о  на  месте,  и  Латынису  пришлось
вылететь в Минеральные Воды.
     В  санатории,  где  отдыхал  Варламов,  врач  и  процедурная  медсестра
подтвердили,  что  замминистра  действительно  лечился  у  них  срок в срок,
указанный  в  путевке. Варламов добросовестно прошел весь курс процедур, что
было зафиксировано в его лечебной карте.
     Но   одно  обстоятельство  насторожило  оперуполномоченного  уголовного
розыска:  оказывается,  в  Кисловодске Ким Харитонович отдыхал не один, а со
своей   двоюродной   сестрой,  которая  лечилась  по  курсовке  в  городской
поликлинике,  а  питалась  в столовой санатория. Талоны на питание оплачивал
Варламов. Ели они вместе, за одним столом.
     Выходит,  сестра  могла  знать,  не отлучался ли брат из города? Но где
искать  эту  женщину?  Набравшись смелости, Латынис позвонил в Москву, вдове
заместителя  министра.  Принеся  тысячу  извинений,  он  спросил  у нее, где
проживает  сестра  Кима  Харитоновича.  К  немалому  удивлению майора, вдова
сообщила,  что  у  ее  погибшего  мужа  нет  никаких  сестер,  ни родных, ни
двоюродных,   правда,   имеется  двоюродный  брат,  но  Ким  Харитонович  не
поддерживал с ним отношений последние десять лет.
     Ян Арнольдович связался с Чикуровым в Южноморске, обрисовал ситуацию.
     - Знаем  мы таких сестричек, - сказал с усмешкой Игорь Андреевич. - Еще
одна любовница, это факт.
     - Ну  и  любвеобильный  же  был  гражданин,  - заметил Латынис. - Дочка
учительницы Кроль, девочки, поставляемые Блинцовым, и вот теперь еще эта...
     - Найдите  ее,  Ян  Арнольдович,  -  настойчиво  попросил  руководитель
следственно-оперативной  группы.  -  Нужно  в  конце концов внести ясность в
историю с ограблением.
     - Буду стараться, - заверил майор.
     Пришлось  переворошить в санатории десятки папок с документами. И когда
уже  Латынис  отчаялся,  на  глаза  ему  попалось заявление Варламова на имя
главврача,  в  котором  Ким  Харитонович  просил прикрепить к столовой некую
Голубкину С.Г. за наличный расчет.
     Дальше  уже  было  легче.  В  паспортном столе горотдела внутренних дел
отыскали  сведения  о  Голубкиной,  временно  прописавшейся  в гостинице той
зимой.
     "Сестра"   Варламова   проживала   в   Москве,  работала...  в  том  же
министерстве,  что  и Ким Харитонович, референтом. Имя и отчество Голубкиной
-  Стелла  Григорьевна  -  насторожили  Латыниса, он слышал их прежде. Майор
позвонил в отдел кадров министерства, и знакомый кадровик ответил:
     - Так это же Ростоцкая, бывшая секретарь Варламова.
     - Но почему же тогда была Голубкиной? - спросил Латынис.
     - Фамилия  ее  мужа,  -  пояснили  на  том  конце  провода. - Когда она
развелась, то восстановила прежнюю, девичью.
     Таким образом, круг замкнулся. Латынис вылетел в Москву.
     Стоит  ли  идти  прямо  к  Ростоцкой  и  в  открытую расспрашивать ее о
Варламове?  Ян  Арнольдович  решил  посоветоваться  с Чикуровым и позвонил в
Южноморск.
     - Мне  кажется, что Стелла Григорьевна вряд ли станет откровенничать, -
сказал следователь, выслушав Латыниса. - Не в ее это интересах.
     - Что же делать?
     - Постарайтесь   собрать  побольше  информации  о  связях  Ростоцкой  с
Варламовым  у  сослуживцев, соседей, знакомых. Ну а потом сами смотрите, как
это  использовать. И не забывайте, помимо денег, похищенных в сберкассе, нас
интересует,  были  ли  знакомы  Решилин  и  Варламов.  Это,  кстати,  можете
выяснить у вдовы Варламова.
     - Удобно  ли? - Майор вспомнил портрет Кима Харитоновича в черной рамке
в гардеробе министерства. - В трауре небось.
     - Кичатов  встречался  с  ней  в  Южноморске,  говорит, что женщина она
сильная, рассудительная.
     - Ладно, свяжусь с ней, - сказал Латынис.
     Он  тут  же позвонил Варламовой, и она разрешила майору приехать к ней.
Что Ян Арнольдович и сделал.
     Вдова  была  одна  в  огромной  квартире на проспекте Мира, и их беседе
никто  не мешал. Ян Арнольдович прежде всего попросил прощения, что вынужден
задать  несколько  вопросов  относительно  Кима  Харитоновича,  когда в доме
такое горе, но Вероника Петровна перебила его:
     - Не  надо  извиняться.  Спрашивайте.  Если  что знаю - скажу, нет - не
обессудьте.
     Майора   удивило   ее  спокойствие,  даже  невозмутимость:  ведь  всего
несколько дней назад похоронила мужа.
     - Скажите, вы знаете художника Решилина? - начал он.
     - По-моему,  этого  художника должен знать каждый культурный человек. -
Варламова  закурила "Беломор", по-мужски сжав мундштук папиросы. - Во всяком
случае, кто считает себя таковым...
     - Да-да,  разумеется, - смутился Ян Арнольдович. - Но я вот о чем хотел
бы знать: ваш муж был знаком с Решилиным?
     - Знаком?  -  удивилась  вопросу  вдова.  - Никогда не слышала об этом.
Хотя решилинская картина у нас есть. Вон висит...
     Вероника  Петровна  показала  на  работу  художника.  На  картине  было
изображено  одухотворенное юношеское лицо. Светлые волнистые волосы, голубые
глаза.  Картина  была написана на деревянной доске, как икона. И манера была
иконописная.
     - Называется "Молодость художника", - пояснила Варламова.
     - Откуда она у вас? - поинтересовался Латынис.
     - Кто-то  из  знакомых  подарил  Киму Харитоновичу, - ответила Вероника
Петровна.  - А может быть - подхалим. Собственно, картин было две, но другая
уплыла...
     - К кому?
     Вопрос  повис в воздухе. Варламова глубоко затянулась дымом и некоторое
время  с прищуром глядела на решилинское творение, вероятно колеблясь, стоит
ли открываться собеседнику.
     - К  кому?  -  повторила  вдова.  - К одному человеку, к которому много
чего еще уплыло... К женщине.
     - Ростоцкой? - невольно сорвалось с языка у Латыниса.
     Он  испугался: вдруг его бестактность обидит Варламову. Однако она даже
глазом не моргнула, только потушила докуренную папиросу и засмолила новую.
     - Да,  у Стеллочки ручки хоть и нежные, но цепкие, - усмехнулась вдова.
- Что в них попало, считай - пропало...
     - Поскольку  уж  зашел  разговор  о  Стелле  Григорьевне,  - осмелел Ян
Арнольдович,  -  что  вы можете рассказать о ней? - И поправился: - Конечно,
если не хотите, можете ничего об этом не говорить.
     - Что  правда, то правда, большого желания нет, но, очевидно, придется,
-  вздохнула  Варламова.  -  Я  ведь  вижу,  вас интересует это неспроста. И
делить  нам  с  этой женщиной теперь нечего. Понимаете, последние лет восемь
нас  с  Кимом Харитоновичем объединяла лишь общая крыша над головой. Ну, еще
необходимость  изображать  благополучную  супружескую пару. Но фактически он
имел другую жену, Ростоцкую...
     - Понятно,   -   кивнул  Латынис,  немало  пораженный  тем,  что  вдова
Варламова говорит об этом так буднично и просто.
     Она, словно прочитав мысли майора, усмехнулась:
     - Удивляетесь,  чего  это я разоткровенничалась? Так вы же все равно об
этом знаете, я уверена.
     - Не знаем, - мотнул головой Ян Арнольдович.
     - Ну,  так  узнали  бы.  Да  еще  подумали: несчастная женщина, которую
обманывали  почти  десять  лет!  Так  вот,  к  чести Кима Харитоновича будет
сказано,  в  прятки он со мной не играл. Сам открылся. Единственное, о чем я
его  просила,  чтобы  не  знали  дети. Во всяком случае, до тех пор, пока не
станут  совсем  взрослыми.  Это условие Ким Харитонович выполнял. - Вероника
Петровна,  тяжело  задумавшись, помолчала. - Может, и хорошо, что сын и дочь
так и не знают, что их отец... - Она снова вздохнула.
     "Вот,  значит,  почему  она  не убивалась из-за смерти мужа", - подумал
Латынис.
     Подробности  отношений  Ростоцкой  и  Варламова  он  ворошить не стал и
последнее,  о  чем  спросил,  были  ли  у  покойного вредные пристрастия - к
выпивке или, может, к наркотикам?
     - Хорошее  вино  и коньяк муж любил, - отвечала Вероника Петровна. - Но
пил   в   меру.  Ну  а  насчет  наркотиков...  Ким  Харитонович  предпочитал
удовольствия  реальные,  осязаемые...  Впрочем,  категорически утверждать не
берусь. По существу, последнее время мы были чужие люди.
     Больше  ничего  интересного  выведать  у вдовы не удалось. Но и то, что
она  сообщила,  было ценным. Майор решил эти сведения углубить, расширить, в
чем и преуспел.
     Действительно,  последние  восемь  лет  Варламов и Ростоцкая фактически
были  мужем  и  женой,  что  они,  однако,  пытались  тщательно  скрывать от
окружающих,  особенно  от  сослуживцев.  Фамилия  Ростоцкая досталась Стелле
Григорьевне  от  отца.  Правда,  около  трех  лет  она  была Голубкина. Брак
секретаря  Варламова  с  ничем  не  примечательным  инженером Голубкиным был
загадочным  пятном во всей этой истории. Но в этот промежуток времени Стелла
Григорьевна  с  мужем  переехала  в  трехкомнатную  кооперативную квартиру в
самом  центре  Москвы,  после  чего  последовал  развод. Супруги расстались,
инженер  из  квартиры  выселился.  Можно было предположить, что этот брачный
финт  задумали  и  проделали  из-за дополнительных квадратных метров: так бы
секретарша могла претендовать лишь на однокомнатную квартиру.
     Все  расходы  по  роскошному  уютному гнездышку: паевой взнос (а он был
выплачен  полностью), мебель и прочая обстановка - нес Варламов. Более того,
совсем  неподалеку  от столицы, в деревне, на имя Ростоцкой была приобретена
ветхая  избушка,  которая  в  минимально  короткий срок - всего лишь за одно
недолгое  московское  лето  -  превратилась  в  премиленькую комфортабельную
дачу,  включая сауну на участке. Здесь же имелся под домом теплый гараж, где
стояла новенькая "Волга", оформленная на имя Стеллы Григорьевны.
     По  самым  скромным  подсчетам, дача обошлась Варламову не менее, чем в
тридцать  тысяч, не считая, естественно, автомобиля. А вот сколько он вложил
в   двухэтажный   особняк   на   окраине  Южноморска,  в  котором  проживала
родительница  Стеллы Григорьевны пенсионерка Кроль, сказать было трудно. Тут
уж   постарался   Блинцов,  выкроив  для  строительства  дома  самые  лучшие
дефицитные материалы.
     Стелла  Григорьевна  навещала  мать несколько раз в году, живя у нее по
два-три  дня.  Но  вообще-то она не афишировала свое имущество, ни движимое,
ни  недвижимое.  А  тем  считанным  людям,  которые  знали  о нем, Ростоцкая
говорила, что якобы все это оставил ей муж, Голубкин...
     Когда     Латынис     сообщил    все    эти    сведения    руководителю
следственно-оперативной группы, Чикуров заметил:
     - Откуда  у  Варламова  могли  быть  такие деньги? Его зарплаты явно не
хватило бы на все эти приобретения и расходы.
     - Учтите,  Игорь  Андреевич,  он  содержал еще и свою законную семью! У
них  обстановка  тоже  очень  даже  богатая,  у  детей  дубленки, всякие там
мохеры, джинсы, "Шарпы", "Панасоники"... Опять же - "Волга"!
     - Это  меня  и  смущает.  Но  один  из  основных  вопросов,  связаны ли
Варламов и Решилин, так и остается невыясненным, - сказал следователь.
     - Я  встречусь  с  Ростоцкой.  Может  быть,  Варламов  был  с ней более
откровенен, чем с законной супругой.
     - Только  не  надо ее настораживать, - посоветовал Чикуров. - Мы еще не
знаем  взаимоотношений Стеллы Григорьевны с Блинцовым. Кто может поручиться,
что  они  не  связаны  какими-нибудь  махинациями?  Тем более что работают в
одной системе и Блинцов в какой-то степени зависит от Ростоцкой.
     - Хорошо, Игорь Андреевич, - сказал Латынис. - Я что-нибудь придумаю.
     И  он  надумал отправиться к заместителю начальника отдела министерства
под  видом  любителя  и коллекционера современной живописи. Латынис позвонил
Стелле  Григорьевне  на  работу  и  попросил продать ему картину Решилина, в
крайнем  случае - обменять на какое-нибудь произведение искусства: у него-де
есть  выгодное  предложение.  Ростоцкая  удивилась, откуда известно, что она
имеет   работу  знаменитого  художника?  Ян  Арнольдович  ответил,  что  эти
сведения  он  получил из уст самого Решилина, трагически погибшего несколько
дней   назад   на   Черном   море.  Приманка  сработала  безотказно:  Стелла
Григорьевна  была заинтересована. Тем более что сообщение о смерти художника
появилось в газетах и взбудоражило всю Москву.
     Ростоцкая  назначила  встречу  Яну  Арнольдовичу  вечером  у  нее дома,
предупредив,  однако, что будет не одна. Возможно, она опасалась, как бы под
личиной коллекционера к ней не завалился грабитель.
     Жила  Стелла  Григорьевна  на  улице Герцена, рядом с Центральным Домом
литераторов.   Открыл   Яну   Арнольдовичу  здоровый  цветущий  мужчина  лет
тридцати.  Раздевшись  в  передней, Латынис прошел в комнату, сопровождаемый
недобрым взглядом раскормленного дога ростом с теленка.
     Решилинскую  картину  он "узнал" сразу (выспросил о ней дотошно у вдовы
Варламова),  чем  развеял  последние сомнения у хозяйки квартиры, если они у
нее  были.  Потом  завели  светский  разговор.  Пытаясь  выведать,  была  ли
Ростоцкая  знакома  с  художником,  или, может быть, Решилина знал ее бывший
шеф,  Латынис был крайне осторожен, старался ни на чем не заострять внимания
хозяйки.
     Увы,  Стелла  Григорьевна  отрицала  как  свое знакомство со знаменитым
живописцем,  так  и  Варламова.  Говорила  она, по-видимому, правду. Солгала
лишь в том, что картина досталась ей от мужа, с которым она развелась.
     "Сделка",  разумеется,  не состоялась: Ян Арнольдович нарочно предложил
смехотворную   цену  за  картину  Решилина.  Отказавшись  от  кофе,  Латынис
раскланялся.
     А  на следующий день он отправился на дачу погибшего художника, где тот
проводил   большую   часть   времени   и  где  жила  родная  сестра  Феодота
Несторовича.
     Ехать  пришлось  на  электричке,  затем  -  на  автобусе. Погода стояла
совершенно  неподходящая  для  загородных  прогулок:  шел настырный холодный
дождь,  порывами  налетал  ветер.  Сойдя  на  последней остановке в чопорном
дачном  поселке,  Ян  Арнольдович  узнал, что до решилинского участка топать
еще  километров  пять. Ему показали тропинку, которая огибала водохранилище.
Майор  и  так  весь  озяб  и промок, а глядя на свинцовые волны, ходившие по
водным  просторам,  ощутил  холод  еще  сильнее.  Сырость словно проникла до
самого мозга костей.
     "Отсюда,  наверное, и пошло слово "промозглый", - мрачно думал Латынис,
борясь со встречным ветром.
     Когда  он  добрался  до небольшого поселка, состоящего всего из десятка
необъятных  участков с солидными домами, то совершенно закоченел. Постучал в
одни  ворота,  другие  -  никто  не откликался (в решилинскую дверь майор не
звонил,  у него были другие планы - пока что поговорить с соседями). Наконец
его  впустили.  Это  была  дача  военного, какого-то генерала армии. Фамилию
майор  не  расслышал,  а  переспрашивать  было неудобно. Открыл калитку отец
этого  самого  генерала. Старик оказался сердечный, повел Яна Арнольдовича в
теплую  комнату,  предложил  горячего  чая.  То,  что милиция интересовалась
Решилиным  и  его  родственницей,  его  не  удивило: ежели уж человек пришел
пешком в такую погоду, резон, выходит, имеется.
     - Я   лично  у  художника  на  даче  не  был  ни  разу,  -  рассказывал
словоохотливый  старик.  -  У  него  три вот таких пса бегают на участке без
привязи,  -  он  показал  от  пола  метра  полтора. - И злющие, страсть! А с
сестрой  Решилина иногда видимся. В поселке, в продмаге. Она всем хозяйством
заправляет. И мужик у ней домовитый. Немой, правда...
     - Как вы говорите, немой? - переспросил Латынис.
     - Да,  от рождения, как сказала Ольга, - кивнул отец генерала. - Но все
понимает.  По  губам.  Мужик приветливый, всегда первым здоровается. Кивает,
стало быть...
     Сообщение  соседа  очень  заинтересовало  майора.  Во-первых,  на  даче
Решилина  была  прописана только его сестра, Ольга Несторовна. По документам
-  холостая.  Во-вторых,  человек,  живущий  на даче в качестве ее мужа, был
глухонемым.
     Но  ведь  сбежавший  из  больницы  в  Южноморске человек тоже вроде был
глухонемой!
     Ян  Арнольдович  стал  расспрашивать  старика,  как  выглядит муж Ольги
Несторовны.
     - Такой крепенький мужчина, - стал объяснять сосед.
     - Цвет волос?
     - Темный.  Шатен,  стало  быть.  И  сам смуглый, - ответил генеральский
папаша.  -  Ну,  это  скорее  всего  от  постоянного пребывания во дворе, на
солнце...
     - Усы у него есть?
     - Имеются, - кивнул сосед. - Небольшие.
     - Где сейчас муж Ольги Несторовны, не знаете?
     - Да что-то давненько его не видал.
     - Ну, как давненько? - допытывался Латынис, еле сдерживая волнение.
     - Пожалуй,  с  того  времени,  как  Решилин  уехал,  -  сказал старик и
поправился: - Недели три, стало быть.
     - А сестра художника в настоящее время живет на даче одна?
     - Зачем  одна.  Братец  пожаловал,  -  ответил  сосед.  -  Очень, между
прочим, на художника похож.
     Поблагодарив   старика  за  чай  и  полученные  от  него  сведения,  Ян
Арнольдович  поспешил  в поссовет, к участковому инспектору. Тот подтвердил,
что  приехал  родной  брат  погибшего  художника  и что у них с Ольгой якобы
большие разногласия по поводу наследства.
     - Позавчера  я  ехал  с  ними  в одной электричке в Москву, так они всю
дорогу  скубались,  -  сказал  участковый.  -  А  от Решилина добра осталось
много,  ой,  много!  На  даче прямо музей! Нотариус описывал имущество целый
день!
     Латынис  спросил  у него, что это за глухонемой муж у сестры художника,
как фамилия, чем он занимается?
     Вопрос  поставил  участкового  в  тупик: никакими сведениями о сожителе
(так он выразился) Ольги Решилиной он не располагал.
     - Как  же  так?  -  удивился  оперуполномоченный  уголовного розыска. -
Должны располагать! Он проживает на вашем участке!
     Участковый  инспектор стал оправдываться: это, мол, дача, человек здесь
не прописан...
     Не   удержавшись,   Ян   Арнольдович  сделал  участковому  внушение,  а
напоследок  попросил  приглядеть  за  домом  художника,  не объявится ли муж
Ольги Несторовны. А может, он уже здесь, скрывается на даче?
     - Проверю, товарищ майор! - козырнул участковый.
     - Только   аккуратненько,   не   переполошите  жильцов,  -  предупредил
Латынис.
     Он  отправился  в  Москву,  снедаемый  вопросом:  разные люди муж Ольги
Решилиной  и  "глухонемой"  из  южноморской  больницы  или это один и тот же
человек?   Ян   Арнольдович   сопоставлял  приметы,  которые  сообщил  сосед
Решилина,  с  описанием беглеца, составленным со слов медперсонала больницы.
Кое-что  совпадало,  а  кое-что - нет. Тот, из Южноморска, был лет сорока, а
этот  вроде  помоложе.  Тот  кудрявый,  а здешний - прямоволосый. У того усы
пышные, густые, у этого - небольшие.
     "Может,  отец  генерала  плохо  разглядел?  - думал майор. - Вон у него
какие линзы в очках! Зрение небось ни к черту!"
     Пока  он  добирался до города, созрела идея, под каким соусом появиться
завтра   на  даче  Решилина.  Ян  Арнольдович  разыскал  нотариуса,  которая
занималась   наследством   погибшего  художника.  Нотариальная  контора  уже
закрылась,  рабочий  день  кончился, но Латынису повезло: нотариус оформляла
стенгазету  к  октябрьским  праздникам. Это была совсем еще молодая девушка,
год назад окончившая юридический факультет МГУ.
     Латынис  представился.  У  нее было редкое имя - Вета. Заметив, с каким
увлечением она рисовала шапку стенгазеты, Ян Арнольдович сказал:
     - В вас пропадает истинный художник!
     - Да, когда-то мечтала... А стала юристом.
     - Тогда  помогите мне, Вета Владимировна, - попросил оперуполномоченный
уголовного розыска. - Как юрист юристу.
     И  он  обрисовал  свой  план: отправиться завтра на дачу Решилина якобы
для  того,  чтобы  посмотреть, как хранятся описанные вещи, и разрешить спор
между  родственниками  художника,  который действительно имел место. Латынис
же  будет  представлен  под  видом  консультанта  областного отдела юстиции,
про