торонам.  Результат:  разбитая  бутылка
кетчупа, порванный пакет с макаронами и раздавленный ананасный йогурт. Я
ошарашенно смотрела  на  испорченные  продукты  (им  было  предначертано
закончить жизнь  в  моем  желудке,  а  не  украшать  кроваво-красными  и
лимонными подтеками асфальт яеред супермаркетом!) и на  своего  шустрого
начальника и не знала, что делать. Б. очень  быстро  извинился,  впихнул
мне в руку растерзанные остатки пакета, потом затолкнул  меня,  все  еще
ошарашенную и молчаливую, обратно в магазин и начал метаться от полки  к
полке в поисках идентичного кетчупа и йогурта. Он мне все компенсировал.
Я смущенно промямлила: "Большое вам спасибо, Глеб Николаевич!"  -  а  он
удивился, откуда я знаю его имя. Выяснилось, что я работаю в  "Гаранте".
Не может быть, воскликнул Б. Если бы вы работали в моем банке,  я  давно
бы уже приметил такую хорошенькую девушку. Это обо мне! Всю  ночь  я  не
могла заснуть. Ольга сказала:  не  обольщайся,  мужчины,  нацеленные  на
планомерное  и  постоянное  завоевание  различных  особ  женского  пола,
рассыпаются в комплиментах автоматически. Он просто  должен  был  как-то
загладить вину за расколоченный кетчуп.  Но  ведь  Б.  купил  мне  новый
кетчуп!"
   "...Подвез меня домой в автомобиле, где  восседала  сначала  неземная
Виола, потом ослепительная  Вероника.  Теперь  вот  я,  дохлый  заморыш.
Единого морфологического ряда не получается - я выбиваюсь из цепи  своим
явным  несоответствием  стандартам  Виолы  и  Вероники.   Наверное,   Б.
пресытился великолепием и временно переключился на дурнушек. После  икры
захотелось ливерного пирожка. Он однозначно дал мне понять,  что  желает
продолжить знакомство. В определенном направлении. Но мне  совсем  этого
не хочется! Я  могла  восхищаться  Б.  издалека,  выглядывая  из  своего
кассового окошка, но идея переспать с  ним  меня  не  прельщает.  Прошло
более года после мимолетного романа с ВМ, и теперь я вспоминаю эту связь
с отвращением. Мною попользовались, потом  со  мной  расплатились.  А  я
(дунька) трепетала при мысли о ВМ. Больше не трепещу. Теперь Б.  возымел
ко мне телесный интерес. Неужели он заставит меня совершить поступок,  о
котором я тоже буду вспоминать с омерзением?"
   "Г. требует, он почти негодует. Как отказать шефу? Отказать  мужчине,
привыкшему наслаждаться самыми красивыми женщинами.  Представляю,  какой
грандиозный  удар  будет  нанесен  его  самолюбию  -  владеть  Виолой  и
Вероникой и получить отказ от незаметной кассирши! Вряд ли после этого я
удержусь в банке. Вылечу вон, словно пушечное ядро. А мне так нужна  моя
зарплата. Осталось совсем  немного,  и  моя  мечта  осуществится.  Нужны
только деньги, деньги. Проклятый Б.! Понадобилось  же  ему  обратить  на
меня внимание в такой ответственный момент!"
   "...И семья Иры фактически  живем  на  одну  мою  зарплату.  По  этой
причине, я думаю, Миша старается не попадаться мне на глаза  и  исчезает
из дома каждый раз, когда я наношу визит сестре. Наши отношения,  раньше
такие  непринужденные  и  приветливые,  теперь  стали  натянутыми.   Ему
неприятно осознавать, что он  не  может  прокормить  семью  и  я  сейчас
являюсь  для  них  единственным  источником  дохода.  Какая-то   гнусная
ситуация! Он, высококлассный специалист  с  редкой  профессией,  год  не
держал в руках заработанных денег, а я,  ничтожная  кассирша,  с  трудом
освоившая калькулятор, могу лопать икру половником и хоть  завтра  ехать
на Каймановы острова. Все  это  очень  грустно  и  бессовестно.  Сегодня
заказала Ире мешок муки с доставкой на дом и..."
   "...Позвонила  мне  домой  вечером  и  сказала,   что   хочет   снова
встретиться со мной. Я покрылась нервной дрожью. Да,  в  ресторане  было
очень мило,  и  Виола  была  восхитительна,  но  я  не  ощутила  в  себе
настойчивого  желания  вновь  встретиться  с   бывшей   супругой   моего
шефа-любовника.  Однако  Виола  так  обаятельна  в  своей   мягкости   и
женственности, что я не смогла ей отказать. Она ждала меня  в  маленьком
баре  "Моника",  я,  естественно,  была  здесь  впервые.  На  Виоле  был
потрясающий ансамбль - костюм, шляпа, сумочка и туфли одного цвета  плюс
тонкие перчатки и солнцезащитные очки. О, как шикарно она  выглядела!  Я
выглядела, как всегда, на два с плюсом. Мы были единственными  женщинами
в зале, остальная публика состояла из одних  только  солидных  мужчин  в
неброских костюмах,  и  каждый  из  мужчин  выглядел  не  менее  чем  на
сотню-другую тысяч долларов. Они тянули аперитив  и  читали  газеты  или
какие-то  бумаги.  Бармен  почтительно  кивнул  Виоле.  Одного  взгляда,
украдкой брошенного на меню, было  достаточно,  чтобы  моя  коса  встала
дыбом от ужаса. Но Виолу, конечно, цены не  смущали,  она  заказала  два
коктейля. После нескольких глотков у меня тихо уехала крыша, и  я  стала
совершенно безвольной. И тут Виола выложила на стол свои карты.  Я  едва
не расхохоталась (пьяная  ведь  была!):  она  хотела,  чтобы  я  немного
пошпионила за Г. и Вероникой! Ни один писатель  не  придумает  ситуаций,
которые изобретает  жизнь.  Я  напряженно  переваривала  алкоголь  и  не
торопилась отвечать на предложение  Виолы.  Что  я  могла  ей  ответить!
Намекнуть, что Вероника недавно получила  отставку  и  в  данный  момент
пламенной любовницей  Г.  является  блеклая  девица,  сидящая  напротив?
Жуткая мизансцена. На это у меня не хватило решимости. Я только сказала,
что мои высокие нравственные принципы и привитая родителями порядочность
не позволяют  мне  заниматься  подобным  аморальным  делом  (а  спать  с
начальником позволяют!). Виола расценила ответ по-своему.  Она  вытянула
из  сумочки  пачку  пятидесятитысячных  и  положила   ее   на   стрл   в
непосредственной  близости  от  моего  локтя.  Очевидно,  я  так  сильно
покраснела от сты да,  что  Виола  тоже  смутилась  и  начала  деликатно
оправдываться. Вся эта порнография окончилась тем..."
   "...Была  единственным  человеком,  который  попал  на  этот   банкет
случайно. Я стояла в глубочайшей нерешительности около гигантского блюда
с пирожными и, стараясь  быть  как  можно  более  незаметной,  аккуратно
перемещала восьмое пирожное с блюда на свою тарелочку. И увидела  Ольгу!
В  невероятном  платье,  красивая,  заметная,  уверенная,   она   что-то
объясняла плотному невысокому мужчине  в  строгом  темно-сером  костюме,
эффектно  жестикулируя  в  воздухе  своей  белой  ручкой.   Ольга   была
потрясена, увидев меня. "Как ты сюда попала?! - почти  возмутилась  она,
приближаясь. - Во что ты вырядилась?" Если до этого  я  и  так  пыталась
прикинуться скромной деталью интерьера, то сейчас вовсе ушла под  землю.
На  банкет  я  надела  костюм,  который  мне  купил  в  Японии   ВМ,   и
предполагала, что на вкус  ВМ  можно  всецело  положиться.  Да,  кивнула
Ольга, костюм отличный, что и говорить, но твои ноги... Мои  ноги  Ольгу
не вдохновляли. Надо же, единственный раз в жизни я сподобилась на мини.
Увы!"
   "...ВМ бросил монету, и подзорная труба заработала. Я разглядывала  в
нее  океан.  Тревожный,  неспокойный,   бушующий,   он   простирался   в
бесконечность  и  будил  в  груди  какие-то  космические  чувства.   Его
бескрайность и значительность подавляла,  я  словно  была  песчинкой  на
берегу этой чудовищной серозеленой  массы  воды,  песчинкой,  которую  в
любой момент может смыть волной и  унести  к  горизонту.  Я  смотрела  в
трубу, а ВМ смотрел на меня и думал о чем-то..."
   "...Опять приехала на  такси.  Нервная  и  раздраженная,  я  смотрела
видак, нашла какой-то фильм, в сердцах едва не сломала пульт, все ждала,
когда пропиликает дверной замок и войдет Г.  Тут  мне  пришла  в  голову
смешная мысль: не пускать его. А он откроет дверь своим ключом. Да,  это
не  выход.  Выходом  было  бы  сказать  Г.,  что  я  больше   не   желаю
удовлетворять его запросы, что я вообще мечтаю никогда в жизни с ним  не
встречаться. Ну и выметайся, ответит он мне. Ты уволена.  И  я  останусь
без зарплаты, племянники останутся без памперсов  и  фруктов,  но  самое
главное - тогда мне придется расстаться с мыслью, что цель, к которой  я
медленно подбираюсь последние несколько месяцев, недосягаема. Нет,  буду
терпеть издевательства Г., чего бы мне это ни стоило. Однако  несчастная
у меня судьба. Двое мужчин отмечают собой мой сексуальный  путь,  и  оба
мне  противны.  Коварный  ВМ   приворожил   меня   своей   галантностью,
незаурядностью и талантливым  исполнением  постельных  номеров.  Говорил
комплименты, целовал, шептал на ухо нежности, держал за руку,  но  через
две недели выбросил, как использованную одноразовую  салфетку.  А  Г.  и
вовсе... Не могу написать слово, соответствующее моим сильным эмоциям  в
отношении Г., не позволяет воспитание.
   Такие  мрачные  мысли  одолевали  меня,  пока  я  ждала.  На   экране
телевизора самозабвенно занимались и занимались любовью, и  я  подумала:
надо же, кто-то делает это добровольно, а не из страха потерять  работу.
В кого я превратилась. Сама себе противна. Откуда ни возьмись  по  щекам
потекли слезы. Наверное, слезы  ярости  и  бессилия.  Вслед  за  слезами
потекли сопли. Здрасьте. Сейчас заявится Г., а я сижу на диване  вся  из
себя мокрая и сопливая. Нет, нельзя показываться ему в таком  виде,  еще
обрадуется, что вызывает у  меня  такие  сильные  чувства.  Я  помчалась
искать носовой платок, у себя в сумке его почему-то не  нашла,  диванная
подушка  оказалась  малопригодна,  сунула  руку  в   ящик   тумбочки   и
нащупала... О Господи! Вот это я  совсем  не  ожидала  увидеть  в  своей
руке!.."
   "И все же я не отвертелась. Б. дал мне ключи от  квартиры,  денег  на
такси и велел ждать его. С горя я отпинала диван и сожрала банку  черной
икры из его холодильника (втайне тешила  себя  надеждой,  что  Б.  будет
отвратителен соленый рыбный запах и он отступится.  Ничего  подобного!).
За свое кассирское место, за свой оклад я расплатилась  во  второй  раз.
Удивляюсь, как не рухнула кровать. Ненавижу! Самое интересное, что..."
   На этом мемуары Алены Дмитриевой обрывались.
   Звонок входной двери заставил Андрея вздрогнуть от неожиданности.  Он
бросил взгляд на часы - половина двенадцатого. "Макс, скотина, убью!"  -
решил детектив.
   На лестничной площадке стояла Дирли-Ду.
 
*** 
 
   - Почти ночь, а на улице тепло, -  объявила  она,  скидывая  на  руки
Андрею свитер. - А ведь уже октябрь!
   На Дирли-Ду было  короткое  зеленое  платье  с  какими-то  блестящими
крапинками, из-под платья начинались и полчаса длились ноги в  тончайших
чулках.  Великолепная  конструкция   заканчивалась   высокими   кожаными
ботинками - их Дирли-Ду тут же начала расшнуровывать, опираясь  на  руку
озадаченного детектива. Первые  семь  минут  он  еще  надеялся  получить
какое-то объяснение  ночному  визиту,  но  неожиданная  гостья  явно  не
собиралась ничего объяснять.
   - Стоило больших трудов выпытать у Максима  ваш  адрес,  -  только  и
сказала она. - Напоите меня, пожалуйста, чаем...
   Андрей трудился на кухне, с  удивлением  отмечая  про  себя,  что  не
раздражен наглым поведением  рыжеволосой  красотки.  Наоборот,  в  груди
шевелилось предчувствие возможной любовной интриги  -  то,  с  чем  было
вроде бы навеки покончено с тех времен, когда Пряжников всецело посвятил
себя служению прекрасному  образу  Катерины.  Но  Катя  уже  более  года
скиталась по Европе и Америке, попадая в Россию лишь  в  виде  рекламных
снимков в модных жур.налах. Она ни  разу  не  позвонила  и  не  написала
человеку, который (ей это было  известно)  имел  несчастье  влюбиться  в
дорогую  фотомодель.  Вернее,  в  девочку,  внезапно  ставшую   дорогой,
известной фотомоделью.
   Чайник "Мулинекс" вскипел за полторы  минуты.  За  это  время  Андрей
успел кинуть на кухонный стол скатерть, достать сервизные чашки, бутылку
сухого вина и коробку конфет. Он был  запасливым  мальчиком.  Андрей  не
относился  к  тому  типу  холостяков,  которые   питаются   яичницей   и
консервированными кашами и ходят  в  клетчатых  рубашках  с  оторванными
пуговицами - он умел жить очень комфортно.
   - Со вкусом обставленная квартира, - заявила  Дирли-Ду,  появляясь  в
дверях кухни. - Откуда такие деньги у скромного милиционера?
   - Это не моя заслуга, - честно признался Андрей, -  старания  богатых
родителей. Они дают мне возможность прилично жить и  заниматься  любимым
делом.
   - Да? А я  предпочитаю  самостоятельных  мужчин.  -  Зеленовато-синие
глаза Дирли-Ду таинственно мерцали. - Будем на "ты"?
   Она удобно устроилась за накрытым столом, похозяйски сняла  крышку  с
шоколадной коробки и выжидательно посмотрела на Андрея.  Он  понял,  что
пора наполнить вином фужеры и выпить за встречу.
 
Глава 22 
 
   Гамбургер развалился в руках у  Ольги,  кунжутная  булочка  упала  на
каменную мостовую,  следом,  разбрызгивая  кетчуп,  прыгнула  котлета  и
мазнула жирным боком по светлой замшевой куртке.
   Оля громко выругалась. Благопристойный бюргер в клетчатом  пиджаке  и
тирольской шляпе удивленно оглянулся. "Вали, вали, нечего  смотреть",  -
зло подумала Ольга, разглядывая кроваво-красные  подтеки.  В  нескольких
метрах вниз по улице - три гранитные ступеньки, железные рельефные двери
со львами - находилась картинная галерея, о чем говорила сияющая золотом
вывеска. Оля направилась туда.
   - У меня трагедия. Гамбургер, будь он  неладен,  упал,  -  по-немецки
объяснила она женщине,  которая  встречала  посетителей.  -  Где  у  вас
туалет?
   Толстая немка в трикотажной кофте и  с  разноцветным  фиолетово-синим
платком на шее вмиг прониклась сочувствием к безрукой туристке - как же,
испорчена такая дорогая куртка. Вдоль  написанных  маслом  картин  Ольга
направилась в ватерклозет.
   С утра  не  везет,  мрачно  думала  она,  пытаясь  влажной  салфеткой
оттереть красные пятна, вот угораздило, как же так получилось? В туалете
пахло дезодорантом, в  зеркалах  отражалась  многочисленная  недовольная
Ольга. На  замше  оставались  уже  не  красные,  а  грязно-серые  следы,
несколько смятых салфеток валялись в белоснежной раковине. Сегодня утром
вместо Романа она обнаружила на подушке рядом с собой  записку.  В  двух
строчках  любовник  извещал  Ольгу,  что  будет  поздно,   и   советовал
развлечься самостоятельно в меру сообразительности и  вдохновения.  Оля,
которая каждый час, проведенный вдвоем с  Ромой,  расценивала  как  шанс
приблизить  замужество,  считала  день  потерянным.  Объект  ускользнул,
работать было не с чем.
   - Nehmen Sie, bitte... - заглянула в зеркальные двери туалета толстая
немка. Она протягивала Ольге яркий флакончик.
   -  Спасибо,  -   поблагодарила   Оля,   взяв   принесенный   женщиной
пятновыводитель. - Вряд  ли  поможет.  -  Проклятье,  чертов  гамбургер,
испортила куртку.
   Она возвращалась по гулкому  залу  галереи,  машинально  рассматривая
картины на стенах. Это была выставка одного художника, его имя ни о  чем
не говорило Ольге, очевидно,  местная  знаменитость,  подумала  она.  На
картинах  русалками  плескались  в   городских   фонтанах,   играли   на
компьютере, кормили жирных  младенцев,  расчесывали  розовые  и  зеленые
волосы, отдыхали в тени обугленных и искалеченных деревьев,  купались  в
черной реке,  разговаривали  по  телефону  спутниковой  связи  полуголые
тициановские матроны - однако круглолицые  и  варварски  пышные.  "Ну  и
ужас, - возмутилась Ольга, -  какие  толстухи.  Если  бы  я  была  такой
толстой,  Роман  давно  бы   со   мной   расстался.   Это   непрестижно,
несовременно. Если бы я была толстой... Значит, он меня не  любит?  Если
бросил бы меня из-за десятка лишних килограммов? Но это  я  сама  только
что вообразила, что бросил бы, а он, возможно,  ничего  подобного  не...
Наверное, любит. Хотя  не  торопится  жениться...  Проклятый  гамбургер,
дался он мне, от них и толстеют, между прочим, плюс испорченная куртка".
Замшевую куртку цвета сливочной помадки они с Романом покупали вместе  в
магазинчике на Тверской полгода назад. Зашли в него случайно, по  дороге
из ресторана, немного хмельные  от  выпитого  "Шато  Марго"  и  пьянящей
весенней  прохлады.  Над  мокрым  асфальтом  фиолетовой  дымкой   висели
сумерки, а крошечный бутик сверкал огнями, как  зеркальный  островок,  в
витрине  стояли  два  манекена  в  длинных   шубах.   Девочка-продавщица
приветливо улыбнулась, когда они вошли внутрь. "Смотри, тебе  пойдет,  -
сказал  Роман,  вытягивая  рукав  куртки  из  плотной  шеренги  нарядов,
висевших на длинной стойке. - Сколько стоит? О, недурно,  1245  условных
единиц, берем?" В эту ночь она осталась у Романа, а утром  в  пять  утра
проснулась  от  ощущения  счастья  и  предвкушения  чего-то   невыносимо
хорошего, что должно  вот-вот  произойти  в  ее  жизни.  Богатырь  Шухов
громоздился на кровати необъятным  холмом,  на  кресле  висела  замшевая
куртка, напоминая о приятном вчерашнем вечере и сказочной ночи, весеннее
головокружение и желание любви подсказывали ей, что еще  немного  и  она
добьется своей цели...
   Вещь,  с  которой  связаны   нежные   воспоминания   ушедшей   весны,
безвозвратно  испорчена  гадким  кетчупом,  Роман  злостно  отсутствует,
заветная цель не приблизилась ни на йоту. Ольга сжала ремень сумки  так,
что побелели пальцы, и обнаружила, что стоит и разглядывает картину. Все
тот же художник изобразил на  ней  урбанистическую  мадонну  -  стальной
панцирь, разноцветные кнопки,  спутниковая  "тарелочка"  вместо  правого
уха, пружинная грудь - с не менее механизированным ребенком на  руках...
Лавры Сальвадора Дали, несомненно, не давали покоя местному таланту.
   - Хотите купить? - раздалось из-за спины.
   Оля  обернулась.  Толстая  немка   в   фиолетовом   платочке   учтиво
улыбнулась. Рядом  с  ней  стоял  юноша  в  рваных  джинсах,  неопрятной
растянутой фуфайке и в шлеме нечесаных длинных волос.
   - Я автор. Хотите купить?
   Ольга засмеялась. Почему  бы  нет?  Мадонна  с  младенцем  оставалась
мадонной с младенцем даже и в таком идиотском  исполнении.  Пусть  Роман
смотрит и воссоздает в  мыслях  другую  мадонну  -  Ольгу  -  трепетную,
мягкую, нежную, с розовым щекастым пупсиком у груди, каким мог  бы  быть
его сын.
   -  Вы  долго  трудились  над   вашим...   прекрасным   твореньем?   -
поинтересовалась Ольга. Встреча в галерее была  для  нее  хоть  каким-то
развлечением в чужом городе. Она не прочь была пообщаться.
   Мятый, нечесаный юноша ответил не задумываясь:
   - Неделю.
   - Недурно. Вы быстро работаете. И сколько стоит?
   - Три тысячи.
   Три тысячи марок! Истратить такую сумму на сомнительное  произведение
искусства не входило в планы Ольги.
   - Пятьсот, - разумно предложила  она.  "Возьму  потом  у  Романа",  -
решила Ольга. Мысленно она переместила картину из нюрнбергской галереи в
спальню  своей  московской  квартиры,  разместив  полотно  над  комодом.
Смотрелось неплохо.
   - Тысяча, - бесстрастно сказал художник.
   - Пятьсот пятьдесят. Больше у меня нет.
   - Берите.
   Женщина в фиолетовом платочке уже несла  рулон  оберточной  бумаги  и
широкую синюю ленту-скотч - завернуть Олино приобретение...
   В гостинице Оля пододвинула к стене журнальный  столик  и,  торопливо
содрав  упаковку,  поставила  на  него  картину,  в  которую  вкладывала
глубокий воспитательный смысл.
 
*** 
 
   Ранним утром, в половине восьмого, Танечка Литейник сидела на любимой
кухне в необъятной пижаме, пила кофе из раскаленного бокала и уничтожала
круассаны.  С  понедельника  она  примется  за  новую  диету,   а   пока
воображение  рисовало  муки  предстоящих   голодовок,   что   необычайно
стимулировало аппетит. Пять невесомых рогаликов с разными начинками  уже
исчезли с тарелки, оставалось еще три клубничных. Таня налила себе новый
бокал кофе и вздохнула: удастся ли на таком скудном рационе продержаться
до девяти утра?
   Сегодня по графику у нее был разъездной день - в середине недели  она
с адскими усилиями