для  Вячеслава
Матвеевича. Хотя он сам пригласил ее на свидание и ждал уже  целый  час,
но,  как  всегда,  появление  Виолы  заставило  сердце  Куницына  биться
быстрее, а газетная простыня, испещренная мелкими цифрами и  исчерченная
графиками, дрогнула в его руках.
   Вячеслав Матвеевич три минуты поработал Штирлицем - он поедал глазами
чудесное светлое лицо Виолы, так, как это делал  штандартенфюрер  CC  на
безмолвной встрече с  женой  в  ресторанчике  "Элефант",  -  прежде  чем
привлек к себе внимание.
   Виола  увидела  Куницына  и   улыбнулась   -   радостно   и   скорбно
одновременно. Вячеслав Матвеевич перебазировался со своим  коктейлем  за
ее столик.
   - О, как это я  тебя  не  заметила,  Слава?  Извини,  я  опоздала,  -
удрученно покачала головой Виола. - Колесо спустило.
   - И ты сама его меняла?
   - Конечно не сама. Представь меня с домкратом.
   - Не представляю.
   Вячеслав  Матвеевич  взял  нежную  руку  Виолы  и,  потеснив   губами
прозрачный шифоновый рукав, поцеловал запястье.
   - Просто остановила автомобиль и три  минуты  взирала  на  проколотое
колесо в беспомощной растерянности.
   - И скольких пламенных  идальго  поработила  твоя  несовместимость  с
домкратом и гаечным ключом?
   - Четыре  типа  сразу  вызвались  помочь.  Среди  прочих  -  советник
французского посольства.
   - Ему ты и доверила колесо?
   - Нет, я выбрала двадцатилетнего зеленоглазого юношу, а  советнику  и
двум другим неудачникам пришлось со вздохами удалиться, и...
   - И?
   - Слава... Глеб мертв!
   Вячеслав  Матвеевич  вернул  Виоле  ее  руку,  которую  он   трепетно
удерживал в своей ладони на протяжении всего диалога, и хмуро  уставился
в пустой бокал. Глеб мертв, и осознание  этого  жуткого  факта  являлось
трагическим фоном их якобы непринужденной беседы.
   -  Что  теперь?  Как?  -  тревожно  говорила  Виола,   заглядывая   в
потемневшие глаза  Куницына.  -  Так  внезапно...  Мне  позвонили....  И
ведь... Официально я все еще была женой Глеба... До его смерти... Теперь
похороны... Я не знаю, не знаю, как это устраивать!
   Панический блеск в глазах собеседницы и угроза надвигающейся  женской
истерики не испугали мужественного президента "Ойлэкспорта". Перед лицом
грядущих похорон Виола  была  так  же  беспомощна,  как  и  в  случае  с
проколотой шиной, и  жаждала  покровительства.  Вячеслав  Матвеевич  был
готов выступить в роли защитника и утешителя.
   - Не думай  ни  о  чем,  не  волнуйся.  Я  обо  всем  позабочусь.  Ты
официально все еще была женой Глеба, хотя вы и не жили  вместе.  А  я  -
официально - все еще его верный друг.
   - Почему "официально", Слава? - удивилась Виола. -  Ты  действительно
его единственный и настоящий друг.
   - Да, - кивнул  Куницын  с  горькой  усмешкой.  -  И  теперь  таковым
останусь навсегда. Из-за смерти Глеба. Чтобы сохранить дружбу, одному из
нас нужно было умереть.
   - Я тебя не понимаю. Ты говоришь загадками,  -  вздохнула  Виола.  Ее
душевные  силы  были   подорваны   осмыслением   предстоящих   жизненных
изменений, и вникать в переживания Куницына она не могла.
   Несчастная вдова банкира достала  из  сумки  зеркальце  и  придирчиво
осмотрела  лицо.  Несмотря  на  расстроенные  чувства,  все  ингредиенты
внешности  и  макияжа  оставались  безупречными  и   в   полной   боевой
готовности.  Виола  удовлетворенно  захлопнула  косметичку   и   поймала
влюбленно-изучающий взгляд Куницына.
   - Значит, ты все берешь на себя, Слава?
   - Да. Беру.
   - И мне ни о чем не волноваться?
   - Да. Ни о чем.
   - С тобой всегда так спокойно и надежно.  Твои  чувства  ко  мне  еще
не... не девальвировались? - улыбнулась Виола,  взяв  в  руки  "Ман  унд
Гельд". - О, какая скучная газета, сплошные цифры, цифры, цифры.  И  как
ты ее читаешь? К тому же на немецком?
   - Приходится.
   - И Глеб тоже постоянно читал нечто подобное.
   - Я знаю, что он читал.
   - Да, Славочка, последнее время ты видел его  чаще,  чем  я.  И  наши
встречи, надо признать, не приносили радости ни мне, ни  ему.  Бог  мой,
Слава, буквально пару дней назад я так сильно разозлилась на Глеба,  что
нашла его рубашку и изрезала ее щипчиками для ногтей. Было непросто.
   - Не представляю тебя в ярости. - Куницын смотрел на Виолу влюбленным
взглядом, взглядом, в  лучах  которого  женщина  начинает  сиять  теплым
светом, как золотой червонец.
   - Да, изрезала. А сейчас... Все время думаю о том, что его нет, и  не
могу поверить. Только что он был жив. Куда все исчезло?  Глаза,  улыбка,
голос - куда это все исчезло? Я не понимаю... Такая внезапная смерть.
   - Смерть всегда внезапна, даже если ты сам спускаешь курок.
   - Да...
   Виола удрученно замолчала,  но  через  секунду  уже  приободрилась  и
заговорила вновь:
   - Как твой бизнес?
   - Стабильно.
   - Богатеешь день ото дня?
   - Разумеется.
   - Кстати, ты хотел меня видеть. Я совсем забыла спросить. Ты зачем-то
хотел меня видеть?
   - Подумал, что сейчас тебе нужна моя помощь.
   - Милый! А почему не заехал прямо ко мне домой?
   - Вчера вечером тебя не было дома.
   Виола почему-то смутилась:
   - Ах, точно. Я... Я  была  так  расстроена...  Слава,  милый,  я  так
привыкла всегда знать, что  ты  рядом,  что  ты  в  любую  минуту  готов
поддержать меня. Я не представляю, как бы я без тебя...
   Нежный взгляд Куницына обволакивал Виолу.
   - А знаешь, что я  сделаю?  -  обрадованно  встрепенулась  она.  -  Я
подвезу тебя до офиса на своей машине.  Согласен?  Твой  водитель  пусть
едет следом. Согласен, милый?
   Куницын кивнул.
 
*** 
 
   Муниципальная поликлиника, где у Алены Дмитриевой  была  карточка  по
месту   жительства,   словно   только   что   перенесла   разрушительное
землетрясение. Стены в зазубринах и подтеках, неровный пол и скамейки  с
изрезанным дерматином, унылые группы людей - первые жертвы  октябрьского
гриппа, тусклый желтый свет голых ламп - все это угнетало.
   Регистраторша беспрекословно выдала Андрею  карточку,  и  сыщик  вмиг
убедился, что, кроме бедного гардероба и некоммуникабельного  характера,
других проблем у Алены Дмитриевой не было. Воспалением почек  здесь  так
же не пахло, как жареным  мясом  в  столовой  для  бедных.  Медосмотр  и
флюорографию Алена проходила шесть месяцев  назад  и  продемонстрировала
отличные  весо-ростовые  показания,  прекрасное  состояние  всевозможных
слизистых   оболочек,   стопроцентное   зрение   и   здоровые    легкие.
Неудовлетворенный, Андрей так и не  понял,  зачем  девушке  понадобилось
исчезнуть с работы второго сентября якобы для лечения пиелонефрита.
 
Глава 7 
 
   Газета "Выстрел в упор" конечно же не обошла молчанием смерть банкира
Глеба   Батурского.   Макс   Колотов    блистал    осведомленностью    и
проницательностью, строил громоздкие предположения, кому было необходимо
устранение Батурского,  генерального  директора  банка  "Гарант",  тонко
намекал, что ведется журналистское расследование, и в результате "выжал"
из гибели банкира целых двести строк на первую полосу,  а  не  сто,  как
собирался,  хотя  для  информирования  читателей  вполне  хватило  бы  и
тридцати.
   - А зачем было писать, что убийца  неудачно  попытался  инсценировать
самоубийство?  -  хмуро  спросил  Андрей.  -  И  вообще,  к  чему  такое
многословие, все эти подробности?
   - Не переживай, друг, - патетически вскричал Максим. -  Информировать
людей - моя святая обязанность. Я не могу скрывать от  населения  факты,
которыми владею. Ну не плачь, Эндрю! Ведь не я же один превратил  смерть
банкира в источник гонорара - все газетчики уделили этому внимание.
   - Другие меня не волнуют - я не знаю, откуда они берут информацию. Но
ты меня разрабатываешь, как плодоносное месторождение, как бесперебойный
источник  секретных  фактов,  и  тут  же  пускаешь  их  по  рукам.   Это
непорядочно!
   -  Прости,  друг!  Я  непорядочный  тип.  Но  согласись,  иногда  моя
болтливость тебе помогает. Вспомни  случай  с  Катериной:  свидетельница
опознала преступника только потому, что читала газету "Выстрел в  упор".
Не сердись!
   - Ладно, живи. На вот оцени по десятибалльной шкале. - Андрей  достал
фотографию Алены Дмитриевой и протянул ее Максу.
   - Кто она? - оживился Максим. - Главная подозреваемая?  Или  девочка,
которая  наконец-то  удостоилась  чести   быть   приглашенной   в   твою
холостяцкую постель?
   - Не скажу.
   - Ну... Для убийцы Глеба Батурского - пойдет. - Для  кровати...  Тоже
пойдет. Семь баллов. Хоботок великоват,  а  так  вполне  ничего.  Только
необходимо истребить налет мышиности.
   - Чего? - не понял Андрей.
   - Невыразительная девочка. Бледная. Пресная. - В  целом,  Эндрю,  она
хорошенькая. Глаза красивые, голубые. Васильковые. Когда ты меня  с  ней
познакомишь?
   - Не скоро, думаю. Твоя всеядность меня шокирует.
   Андрей спрятал фотографию, с загадочным видом достал из своей кожаной
папки ворох бумаг и торжествующе помахал ими.
   - Что это? Что это? - засуетился Макс.
   - Дамский дневник. Найден в  квартире  подозреваемой.  Дневник  Алены
Дмитриевой, чьи отпечатки украшают пистолет,  вынутый  из  рук  мертвого
Глеба Батурского,  -  коварно  улыбнулся  Андрей.  Он  знал,  как  можно
отомстить Максу за его несдержанность.
   - Дай мне почитать! - завопил журналист, пытаясь уцепиться за бумаги,
но Андрей ловко увернулся. - Милый Андрюшечка, пожалуйста! Не будь таким
жестоким!
   Сыщик был неумолим. Стенания  заинтригованного  Макса  разбивались  о
гранитную стену. В конце концов, несчастный,  с  подорванным  здоровьем,
Максим был выдворен из квартиры, а Андрей комфортно устроился на диване,
вооружившись двумя литрами кипятка и  килограммом  чайных  пакетиков,  и
погрузился в чтение найденного дневника.
   Разрозненные, перемешанные страницы могли заключать в себе  ответ  на
вопрос, зачем Алене понадобилось  убивать  директора  банка  и  Веронику
Соболеву. Но кроме того, девичий дневник, хранилище разнообразных тайн и
интимных описаний, представлял увлекательное чтиво для  аскета,  который
уже год, словно консервированный огурчик, мариновался в  своей  любви  к
определенной   женщине   (Катерине!),   добровольно   отгородившись   от
всевозможных соблазнов и общаясь с прекрасным полом только по  служебной
необходимости.
   Дневник Алены. "...Конечно, говорит, что я должна согласиться.  Ольга
не знает, как страстно я хотела бы изменить свою  жизнь,  стать  другой,
такой же раскованной, общительной, веселой, красивой, как она,  тогда  и
предложение ВМ я приняла  бы  без  колебаний.  Но  даже  если  я  сейчас
внезапно изменюсь, на тридцать сантиметров  укорочу  юбку,  куплю  тонну
косметики, стану участвовать в шумных вечеринках -  это  не  будет  моим
настоящим лицом, это будет всего лишь маска. На самом  деле  я  останусь
все той же закомплексованной, серой, непривлекательной девицей.
   Как мне хочется поехать в Токио!  На  целых  две  недели.  Совершенно
ясно, в качестве кого меня приглашает  туда  ВМ.  Ольга,  конечно,  тоже
едет, но она со своим Романом. У нее совсем другое положение: во-первых,
Роман не женат, и он ее парень, возможно, собирается жениться на  Ольге.
Во-вторых, она блестяще знает английский  и  немецкий  и  оказывает  ему
помощь в переговорах (почему я не послушалась  Ольгу,  когда  она  звала
меня поступать в иняз?  Проклятый  филологический.  Бездарная  профессия
училки у необразованных, грубых, ограниченных  детей.  Их  учить  -  это
бесплодный, изнурительный труд,  это  такая  же  бездарная  работа,  как
наполнение бочки Данаид!).
   А ВМ женат. Ольга сразу предупредила меня, чтобы я не питала иллюзий.
Боится, что я влюблюсь в него (по  ее  словам,  он  очень  даже  ничего,
несмотря на возраст) и буду потом страдать. Значит,  меня  приглашают  в
роли постельной принадлежности. Какая гадость! Чтобы первый раз в  жизни
выбраться за границу, я должна унизиться до роли проститутки. Хотя  нет,
я себя обманываю. Конечно, мне хочется съездить в Японию, но еще  больше
мне  хочется  провести  две  недели  в  обществе   интересного   мужчины
(обаятельного, остроумного и очень крутого, говорит  Ольга).  Это  будет
моим первым опытом. А если при встрече я ему не понравлюсь? О, кошмарная
ситуация! Оля сказала, что ВМ видел меня, когда мы с ней заходили в офис
(ей нужно было о чем-то поговорить с  Романом,  а  я,  деревенщина,  так
неуютно чувствовала себя в шикарных апартаментах, что не  видела  ничего
вокруг  и  абсолютно  не  помню,  какой  из  себя  ВМ!).  Якобы  я   ему
понравилась, и он попросил Романа через  Ольгу  пригласить  меня  в  эту
поездку. Да уж! Оля  оберегает  мое  самолюбие,  а  на  самом  деле,  не
сомневаюсь,  все  было  иначе.  Роман  хотел,  как   всегда,   взять   в
командировку свою подружку и,  чтобы  это  не  выглядело  неуважением  к
начальнику, предложил ВМ "чистую, нетронутую девчонку"  (это  Ольга  обо
мне так отзывается). Услужливый Рома подсунул меня шефу. А  я  возьму  и
откажусь! Или не понравлюсь ВМ. Но ведь уже понравилась!  Разве  я  могу
кому-то нравиться? Носатая,  ротастая,  блеклая,  тощая.  Если  все-таки
нашелся человек, которому я понравилась, и это, к удивлению, не всеядный
донжуан,  не  алкоголик-дегенерат,  а  солидный,  образованный,  богатый
мужчина, то зачем мне отказываться? Так и просижу со своей долгоиграющей
нетронутостью до 80 лет.  Может  быть,  я  окажусь  особенной  женщиной,
доставлю ВМ исключительное удовольствие, он бросит свою  жену  (детей  у
них нет!), и я стану гранд-дамой! Так, совсем  заболталась!  Только  что
переживала, что из меня пытаются сделать проститутку,  а  уже  собираюсь
затянуть аркан на шее  ВМ.  Удручающая  непоследовательность.  Сохранить
гордость и порядочность и не ехать?  И,  как  прежде,  ходить  в  школу,
муштровать детишек, выть вечерами от одиночества, ждать зарплаты...  Или
рискнуть, окунуться в незнакомую жизнь, провести две недели  в  Токио  -
отели, бары, рестораны, - и пусть я потом снова буду  вставать  в  шесть
утра и страдать от выходок моих  пятиклассников,  но  вдруг  после  этой
поездки я стану совсем иной? Конечно, вавилонскую блудницу ВМ из меня за
две недели не сделает, но хоть какую-то раскованность я  приобрету.  Или
отказаться? Ведь первый мужчина должен быть..."
   - Елки-палки! - возмутился Андрей. - Но как же так?!
   Страница закончилась, а следующая начиналась с другого эпизода. Такое
безобразие несказанно рассердило сыщика, страстного аккуратиста во  всем
(кроме собственного автомобиля). По мнению Андрея,  дневник  должен  был
представлять  собой  собрание  белоснежных,  строго  пронумерованных   и
прошитых страниц, где каждая запись имела бы точную дату  (и,  наверное,
было бы совсем чудесно для сыщика, если бы автор на полях отмечал полные
имена и адреса лиц, упоминаемых в повествовании). Сам Пряжников на  заре
юности тоже завел себе дневник - его дневник конечно же был безупречен в
плане каллиграфии и хронологии, но, к  сожалению,  содержал  всего  одну
фразу: "12.04.84 г. Сегодня я встал в половине  восьмого  и  позавтракал
яичницей с двумя помидорами..." На этом записи обрывались.
   Алена, несомненно, и не задумывалась, сколько претензий она вызовет у
детектива, решившего прочесть ее творение.
   "...И не собираются выдавать. Меня пока спасает моя заначка,  которую
я, предусмотрительный суслик, сделала  из  отпускных,  и  запасы  крупы,
вермишели и чая. Хорошо, Иринка не позволила  мне  тогда  истратить  все
деньги на ерунду. Как она выкручивается, я  не  представляю,  мужу  тоже
полгода не платят зарплату. Двое детей, Машке всего пять  месяцев.  Ирку
кормит грудью, а ест один суп из  кубиков,  ужасно.  Вчера  принесла  им
яблок и пакет с печеньем (Ольгин), Ира меня отругала, что я трачу деньги
на них, а сама голодаю..."
   Андрей рыдал. Ему хотелось прыгнуть в машину  и  мчаться  к  Алениной
сестре - оказывать срочную материальную помощь.  Но  вместо  этого  взял
календарик и принялся подсчитывать. "Так-с, детей уже три  штуки,  Машке
около двух лет. Предположим, ровно два  года.  Значит,  она  родилась  в
октябре 95-го. Плюс пять месяцев - получается февраль 96-го. Трудно было
поставить дату?"
   "...А сама  голодаю.  О,  как  хочется  получить  деньги!  Купила  бы
чего-нибудь вкусного,  племяннику  десять  "киндер-сюрпризов".  Машке  -
памперсы и фруктовое пюре. Размечталась. В моем классе у многих родители
вообще забыли, что такое зарплата.  Дети  бледные,  вялые,  под  глазами
черные  круги.  Агафонов  меня  вчера  поразил.  Наверное,  я   к   нему
несправедлива была  раньше.  Он  сидел  на  перемене  и  задумчиво  грыз
шоколад. Наверное,  обдумывал  очередную  пакость.  Где  он  взял  такую
гигантскую плитку - не представляю, размером с тетрадь. Я  тихо  позвала
его и попросила продолжить гастрономические упражнения после уроков дома
или где-нибудь в укромном месте, чтобы не травмировать других  ребят.  И
он, вот уж, чего я не ожидала,  покраснел,  вернулся  к  своей  парте  и
собрался было засунуть шоколадку в портфель, но передумал, раздробил  ее
на квадратики и заорал благим матом: "Братва, налетай! Атаман  угощает!"
Через секунду все мои балбесы уже были перемазаны шоколадом от бровей до
груди. А я-то все время считала Агафонова вредным и...".
   "...Надо по порядку. Днем ко мне залетела Лиза и  срочно  потребовала
выдать 10 миллионов под расписку Глеба Николаевича..."
   - Вот-вот-вот, - насторожился Андрей. - Появляется  Глеб  Николаевич.
Отлично. Сейчас мы все про него узнаем. - Андрей  налил  себе  очередной
бокал чая и вновь погрузился в чтение.
   "...Под расписку Глеба Николаевича. Лиза была возбуждена и тараторила
быстрее обычного. "Представляешь, Виола пришла, - объяснила мне она, - и
минут двадцать пилила Глебушку в кабинете. Б
   Выскочил нервный и злой, на моем столе быстро написал эту расписку  и
сказал, чтобы я принесла денег. Положи бумажку в сейф, а  мне  давай  10
миллионов. Наверное, Виола на него наехала, что мало денег  ей  дает  на
содержание, прикинь, Алена, здорово она вышла замуж: и с мужем не живет,
а денежки льются рекой. Захотела - и получи 10 миллионов в зубы. А вдруг
она их на любовника истратит? Интересно. Какой же шеф был злой! У  него,
бедняжки, и денег-то столько не оказалось, чтобы удовлетворить претензию
жены,  он  кредитками  пользуется  в  основном,  я  знаю.  Да...  Десять
миллионов. Блестяще!" Потом Лиза начала  описывать  великолепный  костюм
Виолы цвета абрикоса: жакетик-болеро и мини, пока я считала, упаковывала
деньги и ставила штампик,  потом  -  схватила  плотную  десятимиллионную
котлетку  и  умчалась.  А  я  отправилась  к  Татьяне,  потому  что  она
собирается в отпуск, и мне велели быстренько подучиться, я буду сидеть в
обменном пункте. И надо же, именно в Татьянино окно обратилась жена  Б.,
чтобы обменять свои  10  миллионов,  только  что  упакованные  мной,  на
доллары. Смотри, твой штамп,  засмеялась  Татьяна,  принимая  деньги  от
Виолы. Виола  выглядела  ослепительно.  Трудно  определить  ее  возраст.
Костюм, который потряс Лизу, действительно, был великолепен. Виола мягко
улыбнулась нам, у нее чудесная, очень женственная улыбка. Не  знаю,  как
такая  обаятельная  женщина  может  кого-то  разозлить,  от   нее   веет
спокойствием и нежностью. Мы с Татьяной..." "...Отдельный  номер.  Отель
пятизвездочный, шикарный, в моем номере два телефона (один - прямо около
унитаза, какое великолепное решение!), в ванной  -  фен,  и  зеркало  не
запотевает, когда открываешь кран с горячей водой. Мы немного  погуляли,
сфотографировались на фоне Асакусы, ВМ купил мне короткое платье,  туфли
и кашемировую накидку в тон (несмотря на то, что сейчас  февраль,  здесь
тепло) - у меня никогда не было таких вещей,  ВМ  сам  выбирал,  у  него
исключительный вкус. После обеда в ресторане "Аои-марушсин" (ели темпуру
- креветок в золотистом хрустящем  панцире  из  запеченного  теста  -  и
всякие непонятные традиционные японские б