Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
шофера. Его
разбудили, и Пит привел соседа.
На небольшом кладбище к нам присоединились еще двое копателей могил,
итого в последний путь Латова и Ханну, кроме меня, бабушки и Пита,
провожали шестеро совершенно посторонних мужчин, и я почувствовала, как
это неудобно - посторонние у гроба, и поздравила себя с интуицией
хранительницы очага, явно зреющей внутри моего еле живого от усталости
тела.
Никто не сказал ни слова, только копатели перекрестились по очереди
после каждого опущенного гроба. В полнейшем молчании мы вернулись к
дому, и бабушка заметно повеселела.
- Мальчики, - предложила она, потирая ладони. - У меня ведь утка
запечена еще с вечера. Погреем? И пирог со сливами, и селедочка в вине!
Стараясь не выдать лицом беспокойства, "мальчики" в черных костюмах
подозрительно покосились в мою сторону. Я посмотрела на радостно
улыбающуюся бабушку, только что не пустившуюся в пляс, и тоже улыбнулась
с облегчением.
- А чего грустить? Мы хорошо и вовремя похоронили наших мертвых, это
же прекрасно! Теперь пойдем и от души помянем, это просто великолепно! -
Проходя к дому, бабушка толкнула плечом одного "мальчика" и подмигнула
ему. - Веселей смотри! Или для вас обоих пасмурные физиономии
предусмотрены договором? Детка! - крикнула она мне. - Иди сюда,
обнимемся! - А когда обхватила крепко и прижала к себе, прошептала:
- Радость-то какая, у нас все полу-111
Чилось! У нас получилось! - закричала она громко и потрясла над собой
кулачками. - Мы их похоронили!
- Нам, пожалуй, пора, - испуганно пробормотал один "мальчик".
- Ну уж нет. Сейчас полвосьмого, а я вас наняла до десяти! Быстро на
поминки, марш! Питер, неси бокалы, неси шампанское, черт с ней, с уткой,
съедим холодной! Мы сейчас. Детка, иди в сад.
- Куда?
- Иди в сад, там под яблоней хороший затишок и соседям ничего не
видно. Разденься, я сейчас приду.
- Как это - разденься? - Я сопротивляюсь и отталкиваю решительные
руки бабушки.
- Догола.
Плетусь под яблоню. Есть два варианта объяснения происходящего.
Вариант первый - я сошла с ума, и мне все это кажется. Как там у
Эйнштейна? Нет прошлого, настоящего и будущего, время неделимо, эти три
ипостаси существуют одновременно. Время - величина переменная? Или
постоянная? Тогда мой вчерашний и позавчерашний день наплывает на
сегодняшний и на то, что я считаю завтрашним, невероятными
перепутавшимися событиями, я в этих событиях заблудилась.
Вариант второй - бабушка сошла с ума, а я ей всячески потакаю, чтобы
не огорчить ее или не испугаться самой. Вот, например, она тащит сюда
два ведра с водой. Ей тяжело. Зачем, спрашивается, она тащит ведра с
водой ко мне, трясущейся ранним холодным утром в одном нижнем белье под
старой яблоней?!
- Я сказала - догола! - Бабушка ставит ведра и отдыхает. - Небось
стояла тут и думала, кто из нас больше спятил? Помоги и мне раздеться.
Тут я замечаю, что она пришла в халате на голое тело и в банных
пластмассовых шлепанцах. Вторые такие же бабушка бросает на траву рядом
со мной.
- И трусы? - стучу я зубами, заметив краем глаза, как двигается
занавеска у второго окна слева.
- И трусы. Хорошо. Теперь стань так, чтобы чувствовать подошвами ног
землю.
- Холодно очень... - трясусь я, поворачиваясь спиной к подглядывающим
в окно работникам похоронного бюро.
- Ничего, мы быстро, если ты перестанешь разговаривать. Стала? Бери
ведро и окати себя с головы. Повыше. Вот так. Лей на макушку! Молодец.
Дождись, пока вода стечет в землю.
Захлебнувшись и застыв неподвижно, я слушаю, как по мне стекает вода.
Дергаюсь, когда рядом обливает себя бабушка.
- Хорошо! - говорит она, сгоняя воду по телу ладонями, смотрит на
меня ласково и кричит:
- Беги быстро в дом, простудишься!
Я дергаюсь и бросаюсь к дому, стуча зубами, забыв про шлепанцы и про
свою одежду - кучкой на траве. Единственное, на что меня хватает, - это
истерично поинтересоваться по дороге:
- Ну почему холодной?!
- Беги! - смеется бабушка. - Ты теперь чистая-чистая, можешь обнять
младенца!
Скорчившись у топки котла в подвале, я осматриваю большую комнату,
стол с металлической столешницей, небольшие окошки с кусочками серого
утра в них. Постепенно перестают стучать зубы, к щекам приливает кровь,
они начинают гореть.
- Ну вот, а теперь пойдем и покушаем как следует! - говорит бабушка,
стоя вверху лестницы и бросая мне одежду.
- Бабушка. - Я ловлю холодный ворох и показываю пальцем на стол. -
Этот стол... Зачем он тут вообще?
В этот момент я почему-то представляю на холодной металлической
поверхности всех ее умерших друзей детства и юности, злую соседку,
проросшую борщевиком, потом вдруг - сына Питера Руди, хотя его
похоронили где-то в Германии, потом толстую торговку-молочницу с рынка,
бабушка сетовала, что та умерла месяц назад, а другие нечистоплотны...
- Я на этом столе разделывала коз. На мясо или на шкуры.
- Коз?...
- Да. И козлов, если у них с возрастом портился характер. Мы же с
Питом долго держали коз, на это и жили. Питер их резал при
необходимости, но разделывать отказывался категорически.
- И козлят? - шепотом спрашиваю я, потому что забытым ужасом
накатывает воспоминание детства, когда я, шестилетняя, после очень
вкусного жаркого обнаружила на чердаке четыре маленькие белые шкурки,
растянутые на деревянных сушилках. И странный запах, и влажная сукровица
с той стороны, где нет шерстки, и мое отчаяние, и нежелание сопоставить
ребрышки в тарелке и шкурки на чердаке, такое сильное, пронзительное, до
обморока. - И козлят?! - истерично кричу я теперь, чтобы отомстить за
ужас шестилетки. - Маленьких пушистых веселых козлят?!
- Козлята, - заявляет бабушка, свесившись через перила, - самые
вкусные.
В автобусе, желто-черном и с надписью "Ритуальные услуги", еду в
Москву. Я так устала, что заинтересованные лица работников похоронной
службы не вызывают у меня никаких эмоций, кроме раздражения.
- На прошлой неделе, помнишь, тоже попалась странная семейка, -
говорит один, изо всех сил изображая ко мне полное равнодушие.
- Ага, - кивает другой, этот не стесняется пялиться на мои
выставленные в проход ноги.
На коленках мои джинсы артистично разодраны, сквозь дыры в обрамлении
подработанной бахромы
Выглядывают замерзшие розовые коленки. На них он и смотрит.
- Но те хоть поплакали для приличия.
- Ага.
- Потом, правда, выпили на кладбище и петь стали...
- Ага.
- Но никто не раздевался догола и не обливался водой.
- Не-а. Никто.
- Хотя, если разобраться... Ну, умер человек, так? - Теперь он
смотрит пристально в мое лицо. Я разглядываю сквозь опущенные ресницы
крупный нос, веснушки на нем и молоденькие усики над верхней губой. -
Хотя, - продолжает он вдохновенно, - если разобраться, умершего надо
похоронить, так?
- Ну!
- А похороны, как мы с тобой знаем, дело тяжелое и муторное. Почему
бы не повеселиться, когда оно закончено, и все путем?
- Ага!
Коллеги-похоронщики, озабоченные моим упорным молчанием, стали
выяснять, куда именно меня нужно подвезти. И без трех минут десять я
вышла из автобуса у дверей следственного управления.
- Вот тут распишитесь, пожалуйста, что услуги вам предоставлены в
соответствии с договором и скоординированы во времени.
Молча расписываюсь.
- А вы тут работаете? - не унимается похоронщик с молодыми усиками,
кивая на вывеску у дверей.
- Нет. Иду на допрос.
- А вы когда сегодня кончаете? - спрашивает другой.
Я осмотрелась. Денек выдался ветреный. Над серыми зданиями и над
деревьями, судорожно отряхивающими листья, набухает мокрой неопрятной
простыней тяжелое небо. Осмотрев все внимательно покругу, я возвратилась
глазами к заинтересованным лицам похоронщиков и сказала, сравнивая два
мужских приоткрытых рта:
- Я кончаю по субботам.
- Ага! - тут же бодро среагировал один, подумал, беспомощно посмотрел
на напарника, тоже впавшего в задумчивое обдумывание, потом - на громко
захохотавшего шофера. Наконец-то еще кто-то, кроме бабушки и Питера,
развеселился после этих похорон.
Четыре...
- Садитесь. Имя?
- На повестке.
- Я умею читать. Отвечайте на вопрос. Имя?
- Написано на повестке.
Несколько секунд женщина по ту сторону стола смотрит на меня с
исследовательским интересом. Она ухожена, хорошо одета, и о возрасте
говорят только морщинистые веки и руки.
- Как вы себя чувствуете, Инга Викторовна? - бесстрастно интересуется
Л.П. Чуйкова, если, конечно, это ее имя написано на двери.
- Поспать бы, - честно отвечаю я.
- А в общем? Галлюцинациями не страдаете? Голоса подозрительные не
слышите?
Я честно качаю головой из стороны в сторону.
- Сколько вам полных лет?
- Двадцать три.
- Вот видите, вы умеете отвечать на вопросы. Давайте попробуем еще
раз. Меня зовут Любовь Петровна Чуйкова, я следователь следственного
отдела и на время болезни Ладушкина курирую некоторые его дела. Ваше
имя?
- Написано на повестке. Женщина улыбается. Я зеваю.
- Род занятий?
- Режиссер короткометражного кино.
- Ну уж сразу и режиссер. Вы же не закончили институт.
- Зато я закончила режиссерские курсы.
- Хорошо. Вы имеете незаконченное высшее образование, не замужем, не
имеете постоянного места работы. Скажите, Ахинея - это ваше имя в
Интернете?
- Меня зовут Инга.
- Ну наконец-то! - обрадовалась Л.П. Чуйкова. - А эта самая "Ахинея",
которая предлагает на своем сайте "воплотить любую мечту в яркий и
незабываемый образ", по предположению Ладушкина, либо вы, либо ваш
напарник Ломов Т.Т. "Рекламные клипы, пилоты, раскрепощенные игры
животных, ночные фантазии и дневные сны", я правильно все зачитала?
- Это просто реклама.
- Хорошо. Тогда расскажите в двух словах, что такое, например, ночные
фантазии?
- Чьи? - тупо интересуюсь я.
- Все равно чьи. Любого человека, который заказал вам подобное. Что
можно снять на тему "ночные фантазии" и потом воплотить в яркий и
незабываемый образ? - подозрительно интересуется Чуйкова Л.П.
- Понимаете, это не очень удобно - вот так рассказывать о ночных
фантазиях совершенно незнакомых людей.
- Здесь - удобно, - кивает Чуйкова Л.П. - Хотя бы один пример. А то
вот тут у Ладушкина, который, вероятно, так и не добился от вас
вразумительного объяснения, записано "Порно" и стоит жирный знак
вопроса.
- Ладно, - соглашаюсь я. - Один пример. Мужчина почтенного возраста
просит сделать трех-пятиминутный ролик на тему его ночных фантазий. Он
представляет себя писающим в океан. На закате. Он видит только воду,
руки, помогающие писать, и свои ступни. Да, еще - он стоит босиком на
деревянной палубе движущегося судна и испытывает самые сладостные
ощущения, когда соединяется струей мочи с водой в океане.
- На закате? - уточняет Л.П.
- На закате.
- И что, получилось?
- По крайней мере, он купил то, что мы сделали, - киваю я. - Я сейчас
вам расскажу этот ролик, хотя ужасно не люблю рассказывать кино. Я
расскажу только для того, чтобы вы зачеркнули в бумагах это слово со
знаком вопроса.
- Идет!
- У заказчика в квартире был аквариум с одной-единственной рыбкой -
золотой вуалехвосткой. При нас он достал эту рыбку - просто опустил руку
в воду, обхватил рыбку за толстое брюшко, вытащил из аквариума и
поцеловал в беспрерывно разевающийся рот. Я пожалела, что не сняла
этого. Мы тогда сняли только его босые ступни и руки. Но мой напарник
купил в зоомагазине золотую вуалехвостку, и мы сняли на кухне все, что
полагалось снять с рыбкой. Остальное Лом потом смонтировал при помощи
компьютерных хитростей.
Судорогой рта я сдержала неуемную зевоту и закрыла глаза.
- Расскажите, что получилось.
- Вода, - монотонно говорю я, - прозрачная морская вода. Изнутри на
камеру наплывает что-то огненно-красное, похожее на утонувший солнечный
шар. Вода окрашивается красным золотом, диск подплывает все ближе и
ближе. Человека, который опускает руку в воду, не видно, только крупные
мужские ступни и рука, опускающаяся в воду. Рука обхватывает светящийся
шар, достает его, и вот в ладони - золотая вуалехвостка. Другая рука
мужчины приближается с небольшим перочинным ножом, разрезает вдоль
брюшко живой рыбки... Извините, - я огляделась и поинтересовалась, - а
что я тут делаю?
- Вы рассказываете мне короткометражный фильм, снятый по вашему
сценарию и по заказу человека, пожелавшего иметь зрительное воплощение
своих ночных фантазий.
- А зачем я это рассказываю? - Не справившись с накатившим
головокружением, я сжимаю пальцами виски.
- Чтобы убедить меня, что ваши короткометражные фильмы не имеют под
собой незаконного аспекта.
- А Лом зарезал на кухне рыбку.
- За это не привлекают к уголовной ответственности. А вот за
изготовление порно привлекают.
- А, вспомнила. На чем мы остановились?
- Мы остановились на разрезанном перочинным ножом брюшке золотой
рыбки.
- Спасибо. Короче, потом наш невидимый герой писает в это самое
разрезанное брюшко. Внутренности рыбки вываливаются... Они свисают,
рыбка продолжает судорожно дергаться, а он писает, писает... - Я зеваю.
- Потом рука мужчины заправляет свесившиеся внутренности в брюшко,
сжимает разрез, опускает руку с рыбкой под воду и отпускает ее. Рыбка,
вильнув хвостом, уплывает, постепенно расплавляясь в воде. Все. Три
минуты сорок две секунды.
- И вам это нравится? - спрашивает женщина по ту сторону стола.
- Мне нравится снимать совокупляющуюся парочку Мучачос, это как
впрыскивание адреналина. Это бешеный огонь и лед за шиворот.
- Парочка Муча...
- Это кошки, - вовремя перебиваю я озаботившуюся Л.П. Чуйкову. - А
вообще - все дело в психологии. Мне этот старик показался довольно
жестоким. Поэтому и фильм получился жестоким. Изящно-жестоким, как
сказал сам заказчик. Можно вопрос?
- Конечно.
- Зачем я здесь?
- Вы приглашены на беседу.
- Как кто?
- Как свидетель или соучастник нападения на инспектора Ладушкина в
квартире вашей тети Ханны Латовой во время ее осмотра. Кстати, тот самый
комплект ключей, за которыми вы вернулись в квартиру, нашелся?
- Он был у бабушки. Сегодня... Нет, вчера, или это было позавчера?..
Бабушка приезжала в квартиру Ханны, чтобы взять одежду для умерших.
- Вы были близки с теткой?
- Нет. Моя мама очень нервно реагировала на любое упоминание о Ханне.
- А Латов?
- Спокойный, уравновешенный добряк. Исполнял все прихоти жены.
- Инга Викторовна, сейчас вам принесут несколько альбомов с
фотографиями, просмотрите их, пожалуйста, внимательно. Постарайтесь
вспомнить лица мужчины и женщины, которые, по вашим показаниям, в
квартире Латовых напали на инспектора.
Четыре альбома с фотографиями мужчин и один - женщин. Прикинув сразу,
на сколько может растянуться разглядывание их всех, я встаю,
потягиваюсь, осматриваю пустой кабинет - Л.П. Чуйкова вышла - и тоже
выхожу в длинный коридор. Я иду и принюхиваюсь. Я иду на запах кофе. За
дверью с надписью "Канцелярия" - никого, а на подносе - шесть чашек с
растворимым кофе, только что залитым кипятком - вон, чайник еще парит.
Подойдя поближе, я некоторое время читаю имена на чашках. "Коля" есть,
"Вовочка", "Надюха", "Любушка", "Марина" и даже "Кука" есть! "Инги" нет.
Тогда возьму "Куку", она красненькая, и рядом с надписью еще
присутствует ромашка.
Недалеко за дверью раздаются взрывы хохота, а на столе рядом с
телефоном стоит разрезанный торт. Сладкого мне не хочется, я просто
ухожу с чашкой к альбомам.
Итак. Имен нет, под фотографиями - номера. Номер 48/33 очень похож на
моего одноклассника, но на снимке в профиль у этого человека
обнаруживается длинное острое ухо. Не помню такого уха, а такое трудно
прятать, чтобы не получить пожизненную кличку.
Женщин я оставила напоследок. Разглядывая фотографии, мысленно
поделила их на воинов и хранительниц очага. Вконец одурев от напряжения,
достала из сумочки зеркальце и уставилась в свое лицо, стараясь
представить, что меня снимают при задержании. Ладно, можно даже не
делать испуганный или унылый взгляд. Видок у меня еще тот, лицо, можно
сказать, просится в этот альбом.
В приоткрывшуюся дверь заглянула Л.П. Чуйкова, поинтересовалась, как
идет просмотр, и попросила, если чего найду и если не найду, пройти в
комнату четырнадцать вместе с альбомами.
Допиваю кофе, забираю альбомы, иду в комнату четырнадцать. А там
четыре стола с компьютерами, и за каждым - по сотруднику. Выбираю лицо
помоложе, кладу рядом с клавиатурой альбомы.
- Кто послал? - не посмотрев на меня, спрашивает худой белобрысый
парень, неуверенно тыча указательными пальцами в клавиши.
- Чуйкова Л.П.
- Нашли кого-нибудь?
- Нет.
- Понятно. Идите к женщине у окна, она вас посадит за компьютер, и вы
посмотрите архивы по международному поиску.
- Размечтался! - заявляет женщина у окна. - Я могу оформить, если она
кого узнала. А архивы листать не буду, у меня три отчета висят и сводка
за неделю.
Белобрысый задумывается, в забывчивости поднимает на меня глаз и
озадаченно разглядывает синяк на скуле.
- Нападение? - интересуется он.
- Оборона.
- И кто? Мужчина, женщина?
- Четверо мужиков из отдела по разбойным нападениям. - Подумав, я
называю и номер отдела, и фамилию ударившего меня представителя органов.
- Я ничего не понимаю, - сознается молодой человек.
- Это просто. - Не дождавшись, когда он наконец созреет, я без
приглашения сажусь на стул рядом. - Четверо ваших сотрудников надевали
на меня наручники, а я сопротивлялась. Один из них, тот, которого я
укусила, попал мне коленкой в лицо.
- А зачем вы ищете его фотографию в альбомах с уголовниками?
- Нет, в этих альбомах я ищу не его фотографию, его фотография у вас
висит на показательном стенде на первом этаже, чего ее искать.
- А-а-а, тогда ладно. - Белобрысый задумался, еще раз пристально на
меня посмотрел, огляделся и придвинулся поближе. - Понимаете, я тут
недавно работаю и еще не привык к технике. Вот видите эту дурацкую
картинку? Она вдруг появилась на экране и висит уже минут десять.
- Нажмите "энтер". Или "эскейп", а если не получится, выключите
компьютер. Он у вас завис.
- Это сюда? Спасибо. О! Получилось! Большое спасибо, понимаете, меня
предупредили, что без сохранения выключать нельзя, а как это чертово
сохранение сделать, если на экране...
- Где находится архив, который мне надо посмотреть?
- Архив?.. Сейчас подумаем...
- Послушайте, - наклонилась я к нему и понизила голос:
- Может быть, лучше спросить у ваших коллег?
- Я спрашивал, - отвечает молодой человек шепотом. - Видите вон того,
у двери? Он считается специалистом по программам. Он посоветовал ударить
по монитору кулаком, а по самому компьютеру ногой. Я сразу подумал, что
это провокация.
- Действительно, - я разглядываю нервно грызущего ногти на левой руке
специалиста за столом у двери, - провокация. Знаете что, откройте
"программы".
- Какие программы?
- Нажмите мышью на надпись "поисковые программы".
- А мышь, она, понимаете, я ее уронил, и... • Разглядываю мышь.
Потихоньку тяну за провод, пока на меня не выползает его конец.
- У вас мышь отключена.
- Ну и черт с ней, мы по