любительниц малого каботажа. На целый уик-энд.
   Или подбить на  замужество  девиц  из  хорошей  семьи.  Прямые  брови
папочки - строгого, но справедливого; твердый рот старшего  брата  -  не
строгого и не справедливого, но позволяющего тебе флиртовать  со  своими
дружками; и  шалые  глаза  бойфренда,  отчаянного  малого,  подцепившего
где-то  хроническую  гиперсексуальность.   Все   это   было   совершенно
взаимоисключающим, но тем не менее мирно уживалось на одной физиономии.
   - Простите меня, ради бога, -  пробормотала  извинения  Лена.  -  Как
неловко все получилось.
   - Ничего, - его великодушию  и  долготерпению  не  было  конца.  -  Я
понимаю ваше состояние.
   Скажите пожалуйста, он понимает!
   - Нет, вы не понимаете... Сегодня днем я была на опознании.
   - Ваш близкий друг...
   - Нет. У нас в театре работала актриса, - господи,  какая  чудовищная
ложь - "театр"! Назвать театром доморощенную  халтуру  спившегося  мэтра
можно было только с большого бодуна. Халтура не тянула даже на площадной
балаган в черте оседлости. - Она.., умерла, эта актриса. Ее звали Афина,
красивое имя, правда?..
   - Мне не нравится. Слишком претенциозно. - Развивать тему с Афиной он
не спешил.
   - ..и редкое, - продолжала упираться Лена.
   - Не такое уж редкое. У меня, например, тоже была знакомая Афина.
   - У вас?
   - Ну, не у меня лично. Так звали девушку моего друга.
   "Моего  друга",  того  самого,  который  держался   за   штурвал   на
фотографии. "Мой друг" Сергея и "просто приятель" Афины были одним и тем
же человеком. Теперь Лена знала это точно.
   - Звали? Они  расстались?  -  Вопрос  сам  по  себе  не  мог  вызвать
подозрений:  обыкновенное   праздное   любопытство   девицы,   способной
сострадать любовным историям с плохим концом.
   - Да нет. Тут все сложнее. Он погиб в прошлом году.
   Лена глубоко вздохнула. Еще одна смерть, которая, слава  небесам,  не
имеет к ней никакого отношения. Но сейчас хотя бы понятно, почему  Афина
так расстроилась, когда она обратила внимание на  фотографию,  и  почему
фотография так  быстро  и  так  бесповоротно,  исчезла.  Лимит  верности
покойнику был исчерпан, и возвращаться к прошлому она не хотела,  только
и всего.
   - А девушка? Что с ней случилось потом?
   - Откуда же я знаю? Это ведь была не моя девушка. Она  исчезла.  Даже
на похороны не пришла. Я, во всяком случае, больше никогда ее не видел.
   По лицу Сергея  промелькнуло  брезгливое  выражение:  не  ту  девушку
выбрал себе его друг, ох, не ту. Оказаться такой дрянью, чтобы  даже  не
исполнить необременительного последнего долга перед  покойным!  Уж  его,
Сергея, девушка была бы в  этой  ситуации  на  высоте.  Уж  его  девушка
бросилась бы в могилу  вместе  с  гробом  возлюбленного,  предварительно
порвав  на  себе  все  волосы.  Или  совершила  бы  харакири   прямо   у
кладбищенской ограды.
   - А ваш друг - почему он погиб?
   - Несчастный случай на регате. Он был яхтсменом,  так  же  как  и  я.
Часть дома.., где мы встретились с  вами,  она  принадлежала  ему.  А  в
эллинге до сих пор стоит его яхта.
   Вот это да! Новости валились на Лену со  всех  сторон,  и  клубок  из
мертвых тел сворачивался  все  туже.  Афа  любила  (или  была  увлечена)
яхтсменом, тут все понятно, такое с каждой может  случиться.  В  Лениной
жизни, как раз перед  Гжесем,  тоже  был  недолгий  период  токования  с
перворазрядником по настольному теннису. Это, конечно, не яхта, но  тоже
впечатляет. Другое дело - Роман Валевский.  Вот  уж  кто  был  далек  от
парусного спорта!.. Или все-таки не так  далек,  как  ей  показалось  на
первый взгляд?
   - Вы знали Романа? - напрямик спросила Лена.
   - Какого Романа?
   - Его нашли в понедельник в доме вашего друга.
   - Значит, его звали Роман...
   - Да.
   - У меня есть  несколько  знакомых  Романов,  но  я  вернулся  только
сегодня утром и никому еще не звонил.
   Он сказал это совершенно бесстрастным голосом. Похоже, мысль  о  том,
что жертвой убийства  мог  оказаться  кто-то  из  друзей,  нисколько  не
взволновала его.
   - Роман Валевский, он известный танцовщик.
   - Нет, я не знал Романа Валевского, известного танцовщика. Извините.
   - А ваш друг?
   Сергей укоризненно посмотрел на  Лену:  ну,  вы  даете,  девушка!  Не
слишком ли много казенных вопросов для человека,  пережившего  несколько
смертей и вернувшегося с опознания? Лена и сама понимала, что  взяла  не
совсем верный тон.
   - Для меня это очень важно, поймите!.. - Она  попыталась  максимально
смягчить ситуацию.
   - Я ничем не могу вам помочь.
   - А как звали вашего друга?
   - Зачем вам это?.. Вадим. Вадим Антропшин.
   В разговор неожиданно вклинился Пашка, до этого молча наблюдавший  за
происходящим.
   - А что такое "Такарабунэ"? - спросил он.
   Сергей набрал в рот воздуха.., и ничего вразумительного не ответил.
   - Я  не  помню.  По-моему,  что-то  японское.  Связанное  с  каким-то
ритуалом. Или сам ритуал.
   Засиживаться у яхтсмена дальше не имело никакого смысла.  Они  и  так
злоупотребили его гостеприимством, расколотив стакан.
   - Мы, пожалуй, пойдем, - сказала Лена.
   - Да, конечно... Извините, что задержал.
   - Это вы извините.
   Дознаватель  из  тебя  никакой,  подумала   Лена,   когда   за   ними
захлопнулась входная дверь. И аналитик  тоже.  И  на  языке  образовался
мозоль от томительных и никому  не  нужных  расшаркиваний:  извините  за
беспокойство,  извините  за  стакан,  извините   за   наглеца-мальчишку,
извините за  выуженное  имя  друга...  Извините,  извините,  извините...
Извини и ты, Роман, но связать тебя с этим задымленным  парусами  местом
тоже никак не получается.  С  Афой  и  яхтсменом  все  более  или  менее
понятно: она была его девушкой, он - ее парнем. Тут уж  ни  убавить,  ни
прибавить. Но Роман...
   Порыв влажного горячего  ветра  заставил  Лену  поежиться:  пока  они
сидели у Сергея, погода испортилась. Горизонт заволокло облаками,  Залив
потемнел и распух от волн,  а  окрестности  оглашало  равномерное  тихое
постукивание: это билась о пирс яхта "Посейдон".
   - Пойдем, - поторопила Пашку Лена. - Нужно успеть к машине до дождя.
   Иначе промокнем до нитки, а у меня предрасположенность  к  простудным
заболеваниям.
   Но Пашка и не думал никуда уходить.
   Он не спускал глаз с яхты.
   - Ты видишь? - страшным голосом прошептал он.
   - Что?
   - Вон там, на мачте!
   Но Лена и сама уже увидела это. На мачте "Посейдона" развевался флаг.
Впрочем,  не  флаг  даже  -  вымпел.  Узкая  длинная  рыбина.   Той   же
фантастической, невообразимой породы, которую выловил из рук Нео  Пашка.
И которой было обмотано сейчас ее запястье...
 
*** 
 
   ...Непруха  началась  сразу  же,  как  только  Бычье  Сердце  покинул
Управление. Он так  долго  и  мучительно  раздумывал,  ехать  ли  ему  в
"Лиллаби" на встречу с Лу Мартином или мысленно  послать  его  подальше,
что в конечном итоге пришлось брать тачку, чтобы не опоздать.  С  тачкой
тоже вышла заминка: никто не хотел брать в  салон  громилу  со  свирепой
физиономией серийного убийцы. Наконец  над  ним  смилостивился  какой-то
хрен на "Ауди" с побитым передком. Хрен  запросил  неподъемную  сумму  в
семьдесят рублей, хотя красная цена  променада  к  "Лиллаби"  составляла
полтаху. Деваться было некуда, и Бычье Сердце согласился с грабительской
таксой. Но всю дорогу шумно вздыхал: то  ли  из-за  пущенного  на  ветер
кровного семидесятника, то  ли  из-за  репутации,  над  которой  нависла
реальная угроза, то ли из-за непрочности джинсовой ткани,  изготовленной
турецкой артелью "Коне". Не-ет,  на  встречу  с  такими  педриликанскими
отбросами,  как  Лу  Мартин,  нужно  надевать  глубоководный  водолазный
скафандр. И минировать гульфик - только так можно  обезопасить  себя  от
грязных поползновений.
   Бычье Сердце десантировался у "Лиллаби" в восемь часов две минуты, но
Лу Мартином в окрестностях и не пахло. Это обстоятельство привело  Бычье
Сердце в неописуемую ярость (не хватало еще, чтобы  жертва  в  семьдесят
рублей была принесена напрасно!). Костеря гнойного пидора на  все  лады,
Бычье Сердце плюхнулся на ближайшую  скамейку  в  садике  у  особняка  и
закинул  ногу  за  ногу.  Ну  что  ж,  какое-то   время   он   подождет.
Непродолжительное. Минут пятнадцать, не больше.
   Пятнадцать минут плавно перетекли в следующие пятнадцать,  и  за  это
время Бычье Сердце успел вспомнить все известные ему ругательства.  Даже
те, о существовании которых позабыл в пятом классе средней школы.  Майор
так увлекся нецензурными эпитетами в  адрес  Лу  Мартина,  что  даже  не
заметил, как из дверей "Лиллаби" выпорхнула какая-то балетная девица.  В
любое другое время Бычье Сердце по  достоинству  оценил  бы  ее  точеную
фигурку и узкое личико, но из-за  гниды  Лу  Мартина  прелести  красотки
оказались невостребованными. Даже тогда, когда она  вплотную  подошла  к
Бычьему Сердцу. Несколько секунд канарейка, выпорхнувшая  из  "Лиллаби",
разглядывала Антоху, а потом спросила:
   - Вы Антон Сникерс?
   - Реверс, - раздраженно ответил Бычье  Сердце,  не  обратив  никакого
внимания на слегка вздернутый нос девицы. И на ее губки -  как  раз  той
степени припухлости, которой он всегда восхищался.
   - Вас-то мне и нужно, - обрадовалась девица.
   После  такого  многообещающего  вступления  балетная  моль   сообщила
Бычьему Сердцу, что подлец Лу Мартин задерживается на репетиции,  просит
его извинить и подождать полчаса, если имеется такая возможность. И если
Бычье Сердце не возражает, она может проводить его на малую  сцену,  где
как раз вышеозначенная  репетиция  и  идет...  Пространная  речь  девицы
сопровождалась многозначительными взглядами, ужимочками  и  ухмылочками:
мол, не тушуйся, майор, не ты первый, не ты последний,  вон  Петр  Ильич
Чайковский тоже грешил содомией, но любим мы его не только  за  это.  От
эскорта Бычье Сердце благоразумно отказался, с тоской  подумав,  что  Лу
Мартин, чтоб ему ни дна ни  покрышки,  уже  успел  сделать  ему,  майору
Сиверсу, - кондовому гетеросексуалу, брутальному мачо, - такую рекламу в
"Лиллаби", что отмываться придется до конца жизни.
   Исполнив поручение, девица скрылась  в  стенах  танцхрама,  а  спустя
несколько минут за ней потянулся и сам Бычье Сердце.
   Сидеть на юру, оплеванному и подозреваемому в несуществующих  грехах,
ему вовсе не улыбалось.
   Бесцельно пошатавшись по пустым коридорам "Лиллаби", майор свернул  в
административное  крыло,  прошелся  по   ковровой   дорожке,   очевидно,
выклянченной в  американском  консульстве,  и  оказался  возле  кабинета
Максима Леонидовича Векслера.
   Дверь  в  нору  империалистического  подпевалы  оказалась   прикрытой
неплотно, и Бычье Сердце оперативно вспомнил об Афине Филипаки, нигде  и
никем еще не засвеченной. И о Лике Куницыной заодно. Теперь он  знал  об
экс-приме несколько  больше,  чем  в  свой  первый  визит  в  "Лиллаби".
Возможно, и пухлый  директор  поведает  ему  что-нибудь  новенькое,  так
сказать, в свете открывшихся обстоятельств. Не сразу,  конечно,  он  еще
тот угорь, но,  вздрюченный  Лу  Мартином,  Бычье  Сердце  был  исполнен
решимости припереть к стенке хоть кого-нибудь. И глава "Лиллаби" в  этом
плане был не самой бросовой кандидатурой.
   Бычье  Сердце  сделал  несколько  глубоких  вдохов,  подтянул  живет,
поиграл застоявшимися бицепсами и коротко стукнул в дверь. И  вошел,  не
дожидаясь ответа.
   Картина,  открывшаяся  глазам  Бычьего  Сердца,  привела   майора   в
секундное замешательство. Максим Леонидович сидел в кресле  с  несколько
отрешенным взглядом, лоб его был  покрыт  испариной,  по  толстым  щекам
стекали  капли  пота,  шейный  платок  сбился  набок,  а  полы   пиджака
распахнуты.
   Максим Леонидович издавал булькающие звуки и раскачивал кресло,  а  в
области стола наблюдалось едва заметное движение.
   - Вы ко мне? - просипел  Максим  Леонидович,  окидывая  Бычье  Сердце
мученическим взглядом.
   - Похоже, что к вам.
   - Подождите минутку...
   - Минутку подожду, - легко согласился Бычье Сердце, но с места так  и
не сдвинулся.
   - Вы не могли бы... Ах ты господи!..
   Директор "Лиллаби"  скосил  глаза  вниз,  потом  снова  посмотрел  на
майора: сам должен понимать, старичок, такое дело, все мы живые люди. Но
Бычье Сердце понимать отказывался, уж слишком сильно задел его проклятый
выкормыш из гнезда современного балета. Поняв, что чертов мент никуда не
уйдет, Максим Леонидович нагнулся и почти исчез из поля  зрения  Бычьего
Сердца. После непродолжительной возни он снова возник над столешницей  -
в застегнутом на все пуговицы пиджаке. И возник не один: следом за тушей
Векслера показалось субтильное тельце молодой девушки.
   Девушка держала в руках папку, которую тотчас же бросила на стол.
   - Спасибо, Ольга, - пролепетал Векслер.
   Не говоря ни слова, девушка вышла из-за стола и направилась к выходу.
   -  Жена?  -  невинно  поинтересовался  Бычье  Сердце,  когда  за  ней
захлопнулась дверь.
   Максим Леонидович посерел и сглотнул слюну.
   - Ну, это, как говорится, ваше личное дело... А меня  привели  к  вам
совсем другие дела. Я бы сказал - общественные.
   - Я слушаю.
   Бычье Сердце шлепнулся в  гостевое  кресло  и  принялся  бесцеремонно
разглядывать зажиревшего ловеласа.
   - Я слушаю, слушаю, - заискивающе пробормотал Векслер.
   - Афина Филипаки. Наслышаны о ней?
   - А...
   "Откуда вы знаете?" - хотел, видимо, сказать Векслер. Но промолчал.
   - Ей вроде бы прочили главную роль в новой  постановке,  -  подбодрил
директора Бычье Сердце. - Или нет?
   - Я не в курсе дела, - наконец-то промямлил Максим Леонидович.  -  Во
всяком случае, в штате "Лиллаби" Афина Филипаки не состоит.
   - Значит, не в курсе.
   - Не то чтобы совсем не в курсе, -  пристальнее  взглянув  на  крепко
сбитую фигуру майора, Векслер решил пойти на попятный. -  Ходили  слухи,
что Роман подыскал новую исполнительницу для одной из главных ролей.  Но
это были лишь предварительные переговоры, и я к ним  никакого  отношения
не имел...
   - Не имели, значит.
   -  Видите  ли,  "Лиллаби"  работает  на   контрактной   основе...   И
администрация   подключается   только   тогда,   когда    художественный
руководитель принимает окончательное решение - брать или не  брать  того
или иного артиста в постановку. Никаких данных об Афине  Филипаки  Роман
мне не предоставил. Из чего я делаю вывод,  что  вопрос  с  приглашением
этой актрисы оставался открытым...
   - Легко свалить все на мертвого, а, Леонидыч?  -  дружески  подмигнул
Бычье Сердце директору.
   - Вы... На что вы намекаете? - взвился директор.
   - Ни на что.  -  Куснув  Векслера,  Бычье  Сердце  снова  вернулся  в
порядком пересохшее официальное русло. - В конфликте между  Валевским  и
Куницыной участия не принимали?
   - Какой конфликт? Не было никакого конфликта. Я уже  говорил  вам,  у
нас  работают  единомышленники,  сотворцы.  Это  -  основа   процветания
"Лиллаби"...
   - Да бросьте вы, Максим Леонидович.
   Следствию известно, что в последнее время Валевский и Куницына, мягко
говоря, не очень-то ладили. И яблоком раздора послужила  как  раз  Афина
Филипаки. Валевский прочил ей главную роль в  новой  постановке,  с  чем
Куницына была категорически не согласна. Главную, а не одну из  главных,
как вы изволили здесь заметить.
   Гла-вну-ю.
   Векслеру наконец-то удалось взять себя  в  руки.  Шейный  платок  был
заново повязан, пот с брылей испарился,  а  лоб  очистился  от  порочных
морщин вожделения.
   - Возможно,  Роман  и  предложил  этой  девушке  главную  роль,  -  с
достоинством произнес директор. - Так сказать, кулуарно. Но  теперь  это
не имеет никакого значения, как вы понимаете. Романа больше нет.
   И спектакль будет ставить другой человек.
   Если этот человек решит, что лучшей кандидатуры на Сильвию Баррет  не
подобрать, протеже Валевского получит роль. Если нет  -  то  нет.  Я  не
вмешиваюсь в творческий процесс.
   - И кто же этот другой человек? -  поинтересовался  Бычье  Сердце.  -
Евгений Мюрисепп, не так ли?
   - Евгений Мюрисепп был вторым  балетмейстером,  он  стоял  у  истоков
проекта.
   Естественно, что руководство будет поручено ему. Во всяком случае, на
данном этапе.
   - Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло,  -  сделал
простодушный вывод Бычье Сердце. - При Валевском  у  Мюрисеппа  не  было
никаких шансов возвыситься, а теперь, пожалуйста,  постановка  переходит
под его полный контроль.
   - Это не совсем так, майор. Роман был человеком с именем и, я бы даже
сказал, -  с  харизмой.  Женя...  Евгений  Мюрисепп  таким  влиянием  не
обладает. Даже в "Лиллаби". Думаю, все вопросы  по  шоу  будут  решаться
теперь коллегиально.
   Коллегиально,  коню  понятно.  И  состав  коллегии  тоже   определен:
толстопузый   шалун,   стерва-балеринка   и   балеринкин   подкаблучник.
Рома-балерун, равно как его  потенциальная  пассия  Афина  Филипаки,  не
имеет отныне права голоса. Отныне они никто, ничто и звать никак.
   - Мне нужен адрес Афины Филипаки, - сказал Бычье Сердце.
   - Помилуйте, майор! Откуда же я могу знать ее  адрес?..  Я  ведь  уже
говорил вам, в штате она не числится.
   Глаза Векслера сделали очередную попытку вырваться из клети орбит.  В
них было столько преувеличенного недоумения и детской обиды,  что  Бычье
Сердце сразу же понял: добрейший Максим Леонидович лжет.  Неважно  -  по
принуждению или по собственной инициативе, но лжет. Сюжет с новой примой
был более разветвленным, чем могло показаться на первый взгляд.
   Очевидно, Роману  Валевскому  удалось  отстоять  свою  протеже  и  на
административном уровне. И Лика начала  действовать  и  угрожать  своему
бывшему мужу, когда узнала об этом. И уж не  сам  ли  засланный  казачок
Максим Леонидович сообщил ей об этом?
   Бычье Сердце легко поднялся, обошел стол  и  вплотную  приблизился  к
расплывшемуся  в  кресле  директору  "Лиллаби".  Через  секунду  он  уже
наматывал на кулак концы векслеровского щегольского платка.
   - Значит, так, лосяра, - почти любовно прошептал Бычье Сердце,  глядя
в жидкую сморщившуюся переносицу директора. -  Со  мной  такие  вещи  не
проходят, заруби это  на  своем  вялом  члене.  Или  ты  бросаешь  фуфло
засаживать и сообщаешь мне все, что знаешь об Афине Филипаки, или  через
десять минут тебя  увозит  отсюда  карета  "Скорой  помощи".  С  паховой
травмой.
   И конец твоим забавам. И с женой, и с любовницами, хоть коллегиально,
хоть как.
   - Отпустите, - прохрипел  Максим  Леонидович.  -  Я  буду  жаловаться
вашему начальству!
   - Ах,  ты  будешь  жаловаться,  дятел,  рвань  дохлая,  -  несказанно
обрадовался майор, еще туже сжимая концы платка. -  Ну,  тогда  сюда  не
"Скорая помощь" приедет, а труповозка. Катафалк. Что решаем?
   - Хорошо... Я покажу...
   Бычье Сердце  ослабил  хватку,  а  потом  и  вовсе  отпустил  Максима
Леонидовича. Несколько секунд Векслер просидел, хватая воздух посиневшим
ртом, после чего полез в стол. И на свет божий была извлечена  тоненькая
папка.
   - Вот. Это все.
   В папке оказался трехстраничный  контракт,  где  сторонами  выступали
театр  современного  балета  "Лиллаби"  в   лице   его   художественного
руководителя Романа Валевского и Афина Филипаки. На  последней  странице
маячили реквизиты сторон и подписи. Вернее, подпись была только  одна  -
самого Романа Валевского. Автограф же Афины Филипаки отсутствовал.
   - Она его не подписала? - удивился Бычье Сердце.
   - Она должна была его подписать. В этот понедельник.
   - И?..
   - Мы договорились с ней на одиннадцать утра. Я специально  передвинул
несколько встреч ради этих одиннадцати часов...
   - И?
   - Она не приехала. Ни в одиннадцать, ни в двенадцать. Дольше ждать  я
не мог, уехал по  делам.  Ну,  а  во  вторник...  Вы  сами  знаете,  что
происходило в "Лиллаби" во вторник. Тут  уж  было  не  до  какой-то  там
артисточки.
   - Вы хотите сказать, М