- Конечно, это должен быть анонимный вклад! - Я снисходительно смотрю
на задумавшегося инспектора.
   - А если он анонимный, как вы о нем узнаете? Как вы докажете, что  вы
- это вы?! То-то же! Вы должны быть в курсе!
   - Что это такое - восемнадцать процентов? - спрашиваю я устало.
   - Это... -  Ладушкин  занялся  калькулятором,  -  это  приблизительно
девять миллионов немецких марок, очень даже неплохо, соглашайтесь.
   - На что?!
   - На то, чтобы добровольно помогать органам в поисках денег. Или  вы,
или ваша бабушка, или девчонка должны знать что-то конкретное о деньгах.
   - Пошел к черту! - Я прислоняюсь затылком к стене и закрываю глаза.
   - А что, федералы вам этого не предлагали?
   - Еще нет.
   - Ничего, они дня три покопаются в сундуке с хламом, потом предложат.
Знаете, почему вас выпустили?
   - Чтобы следить, прослушивать, подглядывать!..
   - Нет, это зачем, а я знаю почему. Потому что ваша  бабушка  обменяла
вас на кое-какую информацию. Я думаю, что информация эта сплошная  липа,
так, время оттянуть, поэтому и пришел к вам с конкретным предложением. Я
буду в вашем распоряжении двадцать четыре  часа  в  сутки.  Еще  четверо
охранников, транспорт. Соглашайтесь.
   - Ладушкин, - я присмотрелась повнимательней к инспектору, - а на кой
черт тебе это надо? Допустим, я получу свои восемнадцать процентов, а ты
почему из кожи вон лезешь?
   - Ну как же, Инга Викторовна, - нагло ухмыляется  Ладушкин,  -  я  же
почти что ваш муж. Заявление в загсе, забыли?
   - Издеваешься...
   - Нет, ну вы подумайте, не спешите, подумайте. У  вас  есть  еще  два
дня.
   - А что будет через два дня?
   - Зебельхер нас покидает. Улетает он через два дня.
   - Без денег? - удивилась я.
   - Инга Викторовна, я даже и не знаю, как сказать  потактичней,  чтобы
вы ничем  не  запустили  в  мою  многострадальную  голову.  Может  быть,
конечно, он улетает без денег. А может, он успел договориться с вами или
с вашей мамой, которая теперь на него работает в Германии.
   - Бред!..
   - Не бред,  потому  что  они  провели  очень  напряженные  полчаса  в
аэропорту. И после этого получаса немца едва отходили врачи, вот  в  чем
дело. Говорят, он был совершенно невменяемый,  пускал  слюну  и  говорил
только о ней, о вашей маме. А вы ей  позвоните,  -  кивает  Ладушкин  на
телефон на стене.
   - Моя мама отправилась в Германию с единственной целью - прогуляться.
Она отбыла с моим паспортом, с билетом на мое имя, чтобы  и  милиция,  и
федералы помчались за ней в аэропорт. И только умный  и  сообразительный
инспектор милиции Коля Ладушкин выследил меня на  вокзале  и  не  дал  в
одиночестве съездить за детьми! - Я хлопаю в ладоши.  -  Браво!  Правда,
этот инспектор думал, что я еду за деньгами,  вот  незадача!  Теперь  он
предлагает мне восемнадцать процентов...
   - А Зебельхер обещал половину? - подался ко мне Ладушкин. - Не верьте
ему!
   - Проехали, - вздыхаю я устало и встаю. - Чай будешь?
   - Попозже, у меня еще не все. -  Коля  разложил  на  столе  бумаги  и
предлагает мне их  посмотреть.  -  Ваша  тетя  с  мужем  в  вечер  перед
убийством посетили маму, то есть вашу бабушку. А вы не знали?  Удивлены?
Это официально,  из  протокола  наружной  слежки  федералов.  Их  видели
отъезжающими несколько  свидетелей.  Еще  есть  свидетель  -  официантка
придорожного кафе, в этом кафе через час после отъезда из  дома  бабушки
ваша тетя поила изо рта  своего  мужа  шампанским,  этакая,  знаете  ли,
прелюдия любовной игры.
   Вот тут я набросал план местности, где был обнаружен автомобиль вашей
тети. Вот дорога. Автомобиль  стоял  в  сотне  метров  от  дороги  среди
деревьев лесополосы. На расстоянии сорока метров от него стоял фургон  с
аппаратурой для слежки и прослушивания. В фургоне должны были быть  двое
федералов. - Коля рисует два кружочка  на  фургоне.  -  Но,  как  теперь
выясняется, один из слежки договорился со своим напарником, что эту ночь
он прогуляет, а на следующую, соответственно, прикроет друга.  Смотрите,
что было дальше. Со слов федерала, тут нужно иметь в виду, что это  были
его первоначальные показания, около четырех  ночи  он  почуял  неладное,
вышел из фургона, дошел до автомобиля, - Ладушкин чертит ручкой линию, -
и обнаружил там два трупа без голов. Так? Так...  -  отвечает  инспектор
сам себе. - Что делает федерал? Он срочно звонит своему напарнику и ждет
час двадцать семь минут, пока тот подъедет.
   Посовещавшись, они передают на пульт, что потеряли автомобиль Латовой
на полчаса, а когда нашли его по сигналу встроенного маячка,  обнаружили
пассажиров  мертвыми  и  без  голов.  На  место   выехала   команда   их
криминалистов, быстренько все осмотрела, засняла и отбыла, как  здесь  у
меня указано, включив фары автомобиля с трупами! Понимаете, значит, фары
автомобиля были выключены. Это важно. Они включили фары,  машину  вскоре
обнаружили, и на место происшествия, естественно, приехал кто? Я,  отдел
убийств Юго-Западного УВД. Мои ребята установили, что убийство произошло
не в машине. В траве неподалеку. А  потом  тела  были  перенесены.  Вот,
собственно, и все, что я вам хотел сообщить.
   - Ты пьешь с сахаром? - Я помешиваю заварку.
   - Вы меня хорошо слушали, Инга Викторовна?
   - Сколько ложек?
   - Три. Я все это рассказал, исключительно чтобы вас напугать.
   - Ой!
   - Да. Сейчас отдел внутренних расследований федералов точно  выяснил,
почему эти двое из слежки так себя вели.
   - Чтобы скрыть факт отсутствия на рабочем месте. - Я пожимаю плечами.
   - Нет, - злорадно усмехается Ладушкин, - налицо криминальный умысел!
   - Коля, ты пей чай, а я пока расскажу тебе, как все было, хорошо? - Я
сажусь рядом с Ладушкиным, похлопываю его по правой ноге и отмечаю,  что
он не дергается, как раньше. Заживает бедро у Коли. - Так вот. Секретный
агент, который обслуживал Ханну по понедельникам, сговорился  с  агентом
из наружной слежки, и они вели практически круглосуточное наблюдение.  Я
предполагаю, что у них был  координатор,  старый  профессионал,  но  это
только предположение, а про двоих я знаю точно.
   - Откуда знаешь? - напрягся Ладушкин.
   - Мы с бабушкой вычислили агента понедельника по номеру  квартиры  на
посылке. Ты видел вторую посылку, а  на  первой  была  указана  квартира
двадцать четыре. Номер квартиры  соседки.  Да  ты  от  нее  знаешь,  что
получила посылку она.
   - Сопоставил! - радостно кивает инспектор.
   - Эти двое по собственной  инициативе  проявляли  чрезмерное  сыскное
рвение и в рабочие часы, и сверхурочно. Я думаю,  либо  хотели  получить
медаль, либо, что более вероятно, выйти  первыми  на  деньги.  Не  скажу
точно, был ли с ними в сговоре  хирург  Павел  Андреевич,  это  федералы
сейчас выясняют. Но кто-то же отделил, и весьма профессионально,  головы
и кисти рук.
   - И ты, конечно, знаешь зачем! - не удивился Ладушкин.
   - Да. Они положили их в две коробки и отправили по  адресам  Ханны  и
Латова. Написали имена детей. Я думаю, что  за  полтора  года  слежки  и
прослушек ребята окончательно чокнулись,  поскольку  Ханна  искала  след
денег с исступлением маньячки. Представляешь, слушать ее, находящуюся  в
припадке розыска по  несколько  часов  в  день,  от  такого  кто  хочешь
свихнется! Мы с бабушкой приставили головы и кисти  к  мертвым  телам  и
срочно устроили похороны.
   - Подумать только! Я же чувствовал, я чувствовал, что с той  посылкой
что-то  не  так!  Срочные  похороны,  это,  чтобы...  ладно,   не   буду
отвлекаться. Почему и Латова? - задумался инспектор.
   - Это просто. Я теперь уже почти уверена, что Ханна всем  делилась  с
мужем, если не сказать больше. Ребята в ходе прослушки это тоже  поняли.
Муж всегда был в курсе, а о поисках денег в доме Латовых  последние  два
года говорили без конца, а уж когда приезжали в гости дети,  это  вообще
напоминало шизофренический массовый припадок.
   - Ты хочешь сказать, будто  два  федерала  в  лесу  узнали  все,  что
хотели, и убили супружескую пару, чтобы никто больше не узнал?
   - Давай на этом и остановимся, - с облегчением предлагаю я.
   - Ничего не выйдет.
   - Почему? Неплохая версия.
   - Потому что на последующих допросах многое разъяснилось. Теперь,  по
второй версии, один клянется, что обнаружил два мертвых  тела  на  траве
неподалеку от автомобиля. Вызвал отсутствующего напарника и  того,  кого
ты назвала координатором. А пока ждал их больше  часа,  хорошо  подумал.
Провел осмотр местности в радиусе трехсот  метров  и,  как  он  уверяет,
обнаружил  следы  постороннего  присутствия.  Второй  федерал  полностью
подтверждает рассказ первого. Он приехал, два тела с перерезанным горлом
на траве. Первый предлагает ему свою версию происходящего.  Координатор,
которого   на   допросе   федералы   скромно   называют   Хирургом,    -
многозначительно посмотрел на меня Ладушкин, - отделяет головы  и  кисти
рук. А обезглавленные  трупы  переносят  в  автомобиль  и  усаживают  на
передние сиденья.
   После такой ночной  развлекаловки,  чтобы  руки  не  дрожали,  ребята
распили на троих полуторалитровую бутылку чистейшего виски,  но  Хирург,
как замечено в протоколе, пил  мало.  Кто  из  них  конкретно  предложил
отправить отделенные части семьям убитых, я не знаю, но думаю,  что  это
сделали двое молодых сотрудников.
   - Почему не он?.. Не Хирург? - шепотом спрашиваю я.
   - У него двое детей, я думаю, что он оставил отсоединенные части  для
последующего  захоронения  молодым  коллегам,  не  учитывая   количество
выпитого ими на килограмм тела. И ребята,  подумав,  решили  действовать
методом устрашения и упаковали  и  развезли  посылки  по  предполагаемым
адресам проживания детей. По моим предположениям,  федералы  знали,  что
детей нет в Москве, и надеялись  на  устрашение  всех  остальных  членов
семьи. Они решили, что, получив посылки с  расчлененкой,  не  охваченные
еще слежкой родственники запаникуют и выведут их на след  денег,  потому
что захотят немедленно бежать из Москвы. Так или иначе, мы точно  знаем,
кто отсоединил головы у трупов, но не  знаем,  кто  убил.  Автомобильный
маньяк, выслеживающий парочки?
   - С маньяком сомнительно, - качаю я головой.
   -  Почему?  Твоя  тетя,  судя  по  отчетам  наблюдений,  должна  была
заниматься сексом в среднем по три раза в день. Представь, они  с  мужем
съехали с дороги в лесок, вышли из машины и именно этим и занялись.
   - Холодно в сентябре на земле валяться. Это раз, - загибаю я  пальцы.
- И Ханна знала  множество  интересных  способов  заниматься  любовью  в
автомобиле - это два. Она любила совокупляться именно в машине.
   - Ну тогда есть только одно объяснение, - разводит руками Ладушкин. -
Некто, не замеченный наружной слежкой федералов,  прихвативший  с  собой
прибор ночного видения, совершенно  бесшумно  подъехавший  к  Латовым  в
совершенно невидимом автомобиле, попросил их выйти  или  дождался,  пока
они выйдут сами, перерезал обоим горло безо всякого сопротивления  с  их
стороны и исчез. Ни следов, ни мотива. Что? О чем ты думаешь?
   - Так. - Я поежилась  и  постаралась,  чтобы  в  глазах,  поднятых  к
Ладушкину, не было и намека на ужас. - Испугалась просто.
   - Чего ты испугалась?! - настаивает он. - Ты что-то поняла, да?
   - Уходи, Ладушкин.
   - Уходить?  Я  зачем  тебе  это  все  рассказываю,  а?!  -  Инспектор
раздраженно стучит по столу. - Я хочу объяснить, что лезть в это дело  в
одиночку бесполезно и опасно! Если даже ты что-то знаешь и хочешь  взять
все деньги, ты не проживешь после этого и дня!
   - Я не знаю, где деньги, уходи. - Я сдергиваю Ладушкина  со  стула  и
толкаю его в коридор.
   - Что ты вспомнила? Скажи, я боюсь за тебя! Ну не будь дурой!
   - Уходи!..
   - Я хочу помочь, скажи, чем тебе помочь? Чего  ты  испугалась  только
что, ну скажи, ведьма проклятая! Я хочу вычеркнуть из жизни день,  когда
впервые увидел тебя в морге! Плевать на службу, если не скажешь - я тебя
сам убью! - Ладушкин трясет меня за плечи. Я закрываю глаза и вытираю  с
лица брызги его слюны.
   - Оставь ее, ты, умник! - выскочила на шум заспанная Лора.  -  Помочь
он хочет! Только тронь еще раз ее пальцем,  только  попробуй!  А  хочешь
помочь, верни брату его талисман!
   - Какой еще талисман? - Тяжело дыша, Ладушкин вытирает пот со лба.
   - Я хочу побыть одна. - Я закрываю  ладонями  уши,  иду  в  ванную  и
запираюсь.
   - Верни брату засушенный палец Фридриха Молчуна! - кричит Лора. - Это
его любимая игрушка!
   - Чокнутая семейка, вас всех надо лечить!
   Я открыла кран с водой, чтобы не слышать их громкие  препирательства,
но это и так пришлось бы сделать, потому что меня стошнило. Усевшись  на
край ванны, я сосчитала, что за последнее время меня трижды  тошнило  по
самым  разным  поводам.  От  ужаса,  когда  обнаружила  голову  Ханны  в
морозилке. От невыносимого запаха, когда меня облила поносом шимпанзе. И
вот только что от разгадки, кто убил Ханну и Латова.
 
*** 
 
   - Он ушел?
   - Ушел. Обещал принести Антону палец.
   - Иди сюда. - Я хлопаю по кровати. Лора укладывается рядом со мной. У
наших ног спит счастливым сном Антон. Улыбается во сне.
   - Какой размер этой кровати? - раскидывает Лора руки.
   - Три двадцать на три.
   - К психиатру не обращалась?
   - Не ехидничай.
   - Нет, я совершенно серьезно спрашиваю. Ты же знаешь, в  нашей  семье
психиатр - любимый доктор. Меня лично обследовали дважды, даже назначали
лечение. После того, как я откусила ухо одному мальчику в детском саду.
   - Засушила?.. - Я начинаю засыпать.
   - Что?
   - Ухо откушенное засушила?
   - Очень смешно!
   - Ты же знаешь, в нашей семье... это дело  обычное,  засушивать  все,
что дорого...
   - Четыре, пять... На этой кровати вместе с  тобой  может  поместиться
еще четверо крупных или шестеро мелких мужчин.
   - Это тебе надо к психиатру...
   - Ты еще себя не знаешь, мамочка!
   - Не называй меня мамочкой...
   - Хоть кого-нибудь в этой жизни я могу называть мамочкой? С моей ведь
дело доходило до истерик, если я ее публично  так  обзывала.  Только  по
имени!
   - Давай закончим день чем-нибудь полезным. - Я заставляю себя открыть
глаза и сесть. - Пока мы не забыли, что  было  в  конфискованном  ящике.
Итак, я видела нитки, разобранную куклу, драгоценности, остатки  чего-то
из косметики, оружие, чулки, губную помаду, блокнот. Чего там не было?
   - От распоротого рюкзака остались две бирки, еще бирка от  свитера  и
вырезанный кусочек из косметички. Они должны быть там.
   - Не заметила.
   - Это все теперь  выглядит  как  набор  маленьких  грязных  тряпок  с
полустертыми надписями. Правда, на рюкзаке название фирмы было исполнено
на куске кожи металлическими буквами.
   - Можешь перечислить все, что вы  с  братом  получали  в  подарок  от
Руди?
   - Когда я была маленькая, он подарил мне водяной пистолет, игрушечные
наручники и пластмассовый нож в ножнах. А Антону две  мягкие  игрушки  -
кошечку и собачку. Потом он стал дарить одежду и полезные  вещи.  Мне  -
комбинезон  строителя,  кожаные  брюки   и   ошейник   металлиста,   еще
косметичку, Антону - свитер из шотландской шерсти и рюкзак. Комбинезон я
забыла в Германии, брюки, когда приехала в Москву, подарила  подруге,  а
рюкзак был добротный, тянул на полета долларов, ему бы  сносу  не  было,
зря Ханна его раскурочила.
   - Если в этих бирках и  заложен  какой-то  смысл,  то  теперь  они  у
федералов, и мы ничего поделать не можем, - зеваю я.
   - Почему не можем? Я помню все  наизусть,  сейчас  изображу.  -  Лора
сползает с кровати и садится на колени у журнального столика. -  Вот!  -
прыгает она через пять минут на кровать.
   Сделанный на заказ дорогущий матрац от ее прыжка содрогается и плавно
покачивается. Мы  замираем  и  смотрим  на  Антона  -  разбудили?  Спит.
Улыбается.
   На листке в  линейку  четыре  прямоугольные  рамки,  в  которых  Лора
изобразила по памяти надписи на бирках. Итак... Эта, похоже, от  свитера
- шерсть 100%, условия чистки, в треугольнике буква Р,  на  утюге  число
400, вверху название - "Гербердорф". Вот  еще  одна  бирка  с  одежды  -
полиэстр  20%,  коттон  80%,  на  утюге  60,  фирма  "Санна".  Дальше  -
разъяснительная  надпись:  "Кусок  тканого   гобелена   с   закрепленной
металлической   пластинкой,   остатки   косметички".    Подчеркиваю    -
"Эбелькадер", 65487, а под цифрами выдавлен трилистник.  Подчеркиваю  на
рисунке и  трилистник.  От  рюкзака  осталась  причудливой  конфигурации
нарисованная рамка, стрелка внутрь и объяснение Лоры - "кожа".  Крупными
буквами по кругу - "Хенгель / Круз", WI, 888 23.
   - Давай телефон, попробуем что-нибудь выяснить, - киваю я  удивленной
Лоре.
   Почти полчаса дозваниваюсь в Германию.  Мою  мамочку  не  так  просто
застать дома. Она, оказывается, устроилась  на  работу.  Не  верю  своим
ушам, отставляю трубку и смотрю на нее, чтобы не забыться  в  удивлении.
Да, она теперь работает  в  парфюмерной  фирме,  туда  можно  позвонить.
Звоню!  Чтобы  лишний  раз  не  демонстрировать  свое  разочарование   в
немецком, лаконично требую:
   - Мария Грэме, битте!
   - Я-я-а-а? - раздается в трубке голос моей мамы.
   - Что ты делаешь в парфюмерной фирме?
   - Инга? Я тебе  звоню,  звоню,  а  никто  не  берет  трубку.  Где  ты
шляешься?
   - Пару дней провела в тюрьме, съездила в баню, а так я всегда дома.
   - Детей привезла?
   - Привезла.
   -  То  есть,  -  уточняет  моя  мама,  -  свою  часть  этого  важного
мероприятия я выполнила?
   - Отлично выполнила, спасибо. Теперь помоги мне  кое-что  установить.
Есть на чем записать?
   - Записываю.
   - Значит так, записывай строго в той последовательности,  в  какой  я
говорю. Готова? Гербердорф, 100 Р 40, дальше, Санна, 20 60 80, дальше  -
Эбелькадер 65487, еще Хенгель  и  Круз,  дубль  вэ,  ай,  три  восьмерки
двадцать три. Записала? Для начала выясни, что из наименований  является
названием какого-нибудь банка. Их три. Потом обратись в  этот  банк  или
сразу в три, скажи, что имеешь там вклад и назови код. Код -  это  цифры
после слов. Все.
   - А меня не пристрелят? - интересуется мама. - Что-то мне все это  не
нравится.  Я  подумала  вдруг,   уж   не   занялась   ли   ты   поисками
несуществующего вклада Руди Грэмса? На этой  почве,  если  не  ошибаюсь,
совершенно сбрендила Ханна.
   - Ты только узнай, и все.
   - То есть мне не нужно тащить с  собой  в  банк  дорожную  сумку  или
рюкзак на восемьдесят литров?
   - Зачем?
   - Чтобы унести пятьдесят миллионов, зачем же еще?!
   Ну вот, пол-Москвы уже знают про пятьдесят миллионов, а теперь еще  и
пол-Гамбурга!
   - Не нужно. Я тебе перезвоню  сама.  Что  ты  делаешь  в  парфюмерной
фирме?
   - А как ты думаешь? Я сочиняю духи!
 
*** 
 
   Смотрю-смотрю-смотрю в окно. Идет дождь. Дождь  уничтожил  все  следы
пребывания снега на асфальте, а крыши сами стекли грязными потеками  еще
до него. Вечереет. Думаю о маме, сочиняющей духи. С одной стороны,  меня
пугает ее позднее взросление, но немцы, как уверяла  Ханна,  вымирают  в
инфантилизме и равнодушии благополучной  жизни.  Им  не  помешает  вдруг
выплеснувшаяся энергия заблудившейся  в  отрочестве  девочки  из  России
сорока трех лет...
   С другой стороны, мне не  придется  рассказывать  тайну  употребления
серебряной ложки при приготовлении еды, чтобы намертво привязать  к  ней
папочку... Я выпила две рюмки текилы, бокал мартини с соком,  клубничный
ликер - полбокала, потом Лора предложила добавить еще пива,  я  добавила
пива, но лучше не стало. Прислушиваясь к бурчанию в желудке,  смотрю  на
желтоватую  жидкость  в  тонком  стакане,  которую  мне  от  всей   души
протягивает Антон.
   - Что это? - икаю я.
   - Это молоко с желтком и немного коньяку. Пей, вкусно.
   - Нет, только не молоко.
   - Лора, - кричит он, - она не хочет!
   Подходит Лора, подливает в бокал коньяку. Коньяк размывается в бокале
среди взбитого  желтка  с  молоком  плавными  струями  темно-коричневого