Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
ь возвращаться на
место.
Какой там таунхауз на берегу Залива!
Злополучный таунхауз не стоил и десятой доли того, что (по разумению
Бычьего Сердца) стоила начинка квартиры. Для начала его оглоушили две
напольные китайские вазы - каждая размером с мартышкинских изыскателей:
Виталия Печенкина и его дружка. Вазы томно поблескивали в полутьме
коридора, и свету, струившемуся от них, было веков десять, никак не
меньше.
Это понял даже профан Сивере, не имеющий никакого понятия о
прикладном искусстве Юго-Восточной Азии. С вазами прекрасно
гармонировали затянутые шелком стены. На шелке были разбросаны птицы и
цветы. Невиданные птицы и невиданные цветы. Судя по возрасту, птицы
принимали самое деятельное участие в изобретении пороха, а цветы были
свидетелями изобретения бумаги. С потолка свешивалась парочка
штандартов, украшенных лентами. Штандарты были явно моложе шелка на
стенах, но значительно старше Бычьего Сердца - столетий эдак на пять.
Композицию завершала вереница бумажных фонариков.
Бычье Сердце, вечно путавший Японию и Китай, нисколько бы не
удивился, если бы его встретил отряд самураев в полном вооружении. Но
его встретила кругленькая дама лет шестидесяти. И на ней не было даже
кимоно. Простенькая учительская блузка и такая же незатейливая юбка -
вот и вся униформа смотрительницы музея. Охрана тоже была музейной (во
всяком случае, так показалось Бычьему Сердцу) - три врезных замка на
входной двери, цепочка, щеколда и сигнализация. Не хватало только
лазера, видеокамер и сенсорных датчиков.
Дама сквозь зубы пригласила Бычье Сердце на кухню, - очевидно, чтобы
не добивать сдержанной роскошью окончательно. Но в приоткрытую дверь
комнаты Бычье Сердце заметил целый алтарь раскосых божков и богинь,
коллекцию музыкальных инструментов, больше похожих на раз резанные плоды
экзотических растений.
И несколько ширм с пейзажами и жанровыми сценками.
На кухне Бычье Сердце наконец-то перевел дух, а усевшись на
простенький совдеповский стул, и вовсе повеселел.
- Антропшина Калиствиния Антоновна? - бодро начал он.
- Нет. Маргарет Тэтчер, - едко заметила дама, намекая на
бессмысленность вопроса.
Бычье Сердце втянул ноздрями воздух и хмыкнул.
- Ну, а я - майор Сивере, Антон Александрович. Со мной вы уже
знакомы. Заочно.
- Лучше бы мы им и ограничились. Заочным знакомством.
- Я понимаю, - начал Бычье Сердце, но дама самым беспардонным образом
перебила его:
- Нет. Вы не понимаете. Я не люблю ваше ведомство.
Калиствиния Антоновна послала Сиверсу взгляд, исполненный усталой
брезгливости. Но не таков был Бычье Сердце, чтобы принимать близко к
сердцу недовольство населения органами правопорядка.
- Приступим к делу... Вы уже знаете, что в вашем.., м-м.., загородном
доме найдено тело молодого человека. Фамилия Валевский ничего вам не
говорит?
- Ничего, если вы не имеете в виду любовницу Наполеона.
Решили поиздеваться над работником милиции, Калиствиния Антоновна? Ну
что ж, хорошо.
Бычье Сердце вынул из кармана пиджака пачку фотографий и жестом
заправской гадалки раскинул их перед дамой.
- Это он? - осторожно спросила Калиствиния Антоновна, мельком
взглянув на снимки.
- Покойный, - подтвердил Сивере. - Валевский Роман Георгиевич.
Никогда его не видели и никогда с ним не встречались?
- Никогда.
- Между прочим, довольно известный.., деятель искусств. Танцовщик.
Хореограф.
- Я далека от хореографии, - сказала Антропшина, поправляя жабо на
пышной груди.
Да уж!.. Без толку потоптавшись на трупе еще три минуты, Бычье Сердце
решил зайти с другого конца.
- Вы получили место в кооперативе в 1985 году?
- Мой покойный муж получил его. Он был секретарем Союза писателей.
Поэт Цезарь Антропшин, может быть, слышали?
- Как же! - не моргнув глазом, соврал Бычье Сердце. - Не только
слышал, но и читал. Замечательный был поэт! ;
- Ну, поэт он, положим, был никакой, - остудила пыл Сиверса
Калиствиния Антоновна. - Зато человек отменный.
- Приношу свои соболезнования...
- Бросьте. Цезарь Львович действительно получил место в лодочном
кооперативе "Селена". Для нашего сына. Вадим и жил там в последние годы.
Он, яхтсмен. Хороший яхтсмен.
Ну-у, пошли дела кое-как! Во всяком случае, личность яхты
"Такарабунэ" прояснилась. Она наверняка принадлежит Вадиму Антропшину.
Да и секция в таунхаузе, скорее всего, тоже. Вот только оформлена она
почему-то на мать...
- А я могу поговорить с вашим сыном, Калиствиния Антоновна?
Антропшина снова поправила жабо:
- Я знаю всех без исключения приятелей Вадима. Всех его друзей. Это
очень специфический круг - спортсмены, моряки... Боюсь, что хореографа
Романа Валевского среди них нет.
- И все же я хотел бы побеседовать с Вадимом.
- Это невозможно, - вцепившись пальцами в край стола, тихо сказала
Антропшина. - Вадим погиб год назад. В Финском заливе, во время парусной
регаты "Балтийский ветер". Вот так-то, молодой человек.
Калиствиния Антоновна надолго замолчала. Молчал и Бычье Сердце:
пошлое "приношу свои соболезнования" от назойливого опера Антропшиной ни
к чему.
Муж - это муж, а сын - это сын. Родная кровь, травиночка, былиночка,
мальчик любимый, нежный, сильный... Дурак ты, Антон Сивере, отправился к
вдове поэта, ничего о ней не выяснив, - вот и поделом тебе!.. Подобные
ситуации Бычье Сердце терпеть не мог, в подобных ситуациях он чувствовал
себя разрушителем храма, осквернителем могил, кладбищенским вором без
креста.
Впрочем, вина майора Сиверса была не так уж велика: он получил на
руки лишь официальные сведения, а запойный сторож кооператива никаких
вразумительных показаний не дал. Он вообще утверждал, что в "Селене"
бывают две-три персоны от силы. Да и постоянно пьющему человеку все люди
кажутся на одно лицо - лицо с водочной этикетки "Столбовая".
- По документам дом принадлежит вам, - выдоил из себя Бычье Сердце
после затянувшейся театральной паузы.
- После смерти мужа - мне. Я столько раз просила Вадима их
переоформить... Он только отмахивался - терпеть не мог бумажной
волокиты... Так ничего и не сделал. А я и была там всего несколько раз.
В последний перевезла его вещи. Мебель кое-какую. Так, по мелочи...
Он настоящий спартанец, обходился малым.
Так вот чем объяснялась гулкая пустота двухэтажной надстройки над
эллингом!
В четырех комнатах оперативники нашли лишь стол, два стула и
старенький диван.
Вещи бросовые и никому не интересные.
А уж тем более Сиверсу с Дейнекой: наверх ни Валевский, ни его убийца
не поднимались. Зато там побывал неугомонный Василий Васильевич
Печенкин. Но вытащить стол и диван, по-видимому, не решился.
А возможность (если учесть, что эллинг стоял открытым) была. Была
возможность!
- Ключи от дома у вас?
- Одна пара у меня.
- А другая? - оживился Бычье Сердце.
- Другая у Сережи Кулахметова. Это друг Вадима, тоже яхтсмен. Он
постоянно живет в "Селене", в соседнем блоке.
Бычье Сердце живо припомнил центральную часть дома, поделенного на
три секции. Только одна - центральная - выглядела относительно жилой.
Фамилию Кулахметов Сивере тоже встречал - в домовой книге "Селены".
- Судя по всему, вы поддерживаете с ним отношения?
- Он был близким другом Вадима, - отрезала Калиствиния Антоновна. -
Так что отношения мы поддерживаем. Естественно, когда Сережа бывает в
Питере.
- Бывает в Питере?
- Он спортсмен, мастер спорта международного класса. Часто ездит на
соревнования. Он и сейчас за границей. В Марселе, на гонках. Уехал
десять дней назад.
Поразительная осведомленность!
- Сережа звонил мне перед отъездом.
Он меня не забывает, - с плохо скрытой гордостью произнесла
Антропшина.
Плохо скрытой и вполне понятной гордостью: видишь, ментяра Сивере,
какие у моего сына настоящие друзья! Видишь, ментяра Сивере, каким
настоящим был мой сын! Его нет, а свет, идущий от него, остался.
- Я вот еще что хотел спросить, Калиствиния Антоновна. - Бычье Сердце
оценил значительность момента и почтительно нагнул голову. - Яхта в
эллинге...
- Это яхта моего сына. Он сам ее по строил. Я не хотела ее продавать,
хотя Сережа и говорил мне... Может быть, и стоило продать ее до того,
как... - Антропшина осеклась.
"До того, как детище сына было осквернено случайным убийством
случайного хореографа. Как будто другого места не нашлось", - мысленно
закончил Бычье Сердце.
- А что за странное название - "Такарабунэ"? - На то, чтобы выучить
этот бессмысленный набор звуков и произносить его без запинки. Бычье
Сердце ухлопал два с половиной часа. И теперь имел полное право
поинтересоваться.
- Такарабунэ в переводе с японского - "корабль сокровищ". Его команда
состоит из ситификудзин... - Калиствиния Антоновна с сомнением
посмотрела на низкий, как у питекантропа, лоб Сиверса. - А впрочем, не
буду утомлять вас подробностями...
- Отчего же. Мне интересно, - промямлил Бычье Сердце с обидой в
голосе.
Но Антропшина была непреклонна.
- Не думаю, что это относится к делу, которое вы расследуете. Вадим
увлекался Японией, это у него от деда. Моего отца.
Он был очень известным востоковедом, крупнейшим специалистом по
истории Японии и Китая. Двадцать лет прожил в Харбине, работал в нашем
торгпредстве в Токио...
И неплохо работал, судя по всему! Вон сколько антикварного барахла
нахапал!
- Коллекция, которую я храню, принадлежит ему.
"А надо, чтобы народу", - с неожиданной злостью подумал Бычье Сердце.
- После моей смерти она перейдет музею этнографии, - Антропшина,
похоже, прочла немудреные мыслишки Бычьего Сердца. - Надеюсь, я ответила
на все ваши вопросы, молодой человек?
- Почти.
- Что-то еще?
- Скажите, ваш сын курил?
- Нет. Он вел здоровый образ жизни.
Он был спортсменом, я уже вам говорила.
А почему вы спрашиваете?
- Видите ли, в каюте яхты мы нашли пачку из-под сигарет "Вог".
Тоненькие такие, женские.
- Я знаю, - неожиданно резко перебила Сиверса Калиствиния Антоновна.
- Не нужно мне объяснять. Такие сигареты курила его.., приятельница.
По тому, как было произнесено это слово, Бычье Сердце сразу понял:
отношения Антропшиной и "приятельницы" Вадима катастрофически не
сложились. По одной простой причине - ночная кукушка дневную перекукует.
- Да. Его приятельница, - с нажимом повторила Антропшина.
Господи ты боже мой, каких только смыслов не вложила она в
простенькое словцо! Вернее, смысл был один: "Бикса, шалашовка,
развратная девка; потаскуха со Староневского; охотница до чужого добра;
паразитка, которой лишь бы глаза залить да голой на столах краковяк
отплясывать; пол-Питера оприходовала с грудью наперевес, а то и
пол-России, а то и пол-Европы, тьфу, тьфу, изыди, сатана!!!"
- Приятельница? - прикинулся простачком Бычье Сердце. - Близкая
подруга?
- Не знаю, насколько близкая, - скрипнула зубами Калиствиния
Антоновна. - Я ее пару раз видела, не больше.
Но этого хватило, чтобы запомнить сигареты "Вог". Ничего
удивительного, при такой клинической неприязни не то что сигареты
запомнишь, но и стрелку на чулке.
И потом это "Я ее пару раз видела, не больше"... Уж не в постели ли с
сыном ты их застукала? С хитрыми приспособлениями из ближайшего
секс-шопа?
- И как зовут приятельницу? Хотелось бы с ней побеседовать.
- Не помню, - поспешно солгала Антропшина. - То ли Фифа, то ли Эфа,
то ли Афа...
- Афа? - Бычье Сердце был поражен. - Что за имя диковинное?
- Какое есть. За что купила, за то и продаю.
- А координаты у вас имеются?
- Нет.
- А у друга вашего сына? Сергея Кулахметова?
- Не знаю. Не думаю.
Судя по едва заметной одобрительной улыбке Калиствинии Антоновны,
близкий друг семьи Антропшиных Сергей Кулахметов в порочащих связях
замечен не был.
А если и позволял себе расслабиться, то только со стерильными и
богопослушными прихожанками баптистского молельного дома.
- Ну что ж, Калиствиния Антоновна, - Бычье Сердце поднялся со стула.
- Спасибо за информацию. И извините за беспокойство. Если возникнут
какие-нибудь вопросы, я с вами свяжусь.
- Надеюсь, что не возникнут, - вполне искренне ответила Антропшина.
Чаем, на который по привычке надеялся Бычье Сердце, она его так и не
напоила.
***
...Это был тот самый джип.
Черный "Лексус" 2000 года выпуска, номерной знак А0280А.
Джип щурился на солнце и был единственным, кто не проявлял признаков
беспокойства: островок стабильности в волнующемся море "Лиллаби". Для
того, чтобы понять это, Бычьему Сердцу понадобилось пятнадцать минут.
Пятнадцать минут он отирался у "Лексуса". И наблюдал за происходящим в
садике у особняка, который занимало сейчас проамериканское гнездо
современного балета.
Садик с десятком вычурных чугунных скамеек кишел народом. Народом
специфическим и редко встречавшимся в мясницкой карьере Бычьего Сердца.
Юноши, похожие на девушек, и девушки, похожие на птиц. На диких птиц.
Или на ручных хорьков. Или на бесплотные, висящие на плечиках платья. У
Бычьего Сердца рябило в глазах от серебра, воткнутого в уши, пальцы,
носы и брови. У Бычьего Сердца чесалось в носу от духов и туалетной
воды, растекшихся по запястьям, подмышкам и ключицам. У Бычьего Сердца
сосало под ложечкой от тонких упругих балетных рук: сплетающихся,
расплетающихся, обвивающих другие руки.
Не его, Сиверса, кое-как на глазок присобаченные к плечам грабли, -
другие.
Они вообще были другими, все эти балетные мальчики и девочки. Не
мальчики и не девочки, коню понятно, но все равно, предательски юные.
Похабно стройные. Издевательски совершенные. В ярких немыслимых лосинах,
небрежных платках, забавных гетрах. Конечно, у балетных была и другая
одежонка, нерабочая - всякие там Гуччи-шмуччи, Кардены-мардены,
Версачи-фигачи... Бычье Сердце тихо вздохнул и посмотрел на себя глазами
балетных: замызганная потнючая футболка, мятый пиджачишко и
подстреленные джинсы никому не известной турецкой артели "Коне". Все это
тряпье было куплено на Апрашке <Центральный вещевой рынок
Санкт-Петербурга.> с единственной целью - прикрыть кусок нездорового
ноздреватого мяса по имени Антон Сивере.
"Надо заниматься физкультурой. А лучше - акупунктурои. А лучше йогой,
- подумал Бычье Сердце и принялся яростно чесать брюхо. - А лучше ничем
не заниматься, а потрясти как следует всех этих балетных аскарид. Не
ущучу, так хоть развлекусь".
...Развлекаться Бычье Сердце начал с кабинета директора "Лиллаби"
Максима Векслера.
Максим Векслер оказался обладателем двойного подбородка и рыхловатой
фигуры, что несколько утешило Бычье Сердце.
Векслер отнесся к Антохе как к родному, усадил в кресло и даже
предложил хряпнуть коньячку.
- Я на службе, - мягко запротестовал Бычье Сердце.
- Да-да, конечно, извините, ради бога, - сразу опомнился Векслер. -
Просто голова кругом со всеми этими событиями.
Рома, Рома... Уму непостижимо! У вас уже есть версии?
- А у вас?
Векслер посмотрел на Бычье Сердце с испугом.
- Что вы! Какие версии! Для меня это как гром с ясного неба. Что же
теперь делать-то?
- В каком смысле? - осторожно поинтересовался Бычье Сердце.
- Вы понимаете... Наш проект "Русский Бродвей"... Он затевался под
Валевского. И деньги давали под Валевского.
В Америке его обожают. Да и в Европе тоже. Это же темперамент
Барышникова и нежность Нуриева! Новый русский гений танца!
Новый русский - это точно, судя по тачке.
- Рома, Рома! - продолжал заламывать руки Векслер. - Просто в голове
не укладывается! Милейший человек, все его любили... Да что там любили -
боготворили! Что же теперь будет со всеми нами?!
- А что будет? Ничего. Работайте, как работали.
- Не получится! - затряс обоими подбородками директор "Лиллаби". - От
Сороса уже звонили с соболезнованиями. И из американского консульства.
Они, конечно, дипломатически помалкивают, но проект на грани. На грани
проект!
Рыхлый космополит-директор, метущий подолом перед америкашками, стал
несколько раздражать Бычье Сердце.
- Так уж и на грани? - ощерившись в иронической улыбке, спросил он у
Векслера.
- Валевский не только исполнитель ведущих партий, он - хореограф.
Блистательный хореограф. Без него мы пропали...
- Ну, пока не пропали, ответьте на несколько вопросов, которые
интересуют следствие.
Максим Векслер тотчас же перестал причитать, нервно поправил шейный
платок и уставился на Бычье Сердце с почтением.
- Готов помочь, вот только не знаю, смогу ли я пролить свет...
- У Валевского были враги?
- Какие враги?
- Ну, не знаю... Другие хореографы, например, - ляпнул Бычье Сердце.
- Не такие блистательные...
- Что вы! - Векслер даже рассмеялся абсурдности предположения майора.
- Враги у Романа? Это нонсенс!
- Я слыхал, что в вашей.., так сказать, артистической среде люди не
очень ладят между собой. Живут как пауки в банке, одним словом.
- Пауки в банке не живут, - проявил завидную осведомленность о мире
членистоногих Векслер. - Пауки в банке умирают. Что же касается
артистической среды, как вы изволили выразиться... Конечно, и у нас
существуют завистники. Но завидовать можно таланту, который соизмерим с
другим талантом. Или - с бесталанностью, если угодно. Валевский - не
талант. Валевский - гений. А гениальность лежит в несколько иной
плоскости. Талант - имеет человеческую природу, а гениальность есть
промысел божий. И гению завидовать так же смешно и нелепо, как Иисусу
Христу. Или солнцу, если вы материалист. Или Акрополю, потому что ему
больше тысячи лет... Гений обречен либо на непонимание, либо на
идолопоклонничество. О зависти и речи быть не может... Нет, у Романа не
было врагов.
- Понятно. А когда вы видели Валевского в последний раз?
- Сразу скажу, что был не последним, кто видел его в.., добром
здравии, - моментально отбоярился от контактов с трупом Векслер.
- А кто видел его последним?
- Из наших?
- Из ваших.
- Лика Куницына и Женя Мюрисепп...
Видите ли, произошла довольно странная история. Как раз вечером в
прошлую пятницу... Они собирались на день рождения, сразу после
репетиции. Все втроем... К одному из наших меценатов... Он американец,
но человек русской, абсолютно русской души. Прекрасно разбирается в
нашей культуре, сам женат на русской. Его зовут Грэг Маккой, и у него
бизнес в России.
"Знаем мы этот бизнес, - с желчью подумал Бычье Сердце, - вынюхивать,
высматривать, прикармливать потенциальных предателей и разваливать
отечество изнутри. На пару с женой-шпионкой. Колобка Векслера тоже,
видать, прикормили. И даже раскормили на нашу голову. Ишь как
заливается, чуть из штанов не выпрыгивает".
- Мы все должны были встретиться у Грэга на вечеринке в честь дня
рождения.
Но Роман туда не приехал. То есть не доехал. Лика и Женя были с
ним...
- Может быть, пригласим их?
- Да-да, конечно, - засуетился Векслер. - Я к тому и веду. Информация
из первых рук всегда важна. Они все обстоятельно вам расскажут...
Через десять минут в кабинете директора появился молодой человек,
представленный Сиверсу как Евгений Мюрисепп.
Еще через пять подтянулась девушка - Лика Куницына.