ились у борта.
   - Это здесь, - сказал Пашка.
   Теперь и Лена увидела, что это - здесь.
   Белый мелованный контур на палубе, темные, неопределенной формы пятна
- на самой мачте и возле ее основания. Вот и все, что осталось от Нео..,
черт, от Романа, конечно же, от Романа!
   - Не надо, пожалуйста, - попросил Пашка, и  Лена  вдруг  поняла,  что
плачет.
   Роман Валевский не успел стать единственным важным для нее человеком,
- не об этом ли она плакала? Он не успел сделать Лену другой, счастливой
или несчастной - неважно, но другой, - не об этом  ли  она  плакала?  Он
умер здесь, на яхте, предназначенной для чего угодно, но только  не  для
убийства, - не об этом ли она плакала?
   - Хорошо, я не буду. Я...
   Договорить Лена не успела, - прямо над их головами послышались  шаги.
Кто-то  ходил  по  дому  -  ходил  бесстрашно,  по-хозяйски,  ничего  не
опасаясь, имея право.
   Кто-то  имел,  а  они  -  не  имели.  Хорошо,  если  это   неожиданно
объявившийся хозяин, а  если  не  хозяин?  Если  это  оперативный  урод,
который вяло допрашивал ее на "Маяковской"? Разве она  сможет  объяснить
свое здесь присутствие?.. А если это убийца? Ведь убийц всегда тянет  на
место преступления...
   - Ты слышишь? - Лена сразу же забыла о своих слезах.
   Пашка поднял голову вверх и коротко кивнул.
   - Я же говорила, не нужно было сюда входить...
   Но мальчишка, похоже, ничего не боялся. Он дернул себя за нос, раздул
ноздри и почти плашмя упал на палубу. И  знаком  приказал  (кто  бы  мог
подумать, одиннадцатилетний мальчишка - приказал!) Лене  сделать  то  же
самое.
   - Такие игры в моем-то возрасте, - недовольно пробормотала  Лена,  но
все же подчинилась.
   Неизвестно, сколько они просидели под защитой  рассохшегося  борта  -
скорчившись в три погибели и в абсолютном  молчании.  Хозяин,  мент  или
убийца?.. А если он не один, что будет тогда?.. Чтобы отогнать  от  себя
готовые запаниковать мысли, Лена принялась изучать  редкие  веснушки  на
облупленном Пашкином носу - их было ровно семь.  А  шагов  наверху  было
тридцать пять - она тоже сосчитала их,  машинально,  от  нечего  делать.
Тридцать шестого не последовало, и вообще, наверху все было тихо. Выждав
для верности еще несколько минут, она дернула Пашку за рукав футболки:
   - Давай-ка выбираться отсюда.
   Пашка приложил палец к губам, что на ветхом, давно истлевшем в могиле
языке Би-Пи, о котором он прожужжал Лене все уши, должно было  означать:
не торопись, нужно уметь ждать. Но ждать Лена не хотела, ей было  не  по
себе - и  от  чужого  присутствия  в  доме,  и  от  своего  собственного
присутствия в доме, и... Она слишком хорошо помнила смерть. Пашка в силу
своего возраста не помнил, а она помнила. Сначала отец,  потом  Виктория
Леопольдовна,  потом  -  пустота,   потом   Гжесь,   вытеснивший   своей
несерьезной матрешечной пустотой ее собственную пустоту, - нет, лучше уж
держаться подальше от всего этого, во всяком случае, не докучать  смерти
чрезмерным  детским  любопытством.   Суеверный   страх   заставил   Лену
спуститься вниз и направиться к двери. Но и здесь Пашка опередил ее.  Он
проскользнул  вперед,  принял  позу  индейского  "Зоркого   глаза"   или
зулусского "Видящего под землей" и приложил ухо к обшивке.
   - Ну, что? - спросила Лена.
   - Тихо. Можем идти.
   Следопытом Пашка оказался никаким.
   Это  стало  ясно,  как  только  он  открыл  дверь  и  высунул  нос  в
предбанник.
   Их ждали.
   Пашка отшатнулся и рухнул прямо на Лену, а Лена тихонько  вскрикнула,
зажав рот рукой. Прямо перед ними стоял мужчина самого угрожающего вида.
Лена инстинктивно попыталась спрятать Пашку  у  себя  за  спиной,  Пашка
инстинктивно попытался защитить Лену, выдвинувшись  вперед,  и  руки  их
самым дурацким образом запутались. А мужчина, вместо того чтобы скрутить
малолетнего сопляка и великовозрастную дуру, улыбнулся.
   - Вы кто? - спросил он.
   Нет, не таким уж угрожающим он был - просто глаза у страха  оказались
велики, как это обычно и бывает. Нападать мужчина не собирался,  цеплять
наручники на запястья - тоже, и Лена немного успокоилась.
   И даже осмелилась спросить:
   - А вы?
   Мужчина не торопился с ответом, он с любопытством разглядывал  обоих.
На вид ему было лет тридцать  пять,  никак  не  меньше.  Смуглое,  почти
черное лицо резко контрастировало с выгоревшими волосами, что  придавало
их  обладателю  неуловимое   сходство   с   фотографическим   негативом.
Интересно, как выглядела бы эта фотография в цвете? И для какого журнала
была предназначена? Наверняка для  глянцевого  "Спорта  и  отдыха".  Или
"Гранд-вояжа". Или вообще -  для  пустоголового  каталога  какого-нибудь
раздувшегося на ровном месте кутюрье типа Кристиана Лакруа. Это как  раз
в стиле pret-a-porter - осмысленные и не слишком рельефные мышцы, вполне
терпимый разворот плеч и узкий таз. Ничего  гипертрофированного,  ничего
качкообразного, стероиды с армрестлингом здесь и не ночевали.  Идеальная
вешалка  для  приталенного  двубортного  костюма.  Впрочем,  двубортного
костюма на мужчине не было - всего лишь шорты и ветровка на голое  тело.
К тому же на ногах у него красовались  шлепанцы,  что  совсем  успокоило
Лену.
   Вряд  ли  представители  закона  заседали  бы  здесь  в  шлепанцах  и
клоунских  трусах  с  постыдно-анилиновым  портретом  Мэрилин  Монро  на
причинном месте. И с  такими  же  анилиновыми  раскоряченными  надписями
"Hollywood".
   - Я здесь живу, - сказал мужчина.
   - Здесь?
   Неужели  это  и  есть  хозяин?  Счастливо  избежавший  подозрений   в
соучастии  в  убийстве,  не  тронутый  следствием?  Если  так,  то   его
самообладанию  можно  позавидовать:  топтаться  в  шлепанцах  по   месту
преступления  и  не  выражать  особого  беспокойства  по  поводу  визита
странной парочки непрошеных гостей - такое не каждому по плечу.
   - В соседнем блоке, - уточнил мужчина, и все стало на свои места.  Он
в этой части дома такой же скорбный посетитель, как и Лена с Пашкой.
   - Понятно.
   - А вы? - еще раз поинтересовался фотографический  негатив,  переводя
взгляд с Лениного лица на ботинки.
   Ботинки выдали Лену с головой: на них налипли свежая грязь,  глина  и
ил с Залива.
   Пашкины кроссовки тоже выглядели не лучше. Уж про Лену с Пашкой никак
нельзя было сказать - "по  соседству".  И  поэтому  Лена  выбрала  самый
нейтральный вариант.
   - Вы же знаете, что здесь произошло?
   - Вы имеете в виду... - мужчина сделал паузу.
   - Убийство, - выпалила Лена.
   Столь неприятное и  даже  пугающее  слово  не  произвело  на  мужчину
никакого впечатления. Наоборот, в улыбке, намертво присосавшейся  к  его
губам, появилось нечто саркастическое.
   - Да, мне об этом уже сообщили. А вы...
   Так сказать - на экскурсию? Приобщиться к месту преступления?  Что-то
я не видел вас здесь раньше.
   Пассаж об экскурсии прозвучал как хорошо завуалированное оскорбление.
С другой стороны, манекен  от  Кристиана  Лакруа  имел  право  на  такую
реакцию. Тем более если он и вправду обитал по соседству.
   - Мы не на экскурсию, - вступился за Лену, а заодно и за себя  Пашка.
- Это я нашел Нео. Я!..
   - Поздравляю.
   Вот ведь сукин сын! Он откровенно издевался над ними, он  сомнительно
шутил - вместо того, чтобы накричать на непрошеных гостей, вторгшихся  в
privacy <Частная собственность (англ.).>, и выгнать их в три шеи.
   - Человек, который погиб здесь несколько дней назад,  -  мой  близкий
друг, - соврала Лена, холодея от одной только мысли, что все  это  могло
быть правдой.
   - Простите, - смягчился мужчина. - Соболезную.
   - Ничего...
   Лена надменно отодвинула глумливого сукина  сына  и  прошествовала  к
выходу - ни дать ни взять безутешная вдова. Пашка последовал за ней - ни
дать  ни  взять  воспитанник  кадетского  корпуса,  бедная  сиротка   на
государственном довольствии.
   Они устроились на берегу, но не у пирса, к которому был  пришвартован
"Посейдон",  а  у  заброшенных  свай,  с  которых   спускали   на   воду
"Такарабунэ" (если ее вообще когда-нибудь спускали на воду).
   - А я знал,  что  он  твой  друг...  Нео,  -  после  продолжительного
молчания сказал Пашка.
   - Правда? - У Лены даже не было сил удивляться.  -  И  откуда  же  ты
знал?
   - По запаху, - Пашка пару раз шумно втянул воздух для убедительности.
- Когда я.., встретил Нео, там, возле мачты... Он пахнул так же, как ты.
Тогда, весной...
   - Что ты такое говоришь, Пашка?
   - Правда. Я в запахах здорово секу, даже бабка удивляется. У меня нюх
как у собаки. Пограничной.
   Какие глупости,  что  общего  может  быть  между  Леной,  пусть  даже
весенней, и телом мертвого Романа Валевского?
   - А сейчас ты пахнешь немножко  по-другому,  правда,  -  не  унимался
Пашка.
   - Может быть. - Лена взяла в руки горсть песка и принялась  рассеянно
пересыпать ее.
   Может быть, все может быть. Может быть, все из-за духов?  Сколько  же
она  их  перепробовала,  сидя  в  своем  ларьке  и  пользуясь  служебным
положением!.. Сейчас Лена выливала на себя остатки "Шамада" - под глухой
ропот  Гжеся,  который  ненавидел  жасминно-ванильную  барабанную  дробь
отступающих армий. А до этого - почти всю весну -  был  "Пуазон";  Гжесь
тоже терпеть его не мог, но гораздо  более  аргументирование:  чрезмерно
сладкий, тяжеловатый запах "Пуазона" вызывал в нем стойкую ассоциацию  с
разлагающейся плотью.
   Лена  относила  эту  патологическую  неприязнь   к   разряду   причуд
заигравшегося в войнушку мужа. Но, оказалось, так думал не только Гжесь.
И возможно, он был не совсем уж не прав.
   - Это произошло в понедельник? - спросила Лена у Пашки.
   Пашка закивал головой: да, он нашел Нео в понедельник.  И  запах  уже
витал над ним... Для  того,  чтобы  он  возник  (учитывая  относительную
прохладу ангара с яхтой), понадобилось бы какое-то время. Может  быть  -
несколько дней. Эти несколько дней легко укладывались  в  промежуток  от
конца недели до ее начала. Именно в пятницу  Роман  Валевский  исчез  на
"Маяковской", чем-то страшно взволнованный. Наверняка он кого-то  увидел
в толпе у метро... Скорее всего убийцу. Или человека, который привел его
к убийце. То есть сюда, в заброшенный эллинг лодочного кооператива...
   - Простите, - голос, раздавшийся у них над  головами,  заставил  Лену
вздрогнуть. - Возможно, я вел себя не совсем корректно...
   Опять чертов манекен!
   Лена обернулась. Клоун в шортах и ветровке  стоял  совсем  рядом.  На
свету он  не  казался  таким  взрослым,  с  тридцатью  пятью  Лена  явно
погорячилась. А может, всему виной были жесткие и прямые морщины у  глаз
и жесткого рта - светлые солнечные бороздки на абсолютно темном лице?
   В любом случае теперь ему можно было дать не больше тридцати.
   - Поверьте, я искренне соболезную...
   Я знаю, что такое терять близких людей. - Он в упор смотрел на  Лену,
пытаясь поймать ее взгляд.
   - Да нет, все в порядке. - Лена чувствовала себя  девчонкой,  которую
вот-вот уличат во лжи. Бессмысленной, а потому особенно гадкой лжи.
   - Может быть, зайдете ко мне?
   - Зачем?
   Он не нашелся что ответить. А Пашка придвинулся к  Лене  и  угрожающе
засопел: не нужны нам такие утешители, плавали, знаем.
   - У вас не найдется стакана воды? - неожиданно для себя сказала Лена.
   - Конечно. Пойдемте в дом...
   Ветровка   раскаявшегося   сукина   сына   оказалась    эксклюзивной:
стилизованная яхта в центре такого же стилизованного спасательного круга
и надпись по внешней стороне: "BALTIC  WIND  S.  -  PETERBURG".  Идя  за
бледными и  кое-где  уже  начавшими  стираться  буквами,  Лена  на  ходу
пыталась объяснить себе, зачем она это делает. Этот парень жил рядом,  а
значит, был знаком с хозяином или хозяевами эллинга и яхты "Такарабунэ".
Возможно, они даже приятельствовали. А если так,  то  он  сможет  (если,
конечно, захочет) рассказать ей о соседях.
   И о Романе, если сильно повезет, ведь  почему-то  же  Роман  оказался
здесь. Именно здесь.
   - Меня зовут Сергей, - представляясь, парень даже не обернулся.
   - Я - Лена. А он - Павел.
   Новый и  такой  неожиданный  знакомый  уже  взбегал  на  крыльцо.  Он
действительно жил по соседству от эллинга, где  произошло  убийство,  да
что там, он жил в пугающей близости от него. Его дверь  была  следующей,
она почти вплотную примыкала к ангару с "Такарабунэ". А "Посейдон" стоял
прямо напротив, из чего Лена сделала  вывод,  что  яхта,  скорее  всего,
принадлежит Сергею.
   - Это ваша яхта? - Пашка в который раз озвучил ее собственные  мысли.
Пора бы к этому привыкнуть, а не вздрагивать, как будто тебя застали  за
чем-то непристойным.
   - Моя. А что?
   - Просто. Красивая...
   - Мне тоже нравится. - Сергей толкнул дверь и посторонился, пропуская
Лену и Пашку. - Прошу вас.
   Это был точно такой же предбанник, какой они покинули всего  двадцать
минут назад. Дверь в эллинг была приоткрыта, и  Лена  увидела  небольшую
лодку с подвесным мотором. И  широкий  стапель  -  очевидно,  место  для
зимовки "Посейдона".
   - Нам прямо, - мягко сказал Сергей, прикрывая дверь в эллинг.
   Наверх,  в  жилые  помещения,  вела  неширокая  деревянная  лестница.
Поднявшись по ней, Лена с Пашкой оказались в просторной комнате с  окном
во всю стену. Из окна открывалась широкая летняя  панорама  на  Залив  -
она-то и сглаживала впечатление от суровой обстановки: никаких  фитюлек,
никаких утепляющих моментов, никаких  занавесей  с  рюшами,  скатерок  и
салфеточек. Ковра на полу тоже не было, но светлые,  хорошо  подогнанные
друг к другу доски пола от этого только выигрывали.
   Часть стены напротив окна занимал камин с парой фотографий в солидных
рамках.
   Между фотографиями разместилась довольно сложная конструкция, которую
Лена почему-то приняла за астролябию: ничего  другого  в  голову  ей  не
пришло. Еще одна стена была отведена под стеллажи с книгами, в основном,
как успела заметить Лена, -  по  кораблевождению,  навигации  и  судовым
механизмам. Отдельную полку занимали внушительного вида атласы и  лоции.
А всю картину немудреного обветренного  быта  дополняли  кресло-качалка,
круглый стол и жесткий диван у стола.  Ну,  и  еще  морские  приборы  на
стенах - тоже довольно экзотические. Лене вдруг на  секунду  показалось,
что это не просто  суровая  обстановка,  а  хорошо  продуманная  суровая
обстановка,  рассчитанная   на   экзальтированных   любительниц   малого
каботажа. И незабываемых уик-эндов в акватории Маркизовой Лужи.
   Ведь есть еще и третий этаж, а уж  там  дамочек,  загипнотизированных
волоокими  барометрами  и  гирокомпасами,  наверняка  ждет  сексодром  с
золотыми рыбками в чреве водяного матраца. С  тюленьими  шкурами  вместо
простыней. И кожей электрических скатов вместо наволочек.
   Пока Лена размышляла  о  лукавых  внутренностях  дома,  Пашка  бросил
равнодушный взгляд на приборы с  лоциями  (что  было  довольно  странно,
учитывая его так склонный к мужской романтике  возраст)  и  устроился  в
кресле-качалке. Лене достался диван, но садиться на него она не спешила.
   - Кофе? - спросил хозяин, позабыв, что  заманил  их  в  дом  стаканом
воды.
   - Если можно...
   Сергей направился было к лестнице, но на полпути остановился.
   - Вы знаете, а кофе нет... Я ведь только сегодня  здесь  появился,  в
доме шаром покати.
   - Тогда просто воду, - вернулась к первоначальному варианту Лена.
   - Да, конечно... Сейчас принесу.
   Они с Пашкой остались одни.
   - И чего пришли? - сказал Пашка ворчливо.
   На Лену он даже не глядел, из вредности раскачиваясь на кресле. И что
у него только на уме, господи  прости!  Лена  вдруг  вспомнила,  как  он
бросился к ней, вырвавшись из лап мародера Печенкина,  как  он  отчаянно
цеплялся за нее, как длинно и сладко плакал, сидя в машине и  уткнувшись
ей в колени. А автограф почти трехмесячной давности, а запах  уже  давно
забытых ею духов, который так и  не  выветрился  из  стриженой  Пашкиной
головы!.. Похоже, все это время он не забывал о Лене. А она даже понятия
не имела о его существовании. Если бы Пашка был старше - хотя бы лет  на
шесть-семь, - вот тогда бы она знала, как называется  эта  тихая  цепкая
память.
   И это позабавило бы ее. И, возможно, даже развлекло. Но  Пашке  всего
лишь  одиннадцать,  а  все  отношения  в  этом  возрасте  -  серьезны  и
исключительны. Все отношения в этом возрасте - почти навсегда.  Если  их
не перебьет новый Би-Пи или поездка в дельфинарий с группой  продленного
дня.
   - Чего приперлись, спрашивается, - маленький ворчун все еще не  Хотел
сдаваться.
   - Сейчас уйдем. Потерпи.
   - Сейчас - это когда? Сейчас - это сейчас или потом?
   - Мы же не  можем  исчезнуть  просто  так.  Это  было  бы  невежливо.
Дождемся хозяина, поблагодарим и уйдем. г, - За что будем благодарить?
   Г Простой вопрос поставил Лену в тупик и вызвал легкое раздражение. С
горе-скаутом из Мартышкина они знакомы без году неделя, и трех часов  не
прошло, а он уже качает права!  И  позволяет  себе  поддевать  взрослого
человека. И диктовать  ему,  что  делать,  а  что  -  нет.  Лена  решила
пообижаться (в воспитательных целях) и даже отошла к  камину,  под  сень
псевдоастролябии и двух фотографий в солидных, сработанных  под  светлый
орех рамках. На одной из фотографий была снята двухмачтовая яхта, идущая
вдоль океанской волны. Яхта  была  больше,  чем  "Посейдон",  и  намного
больше,  чем   "Такарабунэ".   Разноцветные   шары   ее   парусов   были
преувеличенно раздуты, океан преувеличенно штормил,  а  сама  фотография
скорее смахивала на рекламный постер. На второй фотографии, слава  богу,
не было ни яхты, ни океана. То есть все это  подразумевалось,  -  но  за
рамкой из светлого ореха. В центре же композиции были двое - сам  хозяин
дома, Сергей, такой же темнокожий и светловолосый, и молодой  человек  в
бейсболке козырьком назад. Снимок, очевидно, был сделан на палубе  -  на
заднем плане просматривались детали какой-то оснастки. А оба героя фото,
стоящие в обнимку, держались за штурвальное колесо.
   От бездумного созерцания  фотографий  ее  отвлек  голос  вернувшегося
хозяина. Прямо перед собой Сергей нес круглый жестяной  поднос  с  двумя
стаканами. Он подошел к Лене и  с  видом  заправского  официанта  нагнул
голову:
   - Прошу вас.
   Лена сняла с подноса высокий  стакан,  а  Сергей  двинулся  к  Пашке:
второй стакан, очевидно, предназначался ему.
   - А я не просил, - тут же обхамил заботливого хозяина Пашка.
   И заботливый хозяин не обиделся.
   - Как хочешь, приятель...
   Приятель, ну конечно же, - приятель!
   А  еще  лучше  -  "просто  приятель".  Где-то  она  уже  слышала  это
необременительное словосочетание. И в не очень приятном  контексте.  Она
потому и запомнила, что контекст оказался  неприятным  и  двусмысленным.
Вот только от кого она могла это услышать?..
   Стакан выскользнул из ее рук и со звоном разбился о  доски  пола.  Но
Лене было уже не до стакана.
   Афина.
   Афина, которая лежит сейчас в морге города Ломоносова.
   Теперь она узнала и молодого человека со снимка на камине -  это  был
"просто приятель" Афины, "ничего особенного".
   Вот почему он с самого начала показался ей смутно знакомым!  У  Афины
тоже была фотка в рамке, пусть и не такой добротной.
   И на фотке тоже были двое; но  место  модели  из  каталога  Кристиана
Лакруа занимала Афина!  Параноидальный  бред,  запущенный  рукой  Романа
Валевского, продолжался, пора бы  уже  смириться  с  этим.  Бред,  бред,
бред!.. Она принимает  приглашение  случайного  человека,  и  дом  этого
случайного  человека  оказывается  опосредованно  связанным  с   мертвой
греческой богиней!
   Здесь не только стакан разобьешь!..
   Лена присела на корточки и принялась собирать осколки. Через  секунду
к ней присоединился Сергей. Теперь его  лицо  оказалось  совсем  близко,
довольно симпатичное лицо. Не жалящее в сердце,  не  сражающее  наповал,
подобно  лицу   Романа-Нео,   но   способное   увлечь   экзальтированных