. Заведовать аналитическим отделом.
   - До чего? До чего она могла докопаться?
   Чертов Лу Мартин!.. Вся тщательно продуманная Бычьим Сердцем  оборона
и  гроша  ломаного  не  стоила.  И  даже  если  бы  сейчас   майор   был
действительно облачен в водолазный скафандр,  пользы  от  него  было  бы
немного. Не больше, чем от туалетной бумаги, обмотанной вокруг бедер.  А
все из-за того, что гомик держал его за  штаны,  не  прибегая  к  помощи
наманикюренных ручонок. Он  все  рассчитал,  он  не  пытался  соблазнить
майора своими прелестями (это мероприятие  было  связано  с  риском  для
жизни), он не спешил подсунуть спекулятивные  брошюрки  сексолога  Игоря
Кона -  он  завлекал  Антоху  Сиверса  гипотетической  тайной.  Которой,
возможно, и сам не обладал. А если обладал?  Это  "если"  и  держало  на
привязи  Бычье  Сердце.  И  заставляло   терпеливо   сносить   ужимочки,
взглядики,  двусмысленные  фразочки  и  плохо  завуалированные   грязные
намеки.
   - Роман ведь не всегда  был  худруком  "Лиллаби",  правда?  Только  в
последние годы он стал богат и знаменит,  а  до  этого  была  еще  целая
жизнь.
   - Целая жизнь? - Бычье Сердце недоверчиво хмыкнул. - Вы  смеетесь?  В
двадцать лет - и целая жизнь?
   Лу Мартин лучезарно улыбнулся, он смотрел на окружающий мир со  своей
собственной колокольни, по цвету сливающейся с небом. На  колокольне  Лу
Мартина ценились упругая кожа,  зубы  без  пломб,  нерроговевшие  ногти,
отсутствие трещин на пятках, едва проклюнувшиеся мускулы, нежная поросль
на лобке и почти воздушная, не отягченная никакими житейскими проблемами
сперма. На колокольне Лу Мартина двадцать лет  были  довольно  приличной
цифрой. Самой подходящей  -  для  того,  чтобы  побродить  по  смотровой
площадке, показать язык всем колоколам, спугнуть всех жирных  голубей  и
начать утомительный спуск - к старости и смерти.
   - Это балет, дорогой мой майор. Год в нем идет за два, а то и за три.
Поройтесь в прошлом, ваша работа к этому располагает.
   - А у вас есть что рассказать об этом прошлом?
   - Видите ли... - Лу Мартин залпом выпил бокал  вина  и  уставился  на
Бычье Сердце слегка  поплывшими  глазами.  -  Я  очень  дорого  беру  за
информацию.
   Бычьему Сердцу вдруг стало жарко. Да что там жарко - даже дышать было
невозможно. До сих пор Лу Мартин не позволял себе  подобных  откровений.
Майор сбросил пиджак, расправил квадратные плечи и вернул Лу Мартину его
взгляд.
   - Хотите поторговаться со следствием?
   - Нет. С вами лично.
   - Я тебя урою, - пообещал Бычье Сердце  и  сжал  в  руках  приблудную
соусницу.
   Соусница оказалась хлипкой и треснула прямо в сиверсовских руках.
   - Буду счастлив, - прошептал Лу  Мартин.  -  Тем  более  что  мы  так
естественно перешли на "ты". Тебе нужно вымыть руки.
   Туалет направо, за стойкой бара.
   С пальцев майора капал загустевший ткемали, так что совет был  далеко
не лишним - даже несмотря на то, что исходил он  от  Лу  Мартина.  Бычье
Сердце поднялся из-за стола и двинулся в сторону, указанную балетным. За
то время, что они с Лу Мартином просидели в отгороженной  от  остального
зала кабинке, "Military" заполнился народом. Ничего экстраординарного  в
этом не было - вечер трудного дня, почему  не  расслабиться,  если  есть
деньги? И все же Бычье Сердце забеспокоился; поначалу беспокойство  было
смутным, но по мере того, как перед взором майора открывались  потаенные
уголки "Military", обрело вполне конкретные очертания.
   Поганый кабак был набит мужиками!
   Ни одной,  пусть  даже  плохонькой,  бабы  в  ранге  посудомойки  или
уборщицы.
   И  шлюх,  как  моллюски  налипающих  на  днище  любого  сомнительного
заведения, шлюх не было тоже! Зато в избытке имелись  жеманные  мальчики
(и помоложе, и постарше Лу Мартина - в маечках, курточках и жилеточках),
взрослые парни в коже,  замшевые  полубогемные  деятели  средних  лет  и
старперы в костюмах-тройках, с трудом прикрывающих расползшиеся зады.
   Подлец Лу  Мартин  заманил  простодушного  майора  в  родовое  гнездо
гомосеков!
   Это открытие так потрясло Бычье Сердце, что он даже не сумел  вовремя
отреагировать на щипок какого-то хрена в майке и галифе. Так, с  горящей
от унижения задницей, он и добрался до злополучного туалета. Но на  этом
мучения  майора  не  закончились:  в  туалете,  отделанном   под   отсек
субмарины, Бычье  Сердце  поджидало  нечто  неопределенного  возраста  с
перманентом на голове и татуировкой на слабосильной кадыкастой шее.
   - Новенький? - спросило нечто, одергивая кургузый детсадовский топик.
- Развлечемся? Беру недорого.
   Отказать было мало, отказать было бы слишком просто! И  Бычье  Сердце
окунул сортирную кошелку головой в писсуар, испытывая чувство, близкое к
оргазму. Потом, после показательной  порки,  он  наскоро  вымыл  руки  и
вернулся к Лу Мартину.
   - Валим отсюда по-скорому, - отрывисто бросил Бычье Сердце балетному,
натягивая на себя пиджак.
   - Так быстро? - удивился Лу Мартин. - Вечер только начался...
   - Вечер закончился, не начавшись. Ты куда меня привел, падаль?..
   Не договорив, Бычье Сердце ринулся к выходу, тараня толпу  гомоупырей
подобно Schwere Feldhaubitze. И перевел дух только на улице, в ближайшей
от "Military"  подворотне.  Встревоженный  Лу  Мартин  юркнул  следом  и
загарцевал у мусорного бака.
   - Ты еще здесь? - спросил Бычье Сердце тусклым голосом.
   - Я всегда буду поблизости, - заверил майора  Лу  Мартин,  на  всякий
случай схоронившись за мусорник.
   - Если я тебя еще раз увижу рядом с собой... Урою, клянусь господом.
   - Не клянитесь. Клятвопреступники горят в аду.
   Ах, ты!.. Бычье Сердце пошарил глазами в помойке в  поисках  тяжелого
предмета. Мараться о Лу Мартина лично у майора не было никакого желания.
Но ничего подходящего не нашлось, и воинственный пыл угас сам  собой.  В
конце концов, отправляясь на встречу  с  непоседливым  педиком,  он  был
вправе ожидать  такого  развития  событий.  Не  мальчик,  слава  богу!..
Досадливо сплюнув себе под ноги, Бычье Сердце покинул подворотню и дошел
почти до угла квартала, когда его окликнул голос Лу Мартина:
   - Эй! Майор! Так и уйдете, ничего не узнав?
   Не узнав прелестей мохнатого однополого секса, коню понятно!
   - Пошел к черту, - на ходу бросил Бычье Сердце.
   - Я бы мог сообщить вам одну фамилию...
   Это резко меняло дело, и Бычье  Сердце  остановился.  И  даже  сделал
несколько шагов в сторону Лу Мартина.
   - Какую фамилию?
   - Фамилию  из  прошлого.  Я,  между  прочим,  тоже  поклялся.  Ее  не
вспоминать...
   Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Но ради вас, майор...
   - Короче, - совсем невежливо оборвал юнца Бычье Сердце.
   - Короче не получится. Видите ли...
   Я сегодня хватил лишнего, а управление  ,  транспортным  средством  в
нетрезвом состоянии чревато... Сами  понимаете.  Может  быть,  добросите
меня до дому?
   - Пошел к черту! - Господи, какое это  было  наслаждение  -  посылать
наглеца куда подальше!
   Но Лу Мартин нисколько не смутился.
   - Фамилия, - напомнил он. - Фамилия, майор.  Она  стоит  дороже,  чем
десять минут езды до Нарвских ворот. Кстати, я там живу... А  фамилия...
Думаю, Роман тоже клялся себе никогда не вспоминать ее.
   Ни при каких обстоятельствах. Она смогла  бы  вам  помочь.  Не  самый
плохой чендж <Обмен (иск, англ.).>, соглашайтесь. Ну, так как?
   - Хорошо, - пробубнил Бычье Сердце.
   В ранней юности у Антохи (тогда еще Бычкова) был  старенький  "Урал",
так что  справиться  с  механикой  труда  не  составляло.  Бычье  Сердце
взгромоздился на "Ямаху", ухватил руль за ветвистые рога и сразу  понял,
что пропал. Спекся, погорел, как герой Союза  Николай  Гастелло.  Чужая,
ветреная тачка будет отныне преследовать его по ночам, оглашая сны ревом
мотора, шуршанием шин и резким запахом кожи. А ее вытянутое, без единого
угла, совершенное тело сделает бессмысленной близость с другими  телами.
Коечная эквилибристика не шла ни  в  какое  сравнение  с  возможностями,
которые открывала перед майором Сиверсом "Ямаха". С  ней  можно  было  с
чистой совестью послать на любое количество букв все нераскрытые дела  и
очередное звание в придачу.  И  отправиться  на  край  света  по  гулким
пустынным  автобанам,  останавливаясь  только  для  того,  чтобы  залить
бензин, выпить пивка в закусочной или, на худой конец, умереть...
   - А вы смотритесь, - польстил Бычьему Сердцу Лу Мартин. - Как  влитой
сидите. Ваша модель, без дураков.
   - Да ладно... Садитесь, так и быть, довезу вас до Нарвских ворот.
   Прирученная "Ямаха" слушалась Бычьего Сердца идеально. И майор был бы
почти счастлив, если бы не Лу Мартин, присосавшийся  к  его  спине,  как
пиявка. Первые три минуты Лу Мартин сидел  смирнехонько  и  держался  за
круп Сиверса довольно аккуратно: никаких лишних движений, только то, что
предписывают правила безопасности.  После  трехминутного  табу  начались
неприятности: Лу Мартин оккупировал поясницу, потом всем телом навалился
на лопатки, потом пришла очередь  плечевого  пояса,  за  ним  последовал
затылок. Лу Мартин обволакивал Бычье Сердце, как паук шпанскую мушку.  В
последнем акте - уже на подъезде к Нарвским воротам -  ружье  наконец-то
выстрелило, и губы Лу Мартина уперлись в жесткий подшерсток майора.
   И затихли.
   Для того чтобы двинуть Лу Мартину промеж глаз за такие  майсы,  нужно
было как минимум остановиться и бросить руль.
   А это означало,  что  восхитительный,  упоительный,  сногсшибательный
полет "Ямахи" будет прерван. И Бычье Сердце сделал вид, что  не  заметил
шалостей балетного.
   А балетный сделал вид, что не заметил, что Бычье Сердце  сделал  вид.
Так, в смутном, покрытом тонким ледком единении они добрались до дома Лу
Мартина. Дом оказался самой обыкновенной кирпичной "хрущобой" в  глубине
утыканных старыми тополями дворов.
   Бычье Сердце и Лу Мартин спешились у крайнего подъезда. Лу Мартин - с
сожалением отрываясь от затылка майора, а Бычье Сердце  -  с  сожалением
отрываясь от седла "Ямахи".
   - Поможете мотик затащить? - Лу Мартин  благоразумно  ни  на  чем  не
настаивал, он просто просил, застенчиво опустив глаза и подбивая  носком
ботинка пандус у подъезда.
   - Куда?
   - На первый этаж. Я на первом этаже живу.  Не  оставлять  же  его  на
улице...
   Действительно, "Ямаха" была слишком  хороша  для  этого  задрипанного
райончика, для этих приземистых  пятиэтажек,  для  суковатых  тополей  и
тлеющей в нескольких метрах от подъезда  помойки.  Бычье  Сердце  вкатил
мотоцикл на пандус и довольно легко поднял "Ямаху"  на  первый  этаж,  к
двери под номером тринадцать.
   - Может, кофейку? - сказал Лу Мартин, звякая ключами.
   - Обойдусь.
   - Как хотите...
   За открытой дверью Бычье Сердце ждал узкий, обитый вагонкой коридор и
подрывные вопли сатанинской группы "Kiss". И мадам пенсионного  возраста
в тельняшке и рэперовских штанах  с  накладными  карманами.  Мадам  была
стрижена а 1а Боб Дилан периода песни "Like a Rolling Stone", и в  зубах
у нее торчала погасшая "беломорина". Подобного чуда Бычье Сердце в жизни
своей не видел, а потому остановился в нерешительности.
   - Привет, Натик, - сказал Лу Мартин, целуя великовозрастную рэпершу в
щеку.
   - Хеви-метал форэва, - ответила Натик, перекатив  папиросу  в  уголок
губ. И бросила долгий взгляд на Бычье Сердце. - А это что за перец?
   - Это Антон Сивере, - спохватился Лу.  -  А  это  моя  мама,  Наталья
Сергеевна.
   - Очень приятно, -  выдавил  из  себя  Бычье  Сердце,  парализованный
штанами, тельником и папиросой.
   - Я бы не стала торопиться с выводами. - Натик осмотрела Бычье Сердце
с головы до ног, цинично остановившись на области сиверсовского паха.  -
Поживем - увидим.
   -  Это  не  то,  что  ты  думаешь,  Натик!  -  Лу  Мартин   почему-то
заволновался.
   - Да ладно тебе. А то я не знаю своего сына!..
   - Антон работает в уголовном розыске.
   Расследует дело об убийстве Романа.
   - Ну и что? Опера - тоже люди, - не сдавалась Натик. - Вы  проходите,
Антон.
   - Да нет, мне пора. Поздно  уже,  -  промямлил  Бычье  Сердце,  делая
маленький шажок к двери.
   - А он у тебя скромник. И, судя  по  фактуре,  однолюб.  Вы  однолюб,
Антон?..
   Расстояние до спасительной утробы подъезда Бычье Сердце преодолел  за
полсекунды. И только на улице пришел в себя.
   Семейка Ебейкиных, право слово, по-другому и не скажешь!  Сумасшедшая
мамочка и извращенец-сынок! Это будет покруче, чем десять вместе  взятых
"Military"!.. Натик, оказывается, не только в курсе дела, но и  поощряет
порочные наклонности сына...
   - Извините, майор, - раздался прямо над  ухом  голос  Лу  Мартина,  и
Бычье  Сердце  вздрогнул.  -  Первое  знакомство  с   Натиком   не   для
слабонервных, я понимаю.
   Но она чудный человек, лучше не бывает...
   В нее нельзя не влюбиться, честное слово!
   Все мои.., друзья ее боготворят.
   - Ты что-то обещал мне, - прервал поток панегириков Бычье Сердце.
   - Да, я помню. Неплох Владимир  Евгеньевич.  Его  звали  именно  так.
Думаю, это вам поможет...
   - Он где-нибудь засветился, этот Неплох?
   - Думаю, да. И как  раз  по  вашему  ведомству...  Не  обижайтесь  на
Натика, майор, вы ей очень понравились. Вы  первый,  кто  понравился  ей
по-настоящему. Кульный тип, так и сказала, просто рулезз!.. А  ей  можно
доверять,  она  -  натура   возвышенная,   несмотря   на   хеви-метал...
Интеллигентка в пятом поколении. Всю жизнь проработала в Публичке...
   - Счастлив за нее, - процедил Бычье  Сердце  сквозь  зубы.  -  Ладно.
Пока.
   ...Наконец-то! Наконец-то он избавился от липучки-голубого!  Двадцать
минут Бычье Сердце бродил в окрестностях Нарвских ворот, не веря  своему
счастью. Никогда, никогда в жизни он и на пушечный выстрел к Лу  Мартину
не подойдет! К Лу Мартину и его припадочной рэперше-мамаше!
   Бывают же такие ошибки природы... Тельняшка,  "беломорина"  и  группа
"Kiss" в ее-то годы, а еще интеллигентка в пятом поколении,  в  Публичке
работала...
   Бычье Сердце вдруг остановился.
   "Публичка"  есть  не  что  иное,  как  публичная   библиотека   имени
Салтыкова-Щедрина.
   Библиотека имени...
   Библиотека.
   А один из звонков на автоответчике настоятельно  требовал  от  Романа
Валевского сдать книги в библиотеку. Вот что показалось майору изъяном в
стройной картине мира. Вот что подспудно не давало ему  покоя  и  только
теперь вылезло наружу! В доме у Ромы-балеруна не было ни одной книги, ни
единой! А Лу Мартин вообще охарактеризовал покойного босса как  человека
малообразованного.  Интересно,  с  каких  пирогов  Роме,  при  всей  его
занятости и нелюбви к культуре, понадобилось записываться в библиотеку и
брать там книги? И какие именно книги?.. И  связаны  ли  они  с  гибелью
Валевского?
   Что  ж,  сегодняшний  день  можно  считать  удавшимся,  несмотря   на
моральные издержки. Во-первых, он имеет на руках адрес  Афины  Филипаки,
которую можно навестить в самое ближайшее время. Во-вторых, Валевский  и
библиотека, что тоже может принести свои плоды. И, наконец,  фамилия,  с
такими трудами выуженная из Лу Мартина. Неплох Владимир Евгеньевич.  Как
сказала бы монструозная Натик:
   "А это что за перец?" Не исключено, что перец Владимир  Евгеньевич  в
прошлом был связан с Романом Валевским и именно из этой переспелой связи
Лика Куницына и состряпала лечо шантажа. А установить личность Владимира
Евгеньевича Неплох(а)  при  его,  майора  Сиверса,  связях  не  составит
особого труда.
 
*** 
 
   ...Все было кончено.
   "Шестерка" рыжей гадины катком проехалась по мечте Гурия  Ягодникова.
И не оставила на ней ни одного живого места.
   Крейсерская "Эдита", на которую он  потратил  последние  три  месяца,
восстановлению не подлежала. Не  подлежал  восстановлению  наборный,  из
ценных пород дерева, корпус. Не  подлежало  восстановлению  легкое,  как
пух, перо руля. Не подлежало восстановлению якорное устройство,  которое
Гурий сам выточил на токарном станке.
   А  безнадежно  загубленные  рангоут  с  такелажем!  А   крошечные   и
бесполезные теперь кошки, брашпиль и шторм-трапики  -  предмет  гордости
все того же токаря-любителя Гурия Ягодникова! А бензели и кнопы, которые
он вывязывал при помощи лупы и цыганской иглы!.. Все, все было загублено
безвозвратно!
   И вот сейчас, вместо того чтобы сидеть в  "Октябрьском"  на  двадцать
четвертом месте в третьем ряду,  он  вынужден  болтаться  в  Пениках  со
ссадиной на лбу и рассеченной бровью... Пережить это Гурий  не  мог.  Он
забился в дальний  угол  кушетки,  сунул  в  уши  "Антологию  советского
шлягера" и впал в глубокий анабиоз. И неизвестно,  сколько  бы  световых
лет это продолжалось, если бы не мать, заглянувшая к  Гурию  в  половине
десятого вечера.
   - Все лежишь? - спросила она, впрочем, без обычной желчи.
   - Лежу, что мне сделается, - вяло отозвался Гурий. - Отдыхаю.
   - А я тебе перекусить принесла, сынок.
   Это было что-то новенькое. С тех пор, как вскрылась порочная  страсть
Гурия к Эдите, горемыка-лейтенант и родители  столовались  отдельно.  По
инициативе самого Гурия, уставшего выслушивать немудреные оскорбления  в
адрес певицы: как раз между щами и рагу из кабачков.
   - Да не хочу я есть.
   - Варенички с вишней, твои любимые времена детских вареников с вишней
давно канули в Лету, по крайней мере, последний раз подавались  к  столу
лет семь назад, когда в  Пеники  впервые  приехал  Виктор.  Муж  старшей
сестры Гурия - Наташки. Виктор был чинушей районного  масштаба,  и  мать
искренне полагала, что лучшей партии для Наташки и  сыскать  невозможно.
Выше по рангу мог быть только  госсекретарь  Соединенных  Штатов,  но  в
Штатах никто из Ягодниковых отродясь не бывал.
   - ..Скушай, сыночек, - продолжала уламывать Гурия мать.
   - Потом, может быть... Поем.
   - Вот и хорошо. - Мать поставила миску с варениками на тумбочку рядом
с кушеткой, но уходить  не  торопилась.  -  А  она  очень  даже  ничего.
Симпатичная.
   - Кто?
   - Еленочка.
   - Какая еще Еленочка? - Гурий даже привстал с кушетки от удивления.
   - Как же, какая?  Девушка  твоя,  вот  какая!  Которая  тебя,  дурака
беспросветного, сегодня привезла. На "Жигулях".
   Напоминание  о  гадине,  поставившей   крест   на   самых   трепетных
ягодниковских мечтах,  отозвалось  резкой  болью  в  области  солнечного
сплетения. И почти сразу же засаднила рассеченная бровь.
   - С чего это ты взяла, что она моя девушка?
   - Ну, как же... Ради тебя такой крюк сделала... И так  тепло  о  тебе
отзывалась...
   Сразу видно, что любит тебя, дурака беспросветного... Уж я-то чую, не
первый год на свете живу. Материнское сердце не обманешь. А  ты,  вместо
того чтобы к венцу ее вести, кобенишься.
   - Да пропади она пропадом, эта Еленочка! - в сердцах бросил Гурий.  -
Чтоб ее черти взяли, эту Еленочку! Глаза бы мои ее не видели. Чтобы ей и
не родиться никогда, гадине!..
   Мать, до этого взиравшая на Гурия  с  робкой  надеждой,  подобралась,
нагнала в легкие воздуха и огрела сына  тяжелым  полотенцем,  в  котором
принесла вареники.
   - Ты что ж это такое говоришь, стервец?
   - Что думаю, то и говорю.
   - После подобного заявления в воздухе повисла такая тишина, что стало
слышно, как в хлеву повизгивает поросенок.
   - Может, ты больной? - предположила мать. - Может, тебя лечить надо?
   - Не надо. Я здоровый.
   - Может быть, у тебя там  не  в  порядке?  -  Глаза  матери  стыдливо
прикрылись, а на темные от загара щеки взошел девичий румянец.
   - В порядке.
   - Вот что я скажу тебе, дорогой сынок.
   Уж не знаю, что у  тебя  в  башке  и  каким  образом  эта  сучка  там
хозяйничает...  Которая  мне  ровесница,  -  мать  выразительно   обвела
взглядом плакаты Эдиты. - Но либо ты бросаешь эту  дурь  и  женишься  на
Еленочке...
   - Либо?
   - Либо ты не сын нам больше! - выдохнула мать. - Езжай к ней, в ногах
валяйся, а хочешь - вместе повалимся... И не встанем, пока она  за  тебя
пойти не согласится. Я невестку хо