ркян и вернувшийся акробат  Волгин  (они  сначала  хотели  уйти,  но
отчего-то  задержались  в  администраторской),уже  перед  самым  началом
представления,  Катя  бегом  вернулась  к  конюшне.  Там  уже  суетились
служители, выводили лошадей из стойла. Конный номер  стоял  в  программе
одним из первых.  Катя  протиснулась  в  узкую  щель  между  фургоном  и
забором. Она должна была знать, что он выбросил.  Шарила  вслепую  среди
мусора - пустых банок, жестянок, прошлогодней  листвы,  сухих  веток.  И
наконец нашла.
   Это была та самая игрушка - пластмассовые  клыки  "человека-пантеры".
Катя сжала их в кулаке. Она почувствовала, как клык уколол ей ладонь.
 
Глава 32 
 
КОНФИДЕНТ 
 
   С раннего утра Колосов находился в Стрельне.
   Операция "Цирк" началась задолго до появления Кати в  шапито.  И  для
начальника  отдела  убийств  время  в  этот  день  тянулось  убийственно
медленно.
   "Никакого   движения,   -    докладывали    по    рации    сотрудники
оперативно-поискового отдела,  осуществлявшие  наблюдение.  -  Пока  все
спокойно".
   Что в принципе так оно и должно было быть.
   И спокойствие могло длиться вечность. Никто  ведь  не  давал  никаких
гарантий, что их план сбудется. Правда,  многое,  конечно,  зависело  от
Кати и Коха. Однако главное слово по-прежнему оставалось  за  тем,  кого
они искали все эти одиннадцать дней, но так, пока и не нашли.
   Сам Колосов появляться в цирке не планировал.
   Это могло лишь повредить делу, но...
   Этот неожиданный и странный звонок выбил его из колеи.
   На Стрельню накатывали летние  сумерки.  До  начала  представления  в
шапито оставалось всего четверть часа. И  в  этот  момент  на  мобильный
Колосову  позвонил  Генрих  Кох.  Номер  он  получил  при   освобождении
непосредственно от Никиты для связи в экстренном случае.
   - Я из администраторской. Долго не могу говорить, - сказал  он  тихо,
быстро, тревожно. - Немедленно приезжай. Я кое-что  обнаружил.  Кажется,
важное.
   - Что? - спросил Колосов.
   - Не телефонный разговор. Приезжай сам - увидишь. После нашего номера
иди за кулисы, раньше я не смогу освободиться. Иначе что-то  заподозрят.
Я сам тебя найду.
   И - дал отбой.
   Колосов посовещался с коллегами. У всех было ощущение, что они  стоят
на пороге каких-то событий.
   К началу Никита опоздал. Билетерша тетя Кася пропустила его даже  без
удостоверения - узнала, едва взглянув. Колосов чувствовал  исходящее  от
нее  жгучее  любопытство  и  настороженность.  Вспомнил,  как  кто-то  -
кажется, балабол Воробьев - говорил ему: "Вы, уважаемый, стали  для  нас
плохой приметой. Едва вы у нас появляетесь, кого-то  отправляют  на  тот
свет!"
   Прежде чем зайти в шапито, Никита бросил взгляд на фургон  в  глубине
двора, где содержали  "смешанную  группу  хищников".  Там  сновала  уйма
народа - готовился номер Разгуляева. Среди рабочих  мелькала  квадратная
фигура Коха. Но помощник дрессировщика был занят.
   И Никита отправился пока что в зрительный зал.
   Полутьма, притушенные огни. Высоко над головой  вращается  зеркальный
шар - блики его, как  серебряный  дождь,  скользят  по  рядам  притихших
зрителей.
   Под куполом воздушные гимнасты  Волгины.  Музыка  нежная,  тревожная.
Трепетная, одним словом.
   Пригибаясь, Колосов  быстро  поднялся  по  лестнице,  стремясь  найти
свободное место в задних рядах, чтобы, когда зажгут свет,  манеж  и  зал
были как на ладони. Где Катя? Последние сведения о ней, переданные перед
началом представления ему в машину по рации от  наблюдателей,  сообщали,
что она среди зрителей.
   Когда вспыхнул свет, он увидел ее. Катя  сидела  в  третьем  ряду  на
противоположной стороне. Смотрела на  арену.  А  на  три  ряда  выше  ее
Колосов  увидел  двух  своих  сотрудников.  В  джинсах   и   застиранных
футболках, с бутылками пивка, они походили на подвыпивших гуляк  или  на
"челноков",  решивших  после   трудового   дня   на   ярмарке   маленько
поразвлечься.
   А у  самого  прохода  с  противоположной  стороны  сидели  трое  "лиц
кавказской  национальности".  Это  были  одни  из   лучших   сотрудников
оперативно-поискового управления. Но  вид  сейчас  имели  такой,  словно
только что продавали с колес у Стрельни азербайджанские арбузы.
   Представление Никита видел и не видел. Видел в основном Катю там,  на
противоположной стороне...
   Старался, правда, следить, нет ли в программе изменений, все  артисты
сегодня работают или кто-то отсутствует. Но  это  получалось  с  трудом.
Мысли его неотступно вертелись вокруг звонка Коха.  Что  еще  стряслось?
Почему  он  так  срочно  и  так  настойчиво  вызвал  его  сюда?  Что  он
обнаружил?
   Программа  шла  своим  чередом.  В  ней  не  участвовал  лишь  Баграт
Геворкян. Его место заняла та самая реприза Романа  Дыховичного  "Пьяный
на манеже".
   Никита, машинально  наблюдая  за  клоуном,  отметил,  что  тип  этот,
несмотря на свое отнюдь  не  бутафорское  пьянство,  чрезвычайно  ловок,
подвижен   и   очень   силен.   Для   того   чтобы   проделывать   такие
головокружительные кульбиты, антраша и кувырки, так рискованно падать  и
так пружинисто вскакивать, нужны были архитренированное тело и  железная
мускулатура.
   После номера Липского, где  дрессированная  слониха,  как  и  прежде,
бросалась "кирпичом", а Гошка-"подсадка"  кружил  на  роликах,  наступил
короткий антракт. Из динамиков жизнерадостно гремело "Любэ", рабочие  на
манеже в пожарном порядке монтировали клетку. По цирку сновали  продавцы
мороженого, пива, чипсов и жевательной резинки.
   Вот свое место у боковой двери клетки занял Генрих Кох. А потом марш,
барабанная дробь как горох.
   Свет на мгновение погас, затем вспыхнул ослепительно ярко. И на манеж
вышел Валентин Разгуляев.
   По рядам волной прошли аплодисменты. Разгуляев приветствовал публику.
Казалось,  он  внимательно  оглядывает  зал.  Тут  с   лязгом   поднялся
решетчатый заслон, и по тоннелю один за другим резво выскочили на  арену
пять леопардов и черная пантера. Рассадив зверей  по  тумбам,  Разгуляев
попятился к боковой двери. И они с Кохом о чем-то быстро заговорили.
   Точнее, как видел  Колосов,  говорил  Кох,  Разгуляев  кивнул,  точно
соглашаясь. А  потом  -  быстрый  жест  -  он  дружески  толкнул  своего
помощника кулаком в плечо, попал,  правда,  в  сетку.  И  они  сразу  же
разошлись. Разгуляев - на середину  манежа  в  полукруг  стерегущей  его
"группы смешанных". А Кох быстро переместился от двери ближе к выходу  в
тоннель. Если бы Никита мог увидеть со своего места, он  бы  понял,  что
именно там к крану подключен брандспойт.
   Опять же, если бы он более внимательно следил за аттракционом, он  бы
заметил, что в номере Разгуляева произошли изменения: самый опасный  для
дрессировщика трюк  -  "пирамиду"  он  в  этот  вечер  продемонстрировал
трижды.
   Однако Никита не столько следил за аттракционом, сколько  смотрел  на
часы  -  быстрее  бы  вся  эта  дрессированная  буза  кончалась.  И  вот
наконец-то!
   Прощальный парад-алле, шумные аплодисменты,  потом  -  пустая  арена.
Хлопки откидывающихся сидений. Гул голосов - публика двинулась на выход.
   Никита следил за Катей. Она пребывала в нерешительности. Но вот  тоже
поднялась, начала медленно спускаться. "Лица кавказской  национальности"
двинулись следом. Что ж, Катя пока в надежных руках.
   И в этот миг Колосов внезапно заметил еще  одного  человека,  который
явно стремился не упустить Катю из вида. И нельзя было сказать, что  тип
этот был Колосову совершенно незнаком. Но вот он  смешался  с  толпой  у
выхода и.., словно растворился в людском потоке.  Катя  не  заметила  ни
его,  ни  следовавших  за  ней  на   некотором   отдалении   сотрудников
оперативно-поискового отдела.
   Никита подошел к манежу. Где, черт возьми, Кох?
   И,   словно   подслушав    его    мысли,    помощник    дрессировщика
материализовался из толпы. Увидел Колосова, едва заметно кивнул:  следуй
за мной. Никита обогнул арену и тут же у кулис  попал  в  столпотворение
артистов и служителей. Еле протиснулся к Коху.
   - Слушай, давай быстрее, мне надо тебе кое-что  показать,  пока  наши
еще тут чухаются. - Кох  не  поворачивался,  Колосов  слышал  его  тихий
жаркий шепот:
   - Не хочу, чтобы нас засекли. Иди к львятнику, я сейчас.
   Никита вышел во двор. Ночь. Дальние огни многоэтажек. Темный  пустырь
за оградой. У львятника Кох уже ждал его, с  беспокойством  озираясь  по
сторонам.
   - Ну? В чем дело? - спросил Колосов.
   - Сделал все, как ты велел. Позавчера с Воробьевым разговаривал,  как
запланировано, вечером с другими - в бар пивной наших пригласил  Ну,  по
случаю счастливого избавленьица. В общем, намекал...
   Момент  истины,  так  сказать.  -   Кох   криво   усмехнулся.   -   А
корреспондентка-то сегодня вдруг сюда приперлась. Одна.
   - Она с кем-нибудь контактировала?
   - Да. С Волгиным, Липским - я сам видел.
   Потом с Дыховичными. Потом пошла  в  администраторскую,  секретничала
там с нашим стариком.
   - А с Разгуляевым она говорила? - спросил Колосов.
   - Я.., я не заметил, -  в  голосе  Коха  словно  что-то  треснуло.  -
Слушай, тут вот какое дело, чего я звонил-то... Я  не  стал  сам  ничего
трогать, решил, что ты как есть все сам должен увидеть. Пошли.
   - Что ты нашел?
   - Сегодня утром транспорт пришел. Двух  львов  в  зоопарк  продали  -
забрали. Я начал клетки убирать, решил  остальных  пока  в  этот  вольер
выпустить. - Кох подвел его к просторной клетке, вплотную примыкающей  к
боковой стене львятника. - Там мусора накопилось, решил подмести.  Вошел
и вдруг обо что-то  споткнулся.  Разгреб  листву,  а  там  -  трещина  в
асфальте, а в трещине... - Кох уже возился с замком, открывая вольер.  -
Проходи. Вот здесь. - Он быстро пересек площадку, указал носком  ботинка
на кучку палой по  причине  жары  листвы.  Потом  опустился  на  колени,
разгреб листву. Колосов подошел, наклонился. Было  темно.  Свет  фонарей
плохо освещал вольер. Но вот что-то тускло блеснуло. Он  присел.  Ощупал
рукой. В асфальте действительно была глубокая трещина. Он вспомнил:  это
место они не обыскивали, потому что в этой клетке находились хищники.  А
сейчас в трещине был...
   - Там нож. Я не стал его трогать, - услышал  он  голос  Коха.  Генрих
поднялся, отряхнул колени. - А то потом прицепитесь с отпечатками.
   Никита осторожно за кончик лезвия извлек нож из углубления. Это  была
десантная финка С короткой, тяжелой, украшенной металлом  рукояткой.  Он
поднес нож близко к глазам Что-то есть на рукоятке вроде буквы...  Шрифт
их... Он повернул нож к свету - готический  шрифт.  И  в  следующий  миг
почувствовал, услышал хриплый вздох сзади, быстрые  тяжелые  шаги.  Лязг
металла. Он вскочил, рванулся к захлопнувшейся  перед  самым  его  лицом
двери, но...
   Кох уже вытащил ключ из замка, попятился от клетки  в  темноту.  Было
слышно его хриплое дыхание. А потом...
   - Падаль, ах ты, падаль... - голос был другой, совершенно незнакомый,
тихий, полный ненависти. - Условия мне еще, падаль, ставил...
   Колосов не  видел  его  лица.  Только  лихорадочно  блестевшие  глаза
сверкнули из мрака. Этот взгляд...
   Он помнил его. Там, в грозовой ночи,  в  струях  дождя,  в  раскисшей
хлюпающей глине, в разрытой раскуроченной могиле - там это было. И  тот,
кто вот так смотрел на него там, на кладбище, был не Кох, это было... Им
солнце - луна. А ночь - день. Они...
   - Падаль... Условия мне.
   А мои условия  не  желаешь  узнать?  Сейчас...  Сейчас  узнаешь...  -
захлебывающееся бормотание доносилось уже откуда-то сбоку, из-за угла. -
Стукача из меня  сделал...  На  колени  поставил...  Ничего.  Условия...
Сейчас с моими познакомишься. Ничего, - послышался глухой стук, лязг.  -
А ножичек держи, держи крепче. Авось и  пригодится.  Ну,  что  смотришь,
падаль. Это его, его ножичек. И кровь на нем ее...  Только  тебе-то  это
все уже...
   Откуда-то сбоку из-за стены донеслось низкое гортанное рычание.
   Колосов резко обернулся на  этот  звук,  отпрянул  к  самым  прутьям.
Только сейчас до него дошло... Вольер примыкал к стене львятника. Но это
была не глухая стена.  Это  была  всего  лишь  раздвижная  металлическая
переборка. Шибр, как ее называли в этом чертовом цирке.
   Шибр  медленно  со  скрежетом  сдвинулся.  Дверь  мышеловки.   Только
мышеловкой вдруг стал весь вольер.
   - Он сначала вырвет тебе сердце, - донеслось до Колосова из  темноты.
Голос был тихий, очень тихий, полный ярости, предвкушения, лихорадочного
нетерпения  и  какого-то  жуткого,  почти  оргиастического  восторга.  -
Сначала сердце, а уж потом.., вырвет кишки... Сдохнешь, падаль, сдохнешь
сейчас. У меня на глазах! Вот мои условия, мои! И та сучка тоже сдохнет.
Корреспондентка... Он ее сейчас там прикончит... А ты, падаль...
   В нос ударил резкий, тошный запах  хищного  зверя.  В  черном  проеме
показалась огромная тень.
   Рычание сломало тишину и...
   Колосову показалось - это сон. ЭТО СОН Он спит и вот-вот проснется  в
поту с дико колотящимся сердцем.
   Он видел льва. Видел в мутном свете дальнего фонаря. Между  ними  был
вольер - десять шагов. И лев был владыка, хозяин этого  места.  Это  был
Раджа...
   Потом  Колосов  почти  совершенно  не  помнил  ни  своих  мыслей,  ни
поступков... Робот-полицейский, не он, выхватил  оружие.  Он  не  помнил
ничего, кроме того, как вдруг внезапно - словно откуда-то со стороны  из
ночи  прозвучали  пять  громких,  оглушительно  громких   хлопков   Пять
выстрелов. Пистолет, его пистолет был у него в руках. Он стрелял.  Он  -
робот-полицейский. И он убил льва.
   Выстрелы,  вой  боли,  хрип,  темнота...  Плывущий  призрачный   свет
качающегося в пустоте фонаря.
   Пять пуль, выпущенных почти в упор, снесли льву половину черепа. Тело
так и осталось наполовину в клетке - наполовину в вольере. А в пистолете
оставался еще патрон. Никита обернулся.
   Генрих Кох стоял прямо перед ним, вцепившись в прутья клетки. Он и не
собирался бежать Он смотрел на мертвого льва. На Колосова. На пистолет в
его руке.
   - Ну? Что же ты? - спросил он все так же тихо.
   Бледное, веснушчатое лицо его кривилось.  -  Стреляй  еще...  Стреляй
теперь в меня. Убей меня, ну?!
   Колосов поднял пистолет. Робот-полицейский...
   Но в этот миг, перекрывая гул встревоженного выстрелами цирка - крики
людей, вой, рычание, рев перепуганных животных, - из глубины ночи до них
донесся чей-то дикий, исступленный вопль.
 
Глава 33 
 
ОТКРЫТЫЙ ПЕРЕЛОМ 
 
   Во время представления Катя не видела Колосова.
   Даже не подозревала, что он в зале. Ведь еще раньше было окончательно
уговорено, что на период операции начальник отдела убийств появляться  в
шапито не будет. И Катя, скрепя сердце, с этим смирилась.
   Аттракционы она тоже смотрела рассеянно. Вот  сейчас  закончится  его
номер, представление завершится и.., что? Ничего. Ничего  не  произошло.
Под каким же предлогом ей предстоит вернуться сюда в следующий раз?
   Зрители двинулись к выходу. Все, финита. Цирк гасит огни...
   - Привет. Все-таки осталась?
   Катя обернулась. В толпе к ней протиснулся Гошка Дыховичный.  Он  был
все в том же костюме роллера, что и час  назад  на  манеже.  Только  вот
ролики успел снять. Он как-то запыхался.
   - Еле нашел тебя в этой толпище. Фу, духота..., Слушай, ты  не  очень
торопишься?
   - А что? - спросила Катя. Она почувствовала странный укол  в  сердце.
Гошка дышал ей в лицо - слабо пахло  мятой,  жевательной  резинкой.  Они
были почти одного роста. Катя, правда, все же повыше.
   - Меня попросили найти тебя, спросить: не очень ли ты  торопишься?  -
Тут Гошка внезапно запнулся и сильно покраснел.
   - Я не тороплюсь. Время еще детское, - медленно произнесла Катя. -  А
кто тебя просил?
   - Разгуляй. - Гошка глянул на нее исподлобья.
   В глазах его была тревога. - Ты что?
   - Я? Ничего. Здесь и правда очень душно. А.., он где?
   - Идем, покажу.
   Он,  резво  работая  в  толпе  локтями,  повел  Катю  вдоль  арены  к
служебному входу. В этот момент  на  манеже  как  раз  начали  разбирать
клетку. Сетчатыми щитами перегородили служебный вход.  И  если  бы  Катя
оглянулась, она бы увидела, как трое молодых людей на некотором удалении
от нее, явно кавказцы, начали энергично прокладывать себе путь в  толпе,
стремясь повернуть вспять, тоже к служебному входу, но...
   За кулисами было шумно и оживленно. Полным-полно цирковых. Уже кто-то
громогласно столбил очередь в душ. Юрко  ныряя  среди  реквизита,  Гошка
чувствовал себя здесь как рыба в воде. А Катя...
   -  Он  в  фургоне.  Котов  по  клеткам  разводит.  Просил  меня  тебе
передать... - Гошка снова клюквенно покраснел.  -  Ну,  в  общем...  Ему
что-то сказать тебе надо. Он тебя с манежа видел.  Хочешь,  туда  иди  к
нему, хочешь, подожди его в гардеробной. Там не заперто.., он сказал.
   Катя смотрела прямо перед собой. Темный,  плохо  освещенный  фонарями
цирковой двор. Вагончики-дома. Кочевье. Ночь. Она  не  боялась  темноты.
Впервые в жизни не боялась. Как только она услышала...
   Олимпийское  спокойствие.  И  где-то,  на  самом  донышке  сердца,  -
любопытство. Она не боялась...
   ЕГО. Ведь она давно уже была к  этому  готова.  В  глубине  души  она
всегда знала, чувствовала: ЭТО - ОН.
   Только вот...
   - Ты чего такая? - тревожно спросил Гошка. - Слушай, я.., ну,  хочешь
провожу тебя?
   - Нет, Гоша, спасибо. - Катя ответила мальчишке почти машинально. - Я
пойду. Раз он хочет со мной говорить, я пойду.
   Шагнула   в   темноту.   Фургон   смешанной   группы   хищников    на
противоположном конце "кочевья".
   Надо пересечь двор. Что ж... Он там. Он позвал ее.
   Сам. Наверное, так и должно было случиться в конце всей этой истории.
Они останутся с ним одни в ночи лицом к лицу. И у нее нет  страха  перед
ним.
   Она  оглянулась  -  дальний  фонарь  освещал  стену  львятника.   Его
гардеробная была темной. Нет, не стоит ждать его там,  в  этой  ловушке,
под этими фотографиями на стене. Лучше самой пойти ему  навстречу  через
этот бесконечный двор. Гошка секунду смотрел ей вслед. Потом смешался  с
толпой артистов, хлынувших из шапито.
   Катя шла медленно. Вот оно, значит, как это бывает...  Они  ждали  от
него именно этого - реакции.
   Именно от него? Она почувствовала... Нет, она не  боялась,  она  была
спокойна. Но эта тупая, щемящая тоска... Господи, зачем он  это  сделал?
Почему он?
   Фургон "смешанных" был темным и безмолвным.
   Катя  остановилась.   Оглянулась   назад.   Площадка   перед   шапито
заполнилась людьми. В окнах  вагончиков  вспыхивал  свет.  Но  здесь,  у
ограды, пусто. Ни души. Катя приблизилась к  массивной  железной  двери.
Коснулась ее - холод металла. Резкий, едкий запах хищников. Из  фургона.
Он, наверное, уже там.
   Со своими зверями. Ждет ее внутри. Дверь не заперта. Катя взялась  за
ручку и... Внезапно круто обернулась. И сердце ее сразу же упало куда-то
вниз, вниз, бешено забилось. Это была не тень -  тень  тени  скользнула,
пропала, на миг заслонив от нее свет фонаря.  И  ни  звука,  ни  шороха.
Мертвая тишина. Катя застыла на месте. ЧТО ЭТО? КТО ЭТО БЫЛ? Ведь и той,
мертвой танцовщице тоже казалось, что там  в  ночи  кто-то  был!  Кто-то
безмолвный, грозный стерег ее во мраке. КТО?!
   Катя рванула дверь на себя и... Только сейчас заметила  на  засове..,
висячий замок. Фургон "смешанных" был крепко заперт.
   И  в  этот  миг  в  ночи  точно  сумасшедшая  оглушительная   петарда
взорвалась - грянули выстрелы!
   Катя ринулась по ступенькам - что происходит?!
   И вдруг...
   Тело обрушилось на нее с крыши фургона,  гибкое,  стальное,  сильное,
тренированное тело. Кто-то, точно рассчитав прыжок, подмял ее под  себя,
опрокинул на асфальт. Руки... Катя почувствовала чьи-то пальцы на  своем
горле, подбородке. Ей зажали рот, мощным рывком рванули ее в сторону - в
темную узкую щель между фургоном и оградой. Она чувствовала, он  намного
сильнее ее! И она не видела