я в улыбке немец.
   - Его зовут Викентий Карлович Неймарк.
   - Он немец? - заинтересовался Зебельхер.
   - О да. Он сын колбасника, лучший адвокат в Москве.
   - Я вам доверять.  Ней-марк,  Ней-марк...  Я  запомнить  и  требовать
Неймарк.
   - Желаю удачи.
 
*** 
 
   На улице ждал Ладушкин. Я сразу же предупредила его, что очень спешу,
мне нужно срочно ехать в деревню за мужчиной, нужно успеть еще до вечера
подать заявление в загс, чтобы нас поженили в субботу, поэтому  не  надо
на меня смотреть умоляющим взглядом, хватать  за  руку,  обещать  вечную
любовь  и  дружбу  до  гроба  и  восемнадцать  процентов  от  пятидесяти
миллионов немецких марок.
   - Только одно, - грустно попросил Ладушкин. - Я - пас.  Мне  тебя  не
одолеть. Ты ведьма, и здесь ничего не  поделать.  Я  хочу  знать  только
одно!
   - Коля, милый, отпусти меня, опаздываю!
   - Только один вопрос! Что вы делали с мамой  по  ночам  в  полнолуние
между... между кухней и коридором?.. В апреле... Да, в апреле по ночам в
полнолуние! - Ладушкин от напряжения сглатывает, я смотрю на дернувшийся
кадык, вспоминаю вдруг Павла, его кадык...
   - А Павла правда застрелили?
   - Застрелили, застрелили, говори, что вы делали?
   - Значит, в апреле в полнолуние, ночью, между кухней и коридором?.. -
Минуты  три  я  усиленно  "вспоминаю".  Потом  на  лицо  мое  накатывает
просветление и - одновременно - легкий стыдливый румянец. - Ладушкин,  -
говорю я укоризненно, - это же секрет, мужчинам это знать неприлично!
   - А помнишь, тогда, в гостинице? - бежит за мной инспектор и не  дает
открыть  дверцу  автомобиля.  -  Я  лежал  голый,   а   ты   наклонилась
близко-близко, а я был без трусов, потому что постирал их?..
   Удивленно  смотрю  в  его  возбужденное  лицо.  Ведь  только  что   я
покраснела именно потому, что вспомнила голого  Ладушкина  с  гипсом  на
шее. Получается, что он в это время вспомнил о том же!
   - Прости. - Я убираю его руку. - Прости за пирожки.
 
   Марина поехала с нами, и сват тоже, и до  пяти  вечера  мы  успели  в
загс, а бабушка, которая там "наводила необходимые  для  взаимопонимания
мосты",  уже  ждала  нас  и,  увидев  Богдана,  застыла  в   восхищенном
удивлении, потом ощупала плечи будущего члена  семьи  и  опять  застыла,
глядя снизу вверх, как, вероятно, смотрела бы только на Фридриха Молчуна
и только если бы присела.
   Не знаю, в  какую  сумму  ей  обошлись  эти  самые  "мосты",  но  нас
пригласили  на  завтра,  в  субботу,   к   десяти   утра   прибыть   для
бракосочетания. Марина попросила высадить  ее  где-нибудь  у  ювелирного
магазина, бабушка стала объяснять, что свадьбу сейчас справлять  нельзя,
потому как в семье траур и покойник не захоронен, и тогда  Марина  взяла
ее руки в свои и доверительно поделилась сокровенным.
   - Не надо свадьбы, - сказала она.  -  Пусть  только  сегодня  вечером
наденут кольца друг другу и  устроят  первую  ночь.  Ваша  внучка  горит
огнем, как бы не наделала глупостей и сама бы от них  не  пострадала.  А
свадьбу потом как-нибудь, сами!..
   Лора топала ногами,  кричала  и  даже  изобразила  довольно  неумелую
попытку зареветь, но ей это не помогло. Ее для  проведения  моей  первой
брачной ночи в деревню не взяли.
   Мы вообще с Богданом оказались в доме  совсем  одни.  Марина  ушла  к
свату, на белом покрывале кровати лежали два золотых  кольца,  я  нервно
ходила туда-сюда по комнате, слушая, как за окном завывает ветер, и  под
его завывания на меня накатывал приступами  страх  -  во  сколько  нужно
встать утром, чтобы накормить скотину? Боже, я  не  умею  готовить...  Я
совсем не знаю этого мужчину, если не считать  подробного  разглядывания
его на фоне лебедей во время купания. Где он, кстати?
   Шаги на лестнице. Ну вот, я уже узнаю эти шаги, неплохо для  невесты.
Могу поспорить, я знаю, что сейчас будет! Спорить было не с кем, а жаль!
Потому что все было по  накатанному  сценарию:  меня  взяли  под  мышку,
снесли по лестнице. На улице - посадили на сгиб руки. И?.. Естественно -
в баню. Раздели, помыли, вытерли, замотали в простыню, отнесли обратно в
дом. На этот  раз  все  мои  попытки  раздеть  Богдана  в  бане  ласково
пресекались. Но в комнате он разделся сам, стащил с меня простыню, и  мы
застыли, как два голых изваяния на белом  покрывале  кровати,  и  Богдан
первый надел на меня кольцо, и кольцо было велико, тогда он снял  его  и
надел на средний палец. Моя свекровь приобрела  кольцо  с  запасом,  эта
надежда на долгое супружество согрела меня и расстроила одновременно...
   Все было неудобно и стыдно. Часа через два мы немного привыкли друг к
другу. Впервые в жизни я проводила курс обучения такого большого мужчины
любовным играм и вдруг заметила,  что  он  старается  изо  всех  сил  не
сделать мне больно, не прижать телом.
   Я захотела есть, мы спустились в кухню, и  после  съеденной  половины
копченой курицы из рук Богдана на меня вдруг напала жуткая  болтливость.
Говорилось легко, свободно, Богдан иногда поглядывал на меня с  улыбкой,
пусть улыбается, ему можно сказать все, что угодно, вот это удача!
   - Я должна обязательно рассказать тебе,  что  мы  делали  с  мамой  в
полнолуние каждый апрель, пока  мне  не  исполнилось  восемнадцать.  Это
важно, я должна это рассказать тебе, пока со мной не случился  очередной
приступ болтливости и я не выболтала это кому-нибудь  еще,  кто  отлично
слышит!
   Богдан протягивает мне на ладони половинку яблока.
   - Мы меня измеряли. У меня день рождения в апреле, а бабушка сказала,
что рост нужно измерять именно в полнолуние, и вот каждый  апрель  мы  с
мамой  шли  к  притолоке  в  коридоре,  я  вытягивалась  изо  всех  сил,
прислонялась спиной и пятками к стене,  мама  шутливо  шлепала  меня  по
макушке. Чтобы не случился лишний сантиметр...
   Откусываю кусок курицы - ем, можно сказать, из рук моего  завтрашнего
мужа...
   - У меня сейчас рост метр  шестьдесят  восемь,  это  двадцать  четыре
мизинца бога, но я могу еще подрасти, некоторые люди растут до  двадцати
восьми лет, я читала. Мою маму можно было и не измерять, она  сказала  в
банке - тридцать три, хотя даже на глаз видно, что у  нее  рост  намного
меньше двух метров, правда, я не знаю, нужно ли при этом предъявлять сам
мизинец бога...
   Теперь из бокала, который мне поднесли к губам, я пью  терпкое  вино,
потом мне промокают губы. Богдан укладывает голову на стол и смотрит мне
в лицо, а я не могу остановиться...
   - Мое число двадцать четыре, а Руди молодец, он так сделал, что любой
из нашей семьи смог взять денги, если бы догадался! Нужно  только  знать
свое число, понимаешь? Не понимаешь... Если я приду  сейчас  в  банк,  я
скажу - двадцать четыре, это  мои  сто  шестьдесят  восемь  сантиметров,
деленные на длину пальца бога! А Лора... - Я делю в уме  ее  рост,  метр
семьдесят пять на семь... - Лора скажет - двадцать пять! А мама... Какой
у нее рост, она почти с меня?.. Таким образом, любой из нас,  угадавший,
что в  основе  измерений  лежит  засушенный  мизинец  Фридриха  Молчуна,
поделив свой рост на семь сантиметров,  может  назвать  пароль  и  номер
счета и снять деньги! А вот интересно, каким образом в швейцарском банке
могут измерить рост человека?
   Решив, что поздний ужин окончен, мой муж берет меня на руки -  теперь
как младенчика - и несет в спальню. Приходится говорить на ходу, но  его
лицо все еще улыбается мне сверху отрешенной улыбкой совершенно  глухого
ко всему мирскому человека.
   - И если я потом подрасту, как поступить?  Сейчас  все  деньги  брать
нельзя, а вдруг я еще подрасту и число может измениться... Как  все  это
странно и нереально, как все перепуталось!.. Но  я  знаю!  Я  знаю  свое
число... Этого не может быть, я все угадала, это невероятно!..
   Меня укладывают на кровать, у  которой  изголовье  -  сложная  резная
конструкция с выступающими  деревянными  частями.  В  комнате  полумрак,
единственная  свеча  в  подсвечнике  едва  облизывает   темноту   острым
оранжевым язычком. Пока я ощупываю пальцами  сложные  выпуклости  резной
картины, меня так же, на ощупь, любит мужчина  с  большими  руками  и  с
запахом винограда и молока.
 
   Я открыла глаза и уставилась  на  стену.  Огромная  голова  оленя.  С
рогами. На панели темного дерева. Закрыла глаза. Опять открыла.  Рогатая
голова не превратилась в фотографию.
   Свеча  догорела  и   оплыла   причудливыми   подтеками   по   металлу
подсвечника.
   Открылась дверь.
   Сквозь ресницы разглядываю, что мой муж принес в восемь тридцать утра
(пора в загс собираться!) на подносе и поставил рядом со мной на одеяло.
Так... Бокал с  темно-красной  жидкостью.  Пахнет  малиной.  Нарезка  из
розового мяса. Пахнет чесноком. Кусок  черного  хлеба.  На  нем  -  чуть
поменьше - желтый кусок сыра. Пахнет кислым молоком. Два моченых яблока.
Пахнут  мочеными  яблоками.  Одно  -  разрезанное  пополам   -   свежее,
краснобокое, пахнет летом и теплым  дождем.  В  вазочке  -  маринованные
сливы. А где же?...  Ага,  кофейник  он  поставил  на  стол.  Улыбается.
Заметил, что я подглядываю.
   Потягиваюсь и осторожно,  чтобы  не  задеть  поднос,  вываливаюсь  на
кровати, постанывая.
   - Девочка, - вдруг отчетливо услышала я. Я замираю и  оглядываюсь.  В
комнате, кроме нас, никого.
   - У нас теперь будет ребенок. Девочка. От неожиданности я  дернулась,
приподнимаясь, и стукнулась затылком о выступ в изголовье.
   -  Ты!..  Ты  что,  разговариваешь?!  Этого  не  может  быть!  Ты  же
не...немой!! - Потирая затылок, я смотрю во все глаза на  снисходительно
улыбающегося голого мужчину.
   - Я - твой, - объявляет мужчина. - Навсегда - твой.
 
Эпилог 
 
   Чтобы приготовить восемь пирожков Инги Грэме, необходимо  в  один  из
последних двух дней месячного цикла раздеться догола, убедиться,  что  в
кухне ты одна, что стол чисто вымыт (например, от помета попугая), после
чего  взбить  три  чуть  подогретых  желтка  со  ста  граммами  масла  и
полстаканом сахарной пудры.  Добавить  соды  на  кончике  ножа  -  тупой
закругленный  кончик,  например,  и  витиеватый  рисунок  по   ручке   -
виноградная лоза с зародышами гроздей.  Перемешать  полученную  массу  с
мукой, не доводя тесто до крутого, при  этом  рекомендуется  облизывание
пальцев и  несколько  сентиментальных  (но  не  трагических!)  слезинок.
Раскатать тесто толщиной в сантиметр, вырезать кружочки и  наполнить  их
начинкой.
   Маринованные  персики,  конечно,  подходят  для  начинки   в   случае
непредвиденного аврала, но лучше использовать  свежую  клубнику,  слегка
размятую серебряной ложкой. Аккуратно защипить тесто с начинкой,  запечь
в духовке до нежного румянца,  вынуть  и  украсить  каждый  еще  горячий
пирожок пеной из трех взбитых белков  с  полстаканом  сахарной  пудры  и
лимоном. Перекрученный в мясорубке небольшой лимон с кожурой аккуратными
движениями - снизу вверх - перемешивается с пеной той  самой  серебряной
ложкой, которой перед  этим  накладывалась  начинка.  А  вот  что  нужно
сделать перед этим с ложкой в темном  помещении,  думая  о  возлюбленном
мужчине, смотри выше по тексту и  будь  счастлива  после  этого...  Если
сможешь.