полусотней в кармане. Но оставалась надежда на завтрашнюю премию.
 
Глава 36 
 
   Сердце  Андрея  ухнуло  и  понеслось  рваным  галопом  необъезженного
скакуна. Доблестный сыщик безвольно повис на  почтовом  ящике  -  в  его
руках белел продолговатый конверт, на  котором  под  красивой  маркой  с
Эйфелевой башней был аккуратным девичьим почерком выведен  пряжниковский
адрес. Это было письмо от Катерины.
   Теряя сознание, Пряжников дополз до  своей  квартиры.  Дверь  открыла
неземная Дирли-Ду. Она была в просторной трикотажной кофте и босиком.  В
одной руке Дирли-Ду держала зеленое яблоко, в другой - Уголовный кодекс.
   - Привет! - обрадовалась она и  поставила  под  левым  глазом  Андрея
вишневый штампик губной помадой. Яблоко звонко хрустнуло.
   - Привет, - скованно ответил Андрей.  Ему  сейчас  страстно  хотелось
уединиться и прочитать Катино письмо.
   - Не поцелуешь? - изумилась  Дирли-Ду,  стаскивая  с  Андрея  плащ  и
подставляя щеку.
   Пряжников послушно чмокнул и рванул к туалету.
   - Извини, Дирли, я ненадолго. Мне надо!
   - Проблемы? - озабоченно крикнула вслед Дирли-Ду.
   Пряжников скрылся за дверью. Там, в царстве кафеля и  журчащей  воды,
он разорвал белый конверт и жадно принялся читать.
   Но не тут-то было. Во-первых, верная подруга Дирли-Ду  устроилась  на
полу около туалета  и  требовала  к  себе  внимания.  Во-вторых,  Андрей
споткнулся о первую же строчку письма. "Paris c'est une  ville  ancienne
qui a beaucoup de charme", - брала быка  за  рога  Катерина,  нимало  не
заботясь о том, что Пряжников не знает  французского.  "Париж,  -  понял
Пряжников. - Это про Париж".
   - С тобой все в порядке? - спросила снаружи  обеспокоенная  Дирли-Ду.
И, не дождавшись ответа, начала стучать в дверь.
   Андрей быстро читал - к счастью, образованная Катя все же  вспомнила,
что, кроме многочисленных иностранных языков,  она  владеет  и  русским.
"Дорогой мой Пряжников, - писала Катерина, - у меня  новый  контракт,  и
поэтому я не появлюсь в Москве  еще  по  крайней  мере  год.  Заканчиваю
работу во Франции и уезжаю в Америку. Тружусь в поте лица.  Когда  я  не
улыбаюсь в объектив фотокамеры и не позирую в купальнике  под  проливным
дождем,  изображая  трепетную  русалку,  я  слушаю  лекции  по   истории
литературы и искусства в Сорбонне..."
   "Лекции! - восхитился Андрей. - Неутомимая!" "...Мой  образовательный
уровень значительно повысился. Он повысился до такой степени, что  я  не
могу откусить пирожок  с  черникой,  не  задумавшись  о  его  внутренней
сущности. Хорошо ли ты охраняешь квартиру, которую  подарила  мне  Софья
Викентьевна? Будь бдителен. Когда я вернусь, мы сломаем стену и  сделаем
фантастический ремонт - я, кроме всего прочего, хожу на курсы дизайнеров
интерьера..."
   "Сломаем стену! - задохнулся Пряжников. - Означает ли это... Означает
ли это, что мы будем жить вместе?.."
   - Андрюша, выходи немедленно! - волновалась Дирли-Ду. - Почему ты  не
отвечаешь?!
   "...Как поживает Максим? Передавай ему от меня привет. Я часто о  вас
думаю..."
   "Что значит "о вас", - возмутился Пряжников, - думать надо только обо
мне!"
   "...и очень скучаю по Москве и  даже  по  моему  маленькому,  убогому
Краснотрубинску. Время, когда я  жила  там,  представляется  мне  теперь
далеким и нереальным..."
   Дирли-Ду азартно выламывала дверь. Андрей вздохнул, пробежал  глазами
последние абзацы, которые в  основном  демонстрировали,  как  пристально
изучает Катерина историю и культуру Парижа, как напряженно знакомится  с
достопримечательностями города на Сене, и спрятал письмо в карман.
   - О, милый!  Наконец-то!  Я  волновалась!  -  Дирли-Ду  бросилась  на
Пряжникова. Она обняла  его  за  шею,  не  выпуская  из  рук  Уголовного
кодекса, и поцеловала его в ухо.
   - Ты представь! Статья 166. Не правомерное завладение автомобилем без
цели хищения. До трех лет!
   - А ты думала!
   - Вот это да! Как я рисковала! Если бы тот старлей не оказался  твоим
знакомым... А что ты так долго делал в туалете?
   - Я могу рассказать.
   - Ладно, не надо.
   Пряжников  снял  с  себя  Дирли-Ду  и  несколько   минут   молча   ее
разглядывал.  Письмо  Катерины,  такое   неопределенное   и   волнующее,
написанное стремительным  почерком,  было  словно  порыв  свежего  ветра
затухающему костру. Чувства Андрея, подавленные усилием  воли,  взыграли
вновь. Влюбленный сыщик вычитал между строк, что Катерина, как и прежде,
одинока и целомудренна и в ее жизни не появился новый  мужчина.  Надежда
налетела на Пряжникова ураганным вихрем, он взмыл в облака и возликовал.
Добрых пять  минут  он  парил  в  лазурных  небесах,  прижимая  к  груди
Катерину.
   Дирли-Ду смотрела на своего друга, молчала и улыбалась. Андрей плавно
и постепенно спустился на землю. Реальность, однако, не  ранила  острыми
шипами. В его объятиях находилась не Катя, а другая женщина, но не менее
прекрасная. Несомненным плюсом Дирли-Ду по сравнению с Катериной была ее
территориальная близость. Дирли-Ду можно было пощупать, обнять и уволочь
в спальню или никуда не уволакивать. С парижанкой Катериной  этот  номер
не проходил.
   - Я хотела бы сфотографироваться с тобой, - сказала  Дирли-Ду.  -  На
память.
   - Почему вдруг? - удивился Андрей.
   - Просто так. Я сейчас веселая  и  красивая.  И  любима  тобой.  Хочу
запечатлеть себя в этом состоянии. - И чтобы ты тоже был рядом.
   - Думаю, ты всегда будешь веселая и красивая.
   - И любимая?
   - И любимая, - помедлив, ответил Пряжников. -  Впрочем,  недостаточно
уверенно.
   - Если я бесследно исчезну из твоей жизни, дни, проведенные со  мной,
останутся в твоей памяти, как яркая вспышка. И еще будет фотография.
   Андрей на секунду задумался. Мечты о далекой Катерине были приятны, и
письмо пылало в кармане, поджаривая бок, но  представить,  что  ночь  он
проведет без Дирли-Ду и не увидит  ее  завтра  утром  рядом  с  собой  в
кровати, было невозможно.
   - Вопрос твоего внезапного исчезновения мы уже обсуждали.  Никуда  ты
не исчезнешь, - твердо сказал Андрей. - Я не позволю.
   Дирли-Ду  загадочно  улыбнулась.  Она  была  вполне  согласна,  чтобы
Пряжников не позволял ей исчезать. Главное - отвоевать его у посторонних
мыслей, из-за которых он  на  глазах  превращается  в  чужого  человека,
далекого, непонятного и неподвластного ее чарам.
   Андрей прислушался. Письмо пульсировало в кармане,  как  полнокровная
артерия. Ночью, когда Дирли-Ду уснет, он прочитает его еще и еще раз.
 
Глава 37 
 
   Виола млела под руками массажиста, горячие  волны  истомы  накатывали
одна за  другой,  превращая  тело  в  расплавленный  воск.  Единственным
покровом на Виоле был  слой  ароматического  масла.  Его  терпкий  запах
кружил голову. Великолепно смуглый, мускулистый, высокий массажист  тоже
не страдал излишней одетостью,  но  на  нем  все-таки  была  набедренная
повязка  из  материала,  имитирующего  шкуру  тигра,  а  на  лбу   сияла
поддельными сапфирами диадема.
   Восточная  роскошь  интерьера,  стены,  драпированные   винно-красным
тисненым шелком,  тяжелые  золотистые  занавеси,  невесомые  мериносовые
ковры-одеяла, матовый свет спрятанных ламп, парчовые пуфы  и  оттоманки,
беспорядочное  нагромождение  мягких  атласных   валиков   и   обтянутых
тончайшим египетским  хлопком  подушек  и  подушечек,  игристое  вино  и
виноградно-персиковый натюрморт на антикварном серебряном  блюде  -  вся
обстановка создавала  соответствующий  фон  костюмированным  сексуальным
забавам.
   Разогретая, как блинчик, и обильно смазанная жиром Виола приподнялась
на огромном ложе и потянулась к хрустальному кубку, наполненному  вином.
Витязь в тигровой шкуре опередил  ее  движение,  бросился  к  мраморному
столику и галантно преподнес кубок повелительнице.  Он  оказался  у  ног
Виолы и сменил насадки  в  своем  массажном  комбайне  -  теперь  вместо
ладоней и пальцев он действовал губами и языком.
   Обрабатываемый предмет становился  все  более  податливым,  однако  в
глазах  Виолы  застыл  холод.  Умелый  витязь,  вспотевший  от   трудов,
чувствовал, что  мысли  женщины  парят  в  недосягаемой  дали,  его  это
раздражало, как и необходимость глотать пахучее масло, от  которого  еще
два дня будет першить в горле. Сколько синтетической гадости он съел  за
годы усиленного массажа?
   - О чем ты думаешь, принцесса?
   - Так. У меня был неприятный разговор, Кари.
   - С кем?
   - С Вячеславом.
   - Я ревную тебя к нему, - капризно сказал Кари. - Я, а не  он  должен
сопровождать тебя повсюду.
   - И вовсе не повсюду, - улыбнулась Виола и ласково погладила фаворита
по голому плечу. - Мы всего несколько раз появились вместе со Славой.
   - А я? Мне долго еще скрываться? - Кари говорил обиженно, почти  зло,
очевидно подкидывая соломинки в маленькие языки пламени  -  полуфабрикат
грядущей ссоры. - Разве  я  не  имею  права  быть  с  тобой  везде  -  в
ресторане, опере, на показах мод?
   Виола усмехнулась,  представив,  как  она  появилась  бы  в  свете  в
сопровождении Кари - платного тренера  из  женского  спортивного  клуба,
двадцатипятилетнего самца,  откровенного  жиголо.  Да,  смокинг  чудесно
сидел бы на его фигуре, слепленной из  первосортного  нежирного  мяса  и
отделанной  смуглой  шелковистой  кожей.  Но  манер,  образованности   и
общественного положения ему это не прибавит. Тогда  бы  она  уподобилась
Глебу, который ведрами лил мутную воду  на  свою  репутацию,  таская  за
собой повсюду Веронику.
   - Теперь, когда с  твоим  мужем  покончено,  мы  могли  бы  перестать
прятаться. Ты получила все, что хотела,  ты  стала  богатой,  -  говорил
Кари, - я ведь долго терпел. Ты хотела выглядеть невинной девочкой, и  я
подыгрывал. А Глеб не страдал такой щепетильностью,  открыто  путался  с
девками.
   - Ты думаешь, я могла бы претендовать хотя бы на одну строчку  в  его
завещании, если бы он узнал о нашей связи?
   - Но теперь! Теперь нам зачем скрываться?! Теперь, когда с Глебом все
так удачно устроилось, Виола надеялась найти  успокоение  на  широкой  и
стабильной груди Славы Куницына, миллионы которого возбуждали ее гораздо
больше, чем все хитрости искусного Кари. Конечно, и Кари она  собиралась
оставить пока при себе - в той же роли придворного мастера удовольствий,
режиссера восхитительных оргий, - тайного, никому не  известного  слугу,
способного дарить длительные и острые наслаждения. Оставить при себе как
пикантный соус к основной дичи - Куницыну.  Десять  лет  влюбленных,  но
корректных взглядов Вячеслава давали повод думать, что соединение с  ним
(и его несметным богатством) будет естественным и органичным  процессом.
Но субботний нелицеприятный  диалог  взволновал  нежную  хищницу  Виолу.
Добыча  изворачивалась  и  оставляла  кровавые  царапины  на  самолюбии,
позавчера Куницын говорил с ней так, как не говорил никогда в жизни.
   - Ты обещала свозить меня в Лас-Вегас! - Это был снова Кари. Если  он
не сумеет быть менее настойчивым, от него придется избавиться. -  Или  я
не заработал?
   - Заработал, милый,  -  ответила  Виола  и  вздохнула.  Действительно
заработал. Но... И дичь, и пикантный соус были  чересчур  воинственны  в
последние дни - это утомляло. - Мы поедем в Лас-Вегас. - Со временем.  А
пока не хочешь ли ты продолжить наши упражнения? На чем мы остановились?
***
 
   Дирли-Ду уткнулась носом в оконное стекло.
   - Все, лето кончилось, - грустно сказала она.
   - Лето кончилось давно, - отозвался с дивана сыщик. Он  трудился  над
какими-то бумагами и схемами.
   - А я так люблю солнце.
   - Ты сама солнышко.
   - Дождь, дождь, дождь! Моросит весь день. И стало раньше  темнеть.  А
Максим с Костей отправились в казино. В такую погоду!
   - Откуда тебе это известно?
   - Так они меня звали с собой!
   - Вот негодяи! - оскорбился Андрей. - И я ничего не  знаю!  А  почему
они меня не звали?
   - У тебя же никогда нет свободного времени.  И  потом,  ты  так  груб
иногда бываешь со своими друзьями, что они решили отдохнуть от тебя.
   - А ты с ними чрезвычайно мила. Поэтому тебя они приглашали.
   - Да. Я со всеми мила. В пределах нормы. Я очень безвредная.
   - В какое казино они направились?
   - Не помню. Что-то в центре.  Константин  такой  азартный,  соблазнил
Макса. Макс вовсе не собирался тратить  гонорар,  он  планировал  купить
новую машину, но Костя в два счета его уговорил.
   - Какой гонорар?
   - За книгу. Макс получил гонорар за свою книгу про  какую-то  девочку
Катерину, мне обещал экземпляр с трогательной дарственной надписью. -  А
Костя получил премию. И они вдвоем укатили в казино.
   - Дирли, ты блестяще осведомлена о делах Макса и  Костика.  Как  тебе
удается? А я ничего не знаю. - Словно они больше твои друзья, чем мои.
   - Зато ты много чего знаешь про Глеба Батурского и  Алену  Дмитриеву.
Ты занят, мы стараемся тебя не беспокоить.  Вот.  Макс  собирался  взять
меня, но Костя твердо  сказал,  что  они  не  имеют  права  посягать  на
невинность (нравственную)  Дирли-Ду,  так  как  она  девочка  Андрея,  а
Андрею, возможно, не понравится, что его девочка околачивается в казино,
и вообще, что его друзья уводят у него из-под носа  его  девочку,  хотя,
конечно, они не имеют никаких абсолютно шансов, и Макс  тут  согласился,
что действительно шансов у них в отношении Дирли-Ду нет никаких,  потому
что с Пряжниковым тягаться бесполезно, так и сказал Константину: даже  и
не пытайся  соревноваться  с  Пряжниковым,  все  лучшие  женщины  всегда
достаются ему, я вижу, как ты смотришь на Дирли,  но  мерзкий  Пряжников
уже изрядно здесь потрудился, обмотал сладкую киску скотчем, и она никак
не может вырваться из липких пут, ладно, пойдем в казино одни, а лапочку
Дирли бросим на противного Эндрю. И они ушли. А какая по  счету  я  твоя
"лучшая женщина"?
   Андрей что-то яростно чертил в блокноте.
   - Андрей, какая по счету?
   - Что? - Пряжников поднял голову  и  посмотрел  на  Дирли-Ду  чистым,
незамутненным взглядом младенца. Он витал где-то очень далеко.
   - Ты слышал мой проникновенный монолог?
   - Извини, я задумался. Ты что-то  говорила  про  скотч,  да?  У  меня
где-то есть. Посмотри в письменном столе, второй ящик слева.
   - Спасибо, - поблагодарила Дирли-Ду. - Ты очень  любезен.  Знаешь,  я
прыгнула с десятиметровой вышки.
   - Что? - изумился Пряжников.
   - Прыгнула с десятиметровой вышки.  Андрей  наконец-то  оторвался  от
своих бумаг и внимательно осмотрел Дирли-Ду.
   - И совсем не покалечилась, - заметил он.
   - Идиот, - фыркнула Дирли-Ду. - Я ведь  в  воду  прыгала.  Захотелось
испытать незабываемое чувство полета. Вкусить острых ощущений.  Недалеко
от дома, где живет Макс, открыли аквапарк. - Шикарное заведеньице -  все
блестит, сверкает, голубая вода, удобства, сервис, сауна, джакузи.  -  Я
рискнула.
   - Знаю, знаю. Макса туда не пустили. Он хотел купить абонемент, а  от
него потребовали собрать кучу справок, что он не заразный  и  вообще  не
верблюд.
   - А с меня ничего не потребовали. Купила разовый пропуск  за  двойную
цену. И меня сфотографировали в момент полета. Какой-то волосатый мэн  с
золотой цепью на шее толщиной в  газопровод  снимал  свое  водоплавающее
семейство  -  жену,  детишек,  и  меня  тоже  щелкнул   заодно.   Хочешь
полюбоваться?
   Дирли-Ду достала откуда-то полароидный снимок. Фотокамера запечатлела
дикие от ужаса глаза Дирли-Ду, разинутый в  крике  рот  и  шлейф  мокрых
волос.
   - Ты очень фотогенична, - подметил наблюдательный сыщик.  -  Можно  я
оставлю себе?
   - Нет уж, верни. - Дирли-Ду протянула руку за фотографией.
   Андрей снова уткнулся в блокнот. Дирли-Ду вздохнула:
   - Дождь. Невыносимо. Говорят, нет плохой погоды, есть плохая  одежда,
а мне все равно лето милее, хотя платяной шкаф  не  закрывается.  Теперь
начнется слякоть, мокрый снег, пронзительный ветер. Скучно. Как  скучно.
Может, мне еще с  парашютом  прыгнуть?  Пряжечкин,  ты  совсем  мною  не
занимаешься!
   - Я работаю, - жалобно прогундел Андрей.
   - Работаешь! Макс и Костя тоже работают,  но  у  них  есть  свободное
время для похода в казино, а уж для меня они наверняка бы  отложили  все
свои дела.
   - Все-таки ты слишком часто называешь эти два имени.
   - Я поняла, почему вы трое - все такие разные -  быстро  нашли  общий
язык. Вас объединяет одно качество - влюбленность в  свою  профессию.  Я
вас мало знаю, но уже раскусила. Вездесущий Колотов ради убойной строчки
в газете продаст Родину, ради жареной информации проползет три километра
по канализационному стоку, ради  интересного  сюжета  пожертвует  бочкой
своего любимого пива - и все это не из-за денег  ведь,  я  думаю,  а  из
любви к искусству, из желания видеть печатные плоды своего творчества. -
Ты, Андрей, такой же, готов  забыть  о  неземном  рыжеволосом  созданье,
которое скучает рядом на диване, из-за невесть  куда  пропавшей  девицы,
носатой, пресной, некрасивой.
   - Я попрошу не оскорб...
   - И не проси. Но самую фанатичную преданность  делу  мы  наблюдаем  в
случае с Константином Смирновым. Я бы  назвала  его  "антигероем  нашего
времени".
   - Почему?
   Вспомним произведение Лермонтова  "Герой  нашего  времени",  -  тоном
учительницы младших классов заговорила Дирли-Ду. -  Лермонтов  описывает
человека, воплотившего типические черты поколения. Если бы он писал свое
произведение в девяностые  годы,  кто  был  бы  героем  нашего  времени?
Представил?  Безрадостная  картина.  Это  был  бы  человек,  озабоченный
погоней за золотом, с  калькулятором  в  руках  ежесекундно  переводящий
рубли в доллары и обратно, личность  меркантильная,  холодная,  трезвая,
уверенная во  всемогуществе  денег  и  к  тому  же  больная  пофигизмом.
Подходит под это описание Костя? Нет! Даже наоборот! Мы не можем выявить
в нем ни одной распространенной сегодня черты. Он уникален и удивителен.
Бессребреник и настоящий гражданин,  интересы  общества  для  него  выше
личных,  честный,  пламенный,  неутомимый,  самоотверженный...   Знаешь,
Андрей, я им восхищаюсь.
   - Так, приехали.
   - Я совершенно искренне говорю. Костя удивительный. Я им восхищена. А
ты разве нет?
   - Ну...
   - Нет, правда, ведь очень  редко  встречаются  такие  самоотверженные
люди? Во время революции встречались, во время Великой Отечественной,  а
сейчас уже нет.
   - Я...
   - И такой весь электрический. Если бы я была  его  подругой,  то  все
время боялась бы стать жертвой короткого замыкания.
   - Хорошо, что ты не его подруга.
   - А с тобой, Пряжников, мне в данный момент скучно! Да, почему  я  не
пошла в казино? Развлеклась бы. Вдруг выиграла  бы  крупную  сумму.  Но,
конечно, между Костей и Максом я была бы как  меж  двух  огней.  Капитан
стрелял бы в меня молниями, Максим, невзирая на  дружбу  с  Пряжниковым,
привалился бы  к  моему  горячему  окорочку.  Застряла  бы  между  двумя
пламенными юношами, как между Сциллой и Харибдой, сгорела бы,  наверное,
от...
   - Как ты сказала? - встрепенулся Андрей. - Между Сциллой и Харибдой?
   - Ну. А что?
   - Редкое выражение. Его практически никто не употребляет. - Андрей  с
подозрением смотрел на Дирли-Ду, так, словно приверженность  к  языковым
красотам могла ее как-то компрометировать.
   -  Обычный  фразеологизм  мифологического  происхождения,  -   пожала
плечами Дирли-Ду. - Ты вроде бы заканчивал гуманитарный вуз?
   Андрей пристально изучал лицо Дирли-Ду. От  этого  приятного  занятия
его оторвал телефонный звонок.
   - Босс, приезжай. Ты проверь свою линию, я  звоню  уже  три  часа,  -
раздался в трубке невеселый голос Валеры Тимофеева. - Нашлась Алена.
 
Глава 38 
 
   Ирина рыдала на кухне, глотала корвалол и  оглядывалась  на  закрытую
дверь. Там, в темноте квартиры, спали  трое  детей,  и  она  боялась  их
разбудить.
   Искреннее сочувствие к молодой женщине постепенно сменялось в  Андрее
глухим  раздражением.  Приглушенные  всхлипы  и  причитания  Ирины  были
удручающе однообразны: похоже,  св