мер.
Переезжая  из  города в город, он бросал одного за другим своих противников на
обе  лопатки.  Но  о  нем  ходила  не  только спортивная, а кое-какая и другая
недобрая  слава.  Передавали,  что он связан с гестапо, с отрядами карателей и
сам  в  часы  досуга  ведет  с пристрастием допросы арестованных, не стесняясь
пускать в ход свою чудовищную силу.
    Каждый  раз перед его выходом на манеж арбитр говорил, что Зеп Гегенхаммер
-  непобедимый чемпион, положивший на обе лопатки всех знаменитых борцов мира,
в  том числе и русского колосса, Человека-Гору, Артема Не-забудного. В один из
последних дней чемпионата хвастливый фашист вызвал любого желающего из публики
побороться  с  ним  на  крупный  денежный  приз. Незабуд-ный, давно уже к тому
времени  оставивший  манеж  и прозябавший в неизвестности, кое-как перебиваясь
уроками  гимнастики  и  борьбы  в одном из пригородов Альфонсинэ, услышал, что
наглый гитлеровский чемпион хвастается, будто бы он в свое время уложил на обе
лопатки  Артема  Незабудного.  Не  за  себя,  за славу русских борцов обиделся
Артем.   Не  смел  фашист  облыжно  унижать  русскую  силу.  Он  решил  теперь
отправиться в Болонъю и проучить фашиста.
    - Зря  вы  это  напридумали  себе,  синьор Незабуд-ный,- говорил тогда ему
Пеппино Рутти, старый массажист.- Чего вы не видели в Болонье?
    - Тебя забыл спросить.
    - Нет, правда, зри вы это делаете, не советовал бы.
    - Тебе  за  советы не платят. Ты знай свое дело. Мни крепче. Понимая бы ты
по-нашему,  по-русски,  я  бы  тебе  так  сказал: мни, да о себе не мни. Да не
поймешь ты.
    - Нет, я просто говорю свое мнение, синьор Артем.
    - А к чертям со своим мнением ты не хочешь пойти?
    - Чертям  на  мнение  честного  человека  наплевать. На то уж они и черти,
синьор. Но, прошу прощения, я бы на вашем месте...
    - На моем месте ты бы уже выгнал того, кто пристает со своими советами.
    - Нет,  я просто не хочу, чтобы вас схватили. . - Вот что они схватят! - И
Незабудный  сложил из своих толстых пальцев и сунул под нос старому массажисту
фигу,  по  форме  и  объему смахивавшую на большую носатую карнавальную маску.
Конечно,  силы  прежней  у  Артема Ивановича уже тогда не было. Дело выглядело
рискованным.  Да  и  сердце  пошаливало, чего доброго, могло и сдать. Но былая
богатырская  удаль  и прежнее неукротимое озорство, с которыми и сам он не мог
часто  справиться,  вдруг  пробудились снова в Незабудном и взяли свое. Он уже
накануне  побывал  в  Болонье,  сходил в цирк, чтобы присмотреться к немецкому
борцу,  определить  примерно  на  свой  опытный  глаз  возможности противника,
оценить его силы, подметить слабости.
    И  в  воскресенье, когда Зеп Гегенхаммер назначил вечер "открытого ковра",
то  есть  предложил  бороться с ним любому желающему из публики, он неожиданно
встал  на  галерке,  где сидел в уголке, подняв воротник пальто, встал во весь
свой  гигантский  рост,  уперся  затылком  в  потолочину  купола.  Снял шляпу,
размотал  шарф  и  опустил  воротник  пальто.  И  все  увидели  черную  маску,
закрывавшую его лицо и голову от шеи до макушки.
    Цирк загудел, все стали подниматься, оборачиваясь, поглядывая наверх.
    Но,  когда  он спустился по проходу амфитеатра и вышел на манеж, исполин в
черной  маске,  зрители  решили,  что  это  очередной  трюк, столь обычный для
профессиональных   чемпионатов.  Видно,  содержателю  турнира  надо  было  еще
продлить чемпионат и чем-то привлечь публику.
    Ну   что   же,  спектакль  так  спектакль!..  Все  лукаво  перемигивались.
Арбитр-австриец  вышел  на  середину  манежа навстречу Незабудному и предложил
назвать  себя,  сообщить  свое  имя  хотя  бы жюри, гарантируя ему тайну, если
только  инкогнито  маски  не  будет  раскрыто Геген-хаммером, когда он положит
неизвестного  борца  на  обе  лопатки  и  побежденный по правилам должен будет
назвать себя публике.
    - Смотрите,  смотрите, как он здорово играет свою роль, ловкач! - говорили
в публике.
    - Оба они ловкачи, знаем мы эти номера.
    Незабудный  категорически  отказался  сообщить  свою фамилию членам жюри и
арбитру.  В  противном  случае  он  не желал бороться. И, хорошо зная цирковую
публику, он, решительно повернувшись, зашагал с манежа.
    Но  тут  уж зрители, чувствуя, что дело идет всерьез, закричали, затопали,
поддерживая  его  и  требуя,  чтобы  жюри разрешило неизвестному борцу в маске
бороться инкогнито.
    Гегенхаммер, с независимым видом прогуливавшийся до этого по кругу манежа,
небрежно  поигрывавший  мускулами,  глянул  на гигантскую фигуру таинственного
соперника  и  несколько  струхнул.  Но делать было нечего. Надо было принимать
вызов.  Незабудный зашел за занавеску, отделявшую манеж от прохода к конюшням,
разделся  и  вышел  обратно на арену. И весь цирк - от стола жюри до последних
верхних   рядов   галереи  -  ахнул  от  восторга,  увидев  еще  сохранившиеся
атлетические пропорции и грандиозные стати тела подлинного Геркулеса. Все было
соразмерно в нем, все исполнено повелительной мощи и классической мужественной
красоты. Все говорило о силе необыкновенной. Конечно, время прошлось по фигуре
атлета,  немножко  размыло  линии,  но  еще  внушителен был рельеф мышц. Когда
Незабудный  повел  плечами,  легонько  разминаясь, слегка тряхнул кистями рук,
проступили  под  кожей  могучие  связки,  напряглись,  покатились, вздуваясь и
опадая,  бугры  невообразимо  громадных  мускулов.  Сила  светилась,  гасла  и
вспыхивала   снова,   перебирая  сухожилия,  играя  в  мышцах,  как  играет  и
переливается изнутри скрытым огнем хорошо отграненный камень.
    Еще  накануне Артем Иванович, съездив в Болонью и присмотревшись с галереи
цирка  к  будущему  своему противнику, определил кое-какие слабые стороны его.
Заметил, например, не совсем разумную и неточную позицию в стойке, зато оценил
большую силу грифа и короткой шеи Гегенхаммера. С "моста" его было не сломить.
В партер лучше не переводить. Вернее было брать его в стойке на прием.
    И  теперь,  сделав  свой  знаменитый захват, из которого никто пока еще не
вырывался  у  Незабудного, он на двенадцатой минуте приемом через бедро бросил
немецкого  чемпиона  на ковер и с рывка прижал его вплотную обеими лопатками к
ковру,  продержав  в этом положении лишнюю минуту для верности, так как видел,
что  арбитр  бегает  вокруг,  присаживается на корточки, ложится ничком, но не
спешит  дать решающий свисток. Но в конце концов арбитру пришлось свистнуть. И
можно  себе  представить,  как  были  довольны  зрители  и  смущены устроители
чемпионата.
    - Да,  представить  себе  даже  нелегко, что это было,- рассказывал ночной
гость.-  Известно  нам,  Артем Иванович, что когда попробовал арбитр заставить
вас  назваться,  так вы крикнули что-то вроде: "Пиши, троюродный батька Артема
Незабудного, того самого, которого этот бурдюк с пивом тоже сроду не клал".
    - Было дело!
    Да,  так  и было. Отказавшись от приза, пренебрежительно швырнув деньги на
стол жюри, Артем покинул тогда манеж. У выхода его пытались схватить эсэсовцы.
Но  публика,  уже  хлынувшая  из  всех  галерей,  не  дала.  Она  уже окружила
великана-атлета  в  черной  маске. Люди подняли себе на плечи его колоссальную
фигуру, оттеснили гитлеровцев, и Артем скрылся в темноте. Публика долго шумела
возле  цирка, довольная, что неизвестный борец так проучил развязного фашиста.
А  один  из  любителей  тем  временем  отвез  на  своей  машине  Незабудного в
Альфонсинэ.
    - Тут  вы  затем  допустили, конечно, одну ошибку,- продолжал свой рассказ
гость.-  Вам бы надо было немедленно покинуть свой город. А вы, видно, решили,
что можете остаться неузнанным.
    - Да  нет,  занемог  я  тогда  после  схватки,- сказал Артем.- Силы-то уже
прежней  не  было,  а  все-таки,  поймите,  это  напряжение! Он же меня лет на
двадцать моложе был, этот колбасник.
    Да,  Артем  совершил  тогда  оплошность.  И уже на следующее утро к нему в
Альфонсинэ   явился   один  из  бо-лонских  эсэсовских  начальников,  которого
сопровождал  плюгавенький  менеджер.  Он  когда-то  возил  Артема  по Европе с
другими  борцами  и  вчера,  сидя  в  публике,  разом  узнал и хватку чемпиона
чемпионов,  и неповторимый прием, который назывался "захватом Незабудного" или
"русскими  клещами".  Он  и  навел  эсэсовцев на Артема. Чтобы замять скандал,
происшедший   накануне  в  цирке,  скандал,  о  котором  шумела  вся  Болонья,
оккупационные  власти  теперь  ставили  перед Незабудным следующий ультиматум:
русский атлет снова выходит под маской на матч-реванщ со вчерашним противником
в  ложится под него на двадцатой минуте. Причем поражение должно быть полным -
не   по  очкам.  Чистое  одновременное  туше  обеими  лопатками.  Никаких  там
разноименных перекатов. В противном случае господин Незабудный будет отправлен
в лагерь смерти. Оказавшись побежденным на двадцатой минуте, Незабудный должен
по  обычным  правилам  чемпионатов  снять  с себя маску и назваться полностью.
Бежать  бессмысленно,  он  взят  под  наблюдение.  Дом оцеплен. Если завтра на
манеже  бывший  русский чемпион изменит продиктованным ему условиям - штрафной
лагерь  Сент-Арнаджелло...  А  что  это такое, господин Незабудный знает, надо
полагать.
    - Вот  тут,  по-видимому,-  продолжал свой рассказ тяжело дышавшему Артему
Ивановичу  незнакомец,-  тут  он, верно, и увидел у вас на столе одну из ваших
знаменитых  призовых чаш "Могила гладиатора". И, должно быть, прихватил одну в
качестве  кубка  завтрашнему  победителю. И сказал при этом, что, во избежание
каких-либо  дальнейших  недоразумений,  вам придется подписать после поражения
протокол  и  дарственную,  передав кубок Гегенхаммеру... И тут вторая ошибка с
вашей  стороны! Не надо было ни в коем случае соглашаться. Силком больного они
бы вас на манеж не притащили. Надо было врачей потребовать...
    - Да  ведь  я  бы  его  с любого приема мог бросить! - заволновался Артем,
прервав рассказчика.- Неужели не верите?
    - Да  нет,  конечно, верю! - успокоил его гость.- Если бы не верил, так не
стал  бы  разговаривать  с  вами,  сами посудите. Только вы немного мне должны
помочь,  если  я  не так что-нибудь себе представляю. Давайте по порядочку, по
порядочку.  По  порядочку...  Хорошо сказать - по порядочку! Речь шла сейчас о
самой темной и мучительной тайне, подбиралась к самому больному.
    - Так вот,- продолжал товарищ из Комитета ветеранов,- вы согласились тогда
на условие.
    - Да   нет   же!   Ведь   я  и  мысли  не  имел!..-  Артем  Иванович  стал
приподниматься, опираясь на стул.
    - Да  вы  сидите,  не  тревожьтесь,  Артем Иванович. Нам же в основном все
известно.  Пришлось  вам  тогда подписать и выдать прохвосту справочку заранее
при-мерно  эдакую:  "Подтверждаю, мол, настоящим, что вторичная встреча моя на
ковре  с  господином  Гегенхам-мером была тогда-то и там-то проведена по моему
вызову  и  на  условиях, выработанных мною лично совместно с дирекцией цирка и
представителями  германского  командования,  в  соответствии  с чем я теперь и
передаю   победителю   господину  Гегенхаммеру,  победившему  меня  в  честной
спортивной  борьбе,  как подарок и в знак своего поражения личный мой памятный
кубок,  известный  под  названием  "Могила гладиатора", в чем и расписываюсь".
Верно?
    - Верно! - почти шепотом признал Незабудный.


    Глава XI
    Решительная бессрочная до результата

    Так  все  и  было. Незабудный пообещал гитлеровцам, что ляжет на двадцатой
минуте  под  Зепа  Гегенхаммера.  А  на самом деле он твердо решил на двадцать
первой  минуте  припечатать  фашиста  к  ковру,  уложив  его на обе лопатки, в
момент,  когда  противник,  согласившись  на  подлый  сговор,  будет  озадачен
неожиданно продолжающимся сопротивлением Незабудного.
    После  вчерашней  схватки,  несмотря  на  болезненную усталость и недоброе
томление в сердце, он, уже испытавший возможности противника и почувствовавший
предел его сил, не сомневался в своей победе.
    Ну что же, пусть потом расправляются с ним. Но он при всей публике еще раз
проучит наглеца. А после сам снимет маску с себя. И все люди пускай знают, что
русский  чемпион чемпионов мира, Человек-Гора, Артем Незабудный не продается и
никогда  не идет на сговор, если даже речь идет о самой жизни. Попробуй тогда,
когда  он  снова победит и назовет себя, схватить его. Он обратится к публике,
прося принять его под свою великодушную защиту.
    В закрытой машине его доставили из Альфонсинэ в Болонью.
    Цирк  был  переполнен  в  тот вечер, как никогда. Приз "Могила гладиатора"
поставили  на  столик  жюри,  где  скрестились трехцветные итальянские флаги и
нацистские флажки со свастикой. Уже перед выходом на манеж Артем Иванович стал
с  тоской  прислушиваться  к  тому,  как  странно  ведет себя в этот вечер его
сердце.  Оно будто разбухло и толкалось уже не только в груди, но и в темени и
словно  рвалось  в  окончания  пальцев  и вообще куда-то вдруг проваливалось к
чертям.  И  пол,  когда он шел к выходу на манеж, становился как будто мягким,
словно  мат.  Ноги не ощущали его твердости, и от этого приторная слабость как
бы размягчала колени.
    Надо  было  решать  схватку быстро. Незабудный чувствовал, что надолго его
сегодня не хватит. Продуманный накануне план уже не годился... Следовало сразу
взять   фашиста   на  прием,  тем  более  что  противник  не  ждал  настоящего
сопротивления.  Да,  взять  на добрый прием, скажем "на мельницу", перекрутить
Гегенхаммера  в  воздухе  и  припечатать  к ковру. Но, видно, фашист был не из
простачков.  Сговор  сговором,  а  он  знал, с кем имеет дело. С таким грозным
противником,  какой скрывался под черной маской, надо было держать ухо востро.
Он,  верно,  наслушался о разных чудачествах и многих странностях Незабудного,
ставивших  не  раз в тупик самых опытных спортивных воротил. Вряд ли, конечно,
пойдет  человек  на  верную  смерть,  но все же неизвестно, что может прийти в
упрямую голову этого сумасбродного русского медведя.
    На  третьей  минуте,  после  того как борцы, нагнувшись, перехватывая друг
друга  за  руки,  хлопая  ладонями  по шеям, походили немного по центру ковра,
Незабудный  попытался  захватить  противника  и, вскинув его, бросить с приема
наземь.
    Однако  Гегенхаммер  сумел  ускользнуть,  вывернулся  и, растопырив руки и
ноги,  всей  своей  огромной  тушей,  как черепаха, плюхнулся на ковер животом
вниз.  Незабудный пытался "ключом" повернуть его, но понял, что сегодня, когда
он  борется  второй  вечер  подряд,  ему  уже  не  под силу заставить молодого
тяжеловеса перевернуться на спину.
    Он  дал  возможность  Гегенхаммеру  вскочить,  и снова они некоторое время
боролись  в  стойке, и опять пытался Незабудный подловить на прием противника.
Но  тот  уже почуял, что русский колосс борется всерьез, ведет дело начистоту.
Верткий  и, как это хорошо почувствовал Не-забудный, до отказа налитый молодой
силой, Гегенхам-мер каждый раз уходил из захвата. Цирк то ревел, то затихал. И
Незабудному  начало  казаться,  что  сердце  у него то стучит оглушительно, то
замирает,  делается  почти  неслышным.  Какая-то странная рыхлость ощущалась в
коленях,  он  уже  перестал  доверять своим ногам и уже дважды давал перевести
себя в партер, чтобы немного отдышаться. А Гегенхаммер применил самые жестокие
приемы,  чтобы  заставить  Незабудного  перевернуться  на  спину. Он с размаху
притирал  свои толстые локти к напруженной шее, выпиравшей из-под краев черной
маски.  Этот  прием,  называемый  "макаронами",  заставляет находящегося внизу
борца   опустить   шею  и  облегчает  захват  "ключом".  Гегенхаммеру  удалось
протиснуть свои руки под мышки Незабудного и сплести пальцы у него на затылке,
проводя  так  называемый  двойной  нельсон.  И  обычно  неуязвимый, специально
подставлявший  свою  неохватную шею под все эти приемы, Незабудный на этот раз
почувствовал,  как  от  каждой  "макароны"  и  от страшного жима у него что-то
вколачивается  в  темя  и в виски. Воздух вокруг плотнел, становился как вата,
лез  кляпом в рот. Подкатывала густая тошнотная муть. Голову словно обматывало
мягким  коконом.  И  сердце  все  проваливалось и проваливалось куда-то, потом
неуверенно возвращалось на место, заявляя о себе пронзительной болью в груди.
    Он  уже  почти  машинально  сопротивлялся фашисту. Гегенхаммер мог в любую
минуту  положить  его. Но немец хвастался по радио во всеуслышание и сообщил в
вечерние  газеты,  что  уложит человека в маске ровно на двадцатой минуте - не
раньше,  не  позже.  И  теперь  он  нарочно  тянул  время,  ведя  уже  игру  с
полуобессилевшим  Незабудным. А тот с каждой минутой чувствовал, как все глуше
и вкрадчивее облекает его всего в какую-то душную мякоть.
    Потом все кануло в темноту.
    Когда   Незабудный   пришел  в  себя  после  полуминутного  обморока,  все
оставалось по-прежнему ватным и глухим.
    Вс„,  кроме  одного,  никогда  еще  не  испытанного  ощущения  -  ощущения
неуступчивой,  уже  вконец  безнадежной твердости под лопатками. Еще не совсем
понимая,  что  произошло  с  ним,  Незабудный почувствовал то, чего никогда не
ощущал  на  арене,-  жесткое касание ковра к обеим своим лопаткам. И он понял,
что впервые в жизни побежден.
    Он стал подниматься, опираясь на руку и колено. Икота сотрясала его грудь,
билась  в  подвздошной  впадине.  Странная  душевыматывающая икота. И он вдруг
понял, что это подступают рыдания. Словно в тумане, он встал, думая о том, как
хорошо  еще,  что  маска  скрывает  слезы,  которые текли под ней по щекам. Он
поспешил вытереть их, сдирая с себя душившую черную ткань маски, обнажая лицо,
подставляя  его позору уже в открытую. И сквозь низвергавшийся на него со всех
кругов циркового амфитеатра рев смутно услышал, как арбитр-австриец объявил:
    - Под  черной  маской боролся бывший пятикратный чемпион мира, непобедимый
чемпион  чемпионов,  кампио-ииссимо, известный русский борец Артем Незабудный.
Это  -  первое  его  поражение  в  жизни. По условиям сегодняшнего поединка он
отдает  господину  Зепу  Геген-хаммеру  свой  памятный уникальный приз "Могила
гладиатора",  в  чем  сейчас  на ваших глазах и распишется в дарственном акте,
скрепив своей подписью этот исторический момент.
    Неистово  колотили в мясистые ладони эсэсовцы, заполнившие добрую половину
цирка,  орали что-то, раззявив под маленькими усиками свои хайла. Но сверху, с
галерки,  из  проходов  амфитеатра,  где  сгрудились  зрители, прорывавшиеся к
арене, ринулся оглушительный свист, обрушились крики:
    - Блеф! Лавочка! Сговор! Подкладка! На конюшню его!..
    - Это  все штуки!.. Сколько тебе заплатили, ты, непобедимый? Под кого лег?
Подстилка!..
    - Продажная  шкура,  почем  тебя  купили?  За  сколько  теперь  с требухой
пойдешь, кампиониссимо?..
    С  трудом  удалось  полиции унять возмущенную публику. Незабудного на этот
раз вывели через служебный ход. Теперь его надо было спасать от тех, кто вчера
стет ной вставал на его защиту. Нельзя было оставлять его с толпой возмущенных
людей,  которые  считали,  что  русский  борец лег под фашистского чемпиона по
условиям определенного сговора. Публика была уверена, что и вчерашнее все было
просто-напросто трюком.
    - А  может  быть,  не так что? - Гость исподлобья, поверх очков, глянул на
Незабудного.
    - Да  вот  в  том-то  и  дело,  что все так! - поспешил заверить его Артем
Иванович.- Вы это понять должны...
    - А мы и поняли, как надо,- отвечал гость.
    - Ведь  я  и  по  сей день не знаю, как обратно добрался, просто не помню.
Очнулся  утром,  а  гляжу  -  уже  вокруг меня больничные стены. Как меня туда
отправили, до сих пор не ведаю. Нашлись-таки добрые люди. И ведь понимал я уже
тогда,  что все думают, будто это я нарочно лег, подкладку сделал под фашиста.
А  у  меня, верьте слову, и правда не хватило сил. Сердце меня подкузьмило. Он
меня  чисто  тушировал,  чистый  был  "бур"