егорически  запретил  ей  встречаться  с ним. Вот она и ходит
украдкой  к детскому саду, чтобы хоть одним глазком посмотреть в щель забора
на  своего Диму. Там я и застал ее. Узнала меня, удивилась. А глазки бегают.
Хотела смыться, но не тут-то было. Беседовали у нее дома.
     - А где она там обосновалась?
     - У  одного инженера-электронщика - Федора Гриднева. Бедняга без памяти
влюблен  в  Орысю,  хоть  и младше нее на четыре года. Сторожук говорит, что
они скоро поженятся.
     - Понятно... Что дальше?
     - Ну  и  намучился  я  с ней! - в сердцах проговорил оперуполномоченный
уголовного  розыска.  -  Ужом  юлит,  темнит!  Спрашиваю, какие отношения со
Скворцовым-Шанявским?  Отвечает,  что просто знакомы. Обещал, мол, сделать в
Москве  прописку  и  работу...  За  просто  так,  спрашиваю. Да, говорит, по
дружбе...  Представляете,  за дурачка меня держала! Спрашиваю: чем профессор
занимался  в  Южноморске?  Отдыхал,  говорит,  и  все.  Куда  ходил,  с  кем
встречался  -  вроде  не  знала.  Помимо  нам  уже известных, назвала только
одного. Запишите, Игорь Андреевич... Жоголь...
     - Минуточку! - Игорь Андреевич взял ручку.
     - Жо-голь,  -  отчетливо повторил капитан. - Леонид Анисимович. Живет в
Москве,  работает  в  торговле. Дружит со Скворцовым-Шанявским давно. Но, по
словам Сторожук, улетел из Южноморска за несколько дней до смерча.
     - А кого искал профессор в море? Ну, с аквалангистом Трешниковым?
     - Это  ей  неизвестно.  Она  даже  не  могла  сообщить  фамилию  шофера
Скворцова-Шанявского, Вадима.
     - Но хоть что-нибудь вы добились от Сторожук?
     - С  трудом, но призналась-таки, что пятьдесят тысяч, которые, помните,
она  сняла с аккредитива в Южноморске, у нее действительно украли, - ответил
капитан.  - Но потом такую ахинею понесла - хоть стой, хоть падай. До белого
каления довела меня, ей-богу!
     - Чем  же?  -  удивился  Чикуров,  зная, как трудно вывести из терпения
Виктора Павловича.
     - Вы   только   послушайте!  -  горячился  капитан.  -  Спрашиваю,  для
какой-такой  надобности  сняла  пятьдесят  тысяч?  Долг, говорит, нужно было
отдать...  Отдали? Да, отвечает... Но ведь у вас эти пятьдесят тысяч украли!
А  когда  поймали воров и хотели вернуть деньги, вы от них открещивались как
черт  от ладана! Сторожук стала уверять, что сама достала нужную ей сумму...
Где,  спрашиваю,  у  кого?  Она  виляла,  виляла, путалась, путалась и вдруг
заявляет, что продала золотые зубные коронки с бриллиантами...
     - Что за бред? - не понял следователь.
     - Я  сам  от  такой  фантасмагории  чуть  на  стену  не полез! - нервно
засмеялся  капитан. - Но Ореста объяснила, что у нее во рту было два протеза
с  крупными  бриллиантами!  Симметрично,  с  двух  сторон!  Вот  за них-то и
получила она пятьдесят тысяч.
     - Кому продала?
     - Зубному  врачу.  Фамилию,  она,  естественно,  у  него не спрашивала.
Дантист  этот  работает в поликлинике, но имеет зубоврачебное оборудование и
у себя дома.
     - Приметы врача выяснили?
     - Конечно...  Вот такие, Игорь Андреевич, пироги, - вздохнул капитан. -
Сегодня хочу продолжить нашу беседу со Сторожук.
     Чикуров  уточнил,  на  что Журу следовало бы обратить особое внимание и
какие  вопросы интересовали следствие в первую голову. Жур пообещал "выжать"
из Сторожук нужные сведения.
     После  разговора  с  Виктором  Павловичем  Чикуров поехал в Тушино, где
проживал   Скворцов-Шанявский.  Свой  принцип  как  можно  больше  узнать  о
человеке,  прежде  чем  его  допрашивать,  Чикуров решил выдержать и на этот
раз, а поэтому прямиком направился в отделение милиции.
     Участковым  инспектором,  на чьем участке находился дом профессора, был
молоденький  лейтенант,  по  всей видимости, недавний выпускник высшей школы
милиции, Зиятдинов Карим.
     "Откуда  у  этого  потомка  Чингисхана  такие  рыжие  волосы  и голубые
глаза?" - подивился Игорь Андреевич, знакомясь с ним.
     Вообще-то  следователь  предпочитал  иметь дело с опытными участковыми,
со  стажем.  И  участок  знают  хорошо, и с полуслова улавливают, что именно
требуется следствию. Но на нет, как говорится, и суда нет.
     Но  когда  Чикуров  разговорился  с  Зиятдиновым, лейтенант поразил его
обстоятельным  и серьезным отношением к своей службе. Что же касается людей,
проживающих  на вверенной ему территории, то голубоглазый татарин был весьма
даже  осведомлен  о  многих. Правда, его больше волновали пьяницы, дебоширы,
тунеядцы, неблагополучные семьи и находящиеся на учете в милиции малолетки.
     - Погодите,  погодите,  -  сказал  Зиятдинов,  когда  зашел  разговор о
Скворцове-Шанявском.  - По-моему, он не является пайщиком ЖСК. - Он полистал
свой  блокнот  в  красивой  пластиковой  обложке.  - Точно! Владельцем сорок
третьей  квартиры  является  Митрошкин  Г.Д. Скворцов-Шанявский прописан там
временно.
     - А кто такой Митрошкин? - спросил следователь.
     Выяснилось,  что  Митрошкин  был  старшим научным сотрудником какого-то
академического  института.  Сам он живет у жены, дочки академика, которой от
отца досталась четырехкомнатная квартира.
     - А у Митрошкина сколько комнат?
     - Три,  -  ответил  участковый  и  добавил:  -  Сорок восемь Квадратных
метров.
     "Мне  бы  такую!"  -  с завистью подумал Игорь Андреевич. Вспомнив свои
тесные,  словно бы рассчитанные на лилипутов, апартаменты с крошечной кухней
и совмещенными ванной и туалетом.
     Зиятдинов как будто прочитал в его глазах эту тоску.
     - Вот  так  и  получается,  одни  ютятся по пять человек в комнате, а у
других  пустуют  хоромы,  -  заметил  он  со  вздохом.  -  Когда уже наведут
порядок?
     - Но это же кооператив, - развел руками Чикуров.
     - А   в   государственных,  вы  думаете,  дела  обстоят  по-другому?  -
усмехнулся лейтенант.
     Зиятдинов  предложил  зайти  в дэз, обслуживающую ЖСК, в котором снимал
квартиру  Скворцов-Шанявский.  Там  порекомендовали  Чикурову  обратиться  к
пайщице  того  же  кооператива, которую назвали тетей Фаней - она была самым
осведомленным  человеком  в этом доме. Одинокая, имеет только кошку, которая
неотлучно  находится  рядом  с  хозяйкой.  Но  самое  главное  -  тетя  Фаня
подрабатывает  к  пенсии вахтером в своем ЖСК. Сутки дежурит, трое отдыхает.
Но  даже  в  свободное от дежурства время сидит возле вахтерской будочки или
на скамейке у подъезда. Словом - бессменный часовой, все видит и все знает.
     Игорю  Андреевичу  всегда  были не по душе такие скамеечные кумушки, но
другого  источника информации пока не имелось и пришлось согласиться на тетю
Фаню.
     Ее  пригласили  в  дэз.  Она  явилась  со  своей  кошкой. Раскормленный
беспородный мурлыка проспал у нее на руках весь их разговор.
     - Валерий  Платонович?  Как  же,  как же, знаю! - буквально засветилась
тетя  Фаня  при  одном  только  упоминании  о  профессоре. - Интеллигентный,
культурнейший   человек.  А  воспитание!  Всегда  остановится,  справится  о
здоровье.  И  ученый крупный! Персональный пенсионер всесоюзного значения, а
все равно продолжает трудиться на благо нашего общества.
     По   словам   вахтерши,   у  Скворцова-Шанявского  часто  бывали  люди.
Наверное,  тоже  ученые.  Одеты  хорошо,  подъезжали  на  своих  "Волгах"  и
"Жигулях".   Зарубежные   гости  тоже  иной  раз  посещали:  подкатывали  на
иностранных  автомобилях. Очень чтили профессора, потому что многие являлись
с подарками.
     - Из чего вы это заключили? - спросил следователь.
     - Так  ведь  совсем  нетрудно догадаться, - пожала плечами тетя Фаня. -
Приходят  с коробками, сумками, свертками, а уходят - без. Значит, оставляют
у того, к кому идут.
     - Логично,  -  улыбнулся  Игорь  Андреевич  и  спросил,  что  она может
сказать о Сторожук.
     - Вы  имеете  в  виду  Орысю-хохотушку?  - уточнила вахтерша. - Да, она
жила  у  Валерия  Платоновича,  по-моему,  с  мая  месяца.  Что  и говорить,
красавица!
     - Как представил ее Скворцов-Шанявский?
     - Ассистенткой,  -  ответила тетя Фаня и, бросив на следователя лукавый
взгляд,  иронично улыбнулась. - Ну, я сделала вид, что поверила. Но мы же не
дети!  Я  уверена,  Орыся  была  его гражданской женой. И ради бога! Валерий
Платонович   еще   вполне   и   вполне!   И  эта  Орыся,  прямо  скажем,  не
восемнадцатилетняя девушка.
     Дальше  она  рассказала,  что профессор со своей "ассистенткой" в конце
сентября  уехали  на  юг  на  машине  Скворцова-Шанявского,  а  вот вернулся
Валерий Платонович один.
     - Когда? - спросил следователь.
     - Недели  три  назад,  -  подумав,  ответила  вахтерша.  -  Может, чуть
раньше...
     "Значит,   числа  двадцать  пятого  -  двадцать  седьмого  октября",  -
прикинул Чикуров и поинтересовался:
     - А что он сказал насчет Сторожук, где она?
     - Сказал,  что Орыся в спецкомандировке... Да, - вдруг что-то вспомнила
тетя  Фаня. - Перед самым приездом профессора его очень настойчиво спрашивал
один мужчина.
     - Какой мужчина? - насторожился Чикуров.
     - Я  его раньше не видела. Выше среднего роста, лет под пятьдесят. Лицо
интеллигентное.  Несколько  раз  приходил,  спрашивал  Валерия  Платоновича.
Видимо,  очень  уж  ему  нужен  был  профессор.  В  тот  день, когда Валерий
Платонович  вернулся  с  курорта,  этот  человек ждал его на улице. На дворе
холодина,  и  я  пригласила  мужчину  в  подъезд.  Буквально  через  полчаса
подъехал  Валерий  Платонович.  Но  знаете,  -  тетя  Фаня зачем-то понизила
голос, - по-моему, профессору была не очень приятна эта встреча.
     - Да? - заинтересовался следователь. - А почему вы так считаете?
     - Валерий  Платонович  как-то  растерялся,  засуетился и, кажется, даже
побледнел.  Они  поднялись  на лифте, а приблизительно через час тот человек
ушел.  А  профессора  я увидела лишь через день. Почему-то в темных очках, и
полоска  пластыря на лбу. Он хотел прошмыгнуть мимо меня, но я спросила, что
с  ним  такое?  Валерий  Платонович  смутился,  сказал, что поскользнулся на
улице,  упал.  Я  посочувствовала,  но  даю  голову  на  отрез:  он  говорил
неправду.
     - Как это так?
     - А  вот  так!  Профессор не выходил из дому с того самого момента, как
поднялся к себе с тем самым мужчиной!
     - А вы не могли ошибиться?
     - Я?  Ошибиться?  -  Тетя Фаня посмотрела на следователя так, словно он
подверг  сомнению  само  ее  существование.  - Я дежурила эти двое суток. За
себя и за Лидию Егоровну. А мимо меня и муха не пролетит незамеченной!
     После  описанных  событий,  по  мнению  верного  стража  кооператива, у
Валерия  Платоновича  что-то  произошло.  Машина больше за ним не приезжала,
сам  он  ходил озабоченный. А последние дней пять Скворцов-Шанявский и вовсе
не появлялся.
     - Уехал, что ли?
     - Если  он  уезжал из Москвы, то всегда предупреждал: отлучаюсь, мол, в
командировку. Или там на курорт.
     - А может, вообще с квартиры съехал?
     - Ну  уж  в таком случае наверняка бы сказал. Съехать не попрощавшись -
нет!  Не  такой  Валерий  Платонович  человек,  - решительно мотнула головой
бдительная  вахтерша.  -  Да  и  корреспонденция к нему идет и идет. Письма,
газеты,  журналы. Почтальонша жаловалась, что почтовый ящик забит до отказа,
не вынимали давно.
     - А  что,  если  Скворцов-Шанявский  болен  и  поэтому  не  выходит  из
квартиры? - высказал еще одно предположение следователь.
     - Нету  его  дома,  потому  что  второго  дня  им интересовался молодой
человек.
     - Какой молодой человек?
     - Нерусский.  Смуглый, чернявый. По-моему, из Средней Азии. Поднялся на
лифте   и  очень  скоро  спустился.  Все  выпытывал,  в  Москве  ли  Валерий
Платонович.  Я  сказала,  что  уже несколько дней, как его не видно. Молодой
человек, по-моему, не поверил. И вообще был очень злой.
     Поблагодарив вахтершу, Чикуров отпустил ее.
     "Куда  мог  запропаститься профессор? - размышлял следователь. - Почему
он  врал  тете Фане, что упал на улице? И что это за настойчивые посетители?
Для  чего  сказал неправду, что Ореста Сторожук в спецкомандировке? Казалось
бы, солидный человек..."
     Игорь  Андреевич  потянулся  к  телефону,  чтобы позвонить в райсобес и
справиться,  действительно  ли  у  Скворцова-Шанявского  персональная пенсия
союзного  значения,  но  вспомнил,  что  в  Тушино  он  прописан временно и,
значит, наводить справки надо по месту его постоянного жительства.
     "Ладно, сначала забегу в ЖСК", - решил Чикуров.
     Они  отправились  вместе  с Зиятдиновым. Дом, наверное, был построен по
индивидуальному  проекту.  Очень  солидный,  из  красного  кирпича, огромные
окна,  лоджии.  Стоянка  забита  автомобилями, среди которых много "Волг", а
также "Лад" и "Москвичей" новейших моделей.
     Поднялись  на шестой этаж. Чистота. На просторной лестничной площадке -
горшки  с  вьющимися  растениями.  Дверь  в сорок третью квартиру была обита
красной  искусственной кожей. Из соседней квартиры доносилась громкая музыка
- вездесущий рок-н-ролл.
     Следователь  нажал  кнопку звонка, но, прозвенел тот или нет, слышно не
было. Подождав с минуту, Игорь Андреевич снова позвонил. Эффект тот же.
     - Ох,   эти   "металлисты"!  -  недобро  покосился  на  соседнюю  дверь
Зиятдинов.
     - Может, звонок не работает?
     Участковый инспектор прижался ухом к двери, нажал кнопку.
     - Вроде работает, - сказал он неуверенно.
     И на всякий случай попробовал достучаться кулаком.
     Однако  после  первого  же  удара  дверь  подалась  внутрь. Зиятдинов и
Чикуров переглянулись.
     - Смотри-ка, не заперто, - удивился лейтенант.
     Он  толкнул дверь сильнее. Игорь Андреевич заглянул в полумрак квартиры
и невольно отшатнулся.
     Запах! Густой, смрадный, он вытекал из теплого жилища.
     Превозмогая  отвращение, Игорь Андреевич шагнул через порог. Зиятдинов,
который  тоже  все  понял,  двинулся следом, зачем-то положив руку на кобуру
пистолета.
     Когда   глаза   обвыклись,  следователь  понял,  что  они  находятся  в
просторном  холле Чикуров открыл одну из дверей - пустая кухня. Другая дверь
вела  в  большую  комнату.  В  ней  тоже  никого  не  было. Холл переходил в
коридорчик,   заворачивающий   коленом.  В  него  смотрелись  четыре  двери.
Комната.  Еще  одна, поменьше. И в них никого. Затем туалет. Дальше была, по
всей видимости, ванная. Внизу под дверью светилась полоска.
     Игорь Андреевич приоткрыл дверь.
     Почему-то  прежде всего бросился в глаза ряд красивых флаконов, стоящих
на   стеклянной  полке  возле  зеркала  во  всю  стену  и  освещенных  ярким
светильником.
     А в ванне лежал человек.
     Видны  были  лишь  часть  груди,  плечи,  шея  и  голова. Все остальное
скрывала темно-бурая жидкость.
     Заходить в ванную комнату следователь не стал.
     - Товарищ  лейтенант,  срочно  организуйте  понятых,  - скомандовал он,
пожалев, что не сделал это раньше, до входа в квартиру.
     - Слушаюсь! - по-военному ответил Зиятдинов и поспешил из квартиры.
     Игорь  Андреевич  включил  свет  в  холле.  На журнальном столике стоял
телефонный   аппарат.  Следователь  набрал  номер  райуправления  внутренних
дел...
     И  закрутилась  привычная  для  Чикурова  машина.  Подъехали  работники
милиции,   судмедэксперт.  Но  им  пришлось  ждать,  потому  что  участковый
инспектор  все  уговаривал  соседей  быть  понятыми: людей пугал покойник. С
трудом согласились наконец женщина-врач и пожилой пенсионер.
     Начали  с фотографирования и осмотра трупа. У Скворцова-Шанявского (его
сразу   узнали  понятые)  были  перерезаны  вены  на  левой  руке,  что,  по
предварительному  заключению  судмедэксперта,  явилось причиной смерти. Было
обнаружено  и  орудие  предполагаемого  самоубийства  - лезвие от безопасной
бритвы "Жиллет".
     Помимо  резаной  раны  на  запястье,  у покойного на теле были замечены
кровоподтеки  в области груди, а также ссадины и царапины на обеих руках. На
вопрос  Чикурова,  когда  наступила  смерть,  судмедэксперт  ответил, что не
меньше чем четыре-пять дней назад.
     "Ровно  столько,  по  словам  тети  Фани,  и  не  видели профессора", -
подумал следователь.
     Он  разрешил  увезти  труп  в  морг  и  приступил  к  осмотру квартиры.
Обстановка  была  исключительно импортная и, скорее всего, куплена хозяином,
то есть Митрошиным.
     Скворцов-Шанявский,  видать, был аккуратист. Все прибрано, все на своих
местах.  Посуда  на  кухне перемыта, продукты - фрукты, овощи, орехи, соки и
прочее,  говорящее о вегетарианском питании, - в идеальном порядке сложены в
холодильнике.  Дорогие костюмы, туфли, шерстяные вещи и другая одежда висели
в  спальне  в  шкафу.  А  на  вешалке  в холле находились пальто, дубленка и
шапка-ушанка из темно-коричневой норки.
     Если  даже это было и убийство, чего пока нельзя было исключать, то, во
всяком случае, не с целью ограбления.
     Последним  следователь  осмотрел кабинет. На письменном столе бросились
в  глаза  две  бумажки.  Одна  -  записка,  адресованная покойному. "Валерий
Платонович!   Очень  жаль,  что  не  застал  вас  дома.  Настоятельно  прошу
позвонить  мне  сразу,  как  только прочтете эту записку". Дальше указывался
номер  телефона,  по  которому  следовало  звонить, подпись - "А.Иркабаев" и
число - 13 ноября.
     "Пять  дней  назад,  - отметил про себя Чикуров. - А послание-то какое!
Ни тебе здравствуй, ни тебе до свидания... Интересно, кто этот Иркабаев?"
     Другая  бумажка  была  прижата  к  столешнице  друзой горного хрусталя.
Чикуров взял ее в руки.
     "У  меня два пути. Первый - смерть. Второй - тоже смерть и истязания. Я
выбираю первый. Прости меня, господи!"
     Дрожащие, пляшущие буквы, строки в конце сползают вниз.
     Предсмертная записка.
     Следователь показал ее понятым, занес это в протокол.
     Помимо  этих  двух  бумажек,  на  столе лежала стопка газетных вырезок.
Чикуров  пробежал  их  глазами.  Вырезки  были из газет, издающихся в разных
городах:  Новосибирск,  Омск,  Воркута,  Архангельск,  Тамбов...  И тематика
материалов,  затронутая  в  них,  касалась  исключительно  овощей,  фруктов,
находящихся    (или    отсутствующих)   в   продаже,   об   опыте   хранения
сельхозпродукции,  о  работе  потребкооперации  в  этом  направлении,  и так
далее, и тому подобное.
     "Ну  что  ж, - подумал Игорь Андреевич, - это была профессия покойного.
Поле его научной и практической деятельности".
     Тут  же  лежал  справочник  служебных  телефонов  Госагропрома  СССР  и
Госагропрома РСФСР.
     Игорь  Андреевич  осмотрел  книжные шкафы, забитые научными книгами. Но
не  нашел  ни  одной  по  овощеводству  и  вообще  относящейся  к  сельскому
хозяйству.  Литература  касалась  исключительно геологии. Книги принадлежали
хозяину,  ученому-геологу.  Не  обнаружил  следователь  и  ни  единой работы
профессора - ни в рукописи, ни в напечатанном виде.
     В  одном  из  ящиков  письменного  стола  Чикуров натолкнулся на клочок
бумаги  со  странным списком. В левом ряду - непонятный набор слов: Философ,
Свист,  Король,  Птаха,  Каракурт,  Борода,  Дырка.  Все слова - с заглавной
буквы.
     "Клички,  что  ли?  -  размышлял  Игорь  Андреевич.  -  А то бы зачем с
большой буквы?"
     Напротив  каждой  клички (если это действительно было так) стояла одно-
или  двухзначная  цифра.  Со  знаком  плюс  или  минус.  И  только справа от
Философа цифра была трехзначная - 510. С жирным минусом.
     Чикуров  сличил  список  с  предсмертной  запиской.  И  не смог понять,
написаны они одной рукой или разными.
     "Срочно на экспертизу", - решил следователь.
     В  том  же ящике, в коробке из-под набора фломастеров, лежали квитанции
по  оплате  междугородных  переговоров.  Среди  них затесались три квитанции
денежных переводов.
     Игорь  Андреевич  обратил  внимание, что переводы посланы на один и тот
же  адрес, в Иркутскую область. Адресат - Листопадова И.К. Поразили Чикурова
сум