я
на тему,  которая  последние  дни  занимает  многих:  псевдосамоубийство
банкира из  "Гаранта".  Естественно,  я,  кретин,  для  красного  словца
упомянул, что мой близкий друг расследует это дело. Малышка с  восторгом
сообщила, что и она только сегодня  беседовала  с  одним  пинкертоном  -
высоким, обаятельным, в безумно дорогой рубашечке от Клайна и  по  имени
Андрей Пряжников. Знаком тебе этот гадкий типчик?
   - И не такой он гадкий.
   - Я, безмозглый недоумок, непроходимый тупица, сразу  же  заорал:  о,
какое фантастическое совпадение, моего близкого друга тоже зовут Андреем
и тоже - невероятно! - Пряжниковым. И все, Эндрю, все! Настырная дева  с
меня больше не слазила. Она достала  меня  своей  мольбой  свести  ее  с
непередаваемым, обалденным, великолепным  А.  Пряжниковым.  Ну  если  не
свести,  то  хотя  бы  сообщить  твое  местонахождение.  Она   даже   не
маскировалась, она не удосужилась для приличия изобразить хоть  мизерную
каплю интереса к своему собеседнику Колотову. Она рвала на себе одежду и
хотела только тебя. Что такое ты делаешь с женщинами?
   - И как ты отреагировал на ее просьбы?
   -  Как?  Так.  Сказал,  что  у  тебя  жена-психопатка,  однокомнатная
квартира в Орехово-Зуеве, застарелый геморрой и четверо детей-оболтусов,
младший из которых еще не родился,  а  старший  уже  в  зоне  усиленного
режима.
   - Скотина.
   - А что? Не мог же я позволить,  чтобы  эта  сдуревшая  от  внезапной
любви училка отвлекала тебя от дел!
   - Мерзкий предатель.
   А мою кандидатуру она отвергла. Еще  бы!  Размечтавшись  о  супермене
Пряжникове,  довольствоваться  каким-то  очкариком  Колотовым.  Ненавижу
тебя, Эндрю, ненавижу!
   - Придется терпеть, Макс, мы ведь друзья. Выползай, приехали.
   Маленькая японка выглядывала из-за барьера  и  приветливо  улыбалась.
Андрей протянул ей фотокарточку, найденную в  квартире  Алены.  Там,  на
фоне красных столбов и огромного гофрированного  фонаря  с  иероглифами,
виднелись две фигурки - Алена и высокий, представительный мужчина, "ВМ".
В уголке стояла дата - снимок был сделан 4 февраля 1996 года.
   - Давай спроси ее по-японски... - подтолкнул Макса Андрей.
   - Ты можешь говорить с ней по-английски, - огрызнулся Макс.
   - Ей будет приятно услышать родную речь, и она быстро найдет то,  что
мне нужно. Максимыч!
   - О,  Асакуса!  -  воскликнула  японка,  взглянув  на  фотографию,  и
заулыбалась еще более любезно.
   - Эта девушка, - начал переводить Максим,  -  прилетела  в  Токио  из
Москвы рейсом компании "Джал" первым  классом  где-то  около  четвертого
февраля 1996 года.  У  вас  не  сохранились  сведения?  Ее  зовут  Алена
Дмитриева.
   Японка озабоченно закивала, начала  стучать  клавишами  компьютера  и
через пять минут обнародовала номер рейса, которым добиралась  до  Токио
таинственная девушка Алена.
   - А вы не могли бы показать нам список всех пассажиров?
   Милая японка снова кивнула, нажала кнопочку и  развернула  дисплей  к
барьеру. Андрей читал фамилии, в основном русские, написанные латинскими
буквами.
   - Вот он! - удовлетворенно сказал он. - Вячеслав М. Куницын.
   - Домо  аригато!  -  поблагодарил  Пряжников  миниатюрную  сотрудницу
"Джала", в один миг растерзав свой богатейший японский лексикон.
   Японка нежно пискнула в ответ.
   - Она тоже очень нам благодарна, - перевел Макс, -  что  мы  знаем  и
пользуемся таким прекрасным языком - японским. Уходим?
   - Видишь, я же тебе говорил, она  обрадуется,  услышав  родную  речь.
Значит,  Вячеслав  М.  Куницын.  Слава  Куницын,   первый   друг   Глеба
Батурского. Занимательная выходит конструкция.
 
*** 
 
   Беспокойный,  как  проблесковый  маячок,  Иннокентий  Ригилев  сдавал
Агнессу в российско-швейцарскую клинику, одновременно  прощупывая  почву
на предмет знакомства с медсестрой, которая трудилась в приемном покое.
   Бледная Агнесса, пострадавшая от самопроизвольного аборта,  лежала  в
глубоком гобеленовом кресле под искусственной пальмой, вся в подарках  и
обновках,  ела  мороженое  и  листала  рекламные  буклеты.  Рядом  сидел
меланхоличный Егор Стручков и вдумчиво рассматривал журнал "Поехали!".
   Медсестра Людмила, эффектная девица лет  тридцати,  была  воплощенной
секс-ловушкой. От ее белого якобы халатика (халатом это суперсовременное
и смелое одеяние можно было называть только условно)  Иннокентия  слегка
потряхивало и бросало в жар. Три верхние и две нижние пуговицы - из семи
имеющихся - были  расстегнуты,  а  летний  отпуск  девушка,  несомненно,
провела на Кипре или  в  Анталии,  равномерно  поджариваясь  на  солнце.
Загорелая кожа цвета кофе со сливками  удачно  контрастировала  с  белой
тканью. Кеша терял сознание.
   - Год рождения? - спросила медсестричка с коварной улыбкой,  заполняя
"Карту больного".
   - Ну, я достаточно молод, - игриво ответил Иннокентий.
   Сколько  лет  вашей  спутнице?  -  терпеливо  переспросила   кофейная
Людмила. Она вертела в пальцах авторучку, любуясь своим  маникюром  -  у
нее были длинные накладные ногти.
   - Ах, Агнессе! Четырнадцать.
   Медсестра бросила взгляд под  пальму,  на  юную  страдалицу  Агнессу,
осуждающе покачала головой и вывела в  карточке:  "1983  г."  Иннокентий
тоже посмотрел на несчастную Агнессу и удрученно  вздохнул.  Та  подняла
глаза, улыбнулась Кеше и, лизнув мороженое, сказала:
   - А тут делают контурный  макияж.  Пусть  мне  тоже  сделают,  ладно,
Кеша?
   - Не болтай ерунды!
   - Это что такое? - оторвался от журнала Егор.
   Агнесса сверилась с буклетом:
   - Ну, по  контуру  губ  и  век.  Типа  цветной  татуировки.  И  потом
краситься не надо. Здорово. Кеша, пусть мне сделают.
   - Несси, ты такая дуреха,  -  сказал  Стручков  и  снова  уткнулся  в
журнал.
   - А грудь вы тоже увеличиваете? - не унималась  Агнесса,  уставившись
на медсестру карими глазищами. Под глазами у нее были черные круги.
   - Девочка моя, я вполне доволен тем, что у тебя есть, - сказал  Кеша.
- Не мешай, когда старшие разговаривают.
   - Вам нужно будет сделать  предоплату.  -  Людмила  уже  покончила  с
картой и теперь выписывала квитанцию. - Семьдесят процентов от стоимости
курса. Подобное лечение занимает двадцать один  день.  Цены  вы  знаете.
Условия  великолепные.  Палата  на   одного   человека,   с   телефоном,
телевизором,   холодильником;   ресторанное   четырехразовое    питание.
Компьютерная диагностика, консультации  профессоров.  Через  три  недели
вернем вам вашу девочку отремонтированную и восстановленную.
   - Я буду часто ее  навещать,  Люся,  -  поклялся  Иннокентий,  съедая
глазами солидный кусок Люсиной груди. - Очень, очень  часто.  Вы  каждый
день здесь?
   - Нет, по сменам.
   Медсестра поднялась, одернула халатик и вышла  из-за  стола.  Сверкая
загорелым бедром, она плавно подступила к искусственной пальме.
   - Агнесса, говори "до свидания" своему другу и идем,  пожалуйста,  со
мной.
   Иннокентий отечески принял на грудь белолицую,  ненакрашенную  Несси,
поцеловал ее в носик, немного подержал у сердца.
   - Веди себя хорошо. Завтра приеду. С йогуртом и яблоками.
   - Привезите цветы, - посоветовала Люся. - А йогурт, яблоки  и  черную
икру мы обеспечим сами.
   - Кеша, я подумала, ты все-таки купи мне то голубенькое платье,  ага?
- прошептала Агнесса, едва шевеля бледными губами.
   - Ладно, куплю...
   Медсестра и пациентка вдвоем удалились  по  коридору.  Кеша  проводил
девушек долгим взглядом
   Худосочная Агнесса едва отрывала ступни от пола, сутулилась, а  рядом
с ней гордо плыла, покачивая бедрами, Людмила. Два темных силуэта  четко
вырисовывались на фоне дальнего окна, пока дамы не свернули на лестницу.
   - Разоряешься? - заметил Егор, взяв из рук Кеши квитанцию и посмотрев
на итоговую цифру. - Смело! Мне капремонт "опеля" обошелся дешевле в три
раза. И пол-ГУМа сегодня скупил.
   - М-да.  Малышка  порезвилась.  Кожаные  брючки  от  Пако  Рабанн  за
полторы, кашемировая водолазка за 370, пальтишко  от  Дольче-Габанна.  И
голубенькое платье к тому же. Между прочим, 250. Сам виноват. Так мне  и
надо, идиоту. Испортил ребенка, теперь  ублажаю.  Лишь  бы  ее  мама  не
узнала.
   - С девчонками вообще лучше не связываться. Хлопотно.
   Несси теперь как сломанная микроволновка. И  в  дело  не  годится,  и
выбросить жалко. А эту аппетитную сардельку Людмилу я  не  пропущу.  Как
она тебе?
   - Ну...
   - Завтра цветов, шампанского, да подъеду. Ух хороша!
   - А вдруг она завтра отдыхает? Не ее смена.
   - Точно. Тогда прямо сегодня. Сяду в кафе напротив и буду караулить.
   - Время тебе девать некуда.
   -  Я,  кстати,  собирался  прошвырнуться,  купить  выпивки  на   день
рождения. Поедешь со мной?
   - Давай. У тебя сегодня прямо-таки день дикого шопинга.
   - Не говори. И еще хочу заехать в одно местечко.  Агентство  "Деловой
вояж".
   - Ты что, собрался в путешествие?
   - Нет, не собрался. Но там мне тоже придется  оставить  энную  сумму.
Разорительный выдался денек!
 
*** 
 
   Егора  страстно  влекло  к  дорогим  автомобилям,  а  к  девочкам  он
испытывал арктический холод. Первый факт был вполне  понятен,  второй  -
удивлял. Ведь что может украсить  автомобиль  (шины  "Бриджстоун"  не  в
счет), как не симпатичное женское личико рядом с  водителем?  Тем  более
если  водителю  девятнадцать  лет  и  он  красив  и   стремителен,   как
"опель-тигра".
   Но Егор Стручков тосковал в женском  обществе  и  именно  поэтому  не
хотел идти на вечеринку к Зосе  Менгер.  Штучка  с  претензиями  -  Зося
устраивала  шумный  бенефис  в  честь  дня  своего  рождения,   пообещав
сокурсникам, что будут официанты  на  роликах,  фаршированные  перепела,
трепанги и море  шампанского.  Егор  (в  чертах  института  экономики  и
бизнеса он проходил под кодовым названием  "Стручок")  не  сомневался  -
кокетливая именинница будет виснуть весь вечер на лацкане его смокинга и
требовать поцелуев под видом поздравлений.
   С каким удовольствием Стручков сегодня ночью полетал бы по загородным
трассам на своей  новенькой  горячей  подруге  -  "бээмвэшке-восьмерке",
подаренной  недавно  отцом.  Несмотря  на  годы  младые,  Стручок  успел
испробовать свои силы на несметном множестве автомобилей: ему безропотно
отдались все модели  "Жигулей",  "омега",  "ниссан-максима",  "Ауди-А8",
джип "тойота-лендкрузер", "лексус" и даже 965-й "Запорожец".  В  добрых,
заботливых руках Егора машина становилась нежным,  преданным  существом,
доверчиво втискивалась в его ладони  теплой  обмоткой  руля  и  трепетно
подставляла любимому хозяину упругие педали сцепления и газа
   А надо было идти на менгеровский  перепелино-трепанговый  сабантуй  и
всю ночь изображать чудовищную радость на физиономии...
   - ...Только что поменял краник отопителя, и, представляешь, все равно
не герметично, капает. Печка  греется.  И  как  раз  бабье  лето,  жара.
Страдаю. - Вася Чукин живописал Егору мучения с  техобслуживанием  своей
"Нивы-21213". Вася принципиально не пересаживался с отечественной машины
на иномарку, считая "Ниву" оптимальным  вариантом  для  эксплуатации  на
отечественных колдобинах.
   Стручок держал в руке бокал мартини со льдом и был ослепительно хорош
в черном  смокинге.  Он  фальшиво  улыбался  -  с  другого  конца  зала,
просвечивая  сквозь  фонтанные  струи  люминесцентно-желтым  платьем   с
дурацкими  перьями,  из  живописной   толпы   однокурсниц   высовывалась
настойчивая Зося и махала ему оголенной до отказа рукой.
   - Егор, ты только глянь, - заволновался вдруг Василий,  -  Ксения-то!
О!
   Под высокой аркой-входом появились Сапфира и Ксения. Они  только  что
приехали. Сапфира была, как обычно, экстравагантна, и Ксения  тоже  была
экстравагантна, но не как обычно, а наоборот. Что резко выделяло  ее  из
нарядной компании прелестных слушателей института экономики и бизнеса.
   Ксюшу  Губкину  привыкли   не   замечать.   Она   была   стопроцентно
хорошенькой, но чересчур скромна,  бледно  (хотя  и  со  вкусом)  одета,
неэнергична и неуверенна. В отличие от других девушек, никогда не делала
себе паблисити,  не  занималась  саморекламой  -  это  давало  основание
предположить, что рекламировать ей было нечего.
   Но  сегодня   Ксюша   поразила   институтский   бомонд.   С   нее   -
пурпурно-красное   платье,   высокий   разрез,   в   котором    мелькало
идеально-стройное бедро, высокая прическа, декольтированные белые  плечи
и смелый макияж - не сводили глаз.
   Вновь прибывшие дамы поздравили  хозяйку  бала,  и  Сапфира  тихонько
подтолкнула Ксению в сторону Стручкова:
   - Давай топай и начинай, как я тебя учила. Ты в центре внимания,  все
обалдели, смотри, Чукин сейчас рухнет в фонтан, Анищенко  уже  навострил
лапти в нашу сторону -  будет  брать  тебя  приступом,  а  Осеев  срочно
разводится с Людкой - тоже ради тебя. Ты произвела фурор. Стручков ждет.
Он под наркозом, замер, не шевелится. Можно брать голыми руками. Иди.
   - Боюсь, Сапфирочка!
   - Иди, я тебе сказала! Твой шанс!
   На ватных ногах великолепная, пурпурная Ксения медленно  двинулась  к
Стручку, словно к эшафоту.
   - О, Ксения! - восторженно начал Вася Чукин, забыв и про возлюбленную
"Ниву", и про недопитый джин-тоник, и про друга Стручкова. - Где ты была
раньше? Если бы я подозревал о твоем существовании, то ни за что  бы  не
женился. И не говори, что мы уже два года учимся вместе,  -  я  тебе  не
поверю...
   - Егор, я давно хотела спросить, - начала с разбегу Ксюша, не обращая
внимания на Чукина и даже оттесняя его плечом от  драгоценного  Стручка.
Она боялась растерять боевой задор и поэтому говорила  быстро.  -  Какой
автомобильной сигнализации ты отдал бы предпочтение?
   - Спроси у меня, лапочка! Я гений сигнализации, у меня машины угоняли
четыре  раза!  -  взмолился  Чукин,  бесцеремонно  обнимая   Ксению   за
царственно-белые плечи. - Ты что, тележку покупаешь?
   Но Ксюша ловко вывернулась и бросила на Васю взгляд, пропитанный ядом
кураре. Чукин хотя и общался в основном с  "Нивой"  и  видеомагнитофоном
("Мордобой в Гонконге", "Чан Пэй - железный кулак", "Кровавая  разборка"
и т.п.), но еще не совсем отупел и поэтому понял: ему  нужно  исчезнуть.
Отхлебнув хвойно-терпкого  джин-тоника,  он  направил  стопы  к  Сапфире
Азизовой, всей в прозрачном "металлическом" кружеве,  которая  уже  пять
минут призывно семафорила ему бутербродом с  семгой.  Преданная  Сапфира
хотела расчистить операционное поле для своей подруги.
   Стручков заливался виртуозной трелью  влюбленного  соловья.  Компания
Губкиной была менее обременительна, чем общество нимфоманки Зоей Менгер,
а  предложенная  собеседницей  тема  для  импровизации   (противоугонные
системы) спасала от необходимости выслушивать женский бред.
   Стручок выложил Ксении все, что знал об автомобильных  сигнализациях,
не  давая  девушке  шанса  открыть  рот  и  втянуть  его  в   обсуждение
институтских сплетен. Грустно резюмировав: "Если твой автомобиль кому-то
приглянулся, его ничто не спасет", Егор с надеждой посмотрел на Ксюшу  -
не оставит ли она теперь, удовлетворенная таким  подробным  объяснением,
его в покое.
   Но ярко-красная Губкина, немножко осмелевшая за  время  стручковского
монолога, подкинула новый вопрос: правда ли, что "Лексус-LS400"  признан
венцом японского автомобилестроения?
   Егор впервые, с удивлением для себя, заметил, что у Губкиной  голубые
глаза, чудный носик  и  какие-то  невероятно  привлекательные  крошечные
ушки. И  вся  она,  Ксения,  обтекаема  и  закругленна,  как  автомобиль
"рено-лагуна", разбитый им  три  месяца  назад.  И  ослепительно-красным
цветом своим она, Ксюша, похожа на его любимый "мерседес"кабриолет...
   Зося Менгер с тихой ненавистью  наблюдала,  как  незаметная  (прежде)
скромница Губкина, в неимоверном платье, на глазах превращает  холодного
и недоступного Егора в двойную порцию обжигающего мексиканского  салата.
До  Зоси  -  она  проделывала  опасные  для  жизни  пируэты  на  близком
расстоянии от увлеченных собеседников, тщетно пытаясь обратить  на  себя
внимание, - доносились непонятные  и  скучные  фразы  о  газонаполненных
амортизаторах,  электрозамках   дверей,   масляном   фильтре,   подушках
безопасности, встроенном усилителе сигнала, переднеприводной компоновке,
керамических клапанах и т.д.  В  отчаянии  именинница  объявила  "белый"
танец, но  не  успела  она  домчаться  до  заветного  Стручка,  как  тот
уверенным движением обхватил противную  Губкину,  задвигал  смокинговыми
плечами, и разговорчивая парочка отдалась танцу, не  прекращая,  однако,
заумной болтовни.
   Громкое веселье продолжалась до утра. Участники бала  подзаправлялись
топливом, которое  щедро  заполняло  длинные  столы  вдоль  стен:  кроме
перепелов и трепангов  Зося  порадовала  гостей  и  другими  изысканными
блюдами.  Были  индейка  в  лимонном  соусе  с  эстрагоном  и   баранина
по-провансальски, грибные рулетики с  паприкой  и  шпинатом  и  крабовые
волованы, восемь сортов пикантно  плесневелого  сыра  -  только  что  из
Парижа, шарлотка из цыплячьих грудок  с  цуккини  и  морковью,  японские
деликатесы из свежей рыбы, кофе и шоколадные конфеты, ванильный  торт  и
брусничный шербет в  вафельных  корзинках.  И  конечно,  штормовое  море
разнообразной выпивки.
   Зося четыре раза уходила менять наряды. В очередной раз появившись  у
фонтана в новом платье, опять  же  со  страусиными  перьями  (у  девочки
положительно  было  какое-то  болезненное  влечение  к  перьям),  она  с
волнением обнаружила исчезновение Егора.
   - А он повез Губкину домой, - подтвердила страшное подозрение Зоси ее
нежная подруга Настя. - Какой  идиот  говорил,  что  Егорушка  не  любит
женщин? Если бы я знала, что он такой  мягкотелый,  давно  бы  сама  его
склеила...
 
*** 
 
   Егор и Ксения прощались у подъезда. Такси ожидало, пока автомобильный
Ромео договорится о новой встрече со своей Джульеттой.
   - Завтра познакомлю тебя с моей красавицей, - горячо и крепко обнимал
Егор единомышленницу, влюбленную так же, как и он, в автомобили.  -  Она
набирает сто с места за десять секунд! Триста восемьдесят лошадиных сил!
Двенадцать цилиндров! Ты понимаешь?
   - О! - восклицала Ксения. - Двенадцать цилиндров!
   Четыре бокала мартини в анамнезе и  близость  полуобнаженной  девушки
делали свое дело: Стручков  чувствовал  себя  бесконечно  влюбленным.  С
восторгом он думал, что девочки - это совсем не  так  противно.  Обнимая
Ксению, он даже ощущал  почти  такое  же  небесное  наслаждение,  словно
мчался по ночной трассе на новом  "БМВ",  выжимая  из  машины  предельно
возможную скорость. На уровне  подсознания  будущая  супруга  рисовалась
Егору этаким урбанистическим мутантом  -  автомобильной  кентаврессой  с
бездонными  голубыми  глазами,  цилиндром  внутреннего  сгорания  вместо
сердца и воздушным фильтром в роли легких, с роскошной грудью  и  ногами
Синди Кроуфорд, которые  росли  из  рельефно  очерченного  полированного
бампера. И каждый год супруга рожала Егору крошечных  автомобильчиков  -
розовых,   беспомощных,   отчаянно   клаксонящих.   Со   временем    они
трансформировались в шикарные "мерседесы", "кадиллаки" и "форды".
   - Решено, Ксения, встретимся! Где ты скрывалась раньше? Почему я тебя
не  замечал?  Ты  удивительная  девчонка!  Такая  же  удивительная,  как
автоматическая коробка передач у "лексуса"!  Давай  я  провожу  тебя  до
квартиры! У вас не работает освещение? Вдруг  кто-то  поджидает  тебя  в
подъезде?
   - Нет, милый, злоумышленники уже спят. Я сама дойду. Езжай.
   Ксения дождалась, пока любимый Егор сядет в такси, помахала ему рукой
и, радостная, счастливая, окрыленная, помчалась по ступенькам вверх.
   Внезапная влюбленность Егора  на  семьдесят  процентов  подпитывалась
мартини. Но Ксения не пила мартини и не прикоснулась даже к шампанскому,
она была влюблена по-настоящему. Ксения летела над ступеньками: мечтая о
новом дне, когда она займет место на  переднем  сиденье  "БМВ"