е считается...
   - Вставай, хватит разглагольствовать. Выметайся.
   - На улице дождь! Я поеду с  тобой,  Пряжечкин,  -  заныл  Максим.  -
Состряпаю информационную заметочку.
   - Я тебе состряпаю. Выметайся, я сказал. Сыщик и журналист  вышли  из
подъезда,  а  дождь  в  этот   момент   переходил   на   новый   уровень
интенсивности. Мелкие капли превратились в потоки воды, дробью звеневшие
по железу подъездного козырька и окнам, лужи хлюпали, ветки  деревьев  с
багряными листьями вздрагивали. Макс попытался натянуть плащ  на  голову
и, когда это ему не удалось, недовольно пробормотал:
   - Холодно, а работать надо, подумал эксгибиционист, снимая шубу.
   - Что ты там бурчишь? - не понял Андрей. - Побежали.
 
*** 
 
   День, трагически окончившийся для Глеба Батурского,  стал  непривычно
насыщенным встречами, знакомствами и интервью для  его  семнадцатилетней
секретарши Лизы.  Лиза  уже  испуганно  отревела  пятнадцать  минут  над
бездыханным  телом  любимого  начальника,  заново  облагородила  длинные
ресницы  стойкой  тушью  "Стреч  маскара"  и  теперь,  взволнованная   и
красивая, с вдохновением отвечала на вопросы  очень  приятного  молодого
следователя. У детектива была внешность высокооплачиваемого  манекенщика
из команды Валентине, и  Лиза  думала,  насколько  несправедливы  извивы
судьбы, если для встречи с  таким  интересным  сыщиком  было  необходимо
пожертвовать драгоценным шефом Глебом Николаевичем.
   - Теперь, Лиза,  расскажи  мне  все  спокойно,  -  учительским  тоном
говорил Андрей Пряжников. - И постарайся  не  отклоняться  от  избранной
темы, иначе мы не уйдем отсюда до позднего вечера.
   "Это  было  бы  здорово!"  -  восторженно  подумала  Лиза,   тут   же
представив, как великолепный сыщик везет ее домой  на  служебной  машине
среди московской ночи - не отправит же он ее на метро!
   - Да, - кивнула Лиза. -  Я  постараюсь  не  отклоняться.  А  разве  я
отклоняюсь?
   Андрей хмыкнул. За последние  тридцать  минут  он  узнал  невероятное
количество интересных сведений: о поездке в Таиланд племянницы  главного
бухгалтера, о варикозе у дамы из валютного отдела, о  неудачной  покупке
акций сыном  вице-президента,  о  шикарном  гнедом  скакуне,  подаренном
начальником отдела кредитования своей шестнадцатилетней любовнице, - все
это было крайне занимательно, но как-то не стыковалось с  гибелью  Глеба
Батурского.
   - Да. Хорошо. - Лиза сосредоточилась. - Глеб  Николаевич,  значит,  с
самого  утра  был  сегодня  не  в  духе.   Он   очень   милый   мужчина,
интеллигентный, сдержанный,  предупредительный,  но  сегодня,  очевидно,
плохо спал. Или его доконали строители. У нас начался ремонт, они  очень
громко, душераздирающе... А! Возможно, его бросила любовница.. Да. Я уже
давно заметила эту вялость и апатию, последнее время у него  были  такие
глаза грустные... Но может, просто болела голова. Или еще что-нибудь.  В
общем, не знаю, но Глеб Николаевич сегодня был диким. А знаете,  ведь  в
декабре прошлого года он расстался со своей женой. Банк бурлил. Особенно
мы, девочки. Расстаться с такой женщиной! Просто  удивительная  женщина!
Комильфо от бровей до голеностопного сустава! Она...
   - Глеб Николаевич с утра был не в  духе.  В  чем  это  выражалось?  -
устало вздохнул Андрей.
   Лиза поморгала, задумалась, посмотрела на потолок.
   - Вот.  У  нас  на  третьем  этаже  начался  ремонт.  Перестраивается
фуршетный зал. Фуршетный зал - это для приемов.  И  презентации  тоже  в
нем, и пресс-конференции. Солидному  учреждению  конечно  же  необходим.
Недавно мы в нем праздновали всем нашим дружным коллективом... Ой, опять
сбилась! Ну ладно. Грохот,  стук,  треск  дьявольские.  Ничего  не  было
слышно! Ни по телефону поговорить, ничего.  Да.  Мне  кажется,  у  Глеба
Николаевича сегодня болела голова, а они, строители, как назло  сверлили
пол как раз над его кабинетом. Роняли что-то.  Изверги!  Издеваются  над
человеком. И Глеб Николаевич крикнул мне, чтобы я пошла  наверх  и  всех
их,  к  черту,  расстреляла  из  пулемета.  И  я  пошла.  А  в  коридоре
встретилась с Аленой Дмитриевой, я вам уже говорила.
   - Она работает в банке?
   - Да. Она работает здесь где-то полтора года. Кассиром. Я едва узнала
Аленку, но и понятно, она ведь месяц болела. И лечилась.  Да.  Болела  и
лечилась.
   - От чего лечилась?
   - Так. Она же мне говорила. От чего же она лечилась? Не сердце?  Нет.
А,  почки!  Пиелонефрит.  Она  с  начала  сентября  взяла   отпуск   без
содержания. У нас, знаете, если болеешь, больничный лист лучше не  брать
- потом заклюют, что ограбила родное предприятие. Я  недавно  подхватила
ангину - обидно, в разгар лета ангина. Конечно, накормили  меня  "Баскин
Роббинс", грамм шестьсот смолотила - ромовое с изюмом. Вкусно, обалдеть!
Я так люблю мороженое. И мне с этой ангиной пришлось...
   Андрей тихо зарычал. Лиза встрепенулась, бросила на  него  испуганный
взгляд и снова затараторила, как послушная ученица:
   - Пардон! Язык без костей.  И  вот  я  наткнулась  на  Алену.  Худая,
бледная, в дурацких темных очках, а под глазами  -  черные  круги,  даже
через очки их видно. Да нет, я бы ее ни за что не  узнала.  Но  этот  ее
ужасный плащ! "Месть Юдашкина" называется. Я сколько  раз  ей  говорила:
Аленка,  разорись  на  что-нибудь  посовременнее.  Может,   она   деньги
откладывала для какой-то цели? Не знаю. В  общем,  новый  плащ  себе  не
покупала. Да. Значит, столкнулась я с ней. Алена и  обычно-то  не  сияет
красотой, а  сегодня...  Кошмар!  Какая-то  вся  нервная,  дерганая.  Не
захотела со мной поболтать. Обычно она такая приятная,  и  поговорит,  и
все. А сегодня... Пошла  прямо  в  кабинет  к  Глебу  Николаевичу.  А  я
разобралась с рабочими - они оказались такими симпатичными  ребятами,  и
все не старше двадцати двух - и вернулась. Минут через тридцать - сорок.
   - Пришлось так долго убеждать их не шуметь? - улыбнулся Андрей.
   -  Да!  Вы  понимаете.  Как  же  им  не  шуметь,  если  гвозди   надо
заколачивать. А может быть, меня не было целый час? Нет, тридцать минут.
И когда я пришла, Глеб Николаевич, бедняжка, лежал в своем кресле ужасно
какой неживой. С пистолетом в руке. На столе беспорядок, видели, какой у
него роскошный стол, знаете, это ручная работа, настоящий дуб, везли  из
Италии. Боже мой, он все-таки не смог перенести этого адского грохота!
   Лиза учащенно заморгала, очевидно сдерживая близкие слезы, но  Андрей
отвлек ее новым вопросом. Лиза шмыгнула носиком и справилась с эмоциями.
   - Нет, он не был  левшой.  Все  документы  всегда  подписывал  правой
рукой, я точно помню.
   Лиза снова уставилась в потолок и  начала  поворачиваться  и  двигать
руками, словно вспоминая, как она подносила бумаги на подпись.
   - Совершенно точно! Вот так я подходила к нему, с этой стороны, и  он
расписывался правой рукой. И писал всегда правой.
   - А почему на этой фотографии он  держит  ручку  в  левой?  -  Андрей
указал на стену, где в деревянной рамке висел снимок: Глеб  Батурский  и
еще один мужчина, жизнерадостно улыбаясь прямо в объектив, занесли ручки
над какими-то документами, собираясь их подписать.
   Лиза озадаченно разглядывала фотографию  над  своим  рабочим  столом,
которую видела каждый день.
   - Точно, в левой! Вот удивительно! А я и не  обращала  внимания!  Это
Глеб Николаевич и  Ганс  Бингенхаймер,  президент  нюрнбергского  банка,
подписывают договор о сотрудничестве. Господин Бингенхаймер  приезжал  к
нам, такой смешной! Всем женщинам делал презенты - дешевые колготки, лак
для ногтей, позорную губную помаду. Наверное, думал, мы, бедные  женщины
из дикой страны, умрем от радости. А я такие колготки даже мусор вынести
не надену.  Ой,  извините,  я  снова  отвлеклась!  А!  Вспомнила!  Немец
обязательно хотел сделать снимок на память, как они подписывают договор,
хотя они уже  все  давно  подписали,  и  последние  три  дня  он  просто
знакомился с русским гостеприимством - то  есть  развлекался  на  двести
сорок килогерц. И Глеб Николаевич вместе с ним  тоже.  И  доразвлекался:
переводчица мне рассказала: разбил фужер в ресторане и изрезал себе  всю
руку. На фотографии не видно, но она у него перебинтованная,  он  держит
ее под столом. А ручку взял в левую и позирует. Вот!
   - Молодец! Ты очень компетентная девочка,  столько  всего  знаешь,  -
похвалил Андрей, и Лиза зарделась от удовольствия. - Теперь расскажи мне
об Алене Дмитриевой.
   - А что о ней рассказывать?  Ну  Алена.  Дмитриева.  Скромная  такая,
незаметная. Но конечно, хорошая девчонка.  Любой  вам  скажет  в  банке.
Другие что-то суетятся,  интригуют,  комбинируют,  а  она  спокойно  так
работает,  не  сплетничает  никогда.  Разговаривать  с  ней   интересно,
образованная. Но не выпендривается. Вот я, например, знаю, что она в сто
раз умнее  меня,  но  когда  я  с  ней  разговариваю,  она  так  слушает
внимательно, и от  такого  обращения  сама  себе  кажешься  умной.  Нет,
классная девчонка. Одевается, конечно, бедно, у  нас  в  банке  сразу  в
глаза бросается, у всех тут зарплаты о-го-го. Но я же говорю - наверное,
экономит. Может быть, хочет поднакопить деньжат, смотаться в Европу  или
Америку по путевке. А заодно и шмоток набрать. Я  так  делала,  когда  в
отпуск ездила. В Москве-то зачем покупать? Все дорого. А в Европе дешево
и все самоесамое модное. Нет-нет, я не отвлекаюсь, я про  шмотки  вообще
ничего не говорю, я помню, что надо только про Алену. Так.  Ну,  немного
замкнутая, сама первая на контакт не пойдет, всех сторонится. Но если ее
кто-то о чем-нибудь попросит - никогда не откажет. Вот если идти в  клуб
или на дискотеку, я бы, конечно, с  ней  не  пошла.  С  такой  подружкой
мальчиков не подцепишь. Но  если  проблему  какую-то  решить,  помочь  в
чем-нибудь - она никогда не откажется. Алена серьезная и  надежная.  Да,
не легкомысленная финтифлюшка, как я, например.  И  говорит  она  так...
Интересно.  Я  так  не  умею.  Красиво,   правильно,   слова   необычные
употребляет, выражения.
   - Например?
   - Например... Ой, не вспомню. А, нет. Недавно она вот сказала  "между
Сицилией и Хрибдой", и я не поняла...
   - Между Сциллой и Харибдой?
   - О! - с уважением посмотрела Лиза на Андрея. - Вы тоже образованный!
Да. Между Сциллой и Хрибдой. Харибдой. Язык, блин, сломаешь. И Алена мне
объяснила, что это значит, - меж двух огней. Вот как просто  объясняются
многие загадочные вещи.
   - И не говори, - согласился Андрей.
   В банке "Гарант" Пряжников оставался около двух часов. Еще  несколько
человек видели бледную  и  "какую-то  странную"  Алену,  целеустремленно
двигавшуюся в сторону президентского кабинета  как  раз  в  тот  отрезок
времени, когда  произошло  убийство.  А  в  том,  что  это  было  именно
убийство, натренированный детектив Пряжников определил безошибочно.
 
Глава 3 
 
   Ксения сделала закрепку,  обрезала  нитки  и  вытащила  ткань  из-под
лапки.  Маленькое  шелковое  платье  цвета  слоновой   кости   в   стиле
"воинствующий  аскетизм"  готово.  На  него  было  потрачено  два  метра
немыслимо дорогой ткани, три дня  и  уйма  нервов.  Простота  изысканной
модели требовала филигранной точности  исполнения,  и  за  эти  три  дня
Ксения не раз  боролась  с  искушением  раздробить  на  кусочки  швейную
машину. Ей приходилось соревноваться с  Клайном,  Валентине,  Черутти  и
Ферре, ведь остальные девочки, несомненно,  придут  на  вечеринку  в  их
нарядах, а в ее  скромном  бюджете  не  было  двух  тысяч  долларов  для
приобретения подобного платья.
   Ксения надела свое творение и с удовольствием уставилась  в  зеркало.
Платье струилось, мерцало и выглядело достаточно дорого.  Ксения  начала
кривляться  перед  зеркалом,  строя  из  себя   кинозвезду,   пока   это
увлекательное занятие не было прервано звонком в дверь.
   Сапфира Азизова держала в  руках  громадную  розовую  коробку,  и  ее
зеленые кошачьи глаза сияли тревожным огнем.  Она  почти  задыхалась  от
возбуждения.
   - Ксюшка,  вот,  только  что  купила!  -  взволнованно  сообщила  она
подруге, вваливаясь в квартиру. - Хозяйки нет? Я примерю!
   Она побежала  в  комнату,  где  быстро  разделась,  и  через  секунду
появилась  перед  Ксенией  в  ослепительном  полупрозрачном  наряде   из
"металлического" кружева.
   - Это Донна  Каран!  -  объяснила  Сапфира,  сияя  восторгом.  -  Еле
выпросила у папы денег, не хотел давать. А ты в чем пойдешь?
   Ксения сникла. Ее туника вмиг превратилась в блеклую тряпку  рядом  с
агрессивно сверкающим нарядом Сапфиры.
   - Да я... Вот в этом собиралась..
   Сапфира скептически оглядела подругу:
   -  Очень  миленько.  Но,  Ксюша,  если  ты   собираешься   соблазнить
Стручкова... Надо что-нибудь вызывающее,  яркое,  безнравственное.  Надо
его  поразить.  Он  привык  не  замечать  тебя,  ты  скромна,   хотя   и
безукоризненна. И вот ты  появляешься  у  Зоей  в  божественно-роскошном
одеянии, пусть это  будет  золото,  бисер,  перья,  наконец.  Что-нибудь
необыкновенное, что нельзя не заметить. Ну, с перьями и  бисером  -  это
гипербола. Мужчины реагируют на яркое, я тебе говорила. И когда  Стручок
не сможет тебя не заметить, ты увлечешь  его  интересной  беседой  -  он
обожает автомобили, без ума от них; ты прочитала "За рулем",  которые  я
тебе дала?
   - Прочитала, - послушно отозвалась грустная Ксения.
   - Молодец. После этого, я уверена, он скажет тебе: "Ксюшка, почему же
я раньше тебя не замечал?" Скажет, скажет, он достаточно  прогнозируемый
материал. Потом он сам начнет искать с тобой встречи, а  я  удивленно  и
небрежно замечу: "Ты что,  Стручок?  На  что  претендуешь?  Ты  думаешь,
почему  Ксюша  всегда  так  тиха  и  незаметна?  Потому  что  не   хочет
провоцировать. Ее мужчины преследуют. И какие мужчины! О!" И Егор у  нас
в кармане. Ксения, если ты будешь меня слушаться, он никуда не  денется.
А так ты будешь вздыхать по нему до самых госэкзаменов.
   - Да, - согласилась Ксюша. - Он такой блестящий молодой человек!
   - И партия блестящая! - поддержала Сапфира.  -  Если  он  влюбится  в
тебя, считай, ты обеспечила себе черепаховый суп,  шелковые  простыни  и
безоблачную старость. Его шикарный папулька-миллионер будет кормить  вас
с ложечки до самой смерти. И ваших правнуков.
   - Мне просто кажется, я его люблю, - тихо заметила Ксения. - Я... Мне
не надо черепахового супа.
   - Да? Ну в принципе не помешает ведь. Поэтому, Ксенька, ищи денежки и
постарайся выбрать что-нибудь потрясающее.
   И Сапфира упорхнула, оставив подругу наедине с ее проблемой. Ксения с
ненавистью отшвырнула платье и погрузилась в мучительные размышления.
 
*** 
 
   Потрясенный Кеша Ригилев ехал в метро и поедал взглядом  девицу,  что
сидела  напротив  него  под  наклеенным  на   стену   вагона   рекламным
плакатиком, пропагандирующим жевательную резинку.
   Иннокентий был потрясен, во-первых, событием, которое произошло с ним
три часа назад, а во-вторых, тем фактом, что он, Кеша Ригилев, едет, как
понурый плебей, в метро, а  не  на  своем  крупноколесном  и  норовистом
джипе. В метро, впрочем, оказалось совсем не плохо: под землей, как и на
поверхности, сновали  в  большом  количестве  симпатичные  и  аппетитные
девчонки, одна из которых сидела сейчас прямо по  курсу  и  смотрела  на
Кешу круглыми глазами.
   Всего три часа назад Иннокентий, божественно  нагой  и  возбужденный,
находился в своей фешенебельной квартире на седьмом этаже элитного  дома
и  подбирался  к  четырнадцатилетней  нимфочке  с  травмирующим   именем
Агнесса. Кеша собирался неистово прижать Агнессу к  своей  груди,  чтобы
она, как сочный плод, брызнула ароматным соком (за последние два  месяца
он проделывал этот трюк не раз),  но  юная  нимфа  внезапно  побледнела,
потом медленно сползла вниз по Кеше в тихом обмороке и  начала  истекать
кровью.
   В  "03"  юноша,  обеспокоенный  нетипичным  поведением  подруги,   не
дозвонился,  зато  через  десять  минут  прибыла  коммерческая   "скорая
помощь". Иннокентий не задумываясь прыгнул в распахнутое чрево лимонного
микроавтобуса вслед за врачами  и  бездыханным  телом  Агнессы  и  через
некоторое  время  обнаружил  себя  в  приемном  покое   гинекологической
больницы на другом конце Москвы.
   Усталый врач заверил, что жизнь девушки уже вне опасности  -  природа
спасла  Агнессу  от  нежелательной  беременности,  а  Иннокентия  -   от
внезапного отцовства, и рекомендовал  молодому  повесе  впредь  не  быть
столь беспечным и не разбрасываться  тоннами  сперматозоидов  направо  и
налево. Кеша хотел было возразить, что он здесь, возможно, и ни при чем,
но вовремя вспомнил, что Агнесса поступила в его распоряжение  невинной,
словно утренняя фиалка, и самокритично промолчал.
   Сейчас он возвращался домой на метро, выпросив у какой-то милосердной
дамы жетон, - у Иннокентия не было с собой ни денег, ни  документов,  ни
верхней одежды.
   Девушка напротив (это была Лиза, секретарша банка  "Гарант",  которая
возвращалась  с  работы  домой)  гипнотизировала  Ригилева   неподвижным
взглядом. Так ему казалось. На самом деле Лиза полностью  ушла  в  себя,
погрузилась в свои мысли, перерабатывая впечатления минувшего дня, и  не
замечала ничего вокруг.
   В ее голове царил неимоверный кавардак.
   "Как же мы теперь без Глеба Николаевича... - думала Лиза. - Без Глеба
Николаевича нам никак нельзя. Сиротинушки. Что теперь будет? Хотела бы я
знать. А будет капитальная коррида. Почему коррида? Потому что я  любила
Глеба Николаевича преданно и верно. А найду ли я в  себе  силы  полюбить
нового директора? Проблема. А если это будет женщина? Ядовитая грымза  в
стильных очках и костюмчике за тридцатник "Франклинов",  экономически  и
юридически  подкованная  выдра,  которая   сравняет   меня,   убогую   и
малограмотную, с ламинированным паркетом в приемной.  Да...  Она  уж  не
станет терпеть мои мини и безумную фиолетовую  помаду,  как  душка  Глеб
Николаевич, нет, ни от кого другого не  дождешься  подобной  лояльности.
Надо не забыть про колбасу. Холодильник снова пустой.  Или  лучше  куплю
пирожков с капустой? Бедный, бедный  Глеб  Николаевич!  Зачем  ему  было
стрелять в себя? Да, пирожки лучше. Зачем?  Хотя  Жанетта  из  валютного
шепнула мне, что возлюбленный директор не сам застрелился, а  был  убит.
Убит! Кошмар! Жанетта тоже хороша, приперлась сегодня на работу с голыми
плечами. Вся из себя. Будто лето на дворе. Ладно бы Элизабет  Тейлор,  а
то лишних  пятнадцать  килограммов,  веснушки  и  прочая  белиберда.  Не
Жанетта, а сплошная проблемная зона. И туда же, с голыми плечами. Так  и
давала показания - обнаженная до судорог, словно у нас тут  не  солидный
банк, а бордель. Бордель! Что Андрей  подумал?  Да,  интересно  было  бы
узнать, что он  вообще  думает.  Милашка,  пупсик.  И  как  ему  удалось
получиться таким красивым? Наверное, мама  красивая.  Мама  красивая,  и
сынуля удачный. С такой внешностью и фигурой прямая дорога на  рекламный
постер. Обтянулся джинсиками, закурил "Мальборо" -  и  загребай  денежки
бульдозером. Но нет. Юноша не ищет легкого пути.  Он  ловит  негодяев  и
бандитов, преследует их, весь такой из  себя  шикарный  и  незабываемый,
дышит им в затылок мятным дыханием и отстреливает из табельного  оружия.
Потрясающий  мужчина.  И  в  глубокой  скорби  я  должна  признать,  что
абсолютно его не заинтересовала.  Аб-со-лют-но.  Только  как  свидетель.
Факт чудовищный и непонятны й. Неужели незаметно  подобралась  старость?
Неужели я перестала волновать мужчин? Не верю, как  сказал  Стравинский.
Стравинский? Нет, вроде Станиславский. Если это сказал Станиславский, то
кто такой Стравинский? Откуда я взяла эту фамилию? И вообще, это  сказал
Мейерхольд. Точно. Это он закричал: "Не верю!" - потому что  от  природы
был очень недоверчив. И я тоже  недоверчива.  Не  могу  я  разонравиться
мужчинам, нереально это, не правдоподобно. Вот и мальчуган  напротив  не
сводит с меня глаз. С меня и моих  коленок.