И с него на Колосова глядела  веселая  парочка  -
смеющаяся девица в черном  брючном  костюме  и..,  тот  же  Яуза,  но...
Господи ты боже, куда это он так разрядился - отличный костюм,  галстук.
Одной рукой он обнимал девицу, другой  протягивал  к  камере  бокал.  На
заднем плане различался антураж вроде бы ресторана Никита взял снимок  в
руки. Пленка "Кодак", отличная печать, и этот тип на снимке.
   Он был похож на Лильнякова очень, если бы  тому  убавили  пару-тройку
лет, подлечили в ЛТП, модно подстригли бы...
   - Васин Олег Игоревич, уроженец славного городка Фрязино, прописан  в
Москве, владелец парфюмерного магазина "Вивиана" на Садовом кольце  и..,
ты только не бледней от счастья - бара "Каравелла" по  адресу:  Флотская
улица, дом номер... - Свидерко выдал это так, словно сорвал банк в  игре
на миллион.
   - Подробнее, Коля, излагай суть, а не кобенься.
   - А что мне излагать? Навестил я одну  милую  девушку,  то,  что  она
милая, суди сам по этому снимку.
   Некая Павлова Зоя. Принимала она меня в больнице,  на  коечке.  Лежит
себе  на  животике  этакая  фея  и  так  смущается...  Стесняется   даже
упоминать, куда ранена шальной пулей.
   "Касательное ранение левой ягодицы. Это  же  официантка  из  бара,  -
вспомнил Колосов. - Ну и прохиндей Колька! А я-то ворона!"
   - А кто тебя пустил к Павловой? - ревниво спросил он.
   - Кто пустил? Ты это  мне  говоришь?  -  Свидерко  улыбнулся.  -  Ну,
словом,  потолковали  мы  со  свидетельницей  по  душам.  Конечно,   фея
испугана, конечно, сначала твердила, что ничего, мол, не знает.  Но  все
поправимо при деликатном обращении. Вот снимочек мне из портмоне в конце
концов достала - Васин, владелец "Каравеллы" Я не стал  уточнять,  какие
там шуры-муры у босса с официанткой, но...
   Васин вместе с семьей отбыл на отдых в Чехию  ровно  за  три  дня  до
инцидента. Сечешь? Последние месяцы  был,  по  словам  Павловой,  чем-то
озабочен, удручен.
   На неделе в бар приезжал редко, только с коммерческим директором дела
обговаривать. Потом и вовсе отвалил за бугор.  Спрятался,  а?  А  в  тот
роковой вечер кто-то в этой "Каравелле" жестоко лопухнулся.  Хоть  их  и
двое там было, но  обознались.  Погибшего,  Лильнякова  твоего,  Павлова
помнит - он с восьми вечера у стойки торчал. Накачивался чем придется.
   Когда эти двое вошли, он уже лыка не  вязал.  А  в  зале  посетителей
мало, полумрак, музон расслабляющий.
   И этот  твой  хмырь  у  стойки.  Он  обернулся,  и  Павлова  услышала
автоматную очередь. Кто-то из посетителей толкнул ее  на  пол.  Морды-то
эти видел? - Свидерко еще раз сравнил снимки. - Тут  и  мама  родная  не
различит, не то что какие-то щенки, нанятые впопыхах.
   - Значит, Павлова запомнила нападавших?
   - Один, говорит, был очень молодой, лет девятнадцати, это  который  с
автоматом. Но опознавать кого-либо  категорически  отказывается.  Боится
последствий. Ну, об этом не у нас сейчас голова должна болеть. Дело  это
не наше, коллеги своим умишком авось дойдут. Если надо  -  подскажем.  А
пока мы... точнее,  я,  Никита,  свою  часть  работы  выполнил.  Ты  как
считаешь?
   Колосов тоже сравнил снимки. Дурдом... Если Яузу приняли по ошибке за
заказанного  кем-то  владельца  бара   "Каравелла"   Васина...   Слишком
причудливо,  чтобы  быть  правдой,  однако...  Чего  только  сейчас   не
случается. И это  не  более  причудливо,  чем  предположение,  что  Яузу
расстреляли по приказу Клиники, на след которого он напал.
   - Тогда, выходит, что и этого Фролова-коммерсанта прикончили эти двое
из бара, которым заказали Васина? Кто же заказчик?
   - Понятия не имею. И об этом, Никита, у нас голова болеть не  должна.
Тебе что, своих мало дел? - Свидерко хищно потянулся.
   - Слушай, Коля.., мне нужен Консультантов. - Колосов заявил это  так,
словно друг его был Дед Мороз, раздававший из мешка новогодние  подарки,
и мог вот так запросто выложить на стол четырежды ранее судимого бывшего
"федерала". - Все это туфта и,  как  ты  говоришь,  беллетристика,  пока
Клиника не будет сидеть тут перед нами.
   - В наших  жестоких,  не  знающих  пощады  лапах.  -  Свидерко  потер
ухватистые мускулистые ручки. - Ох уж эта мне губерния...  Все  вынь  да
положь.
   Но все дело в том, Никита,  что  независимо  от  наших  желаний  пока
предстоит поработать с тем, что есть.
   Колосов знал эту Колькину присказку - тот всегда еще добавлял "в поте
лица".
   - Итак, подведем некоторые итоги. На 17.35  задержано  у  нас  двести
тридцать нарушителей. Сто двадцать  тут  в  предвариловке,  а  остальные
разбросаны  по  пятому  и  сто  восемнадцатому  отделениям.   Нарушители
паспортно-визового и  прочая  шантрапа,  -  объявил  Свидерко,  когда  в
дежурной   части   они   засели   за   списки   задержанных   во   время
профилактических рейдов. - В одиннадцать  этот  еще  вертеп-кабаре  твой
шуранут, значит, и оттуда привезут публику, так что работы... - Свидерко
вышел к "обезьяннику".
   Его обитатели, увидев хоть  какое-то  милицейское  начальство,  разом
загалдели: "За что нас? Не имеете права! Да я ни в чем не  виноват!  Как
долго нас тут продержат?"
   - Ша, мужики! Тихо, я сказал! - Свидерко повысил голос. - Держать мне
вас, граждане, негде, кормить мне вас нечем. - В "обезьяннике" мгновенно
настала  зловещая   тишина,   вот-вот   готовая   взорваться   "открытым
неповиновением представителю власти". - Так что каждый, кто  чист  перед
законом и обществом, после соответствующей проверки  вылетит  отсюда  на
пламенных крыльях любви... Возможно, уже сегодня, попозже. Вам ясно?  Не
слышу  криков  ликования.  Но  если  есть  среди  вас...  Ну  в   общем,
предупреждаю  официально:  чистосердечное  признание  смягчает  вину   и
укорачивает срок.
   - Мне на проверку зверинца этого  три  дня  отводится,  -  сказал  он
Колосову, когда  они  вернулись  в  дежурку.  -  Так  мы  за  эти  сутки
большинство по картотеке шуранем. Все равно сегодня ночь  аховая,  спать
не придется.
   Никита созерцал друга с высоты своего роста. Он помнил Колю  Свидерко
опером в Олимпийской  деревне,  он  помнил  его  старшим  опером  отдела
убийств и преступлений против личности на Петровке, помнил его там же  и
заместителем начальника отдела.
   Но служебное великолепие его расцвело  как  маков  цвет  лишь  здесь,
снова на "земле", в РУВД Северного порта, на стезе криминальной милиции.
С таким бравым командиром весь личный  состав,  да  и  скептик  Колосов,
пожалуй, не глядя, отправились бы в разведку и вернулись с  задания  без
сучка, без задоринки.
   Однако говорить комплименты и  восхищаться  профессиональным  рвением
было одно,  а  прокручивать  и  шуровать  по  картотеке  сначала  двести
тридцать, затем еще сто пятьдесят задержанных (только  из  кабаре  после
рейда привезли семьдесят пять человек) - было совершенно  другое.  Около
трех ночи Колосову показалось, что он вот-вот свалится со  стула  и  что
утро уже никогда не наступит.
   - Итак, триста  восемьдесят  морд..,  из  них  трое  активных  членов
Бутовской ОПГ, двое находятся в федеральном  розыске,  один  состоит  на
учете как без вести пропавший,  а  он,  поди  ж  ты,  живехонек...  Двое
скрываются от уплаты алиментов... А  ранее  судимых  от  этого  числа...
Сколько-сколько? Пятнадцать  морд...  -  Свидерко  лично  и  скрупулезно
подсчитывал на калькуляторе данные проверок.  -  Знаешь,  Никита,  можно
процент вывести плотности  нарушителей  правопорядка  на  каждую  тысячу
добропорядочных  обывателей  и...  Слушай,  я  на  этих  вот  пятнадцать
гавриков данные сейчас запрошу, и если ничего для нас интересного - все,
финита. Сворачиваемся на сегодня.
   Выборка по этим последним фигурантам давалась особенно трудно - глаза
слипались" хоть спички вставляй.
   - Слушай, погоди-ка.., знакомый вроде. - Колосов великим усилием воли
стряхнул с себя оцепенение, уставился в  компьютер,  остановив  молодого
оперативника, помогавшего им с выборкой данных.
   Сделали распечатку.
   - Георгий  Миндадзе,  1961  года  рождения,  уроженец  Батуми,  ранее
судим... Ах ты, какой иконостас! - Он зачитал  вслух  длинный  послужной
список скромного с виду красавца, смотревшего на них со снимка. - Кличка
- Горный Гога. Так, получил кличку...
   Первый срок  получен  за  серию  угонов  легкового  автотранспорта  в
Тебердинском заповеднике  и  Домбае  у  отдыхающих  и  горнолыжников.  И
московские дела следом пошли - нападение на  пункт  валютного  обмена  в
Армянском  переулке,  итог  -  шесть  лет  лишения  свободы.  Отбывал...
Освобожден в мае 1998 года. Слушай, а где его взяли?
   Свидерко сверился с книгой задержания - "Тысяча и одна ночь".
   - Ну-ка, давай сюда эту горную Шехерезаду, - скомандовал Колосов.
   И коллега его враз оживился. После утомительной рутины  наступал  час
яркой импровизации, которая (это уж как карты лягут) могла  обнадеживать
или разочаровывать.
   Георгия Миндадзе  -  личность,  облаченную  в  дорогой  белый  летний
костюм, -  извлекли  из  "обезьянника"  и  привели  в  бывшую  ленинскую
комнату. Это был хрупкий, изящный брюнет средних лет, более  похожий  на
испанца, чем на  грузина.  Никаких  там  диких  усов,  кинжалов,  бород,
бакенбардов, скрежетания зубовного и  пламенных  взглядов  -  презрение,
скука, ирония, вежливая цивильность и  правильный  литературный  русский
язык.
   - Послушайте, господа, на каком основании меня взяли  под  стражу?  Я
заехал в бар по пути в аэропорт, я даже шоу не смотрел. У меня  в  шесть
утра самолет в Сочи, еду на отдых  -  Горный  Гога  разыгрывал  из  себя
обладателя высокооплачиваемой коммерческой должности.
   - Никита, нет, ты слыхал? На каком основании!
   Ни фига себе. - Свидерко пускал свой излюбленный пробный  шар.  -  На
самолет билеты и документы при тебе?
   - Вот, пожалуйста. - Миндадзе, все еще не выходя из роли "господина",
надменно протянул им кожаное портмоне.  -  На  каком  основании  вы  мне
грубите?
   - На таком, что не улетишь ты в Сочи, Гога, ни сегодня, ни завтра, ни
послезавтра, - резюмировал Свидерко.
   - Почему? - Миндадзе исподлобья глянул на него.
   - Потому что я не разрешу. Устраивает? И не корчи из себя банкира.  Я
не только про пунктик знаю, где ты "зелень" хапнул, но и про  твои  юные
художества в Теберде.
   - Ах, вот оно что. - Горный Гога усмехнулся, и Колосов в  который  уж
раз стал свидетелем того, как меняется вор - настоящий вор  -  прямо  на
глазах. -  Святая  Нина,  не  оставь  меня  милостью  своей...  Граждане
начальники, а я уже свое, между прочим, отсидел. Могу я  узнать,  в  чем
меня снова обвиняют?
   - В убийстве.
   - Круто. И кого же?
   - Случайного посетителя в баре "Каравелла".  Это  недалеко,  Флотская
улица, пять остановок всего на троллейбусе, - не  моргнув  глазом  выдал
Свидерко.
   - Но я никогда в жизни не был в баре "Каравелла".
   - А эту забегаловку, "Шехерезаду" эту, ты часто посещаешь? -  спросил
Колосов.
   Горный Гога пожал плечами.
   - Иногда . Редко... Если по пути.
   - В аэропорт?
   - Ну да, редко, я и говорю.
   - Кому принадлежит кабаре, тебе известно?
   - Нет. Да мне-то какая разница? Тихо, культурно, бар хороший, никогда
никакой шушеры. Я не люблю бардак, - вздохнул Миндадзе, - устаю от него.
   И тут Колосов задал тот самый вопрос. Просто так, на авось.  Ведь  не
случайно, же адрес кабаре был в записной книжке Яузы...
   - А когда последний раз ты видел там Клинику?
   Миндадзе мог усмехнуться, мог  пожать  плечами,  мог  даже  покрутить
пальцем у виска: "О чем вы толкуете, граждане  начальники?  Что  еще  за
Клиника, Святая Нина?!" Но он  лишь  нахмурил  черные  шнурочки  бровей,
равнодушно припоминая...
   - Давно, весной еще, наверное...
   - Точная дата! - рявкнул Свидерко.
   Колосов едва удержался, чтобы не расхохотаться.
   В четвертом часу утра, когда за  окнами  ленинской  комнаты  брезжили
первые робкие лучи зари, все это выглядело как.., ну, полный дурдом!
   - Слушайте, ну откуда я помню дату?  Ну,  после  праздников  майских,
кажется...
   - Ты сам-то хорошо Макса знаешь?
   - Встречались.
   -  Они  встречались!  -  Свидерко  всплеснул  руками.  -  При   каких
обстоятельствах вы виделись?
   - Да ни при каких Столкнулись в зале чисто случайно.  Я  с  земляками
был, провожал их в аэропорт, решил вечер провести теплый. А Макс...
   - Кто с ним был? - спросил Колосов.
   - С Максом? За столиком пара сидела, он к ним подсел. Они ждали его.
   - Что за пара?
   - Ну девица, мужик... Девица.., яркая русская женщина. Блондинка.
   - Что за мужик? - грозно спросил Свидерко. - Не пудри  мне  мозги,  в
этот ваш гадюшник чужие не ходят.
   - Значит, ходят Времена меняются. - Горный Гога печально улыбнулся. -
Мои  земляки  послали  на  их  стол  бутылку  "Хенесси",  спросили   имя
красавицы, чтобы выпить по обычаю за ее здоровье. Она ответила,  что  ее
зовут Илона. Красивое имя... Когда мои земляки  запели  "Мравалжамиэри",
она встала и даже помогла пианисту подобрать  на  рояле  мелодию  нашего
древнего застольного гимна.
   Колосов смотрел на Гогу. А еще говорят - чудес в жизни не бывает.  На
часах стрелки показывали четверть пятого утра.
   - Я думаю, вы вполне еще успеете на свой самолет, генацвале, -  тоном
великодушного начальника произнес он. - Николай Сергеевич, будь  ласков,
верни гражданину Миндадзе его документы.
 
Глава 14 
 
КУЙ ЖЕЛЕЗО! 
 
   А потом... Потом снова адски хотелось спать. Этот жалкий промежуток в
два с половиной часа, который они со Свидерко урвали для себя в дежурной
комнате отдыха, - отдыха как раз и не принес. Одну только боль  в  спине
от продавленной раскладушки. Колосов брился в кабинете коллеги,  бритвой
коллеги. И то и дело поглядывал на часы: сейчас в Стрельненском ОВД  как
раз развод, и можно позвонить в  дежурную  часть  и  уточнить  кое-какие
данные.
   "Куй железо, не отходя от кассы!" - избитая фраза,  но  именно  сущие
банальности в решающие моменты особенно охотно лезут нам в  голову.  То,
что он уже "кует", чудилось воодушевленному нежданной удачей  начальнику
отдела убийств на всем протяжении пути в Стрельню  (он  поставил  рекорд
скорости по случаю еще пустынного в этот  ранний  утренний  час  шоссе).
Рядом на сиденье лежал переданный из ОВД по факсу список артистов труппы
цирка-шапито,  зарегистрированных   в   паспортно-визовом   отделе   для
получения временной  прописки  (многие  были  из  стран  СНГ),  а  также
программа циркового представления. Из всего списка указанных фамилий  (а
их всего насчитывалось сто десять) Колосова сейчас особенно интересовали
две - Илона Погребижская и Баграт Геворкян.
   В том, что такой фрукт, как Аркаша  Севастьянов,  соскочив  с  нар  и
устроившись на новой работе, сразу  же  завел  себе  покладистую  теплую
бабенку, для Никиты  не  стало  уж  таким  великим  открытием.  Он  лишь
досадовал, что несколько припозднился с выяснением  подробностей  личной
жизни Аркана - за четыре сумасшедших дня, прошедших  с  его  смерти,  до
"интима" все как-то руки не доходили. Правда, в цирке, в беседе с Кохом,
он  попытался  прощупать  ситуацию  на  этот  счет,  но   наткнулся   на
насмешливый отпор и решил не настаивать.
   Сейчас же играть в прятки с  этими  циркачами  было  уже  лишним.  Из
списка временной регистрации и из опросов сотрудников Колосов понял, что
в шапито имеется-таки девица с редким заграничным именем Илона и что  ко
всему еще она  не  просто  является  "девицей  для  развлечений",  но  и
замужней дамой, женой того самого Геворкяна,  с  которым  они  тоже  уже
встречались. Правда, администратор Воробьев в  разговоре  упомянул  жену
Геворкяна под именем Лены, но...
   "Разберемся", - благодушно подумал Колосов.
   Ему казалось, что долгожданный свет уже  вот-вот  забрезжит  в  конце
тоннеля. И рядом с довольно удобоваримой  версией  мстительной  разборки
Клиника  -  Севастьянов  достойное  место   займет   и   вторая   вполне
правдоподобная версия банального любовного треугольника:  Севастьянов  -
Илона - и.., рогатый муж.
   Тот  сумрачный  армянский  гном,  которого   администратор   Воробьев
отчего-то именовал каким-то "индийским факиром".
   "Начну с этой девки, - лениво и грубо думал Колосов, - нет,  пожалуй,
начну с муженька... Жену потом на отдельную беседу  вызову.  Однако  все
может и туфтой оказаться. Ведь точно пока не известно, что там, в  баре,
с этой Илоной и Клиникой был Севастьянов".
   Он вспомнил, что, когда они  со  Свидерко  показывали  Миндадзе  фото
Севастьянова, тот только плечами пожал - либо действительно не помнил  в
лицо спутника Илоны, либо просто узнавать не хотел.
   Ярмарка только-только оживала, продавцы открывали  ставни  палаток  и
ларьков, покупателей было еще кот наплакал. Над всей Стрельней в то утро
клубился густой теплый душный туман - все, что  осталось  от  бушевавшей
здесь ночью обильной грозы.
   Пепельная непроницаемая дымка окутывала оранжевый купол. И  в  тумане
тени людей и машин походили на призраки. Однако, несмотря на  сырость  и
туман, жизнь по всему цирковому городку уже била ключом - здесь, видимо,
принято было подниматься с петухами.
   Никита долго стучал  в  решетчатые  ворота  ограды,  прежде  чем  его
заметили, удивились предъявленному удостоверению и пугливо впустили.  Он
спросил Воробьева - но тот еще не приезжал. Оказывается,  старик  жил  в
Москве, на квартире своего старого товарища. "Вчера у нас после перерыва
представления возобновились, - сообщили Колосову, - так  что  многие  из
артистов, кто квартиры снимает, приедут только часам к  одиннадцати,  на
репетицию".
   Никита попросил, чтобы его проводили к вагончику  четы  Геворкян.  Но
внезапно  в  дальнем   конце   кочевого   города   послышался   какой-то
невообразимый шум. Звуки были странные, резкие - то ли рев взбесившегося
пионерского горна, то ли скрежет по металлу, от  которого  у  начальника
отдела убийств тут же заложило уши.
   - Что, ремонт, что ли, ведете, пила, что ли, электрическая? - спросил
он раздраженно. И получил ответ:
   - Линда с ночи волнуется. Линда, наша слониха.
   То ли после представления возбуждена, то ли газы ее мучают. А  Теофил
Борисович Липский - это наш дрессировщик по слонам, как  назло,  сегодня
задержится. А без него в стойло к ней,  когда  она  в  таком  состоянии,
лучше не соваться.
   "Газы у слонихи, - только и подумал Никита. - Ну, цирк!"
   Геворкяна разыскали быстро. Весть  о  том,  что  "снова  приехали  из
милиции по делу Севастьянова", облетела кочевой городок в мгновение ока.
На этот раз "индийский факир" был не в банном неглиже,  а  в  нормальных
"адидасах" сомнительного качества, в шапито в подобных  штанах  щеголяла
добрая половина обитателей.
   - Слушайте, Баграт,  у  меня  к  вам  серьезный  разговор,  -  сказал
Колосов, когда они поздоровались. - Есть тут у вас  место,  где  нам  не
помешают?
   - На манеж пойдемте, - предложил Геворкян. - Там сейчас хоть и народ,
но все заняты. Мы будем наверху, у осветителей.
   И вот таким образом Никита первый раз и увидел шапито. Оно показалось
ему  убогим.  А  внизу  на  манеже  яблоку  было  негде  упасть  -   там
репетировали, словно одержимые.
   - Так все с собой в  фургонах  и  возите?  -  спросил  он,  кивая  на
клеенчатые сиденья амфитеатра, разборные лестницы, трибуны, трапеции.
   - Так и возим, - Геворкян задумчиво смотрел на арену.
   Колосов, прежде чем начать задавать ему те самые вопросы, не  спешил,
все приглядывался Возможно, что перед ним не кто  иной,  как  несчастный
ревнивец. Что ж, дело житейское. Геворкян выглядел  усталым.  Седина  на
его висках и точно была как иней, как это пелось в одной душевной песне.
   - Баграт, я вас уже спрашивал о Севастьянове, - начал  Колосов  самым
дружелюбным тоном, на какой был способен с подозреваемым  фигурантом.  -
Но кое-что хотел бы уточнить. В то утро, вы говорили, вы  вместе  ездили
спортинвентарь покупать. Поясните, это он вас сам просил помочь и