.  Но  разделение  депутатских  мест  между
сословиями вопиюще неравное.
     Земские  гласные  избираются  сословием, ими представляемым. Крестьяне,
дворяне  и  города  избирают  своих гласных на отдельных выборных собраниях.
Число  депутатов от каждого сословия заранее установлено, и нет ничего более
несправедливого,  чем  распределение  количества гласных в нашем парламенте,
выгодное  только  дворянству.  Крестьян насчитывается в стране 60 миллионов,
они  платят  83 процента всех налогов (по подсчетам князя Васильчикова, даже
90  процентов),  а  имеют  в  среднем 38,6 процента общего числа депутатских
мест.   Помещики   насчитывают   только   1  миллион  человек,  их  вклад  в
национальный  доход  не превышает 7 процентов, но избирают они 46,2 процента
гласных; участие городского сословия составляет 15,2 процента.
     В   ряде   губерний,   особенно   в   восьми   центральных   губерниях,
несоответствие   еще   более   значительно.   93  тысячи  крупных  помещиков
представлены 1817 гласными, а 6 миллионов крестьян - только 1597 гласными.
     Так  что  дворяне  в  целом  имеют в местных парламентах почти половину
всех  мест.  Но  это  соотношение  еще  далеко  не точное мерило их влияния,
особенно  в  губернских земствах, где выборы двухстепенные. Крестьян большей
частью  представляют  деревенские  старосты.  Они  административно подчинены
предводителю  дворянства, который одновременно является земским начальником,
и ему подчинены органы крестьянского самоуправления.
     Наконец,   с  целью  исключения  из  земства  наиболее  демократических
элементов   из   мелкопоместных   дворян,   установлен   необычайно  высокий
избирательный  ценз - владение от 200 до 300 десятин земли в густонаселенных
уездах  и  800 десятинами в более редконаселенных местностях. С помощью этой
уловки  достигается  то,  что  число  избирателей,  принадлежащих к наиболее
образованным кругам дворянского сословия, очень невелико.
     Таким  образом,  система  самоуправления,  введенная  в  1864  году,  в
сущности,  ставит  народ  под опеку привилегированного сословия, вернее, его
богатой   и  консервативной  верхушки  с  одновременным  отстранением  более
либеральной  и  прогрессивной  части  -  мелкопоместного  дворянства. Трудно
вообразить,  чтобы Валуеву удалось изобрести что-либо еще менее либеральное,
способное  лишь  превратить  самоуправление в орудие реакции и в препятствие
на  пути  реформ.  Но правительство, в конце концов, все же ошиблось в своих
расчетах.  Можно  по  пальцам  сосчитать  те случаи, когда дворяне - гласные
земства     пытались    использовать    свое    превосходство    к    выгоде
привилегированного сословия, к которому они принадлежат.
     Самые  серьезные усилия земства были в первую очередь направлены на то,
чтобы    предоставить    большее   влияние   крестьянам,   усилия,   которым
правительство,   всегда   клявшееся   в  своей  любви  к  труженикам  полей,
разумеется,  воспротивилось.  И  когда  позднее,  в 1871 году, правительство
просило  совета  у  земств  34  губерний  относительно некоторых изменений в
податной  системе,  все 34 земства высказались за уничтожение привилегий, за
облегчение  тяжелого  бремени,  возложенного  на  крестьянство, и предложили
принять податную шкалу, пропорциональную доходам налогоплательщиков.
     Тем   не   менее   наше   земство   заслуживает   упрека  в  чрезмерной
почтительности  к властям и в недостатке гражданского мужества. Политические
теории   земских  деятелей,  отважившихся  изложить  их  в  печатавшихся  за
границей  газетах  и  брошюрах,  далеко  не  являются  образцом политической
мудрости.  Проекты  экономических реформ, кои дозволено было им публиковать,
- чистейшие паллиативы.
     Я  не  имею  ни  малейшего  желания  особенно превозносить наши местные
парламенты.  Но  нельзя  отрицать,  что они проявили достойную всяких похвал
активность,  и  в начале своей деятельности, до того как правительство взяло
их  за  горло,  земцы  трудились  с горячим усердием и преданностью делу, на
благо  народа,  а  не  для  выгод  сословия,  к  которому большинство из них
принадлежало.  В  течение  немногих лет земство увеличило местные доходы с 4
до  16 миллионов, проявляя также и в других областях глубокое понимание нужд
народа.  Их  деятельность  показывает,  что  они  обладают здравым смыслом и
практическим  взглядом  на  вещи. Они доказали это, приняв близко к сердцу и
поставив  во главу угла самое важное дело, от которого зависит благоденствие
России,  - народное образование. Ибо только через просвещение массы придут к
тому,  чтобы  самим  судить  и  действовать.  Мы видели, как энергично земцы
взялись  за  основание  начальных школ и с какой рьяностью они защищали свою
деятельность от нападок министра народного просвещения.
     Но  земские  деятели не ограничивались организацией начальных школ. Они
пытались  создавать  также  средние  и профессиональные школы, чтобы сделать
доступными  для  молодежи  техническое  образование  и прикладные науки. Они
стремились  объединить  свои  усилия  с  инициативой  частных  лиц - примеры
такого  сотрудничества  весьма  часты  в России - в основании педагогических
институтов  с  последующей  передачей  их  в  дар  обществу,  и,  если бы не
недостаток  места, я мог бы к этому прибавить множество свидетельств энергии
и предприимчивости наших местных парламентов.
     Они  сделали  фактически  все, что возможно было со столь ограниченными
средствами.   Земство  впервые  стало  оказывать  крестьянам  хоть  какую-то
медицинскую  помощь, ибо до того времени они были не лучше обеспечены в этом
отношении,  чем  дикари  в  Африке.  Земство направляло врачей в захолустные
деревни,  отдавая  предпочтение  женщинам-врачам  и сведущим фармацевтам, и,
где  могло,  строило больницы. Оно всячески старалось предоставлять средства
хозяйственным   предприятиям,   с   помощью   которых   надеялось  облегчить
несчастную  крестьянскую  долю. Оно щедрой рукой давало деньги кооперативным
сыроварням  Верещагина,  кооперативным  промысловым  предприятиям  Шапиро  и
многим  другим  подобным  же  производствам,  широко  им поощрявшимся. Среди
других  добрых  дел  земство  основало сельские банки в надежде, к сожалению
только  частично  оправдавшейся,  что,  давая  крестьянам  деньги  взаймы за
небольшие   проценты,  оно  избавит  их  от  кровопийц-ростовщиков.  Земства
ссужали  крестьян  деньгами на покупку маленьких земельных наделов и ввели в
обиход  страхование  от  огня.  Они  прилагали  все  усилия,  чтобы во время
земских   выборов   оградить  крестьян  от  запугивания  их  нижними  чинами
администрации,  охраняли  их  домашний  покой  от  назойливости полицейского
урядника  и души от духовного урядника - попа-фарисея и доносчика, постоянно
взывающего  к  полиции помочь ему удержать свою паству от впадения в ересь и
раскол.
     Во  всей этой полезной, хотя и умеренной, активности земские учреждения
наталкивались  на  огромные  препятствия,  и  самыми труднопреодолимыми были
леность  чиновников и откровенная недоброжелательность бюрократии. Например,
для  получения  толковых фармацевтов нужны были специальные школы, но проект
основания  такой школы сразу же вызвал страшный призрак пропаганды. Наконец,
в  октябре  1866  года  был  принят  закон, по которому назначенные земством
фармацевты  утверждались  губернаторами.  Если  возникал  вопрос  о  покупке
большого  участка помещичьей земли, сразу находился ревнитель порядка, чтобы
опорочить  это  мероприятие  и  представить  его как часть плана конфискации
земли  в пользу крестьян и ниспровержения существующего строя. Если вставала
проблема  наиболее  успешной  борьбы  против  нашествия  саранчи  или других
вредителей  посевов  и  привлечения  к этому всех земств пострадавшего края,
дело  тянулось  месяцами,  даже  годами,  прежде  чем  давалось  необходимое
разрешение,  -  так  велик был страх правительства, как бы земцы, съехавшись
вместе  из  нескольких  губерний,  не принялись сразу обсуждать политические
вопросы.
     Однако,  несмотря  на все старания властей постоянно ставить им палки в
колеса,  земства  положили  хорошее  начало во всех этих делах, и если им не
удалось  достигнуть  большего,  если  они не преуспели в обеспечении деревни
хорошими   школами  и  сведущими  врачами,  если  не  смогли  задержать  все
усиливающееся  обнищание  крестьян, то виной этому не недостаток доброй воли
или  умения  и  деловых  способностей,  а  узость  их  круга  деятельности и
непрестанные  ограничения,  установленные для них государством, ограничения,
которые  с  самого  начала существования местного самоуправления становились
все более строгими и стеснительными.


x x x

     В  своей  главе  о  земстве  Леруа-Болье  на основе личных наблюдений с
большой  живостью  описывает  энтузиазм,  с  каким  русский  народ  встретил
Положение  1864  года  о земских учреждениях. После освобождения крестьян не
было  ни  одной реформы, которая вызвала бы такое удовлетворение и возбудила
бы  столько  надежд,  как  учреждение  земства.  Однако французский писатель
ошибается,  говоря,  что  русские  в  пылу  восторга не заметили недостатков
новой  реформы.  Достаточно перелистать демократические газеты того времени,
чтобы  убедиться  в  том, как глубоко прогрессивные круги общества сознавали
ее  многочисленные и серьезные недочеты. И если основная масса образованного
общества,  малосведущая  в  практических вопросах, переоценивала достоинства
реформы, то сами земские деятели далеко не разделяли этих иллюзий.
     В  конце  пятидесятых  и  начале  шестидесятых  годов  члены дворянских
собраний,   составившие  потом  основную  часть  членов  земств,  включая  и
петербургское,   неоднократно   выставляли   в   своих  адресах  и  петициях
требование   местного   самоуправления,  причем  гораздо  более  широкого  и
действенного,  чем  земские  учреждения,  дарованные  Положением  1864  года
четыре  года  спустя.  Эти  деятели,  несомненно,  не были слепы в отношении
истинного  характера  земской реформы. Но они более всех других были введены
в заблуждение и не представляли себе возможных ее результатов.
     Готовность  особой  категории русских людей "быть благодарными за малые
милости"  и с радостью приветствовать любые уступки, какие свободный человек
должен  был  бы  с  презрением  отвергнуть,  является  примечательной чертой
нашего  общества.  В  то  же  время  это  свойство  представляет разительный
контраст   с   обратной   тенденцией   известной   части   русского  народа,
заключающейся  в  абсолютной утопичности взглядов, в стремлении все изменить
и  сразу,  как по мановению волшебной палочки, не зная никакого снисхождения
к  нашему  старому,  дряхлому  миру  и не признавая его пороков, слабостей и
давно утвердившихся привычек.
     "Одна  из  аномалий  русской  жизни!"  - таково стереотипное объяснение
этого  явления.  Но  разве  эти  поразительные  контрасты  не исходят все из
одного  источника  -  охватившего  теперь всю образованную Россию страстного
желания,  то  скрытого, то исступленного, сделать что-то для блага народа. А
злые  чудовища,  преграждающие  путь, несомненно, могут быть побеждены силой
мужества  и  преданности. В России всегда было много мечтателей, надеявшихся
преобразовать  страну с помощью школ, образцовых сельских хозяйств и обществ
взаимной  помощи,  а  также  фантазеров-социалистов, верящих, что им удастся
вернуть золотой век магией революционной пропаганды.
     Склонность   предаваться   мечтаниям,   делающая  человека  неспособным
понимать  суровую действительность и разрешать трудные вопросы нашего бытия,
в  значительной  степени  задерживала  социальное  и  политическое  развитие
русского  общества.  Возможно,  наступит  время,  когда умение мечтать будет
благодетельным  для  народа.  Это  покажет  будущее.  Но  сейчас  нельзя  не
отметить  поразительный  пример губительных последствий нашей мечтательности
-  образование партии, по безумию своему и самообольщению не уступающей даже
славянофильству  Аксакова  и  Хомякова. Основная идея этой прежде достаточно
многочисленной  партии,  в  которой главенствовал старый славянофил Кошелев,
заключалась  в  сочетании  представительного  правления снизу и самодержавия
сверху.  С  таким  же  успехом  можно  попытаться соединить огонь и воду или
сохранить железо горячим в свежевыпавшем снегу.
     Земство  не  сельская  община.  Оно не может наподобие нашего сельского
мира  обособляться  в  собственном  крошечном мирке, счастливое тем, что его
ни