ра  еле  сдерживает
слезы. - Если кукла из Германии...
   - Да такую куклу купить невозможно! Ее  сделал  кукольник  Фрибалиус!
Это кукла моей прапрабабушки, у нее были деревянные руки и ноги, но  они
сгибались в коленках и локтях, представляешь?! Еще она стояла, сама!
   - Она ночью спускалась со шкафа и ходила по комнате, - заявил  Антон,
понизив голос до шепота. - Точно! Еще у нее были настоящие  человеческие
волосы, это правда, Лора, скажи! Мы подожгли один  волосок  у  нее  и  у
Лоры, пахло паленой шерстью!
   - Да, и волосы настоящие, и платье с  баварскими  кружевами,  которым
больше ста лет, а башмачки?! Ты помнишь ее башмачки на  каблучках?!  Она
ночью ее всю разобрала,  всю,  пока  я  спала!  Она  сошла  с  ума,  она
выдергивала у куклы волосы и считала волоски!
   - Лора, успокойся, это всего лишь  кукла,  по-моему,  ты  никогда  не
играла с ними, я не помню...
   - А я с ней не играла! - кричит Лора. - Она  жила  у  меня  временно,
Руди отдал, сказал, что это семейная реликвия, чтобы я ее берегла! Как я
могла играть с куклой Энгельгарды?!
   - А кто это, Энгельгарда? - интересуюсь я осторожно.
   - Да что с тобой разговаривать, - отворачивается Лора.
   - Это  бабушка  нашей  бабушки,  страшная  женщина  была,  мне  Питер
говорил, -  объясняет  Антон.  -  Он  говорил,  мужиков  перебила  -  не
сосчитать.
   Лора прикусывает нижнюю губу,  чтобы  не  снизойти  до  скандала  или
объяснений.
   Так, с перекошенным злостью лицом и прикушенной губой, она и вошла  в
квартиру своих родителей. С порога прошла в комнату,  села  в  кресло  и
застыла.
   Антон, напротив, снял  ботинки,  разделся  и  прямиком  отправился  в
спальню.
   - Посмотри вокруг, - попросила я Лору. - Здесь провели много обысков,
рылись в личных вещах, что-нибудь не так?
   - Откуда я знаю, как должно быть? Я знаю, какие у матери были наряды,
она приезжала каждый раз в новом платье или костюме. Я знаю несколько ее
украшений, бриллианты, рубины.
   - Никаких бриллиантов, - удивилась я. - Была шкатулка в шкафу, но там
только бижутерия. Неужели твоих родителей убили, чтобы ограбить?..
   - Она не держала это в шкафу. Это было в тайнике.
   - В сейфе?
   - Нет, здесь в квартире. - Лора встает и  идет  в  кухню.  Приседает.
Берется за плинтус внизу  выступа  воздуховода,  тянет  его,  и  плинтус
оказывается краем выдвижной полки. Вытаскивает  фанеру,  засовывает  два
пальца в образовавшуюся щель, что-то подвигает,  и  вдруг  нижняя  часть
стены  воздуховода   открывается   дверцей   примерно   восемьдесят   на
восемьдесят сантиметров. В темноте воздуховода, в пыли, на  сетке  стоит
металлическая коробка с крышкой.
   - Замок, - озадаченно говорит Лора. - Не помню про замок.  Если  есть
замок, значит, должен быть ключ...
   - Был тут один ключ,  но  он  от  сейфа,  -  бормочу  я,  разглядывая
небольшой навесной замок.
   Мы застываем, присев у металлического сундучка, потому что  раздается
страшный грохот.
   - Антон! - закричала я, бросилась из кухни и была сразу  же  повалена
на пол. Я примерно закрыла голову руками, как мне и  приказали  страшным
громким голосом, и, пока  лежала,  успела  сосчитать  шесть  пар  ног  в
омоновских ботинках. Когда рядом положили Лору, она посмотрела  на  меня
странным застывшим взглядом. Я не знаток условных взглядов женщин-воинов
и на всякий случай приказала ей глазами  лежать  спокойно  и  не  делать
всяких глупостей, типа нападения на спецназовца с  целью  завладеть  его
оружием.
   - Можете встать, -  раздался  рядом  спокойный,  уверенный  голос.  -
Полковник Негоднов.  Вас  беспокоит  отдел  по  борьбе  с  международным
терроризмом УПС... ФСБ. - Он назвал еще столько букв аббревиатуры, что я
бы не запомнила  их,  даже  если  бы  смогла  расшифровать,  а  закончил
знакомым словом:
   - России. - Перед  моим  носом  развернулось  и  тут  же  схлопнулось
красной бабочкой удостоверение. - Девочка, не бойся, -  он  похлопал  по
плечу трясущуюся от ненависти и унижения Лору,  -  мы  не  страшные.  Мы
умные. Имеете ключ от ящика?
   Я покачала головой. Не имеем, значит. Лора сцепила  зубы  и  стиснула
пальцы, вероятно, чтобы не дать им расшалиться.
   - Вскрывай!
   Легким движением  большого  ножа  с  зазубренным  лезвием  мужчина  в
пятнистой форме сдернул дужку  замка.  Открыли  крышку.  Первое,  что  я
увидела, была маленькая лысая головка из странного, похожего на  розовый
воск, материала с кое-где свисающими  прядями  светлых  волос.  На  меня
смотрел полуприкрытый нежно-голубой искусственный глаз, вспухшие, словно
выставленные для поцелуя губки с облупившейся краской, вздернутый  носик
с отбитым кончиком и пустой провал второго глаза.
   С обеденного стола все убрали, и вот содержимое металлического  ящика
равномерно распределено  по  его  поверхности.  С  изумлением  полковник
Негоднов трогает пучок шерстяных ниток - все, что  осталось  от  свитера
Антона. Пустые металлические поддончики, в которых когда-то были тени, с
остатками   разноцветной   пыльцы,   рассыпались   в   разные   стороны.
Перекореженная тетрадь, по виду как после стирки  в  стиральной  машине.
Листки книги, с вырезанными кое-где словами,  и  вырезы  эти  вызвали  у
полковника и его команды  оживленный  интерес.  Распотрошенные  картонки
переплета. Дорогая  брошь  -  серебро  -  и  огромный  рубин  в  россыпи
мельчайших  бриллиантов  вокруг.  Серьги  старинного   вида,   угрожающе
пронзающие свет лучами  прозрачных  камней.  Пучок  свалявшихся  светлых
волос, его удивленно потрогал кто-то из команды, под ним  оказались  два
перстня, явно на мужские пальцы, один - печатка. Рядом -  два  крошечных
бархатных башмачка на деревянной подошве, с каблучками, один - разодран,
а каблучок расщеплен. Два капроновых  чулка,  кожаная  перчатка,  флакон
духов синего стекла  с  выгравированной  буквой  F,  пистолет,  запасная
обойма, тюбик губной помады, записная книжка с золотым  карандашиком  на
веревочке, несколько крупных жемчужин, а также части рук,  ног,  тело  и
голова старинной куклы в обрывках шелка и кружев.
   - Та-ак, - удовлетворенно  кивает  Негоднов.  -  Описать,  упаковать,
передать фактурщикам!
   - Там есть очень дорогие вещи, - решилась я.  -  Пригласите  понятых,
пожалуйста.
   - В целях безопасности обойдемся без понятых. Распишитесь вы. Я бы на
вашем месте вообще поменьше  людей  привлекал  к  этому  делу,  вы  меня
понимаете? Столько желающих вертится вокруг, кто знает, может, за дверью
сейчас стоит тот, кто поставил, к примеру, вот этот жучок.  -  Полковник
подходит к выключателю на стене  и  ловко  поддевает  ножом  то,  что  я
приняла за шуруп. Протягивает  мне  на  ладони  крошечную  металлическую
кнопку и, честно глядя в глаза, заявляет:
   - Это не мой отдел ставил. Это не наши системы, вы меня понимаете?
   Я смотрю сквозь коридор, в открытую  дверь,  и,  вероятно,  мое  лицо
захлестывает такое отчаяние и желание кого-нибудь побить, что даже Лора,
любительница выяснять отношения именно  таким  образом,  предостерегающе
берет меня за руку.
   Мы молча наблюдаем,  как  сотрудники  Негоднова  загружают  все  вещи
обратно в коробку, с максимумом предосторожностей, и только я  вспомнила
об Антоне, как люди у стола дернулись и схватились за оружие. Потому что
раздался громкий возмущенный вопль.
   Бегу в комнату и вижу беснующегося в руках двоих здоровенных  мужиков
Антона. Он почему-то весь в грязи, висит между ними, исступленно дергает
ногами и кричит так, что Лора затыкает уши.
   - Ключ! - кричит он, захлебываясь. - Мой  ключ!  Отдайте  немедленно!
Отдайте мой мизинец! Вы сволочи, это мой мизинец! Не трогайте меня!
   - Поставьте мальчика, - приказывает Негоднов. Антона ставят на пол, и
он сразу же бросается на полковника, колотит его кулаками и кричит.
   - Мальчик. - Полковник старается захватить  грязные,  в  земле,  руки
Антона. - Мы сейчас успокоимся и скажем тихо и  внятно,  что  нам  надо,
ладно?
   - Мой палец, - тяжело дыша, требует Антон. - Верните мизинец бога! Он
мой!
   Я смотрю в открытую балконную дверь  и  вижу  засыпанный  землей  пол
балкона, и перевернутый цветочный ящик, и кота  соседки,  с  буддистским
спокойствием сидящего на перекладине, защищенного от нашего шумного мира
светом прозрачнейших желтых глаз.
 
*** 
 
   - Выпей еще. - Лора протягивает мне  рюмку,  я  отвожу  ее  руку.  От
запаха валерьянки меня уже  тошнит.  -  Пей,  а  то  у  тебя  сердце  не
выдержит!
   - Выдержит.
   - Не выдержит. Мне мама  говорила,  что  ты  умница,  только  сердцем
слабая, пускаешь в него всех подряд.
   - Выдержит!
   - Давайте вызовем милицию, - предлагает все еще возбужденный Антон. -
Это же просто ограбление какое-то!
   - Вообще-то да, - кивает Лора. - Драгоценности ушли.
   - При чем здесь драгоценности? Они забрали мой мизинец бога!
   - Да отвали ты со своим мизинцем, - отмахивается Лора.  -  Заколебал.
Нормальные маменькины сыночки должны собирать марки или железную дорогу.
А ты? То заспиртованная  лягушка,  которая,  кстати,  жутко  воняла,  то
наколотые жуки,  теперь  еще  мизинец.  Ты  знаешь,  что  это  такое?  -
спрашивает она меня. - Это настоящий засушенный палец!
   Я киваю:
   - Да. Это я нашла ключ в цветочнице на балконе. Извини, Антон, все  с
этим ключом так завертелось...  Они  думали,  что  Ханна  держит  что-то
важное в сейфе, захватили банк, была перестрелка...
   - Вот идиоты, - не выдерживает Лора. - Ну  и  как,  их  рожи  здорово
перекосило, когда они открыли этим ключом сейф?
   - Не то слово, - вздыхаю я.
   - Жаль, мама не видела, - вздыхает Лора.
   - А они могут мне вернуть мизинец бога, если он им больше  не  нужен?
Это же не брошка дорогая, не кольцо, он нужен только мне!
   - Грязный вонючий палец дохлого лонгобарда, - констатирует Лора. -  И
после этого ты уверяешь меня, что боишься  ночью  спать  без  света?  Ты
куклу видела? - поворачивается она ко мне. -  Видела,  что  сделала  моя
мамочка?  Они  чокнутся   разбирать   последствия   ее   шизофренических
припадков, эти шерстяные нитки свитера, мы их раскладывали  по  порядку:
желтый - к желтому, синий - к синему и так далее. Ведь мы  их  измеряли!
Длину каждой нитки разного цвета! Записывали цифры и сидели потом долго,
думали, куда эти цифры  приткнуть.  Мама  все  записывала  в  блокнотик,
приблизительно так: "44Ж, 75С и 8 по 12К и Кор". "Кор" - это коричневый,
коричневый и красный на одну букву, поэтому "К" -  красный,  а  "Кор"  -
коричневый. Теперь их шифровальщикам будет чем заняться!
   - А мне нравилось, - вступается за мать Антон. - Она сказала, что  мы
ищем клад, и  я  разматывал  свитер.  Рюкзак,  правда,  жалко,  но  мама
сказала...
   - Размеры лотков из-под теней, ширина, длина и высота в  миллиметрах,
- перебивает Лора. - С буквами, обозначающими цвета, опять - "Ж", "Г", и
так далее! А все маркировки со свитера, рюкзака, теней! Они  в  блокноте
идут отдельной статьей. А какое  счастье  навалилось  однажды  субботним
вечером, когда мы узнали, что если расположить  все  эти  "Ж"  и  "К"  в
алфавитном порядке с приставленными к ним цифрами -  метражом  ниток,  и
сложить, и поделить на количество цветов, то получится число, в  которое
Руди родился, а год, в который  он  родился,  получится,  если  это  все
сложить  и  умножить  на  восемь.  -  Лора  ложится  на  белый  ковер  и
раскидывает руки в стороны. - Вот дурдом был, еще тот. Привезет сюда  на
побывку на субботу и воскресенье, а выйти никуда нельзя,  чтобы  нас  не
увидели.
   - Меня она возила под сиденьем, а Лору в багажнике, - кивает Антон.
   - А что все это время делал Латов? - возмутилась я. - Он что, с  вами
считал?
   - Нет. Папочка наблюдал со стороны и посмеивался.  -  В  голосе  Лоры
чувствуется  напряжение,  когда  она  говорит  об  отчиме.   Не   просто
раздражение, как на мать, а именно подавляемое напряжение.
   - Папа говорил, что, когда  понадобится,  ты  все  найдешь.  -  Антон
подошел и положил руки мне на плечи, потом сел рядом на ковер.
   - Но с другой  стороны,  его  можно  понять,  -  продолжила  Лора.  -
Мамочка, ранее не обращавшая на нас никакого внимания, стала проводить с
детками все  свободное  время.  А  что  она  там  расковыривает,  делит,
умножает, а нехай ее! Субботу  и  воскресенье  мы  распарывали,  ломали,
измеряли и считали. "Так,  дети,  свитер  истребован  до  нитки,  теперь
займемся рюкзаком Антона! Мы найдем это число, мы его  найдем!!"  А  все
остальные дни недели мы должны были вспоминать, что  Руди  нам  говорил,
куда возил, чем кормил.
   - Но она же не всегда была такая чокнутая, - тихо замечаю я.
   - Не всегда. Слава богу, пока Руди не убили, мамочка не  обращала  на
нас никакого внимания, - вздыхает Лора. - Так  что  мое  раннее  детство
можно даже назвать счастливым в своей стандартности.
   Лора показывает пальцем на  торшер.  Осторожно  встает,  крадется  на
цыпочках и щелкает ногтем по подозрительной кнопке на ножке лампы.
   - Я где-то видела  в  кино,  у  слухача  от  такого  в  ушах  страшно
грохочет! - замечает она удовлетворенно и, спохватившись, закрывает  рот
рукой. - Разболтались, - кивает укоризненно, - надо было пойти в  ванную
и включить воду!
   - Пусть слушают. Нам нечего скрывать. Собирайте необходимые  вещи,  -
встаю я. - Поедем ко мне. Или здесь останемся?
   - Не-е-ет! Хором.
 
*** 
 
   Первое, что мы увидели, открыв дверь моей квартиры и включив свет,  -
это  гордо  прохаживающегося  по  коридору  попугая.  Он  явно  требовал
похвалы.
   - Смотри! - присел Антон. - Такие же кнопки, как у нас!
   На полу  валялись  четыре  металлические  утолщенные  кнопки  и  одна
пластмассовая, с усиком.
   - Неужели все прослушки нашел и отковырял? - присела Лора.  -  Ну  ты
силен, Одиссей.
   Попугай прошествовал в комнату, забрался на стул, и я  отметила,  что
он двигается гораздо лучше. Со стула - на сервант. Сердце  мое  замерло.
Он подергал клювом слегка выдвинутый ящик и издал  победный  крик.  Лора
подошла и дернула ящик на себя.
   - Ты только посмотри, что эти нахалы засунули сюда...
   -  Это  мое,  -  подбежала  я  и  задвинула  ящик  с  отверстием  для
мини-камеры.
   Объектив этой камеры был направлен на мою грандиозную кровать, камеру
принес Павел, он говорил, что это -  подарок  благодарного  военного  за
операцию. Перегонять потом наши записи путем компьютерной  обработки  на
нормальную  кассету  мне  приходилось  самой,  не   Лома   же   просить.
Монтировала подобную развлекаловку для своего возлюбленного я тоже сама,
за полтора года  интересных  кадров  набралось  на  час  тридцать  пять.
Добавила интимные подробности процессов размножения у  китов  и  слонов,
подработала наложения, получилось два десять, и теперь, если эту кассету
обнаружат коллеги Павла по секретной работе в отделе  внешней  разведки,
жена  или  его  возлюбленная  Среда  (реакция  Пятницы  меня   почему-то
совершенно не интересовала), будет  стыдно.  И  Ладушкин  уже  с  полной
уверенностью запросто припаяет статью по изготовлению порно безо  всяких
вопросов после этого слова. Но  особенно  меня  удручало,  что  об  этой
кассете могут узнать дети.
   Я решительно открыла ящик, выдернула камеру, пошла в кухню и с  силой
бросила ее в мусорное ведро.
   Процокавший  за  мной  когтями  по  полу  попугай  издал   удивленное
квохтанье.
   - Ты проявил чрезмерное рвение! - шепотом объяснила я.
   Попугай задрал голову вверх. Я тоже подняла голову и посмотрела.
   - Не может быть!.. Но как ты туда добрался?
   Гордо прохаживаясь передо  мной  туда-сюда,  изредка  бросая  быстрые
взгляды, попугай намекал, что одну из прослушек он снял с позванивающего
металлического "ветерка", свисающего с потолка недалеко от форточки.
   - Телефон! - кричит Антон.
 
Я не виновата!.. 
 
   - Я слышал, - сообщает в трубку Ладушкин, - что тебя отпустили. Могла
бы и позвонить. Еще я слышал, что федералы  наконец-то  нашли  тайник  в
квартире Латовой и этот тайник им сдала ты. А еще я слышал, что теперь у
них в отделе по международному терроризму восемь фактурщиков работают  с
вещественными  доказательствами  и  шесть  кодировщиков  с  записями   в
обнаруженном в тайнике блокноте. А еще...
   - Хватит уже, - перебиваю я Ладушкина. - Скажи что-нибудь интересное.
   - Я у твоего подъезда. Можно подняться?
   - Нельзя. Я устала.
   - А я уже при исполнении и спрашиваю так, для проформы. Так что, Инга
Викторовна, не отлучайтесь из квартиры, уже бегу.
   Иду к двери, распахиваю ее и с удивлением  слышу,  что  действительно
бежит  по  ступенькам!  Пожалуй,  инспектор  восстанавливается   быстрее
зашибленного им попугая. Попугай еще не летает.
   - Все в сборе, - потирает Ладушкин руки. - Садитесь. Рассказывайте.
   Я и дети молча смотрим на инспектора. Стоим.
   - Ну что же вы. Разве мы не друзья? Разве нас всех вместе  не  облила
поносом  поганая  обезьяна?  Сообща  преодоленные  трудности   укрепляют
дружбу!
   - Вкусная была дыня, - заявляет Лора, прищурившись, - а вообще, я вас
плохо помню, дяденька!
   - Зато я тебя запомню на всю жизнь, - трогает Ладушкин свой нос.
   От всех его увечий остался небольшой пластырь  на  лбу.  Ищу  глазами
попугая. Не нахожу. Хорошо, конечно, если он только спрятался при звуках
голоса инспектора, а не сидит в засаде, чтобы внезапно напасть.
   - Мальчики-девочки, - спрашивает Ладушкин, заискивающе поглядывая  на
детей, - а вы вообще гулять ходите?
   - Они никуда не пойдут. - Я обнимаю Лору и Антона за плечи. - Одни  -
никуда!
   - Но где-нибудь вдвоем нам можно уединиться?
   - Выбирай, кухня или ванная?
   - Кухня, - сразу же решает Ладушкин.
   - А я очень  умная  и  много  всего  знаю,  -  предлагает  Лора  свое
присутствие.
   - Не сомневаюсь! - Инспектор захлопывает перед ней дверь кухни.
   Он проводит ладонью по  столу,  оглядывается  в  поисках  тряпки,  не
находит и протирает стол полотенцем. Открывает портфель, достает бумаги,
ручку и калькулятор.
   - Садитесь, Инга Викторовна. Мне предлагается табуретка рядом с  ним.
Вздыхаю и сползаю спиной по стене на пол.
   - Спасибо, мне так удобнее.
   - Если вы поможете следствию и обнаружите, где находятся деньги  ФКА,
то получите вознаграждение в размере восемнадцати процентов от суммы,  -
объявляет Ладушкин.
   - Если я обнаружу, где находятся эти деньги, я получу их все.
   - Зря, - осуждающе смотрит  на  меня  Ладушкин.  -  Ничему-то  мы  не
учимся, выводов из сложившейся ситуации не делаем, ну  почему  мы  такие
бестолковые, а?
   - Уж какие есть!
   - А сколько людей уже погибло, считали?  Вы  что  думаете,  они  были
глупее вас?
   - Они были воины, а Руди прятал  деньги  с  расчетом  на  будущее.  А
будущее у нас, лонгобардов, обеспечивают хранительницы очага.
   - Ну и что? На какое будущее? - не понимает Ладушкин.
   - В роду осталось двое мужчин. Мой отец не в счет.  Дедушка  Питер  и
сын Ханны Антон. Если моя тетка, исключительный воин,  не  смогла  найти
эти деньги, значит, Руди хотел, чтобы она их не нашла. - Я  задумываюсь,
вытягиваю ноги,  расставляю  в  стороны  и  шевелю  пальцами.  -  А  это
значит... Он не мог их запрятать  так,  чтобы  вообще  никто  не  нашел,
правильно?
   - Не правильно! Случай, дорогая Инга Викторовна, может играть большую
роль в этом деле.
   - Поставьте себя на его место. Вы прячете деньги,  скорей  всего  это
вклад в банке.  Вы  не  можете  не  учитывать  реального  фактора  своей
внезапной смерти, значит... Значит, кроме вас, должен иметь  возможность
снять эту сумму в любой момент кто-то еще, кто об этом до  определенного
времени знать не должен. - Я задумываюсь.
   - Тогда я вас огорчу: это будете не вы,  не  ваша  бабушка,  не  ваша
мать, не ваш отец и не дети!
   - Почему?
   - Потому, - азартно объясняет Ладушкин, - что  на  все  перечисленные
мною имена нет ни одного вклада ни в одном  банке  мира!  -  Он  победно
смотрит на меня. - Хотя на имя Рудольфа Грэмса денег тоже нет.