ься, Артем, я с народом был,- возразил отец Кирилл.- Я с ним
и в беде, и в горе, и во всех страстях оставался.
    - Были-то  вы  вроде  с людьми,- оказал Артем, напрягая мысль, которая все
ускользала  от  него,  так  как  боль в сердце нарастала с каждой минутой,- то
верно, да ведь звали-то не к жизни, не к делу, нет, а к богу призывали уйти. А
я хоть и сам ушел, да к людям как-никак. Плохие или хорошие, а люди. Живут. На
земле  живут.  И  я среди них жил и горе мыкал. Конечно, блуждал я. То правда.
Обманывали  меня.  А  веры в людей я не лишился, хоть всякой пакости навидался
предостаточно.   Так   что   вы   не   обижайтесь,  батюшка,  мне  перед  вами
исповедоваться не в чем.
    - Не  передо  мной...  Неразумно  ты  говоришь, Артем... Не передо мной, а
перед всевышним. Что же, ты и от него отрекся?
    - Я  от  него,  батюшка,  не  отрекся.  Да  он  вот  не  очень-то  за мной
доглядывал. Допустил вон такое. Бросил одного...
    Он   махнул   рукой   и   пошел,   угрюмый,  невероятно  большой,  хотя  и
ссутулившийся. Отец Кирилл только покачал головой ему вслед.
    Неладно  было  на душе у Незабудного. Дали знать себя волнения длительного
переезда,  и  непомерная  трудность  принятого  решения, и усталость, и где-то
вдруг  снова пробравшиеся невтерпеж жгучие сомнения, заползшие в душу, и обида
в  исполкомовском  кабинете,  глупые  попреки - все теперь тяжко навалилось на
сердце.  По дороге в общежитие для приезжих, где он пока остановился с Пьером,
пришлось присесть неподалеку от рынка на скамейку возле остановки автобуса.
    Здесь  тоже к нему немедленно подскочил развязный верзила. Это был коновод
гулящих  парней,  Вячеслав  Махонин,  по  кличке "Махан", недавно выгнанный из
училища при шахте и вечно околачивавшийся либо на рынке, либо на Первомайской,
у кино "Прогресс", либо возле забегаловки. Опытный глаз Махана сразу определил
заграничное  происхождение  просторного  серого пальто, несколько обвисшего на
похудевшей фигуре.
    - Мони есть? - шепнул Махан, подсаживаясь.
    - Как? Чего ты? - не повял Незабудный.
    - Мони,  говорю,  есть?  -  повторил  Махан  и, чтобы быть понятным, потер
пальцами, сложенными ще-потыо.- А смок, сигарет?
    - Я из тебя сейчас такой "смок" сделаю, ты от меня, гнида, получишь "мони"
такие, что и свои позабудешь, не то что заграничные! - рявкнул Незабудный.
    Махану показалось, что сама земля ходуном заходила под ним. Артем Иванович
хотел  приподняться,  но  сердцу  вдруг стало совcем плохо. И он только плечом
легонько  двинул в сторону надоедливого парня. Но этого было достаточно, чтобы
того отнесло метра на два к краю тротуара.


    Глава VIII
    Стар и млад

    Между тем Сеня Грачик, чтобы хоть немножко скрасить этот столь сомнительно
начавшийся  для  него  день,  порылся  в  карманах,  нашел  там мелочь и решил
доставить  себе удовольствие - покататься в последний раз на карусели, которая
еще  оставалась  на  базарной  площади  после  окончившихся вчера каникулярных
праздников. Уже по тому, как вел себя Сеня на таком заманчивом сооружении, как
карусель,  можно было определить, что это за человек - Сеня Грачик... Все дети
ехали  как  дети.  Кого  родители  посадили  верхом  на лошадку, кто сам сумел
забраться  в самолет или автомобильчик, но все ехали, крепко держась руками за
седла  и  сиденья,  пряча в широко раскрытых глазах легкий испуг и преклонение
перед   чудом   техники.  Ребята  уносились  по  кругу,  сохраняя  напряженную
неподвижность,  лишь  слегка  скашивали глаза, ловя обнадеживающий взгляд отца
или матери, посылаемый с твердой земли в момент, когда те поравняются с ними.
    Всего  этого  Сене было недостаточно. Он только один круг проехал так, как
другие,  в  лодочке,  где ему досталось место. Затем лег поперек нее. Потом он
сел задом наперед. Следующий круг он проехал, закрыв один глаз, потом зажмурил
оба  и  к тому же зажал уши. Когда он появился опять перед сидевшим неподалеку
Артемом,  он уже стоял в своей лодочке на четвереньках и смотрел себе под ноги
назад.   Видно   было,   что   это   человек   со   смыслом,  исследователь  и
экспериментатор.  Ему не терпелось все испробовать и испытать на себе. Во всем
он искал свой толк и корень дела.
    Каким бы манером проехал он еще раз по кругу, никто так и не узнал, потому
что  у  Артема  Ивановича,  глядевшего  издали  на карусель, вдруг закружилась
голова,  он  побелел  и,  внезапно отвалившись на спинку скамьи, весь обвиснув
своим громадным телом, закрыл ладонью глаза.
    И  Сеня,  увидев  это  и  теперь уже зная, с каким знаменитым человеком он
сегодня утром познакомился, соскочил на ходу с карусели и бросился к старику:
    - Сердце? Незабудный кивнул.
    - Перебои? - допытывался Сеня.
    Артем Иванович только бровями вниз повел. Кивать уже было больно.
    - Жмет?..- быстро переспросил Сеня и исчез.
    Артем  приоткрыл  глаза,  но  мальчика уже не было. "Удрал, испугался",- с
тоской подумал Артем.
    Но не прошло и трех минут, как Сеня снова появился возле Артема Ивановича,
на ходу зубами вытаскивая пробочку из маленького пузырька с валидолом.
    - Не проходит? Незабудный помотал головой.
    - Вот пососите, дядя, пробочку.
    - Ты,  я вижу, толк в этом деле знаешь,- проговорил Артем Иванович, ощутив
охлаждающий  вкус  валидола  во рту и слегка отдышавшись.- У кого это ты науку
прошел?
    - У папы моего.
    - Отец у тебя доктор, что ли?
    - Нет, не доктор,- тихо ответил Сеня,- шофер он.
    - Тоже с этим мается?
    - У  него  последствия  бывают...- неохотно ответил Сеня. Он явно не желал
продолжать.  Помолчал,  внимательно  поглядев  на  Артема, и, убедившись,, что
старику  полегчало,  вдруг  спросил:  -  А  у вас, дядя, кстати, семьдесят две
копейки не найдутся?
    - Это на что тебе понадобилось?
    - Да  у  меня от карусели только восемьдесят копеек оставалось, а в аптеке
надо  было рубль пятьдесят две. Вы не беспокойтесь, мне и так поверили. Потом,
говорят, занесешь, если будут. Да раз такое дело, и без всего бы отпустили.
    Артем Иванович нашарил в кармане рубль:
    - Иди, сынок. Отдай долг. Спасибо скажи, что поверили.
    - Это я после. Лучше я с вами посижу. Можно?
    - Сиди на здоровье, дорогой.
    И Сеня сидел рядом с великаном, сильнее которого никогда не было на свете,
сидел,   улыбаясь,   очень  довольный,  заглядывая  в  лицо  своему  огромному
собеседнику. А мимо шли из школы ребята-старшеклассники, и все видели, с каким
человеком  сидит  Сеня Грачик. Мальчики из старших классов шли, красуясь перед
приезжим  нарочито натруженной горняцкой походкой, перенятой у отцов. У многих
верха  школьных  фуражек  были  придавлены  и  промяты  с нашлепом, фестонами,
наподобие   верха   шахтерских  касок.  И  школьные  сумки  у  некоторых  были
специальными крючками пристегнуты к поясам на манер шахтерских лампочек.
    Завидев  Сеню, они степенно здоровались с ним, хотя уже виделись в школе в
этот день:
    - Здорово, Грачик! Кончал уже? На-гора?
    - Букет!  -  по-шахтерски  отвечал  Сеня.  Потом валился гудок на шахте. И
вскоре пошли по домам шахтеры, кончившие смену, А навстречу им выходили жены.
    И,  глядя  на  них на всех, Незабудный почему-то вспомнил Бретань, рыбачий
поселок,  где  ему  пришлось  застрять  на  некоторое  время.  "Человек  везде
добытчик,  человек уж такой,- думал про себя Незабудный.- Человек свое возьмет
-  под водой или под землей, а возьмет. Да,- думалось ему,- что-то есть схожее
у  рыбаков  с  горняками  для  тех,  кто  знает, почем фунт лиха, пробовал сам
промышлять  рыбу  в  море или рубить уголек под землей. Море устрашает новичка
своей  настежь  распахнутой беспредельностью, а подземелье гнетет с непривычки
глухой,  безысходной  теснотой.  Как будто и нет ничего похожего.,. А ведь так
вот  тоже  встречают  рыбацкие  жены  своих  мужей,  вернувшихся  с  моря, как
встречают  тут  поднявшихся  из-под  земли  на-гора  Кормильцев. Человек везде
добытчик, и труд его нелегок, но всему основа. И только тот, кто проваландался
всю  жизнь  на берегу, не выходя ни разу в море на промысел, кто гулял лишь по
поверхности земли, не спускаясь добытчиком в ее недра, не понимает этого.
    Люди идут гордо. Сами себе добытчики, сами себе хозяева".
    Жизнь,  уже  совсем  по-новому для Артема устоявшаяся, уверенно текла мимо
него,  а  ему  не  терпелось  войти  в ее течение. Ему больше не под силу было
оставаться  одному  как  бы  на пустынном берегу. Ему хотелось плыть со всеми.
Боль  в  груди  отпустила.  И  он  сидел, прислушивался и присматривался, то с
умилением узнавая что-то до слез знакомое с давних детских лет, то недоверчиво
дивясь всему, что было для него приметами новой для этих мест жизни.
    Инвалид  шел  с красивой женщиной, должно быть женой. Легонько поскрипывал
протез  в  добротном  ботинке.  Шел человек хотя и прихрамывая, но степенно, с
достоинством.  На  нем было хорошее пальто из бобрика. Одной рукой опирался он
на  узловатую  трость,  другой  -  на руку жены. И впереди чинно шла девочка в
новеньком  нарядном  полупальто.  И  видно  было,  что  семья живет дружно и с
достатком.
    Две  хозяйки показывали друг другу на углу покупки, только что сделанные в
магазине. Пальцами вспарывали обертки, щупали. Обе были довольны.
    На  автобусной  стоянке скопилась очередь. Народ был больше всего молодой.
Многие  в  форменных  фуражках  и с книгами. Пришел автобус. Взял всех. Только
один  парень  застрял  в дверях. Так и ехал он, стоя на подножке одной ногой и
весело  помахивая  связкой  книг.  Чья-то  рука сверху на всякий случай крепко
держала его под мышку.
    Шла по улице, то и дело останавливаясь, молодая женщина в клеенчатом плаще
поверх стеганки с большим бумажным рулоном и ведерком. Она расклеивала афиши.
    Афиши  были  разные.  Кино  "Смелые  люди",  "Молодая  гвардия". Спектакль
областного  театра  "Овод".  Лекция  "Будущее  нашего  района".  И объявления:
"Срочно  нужна  электросварщица",  "Требуются  чертежники", "Требуются опытные
няни". Вообще, как видно, многие тут сегодня требовались.
    Через  перекресток  ехали и ехали все в одну сторону, один другому вдогон,
грузовики, самосвалы, тяжеловозы с прицепами, груженные кирпичом, строительным
лесом,  какими-то  металлическими конструкциями. Где-то, видно, неподалеку шли
большие   работы.  Проехали  на  нескольких  машинах  люди.  Все  они  были  в
брезентовых,  коробом стоявших куртках. И все пели. Песня перелетала от машины
к  машине.  Песня  неслась,  как  лодка на волнах, то совсем было пропадая, то
снова  взлетая,  когда  ее  подхватывали на следующей машине. И долго еще было
слышно  эту песню уже с дальней улицы. А навстречу автоколоннам провезли целый
дом.  Так  прямо  и  везли  на низкой платформе. С окнами, с крышей. Казалось,
сейчас и дымок завьется из трубы.
    Потом  все  машины на перекрестке разом стали: девушка, очень молоденькая,
видать - хлопотунья, переводила через улицу малышей. Их было не меньше сорока.
Все шли парами, держась за руки. Девушка пропускала их, касалась по очереди их
плеч,  словно  пересчитывала.  Малыши  перебирались на другую сторону улицы не
торопясь.  У  каждого в руках было по яркой бумажной вертушке. А машины стояли
слева  и  справа  и  ждали  терпеливо.  Только  из кабины одного из самосвалов
высунулся шофер и весело закричал:
    - Ну, вы, звездолеты! Ползи шибче! Давай веселей! Топ-топ!
    Убедившись,  что  Артем Иванович уже совсем оправился после приступа, Сеня
счел  возможным  осторожно  начать  разговор  о  том,  что  его сегодня с утра
волновало пуще всего.
    - Дядя,- начал он,- а вы правда самый сильный на свете?
    - Да  нет,  совсем  слабый  я  сегодня.-  Незабудный покачал большой своей
головой.
    - Ну  это  сегодня...  А  завтра опять будете самый сильный, как пройдет у
вас?
    - Да нет, не пройдет уж это. А был когда-то, говорят, всех сильней.
    - А  сейчас  уже разве не самый сильный? - с жалобной надеждой допытывался
Сеня.
    - Да,  может,  где  уже  и  посильнее кто имеется. Я уже, брат, на слабину
пошел.
    - А раньше никто никогда вас не мог сбороть?
    - Не находилось вроде таких.
    - Никто-никто во всем мире?
    - Сказал - никто.
    - Ни разу в жизни?
    Незабудный  подозрительно  покосился:  ,  -  А  тебе что, другое говорили?
Глупости!  Не верь. Не было такого. Я с международного ковра ушел, разу одного
к нему спиной не приложившись.
    - Значит, всех могли сбороть?
    - Всех.
    - А если бы пять человек сразу набросились?
    - Справился бы.
    - А десять?
    - Если бы рассерчал очень, совладал бы.
    - А если двадцать?
    - Ну, двадцать - это, пожалуй, не совладал бы. Многовато. Десяток раскидал
бы,  а те, кто целые, навалом бы взяли. Где уж тут! Хотя бы пятнадцать сказал,
а то, вишь, двадцать. Это уж ты хватил!
    Помолчали. Сеня с восхищением оглядывал необыкновенного своего знакомца: -
А вы, дядя, в Америке тоже были?
    - Приходилось.
    - А там много есть, которые за нас?
    - Сколько хочешь таких. Люди чуют, что тут она, правда. Вот и сочувствуют.
    - А вы, дядя, теперь тоже уже окончательно за нас будете?
    - Да  я  сроду  против не был. Это вышло так... Обманули меня, по дурости.
Вот  и  получилось  теперь, что приехал уж, как говорится, на все готовенькое.
Народ такое тут сотворил, а я ни в чем и не участвовал...
    - Я  тоже  еще ни в чем не участвовал! - вздохнул Сеня.- Ни в гражданской,
ни  в Великой Отечественной. Только вот лом мы собирали с пионерами на шахтах.
А так больше ни в чем не участвовал.
    - Ну, ты-то еще поучаствуешь во всем. А вот уж я... Сеня поспешил утешить:
    - У  нас,  кто и на пенсию уже полную вышел, все равно они тоже участвуют.
Обследуют там что... Или во Дворце шахтера дежурят. Актив они там.
    - Ну,  в  таком  разе и меня не забудь.- Незабудный смешно шевельнул одним
усом в сторону Сени.- Только не знаю уж, как я: актив буду или пассив?
    - Зато  самый  сильный,-  не  смутился  Сеня.  Но у него еще была в запасе
пропасть неотложных вопросов. И он торопливо продолжал:
    - Дядя, а вы видели когда-нибудь в Америке живых диких индейцев?
    - Видел...  Только  уж,  вернее,  как бы тебе сказать,- полуживых. Да и не
дикие  они вовсе. Им, брат, сейчас там не жизнь. Это они голы-босы с голодухи,
а  не  от  дикости.  Им  никуда  и  ходу  не  дают.  Вот  они перышки крашеные
понатыкают, ну, а публике интересно. С того и живут.
    - Про  это я читал. Сурен, мой товарищ, книжку мне давал,- сказал Сеня.- И
про негров тоже... Дядя, а в сколько этажей теперь уже есть в Америке дома?
    - Да не считал. Говорили, что больше ста имеется. В Нью-Йорке.
    - А вы, вы туда на самый верх лазали?
    - Зачем лезть? На то элевейтер есть, лифт. Подъемная машина. - Я знаю. Это
как клеть у нас в шахте.
    - Правильно   говоришь.   На   тот  же  манер.  Сеня  сбоку  посмотрел  на
собеседника:
    - У вас теперь совсем прошло?
    - Будто ничего. Спасибо тебе, вовремя подсобил.
    - Эх,  хорошо,  наверное,  сильным  быть!  -  мечтательно  произнес Сеня.-
Интересно, наверное?
    - Одной силы это еще мало. Надо подготовку иметь. Развитие.
    - Ясно.  Без тренировки нельзя. Дядя, а если я стану тренироваться, я могу
тоже сделаться сильным? Ну не таким, конечно, а все-таки?..
    - А почему бы нет.
    - А  меня  вот  физкультурник  наш  в  команду не принял. Говорит - слабое
сложение.
    Незабудный  мизинцем  повернул  за  плечо Сеню к себе спиной. Другой рукой
провел между лопатками у мальчика, свел ему локти вместе, наклонил Сеню вперед
осторожным  тычком  ладони  в круглый стриженый мальчишеский затылок с глубоко
запавшей ложбинкой на гибкой шее. С отведенными назад остренькими локтями Сеня
был  похож  сейчас  на  большого  пойманного  в руки кузнечика. Артем Иванович
ощутил  хрупкую худобу мальчика. Бережно провел широкой ладонью по спине Сени,
где  под материей каждая косточка прощупывалась, как прощупывается в тряпичной
кукле-петрушке ее каркасик.
    - Ничего,  ты  крепенький,- проговорил Незабудный.- Только тощий чересчур.
Развивайся.  Ты  вот  гнешься  зря,  ты прямее ходи. Вот этак - плечи разверни
назад... Ну вот...
    - Я  уже  немножко  кое-чего  достиг  в жизни,- сказал Сеня скромно.- Вот,
например,  кульбит  научился  делать.  И  каждый  день  плавание изучаю,- тихо
договорил Сеня.
    - Плавание - это хорошо! - одобрил Артем.
    - А-ля брасс уже знаю, и как кролем.
    - А баттерфляй можешь?
    - И  баттерфляй  могу.  Только  теперь  новый  стиль  с  поправкой,  как в
Австралии. "Дельфин" называют.
    - Правильно,- сказал Артем Иванович.- Ну и как, хорошо получается?
    - Да  я  на  воде  еще не пробовал. Я пока дома на полу. Расстелю одеяло и
тренируюсь.  Я  учебник  плавания уже весь прочел. У нас ведь скоро много воды
будет. Вот я и хочу заранее подготовиться...
    - Погоди,  погоди!..-  прервал  его  Незабудный и повернулся, громадина, к
мальчугану.-  Откуда  у  вас  вода-то  будет?  С  чего  ты  взял? Недаром ведь
Сухояркой место наше зовется. Ведь степь кругом?
    - А  Гидрострой?  К нам же воду скоро подведут. Разве не знаете? Вот, если
на  террикон  залезть...  Хотите,  я  вас  туда сведу? Оттуда уже сверху видно
строительство.  Правда, канал от нас далеко пройдет, ну, а к нам водохранилище
разольется... Вот я уже и подготовленный буду!
    И   он,  захлебываясь,  словно  уже  глотая  залпом  желанную  воду,  стал
рассказывать  о том, как ждут все ее в поселке, как подготавливают к ней трубы
в  домах  и  колонки  на  улицах.  Что же из того, что пройдет трасса канала в
стороне?  Пусть  не на самой магистрали будет Сухоярка. Но вода, вода большая,
желанная, еще дедами загаданная, подступит и сюда.
    Незабудный  слушал его, изумленный, весь исходя несказанной благодарностью
к  мальчишке,  от  которого  узнал  такое, о чем и мечтать не решался. Так вот
зачем переносят кладбище. Вот чему уступит место хибарка матери, которую хотят
куда-то  перенести и, возможное дело, уже срыли. А он-то, старый чудила!.. Тут
все готовилось быть полной чашей, а он полез со своей вазочкой.
    Артем  Иванович  повеселел,  словно  и  его сердце омыло грядущей водой, о
которой столько десятилетий мечтали в этих иссыхающих краях.


    Глава IX
    Не быть земле пухом

    И  он  сразу  взбодрился,  встал,  вспомнил,  что  ему  надо  повидаться с
председателем  исполкома. Но того опять не оказалось на месте, когда они зашли
в  Совет.  Сеня,  который  знал,  где  живет  председатель,  предложил пойти к
Тулубеям на дом. - Строгий он у вас? - по дороге осведомился Артем.
    - А у нас не он, а она.
    - То    погано,-    огорчился    Незабудный.-   Боюсь   я,   брат,   ихнюю
сестру-начальницу.
    - Она  добрая,  У  нас  ее  внучка учится. В нашем классе. Тулубей ей тоже
фамилия.  Я  же  вам говорил, тот Герой Советского Союза - это сын ее, как раз
нашей председательницы. По дороге Артем Иванович узнал еще от Сени, что всем в
доме  Тулубеев заправляет, как сказал Сеня, "подшефная барыня", так в Сухоярке
прозвали  вдову  бывшего  управляющего  рудником  Грюппона.  Незабудный хорошо
помнил  его: атлет и гимнаст, большой меценат по части спорта, сам пробовавший
свои  силы  на ковре. Он когда-то первым и помог Артему выйти на манеж, оценив
неимоверную      силу      и      многообещающие      возможности     молодого
гиганта-навалоотбойщика.
    Они  были  у дверей квартиры Тулубеев и Сеня уже постучал, как вдруг Артем
Иванович, которого смутила внезапная догадка, удержал его за плечо:
    - Не  стучи, стой! Как ее, барыню-то, говоришь, подшефную звать? Часом, не
Наталья Жозефовна?
    - Наталья Иосифовна.
    - Стой, стой... а не...
    Но  дверь уже открылась, и в ней появилась "подшефная барыня". Конечно, то
была Наталья Жозефовна Грюппон. Сразу же узнал ее Артем. Да и пенсне как будто
было  то же, что видел он на ней сорок с лишним лет назад,- ст