цирке погас свет.
   - Ну? Он признался в убийствах? - спросила  Колосова  чуть  ли  не  с
порога Катя.
   - А почему ты решила, что я от него сюда" приехал?
   - По звездам прочла в телескоп. - Катя села в  вертящееся  кресло  за
рабочий стол Мещерского. - Но хоть что-нибудь-то он сказал?
   Никита кивнул. Было  видно,  что  он  вымотан  до  предела.  Но  Кате
отчего-то в эту минуту даже не было жаль его: раз устал, ехал  бы  домой
спать. Чего тогда приперся, если и говорить не желает?
   Чуткий  Мещерский  тут  же  завел  какой-то  осторожный   нейтральный
разговор - они с Никитой давно не виделись. И вдруг после вынужденной  и
весьма  тягостной  паузы,  потому  что  нейтральный  разговор  никак  не
клеился, спросил:
   - Никита, мне стало известно о записке Коха. Ты не поинтересовался  у
него, почему он все это написал и подписался своим именем по-немецки?
   Колосов пожал плечами.
   - Сережа, а что такое "сладчайший путь в Дамаск"?  -  спросила  вдруг
Катя. - Тебе такое выражение нигде не встречалось?
   - У Брюсова,  кажется...  Аллегория  многотрудного,  почти  крестного
пути.  -  Мещерский  глянул  на  Катю  с  изумлением.  -  А  почему   ты
спрашиваешь?
   - Так Вспомнила кое-что.
   - Только  это,  по-моему,  аллегория-антипод.  Никакого  религиозного
смысла в этом понятии нет, - припоминал Мещерский. -  Это  аллегория  не
духовной, скорее физической, плотской любви. Достижение  ее,  постижение
сути. И в роли божества тут выступает любимое существо.
   - А при чем тут Дамаск?
   -  Ну,  это  из  преданий  рыцарей-крестоносцев,   отправлявшихся   в
Палестину. По правилам, отправляясь на освобождение Иерусалима  и  Гроба
Господня, они должны были отринуть от себя все мирские радости,  любовь,
в том числе земную. Но многие были не в силах сделать это. И вот  кто-то
отправлялся тропой духа и небесной любви в Иерусалим,  а  кто-то  тропой
любви земной,  тропой  наслаждений  в  Дамаск  -  аллегорическое  место,
средоточие страсти.
   Но это все аллегория, предание, поэтические метафоры трубадуров.
   - Метафоры любви? - уточнила Катя.
   - Ну да, пожалуй, - любви,  страсти,  вожделения,  служения  любимому
существу, любовной муки. Но я не  пойму,  к  чему  ты  все  это  у  меня
спрашиваешь?
   - Просто хотела это выражение прояснить.  Я  его  услышала  от  этого
вашего Генриха Коха. Бедный рыцарь Генрих... -  Катя  смотрела  в  окно,
лицо ее выражало смесь брезгливости и печали. - Его, наверное, теперь  в
Институт Сербского на обследование положат.
   - Да, но только если прокуратура его до суда оставит под  стражей,  -
хмыкнул Колосов - То есть как? - встрепенулся Мещерский. -  Его  -  жуть
такую, извращенца - отпустят под подписку?
   - Санкция  статьи  невелика  и  не  сурова.  Если,  конечно,  мы  его
причастность к убийствам не докажем.
   - Ну, вы даете, Никита! - Мещерский стукнул по столу - Кох! Ах  ты...
И фамилия-то . Да я б с такой фамилией сразу бы удавился! Некий Кох  был
гауляйтером Украины, палач, гестаповец,  его  потом  в  Праге  партизаны
грохнули. Уж лучше тогда фамилия Шикльгрубер, ей-богу!
   Катя покосилась на Мещерского -  и  все-то  ты  знаешь,  эрудит  наш,
светлая голова, а мы А всего сутки назад упрекал, что я "слишком  занята
этим делом"! А теперь вон Никиту учит, что тому с некрофилом делать.
   - Сережа, ты не волнуйся, а лучше подумай.  Мы  тебя  не  кричать,  а
думать  позвали,  -  сказала  она  кротко.  -  Ты  видишь,  как  мы  все
запутались. Я, признаюсь, совершенно. Никита.., ну, он вид делает, что у
него все под контролем, но он тоже в  жутком  разброде.  -  Она  бросила
взгляд на Колосова. - А  ты,  Сережа,  человек  свежий,  более  того,  в
отличие от нас  с  логикой  абстрактной  дружишь.  И  порой  отличаешься
оригинальными суждениями. - Она льстила кротко, ласково. - И потом  ведь
были уже случаи, когда ты Никите реально помогал... Так что думай.
   Вот во всем, что я тебе рассказала - в этих убийствах,  в  задержании
Коха, - вот в этом самом, на что  лично  ты  в  первую  очередь  обратил
внимание?
   Колосов сидел у двери на кожаном диване для клиентов турфирмы и вроде
был занят тем, что разглядывал свои запыленные ботинки. Но  Катя  знала:
он слушает то, что сейчас говорит она  и  что,  возможно,  изречет,  как
оракул. Мещерский.
   - Что ж... До сих пор не установлено прямой  связи  между  убийствами
Севастьянова и Петровой, - начал Мещерский.
   - Так. Что еще? - Катя задавала вопросы с любопытством.
   -  Почерк  в  этих  убийствах  разный.  И  почерк  убийства  Петровой
некоторыми деталями схож с тем, что вытворял с трупами на кладбище Кох.
   - И что из этого?
   - Это может быть закономерностью, если  он  виновен,  либо  случайное
совпадение, либо инсценировка.
   - Тогда получается, что настоящий убийца  знал  про  визиты  Коха  на
кладбище?
   - Возможно. Но в мире так  много  случайностей  и  совпадений,  Катя.
Петрову могли  ударить  по  голове  первым  тяжелым  предметом,  который
попался под руку. А попалась лопата. Кстати, ее собственные  инструменты
- лопату, метлу, все, чем она убирала клетки, нашли, осмотрели?
   - Осмотрели, - откликнулся Колосов. - Что еще скажешь?
   - А с точки зрения абстрактной  логики...  Знаешь,  Никита,  все  это
как-то  алогично...  Выбор  жертвы,  способы  убийства...   Все   как-то
спонтанно, стихийно.
   Я бы сказал даже, по-женски. - Мещерский покосился на Катю.  -  Среди
подозреваемых есть женщина, я правильно понял?  И  она  конфликтовала  с
Петровой и общалась с Севастьяновым. Вы ее допросили?
   - Еще не успели. Допросим.
   - У тебя ведь был какой-то план действий, перед тем как вы отвлеклись
на Коха, - заметил  Мещерский.  -  Наверняка.  Ну,  я  думаю,  надо  его
реализовывать. А с Кохом... Что ж,  он  пока  у  вас  в  руках,  на  том
спасибо.
   - Никита, во сколько ты завтра поедешь в Стрельню? -  прямо  спросила
Катя. - Учти, с одиннадцати там репетиции, так что,  думаю,  всех,  кого
надо, застанешь. И знаешь, в эти дни, если  случайно  встретишь  меня  в
цирке, не обижайся, что я тебя не узнаю.
   Договорились?
 
Глава 22 
 
ИЛОНА 
 
   Но в цирк, как бы ей того ни хотелось, назавтра Катя  не  поехала.  В
области  начался  завершающий  этап  широкомасштабной   профилактической
операции "Допинг", посвященной борьбе с нелегальным оборотом наркотиков.
Репортажей о ликвидации притонов и задержании сбытчиков анаши и  героина
срочно ждала почти вся областная пресса. И Кате  волей-неволей  пришлось
засучить  рукава.  Она  беседовала  с  сотрудниками,  участвовавшими   в
операции, набирала тексты статей, созванивалась с редакциями,  но  мысли
ее блуждали...  Ну  как  там  в  цирке?  Как  Никита  и  он,  Разгуляев?
Встретится "ли с ним Никита? О чем они будут говорить?  И  что  случится
дальше?  Она  убеждала  себя,  что  вернется  в  Стрельню,  как   только
разберется с информацией по "Допингу". А подробности узнает от Колосова.
Но, несмотря на  то,  что  она  твердила  себе  все  это,  в  сердце  ее
гнездилась тоскливая тревога. В цирке происходит что-то странное.
   И вроде бы происходит вокруг человека, который...  который  очень  ее
интересует. Разгуляев... Что за дурацкая фамилия,  разве  такая  фамилия
идет ему...
   Где-то в тайниках  сердца  Катя  знала  -  ничего  не  закончилось  с
задержанием Коха. Ничего, потому что...
   Вернувшись вечером с работы, она с удивлением увидела, что  Кравченко
дома. Драгоценный, блудный В. А, сделал шаг - ну что же, значит, мир? Ей
так хотелось подойти к нему, сесть возле, взять его руки в  свои  и  все
рассказать. Спросить совета, попросить помощи, как вчера у  Сережки.  Но
Кравченко упорно молчал. Пил на кухне чай, курил в лоджии.  Катя  ждала,
ждала, а  потом...  Потом  вернулась  прежняя  обида  -  ну  с  чего  он
взъелся-то? Ведь она ничего плохого не сделала! Она же хочет как  лучше!
А телевизор на кухне гремел  "Аргентиной-Ямайкой".  И  казалось,  припев
"какая боль..." пришелся очень даже по душе меланхолично-мрачно-надутому
драгоценному В. А. Потеряв последнее  терпение,  Катя  заткнула  "Чайф".
Сейчас ей было совсем ни до "пляжей Ямайки"!
 
*** 
 
   А Колосов попал в цирк  в  самый  разгар  репетиций.  Манеж  уже  был
оккупирован прыгунами на батуте и канатоходцами.  Поэтому  основной  люд
работал на свежем воздухе, во дворе шапито.
   Эта женщина сразу привлекла его внимание. Амазонка на белой  цирковой
лошади. Легкий теплый ветерок раздувал лошадиную гриву  и  ее  волосы  -
густые,  золотистые,  распущенные  по  плечам.  Никита   осведомился   у
администратора Воробьева, который увязался за ним  следом,  кто  это.  И
получив  ответ.  "Да  это  же  жена   нашего   Баграта!",   понял,   что
блондинку-незнакомку со сценическим псевдонимом Илона и настоящим именем
Елена он представлял себе именно такой.
   Лошадь под смелой наездницей неожиданно взвилась на дыбы.
   - Осторожнее, Лена, он что-то нервничает, - это крикнула Погребижской
немолодая женщина в джинсах и ковбойке с уздечкой в руках.
   - Ничего, мы просто шалим. - Погребижская потрепала коня по холке.  -
Ну, Орлик, тихо, тихо.
   - Седло удобное?
   - Нормальное, только бы...
   - Никита Михайлович. - Воробьев сзади тронул Колосова за плечо. - Так
как же насчет Генриха, а?
   Может,   отпустите   его   -   как-нибудь   на   поруки,   под   нашу
ответственность? Ну, не мог он убить! А номер-то, номер-то горит... А  я
уж и телеграмму родителям его дал  в  Самару,  отец  звонил,  жаловаться
обещает в Генеральную прокуратуру... Может, как-то утрясется дело?
   - Пал Палыч, я же вам русским  языком  объясняю  -  он  задержан  как
подозреваемый, идет проверка, следствие.
   - Но нам-то что теперь делать?
   - Но Кох ведь не выступает.
   - Так ведь номер Разгуляева без  него...  Валентин  и  так  на  куски
разрывается - сначала Петрова погибла, теперь вот  Генку  арестовали.  А
ведь у него не кто-нибудь - львы и леопарды! Хищники, и какие!
   Вы вдумайтесь только! Их накормить-то  сил  сколько  надо!  Не  может
Валентин долго и за артиста, и за помощника вкалывать!
   - Так дайте ему кого-нибудь в помощь!
   - Значит, вы твердо и бесповоротно намерены держать Коха под арестом?
Ну, знаете! - Воробьев хотел было разразиться новой  речью,  но  Колосов
почти грубо оборвал его:
   - Я приехал побеседовать с Погребижской и  Разгуляевым.  Предупредите
Валентина Николаевича, чтобы он никуда не отлучался.
   - А он и не может никуда отлучиться. Через полчаса у него  репетиция,
- огрызнулся Воробьев. -  Лена,  голубчик,  на  минутку  тебя  можно?  -
крикнул  он  Погребижской.  -  Тут  из  милиции  снова   пришли,   хотят
побеседовать с тобой!
   Она тронула лошадь в сторону Колосова, словно собиралась  наехать  на
него. Но в двух шагах вышколенный цирковой Орлик застыл  как  вкопанный,
кося бархатным  темным  глазом  в  сторону  начальника  отдела  убийств.
Погребижская ловко, по-ковбойски перекинула ногу через  его  холку.  Она
была в майке, коротких желтых шортах и белых гольфах. А ноги у нее  были
первый сорт, хотя начальник отдела  убийств  всем  своим  видом  пытался
показать, что на все такое ему сейчас чихать.
   Но надо было  и  показать  себя  вежливым  -  он  шагнул  и  протянул
Погребижской руку, желая помочь ей  сойти  с  лошади.  Но  неожиданно  и
довольно бесцеремонно его опередили. К лошади откуда-то сбоку,  чуть  ли
не под самые копыта, выпрыгнул  мальчишка-подросток  лет  пятнадцати,  в
бейсболке козырьком назад. Никита вспомнил, что видел его на  пленке  на
похоронах Петровой рядом с Кохом Догадался, что это, наверное, тот самый
Гошка, про которого рассказывала Катя Он схватил лошадь под уздцы, точно
останавливал  это  смирное  существо  на  полном   скаку,   и   протянул
Погребижской руку.  Та,  однако,  не  обратила  на  эту  галантность  ни
малейшего внимания. Спрыгнула на землю, потрепала Орлика.
   Подошла женщина в ковбойке и забрала у мальчишки поводья.
   - Это вы из милиции? - спросила Погребижская.
   Колосов кивнул, представился.
   - Хочу задать вам несколько вопросов, Елена. Борисовна.
   Солнечный лучик коснулся ее лица И Никита  увидел,  что  она  гораздо
старше, чем показалась ему  с  первого  взгляда.  Припухлость  капризных
чувственных губ, морщинки у глаз, утяжеленный подбородок.
   Нет,  этой  Илоночке,  хоть  и  работает  она  под  этакую  Лолиту  в
гольфиках, лет этак уже около  тридцати.  Он  отчего-то  отметил  это  с
удовольствием: эх вы - бабы... Как ни  прячьте  возраст  под  всей  этой
вашей хитрой косметикой, а наметанный глаз опытного сыщика не обманешь.
   - Пожалуйста, - Погребижская развела руками. - Только я  не  понимаю,
чем могу помочь милиции.
   -  Ваш  администратор  разрешил  воспользоваться  его  помещением.  -
Колосов указал на администраторскую. - Там нам никто не помешает...
   -    Познакомиться    поближе?    -    спросила    она.    Тон    был
насмешливо-ироничный, но... Колосов был готов поклясться - в ней  что-то
изменилось. Она словно вся подобралась внутри, напряглась.
   - Ну, а ты что? - спросила она неожиданно  раздраженно  у  мальчишки,
который все еще стоял возле них. - Что, работы, что ли, нет?
   - Меня Липский пока отпустил, - ответил тот тихо.
   - И что ты тут торчишь? Не видишь, я занята?
   - Юноша помочь вам хотел, как рыцарь, - заметил Никита, когда они шли
к администраторской.
   - Да пошел он в ж.., сопляк!
   Эта злая, нервная и, главное, такая неожиданная и  несправедливая  по
отношению к этому парню фраза резанула слух Колосова И дело  было  не  в
грубости даже, а... Он наблюдал за Погребижской.  Что  это  с  ней?  Она
волнуется. Из-за предстоящей беседы? Или из-за чего-то другого?
   На пороге администраторской он оглянулся.
   Игорь  Дыховичный  все  еще  стоял  посреди  двора.  Ковырял   носком
кроссовки асфальт. Потом развернулся и медленно, какой-то  развинченной,
ломаной походкой двинулся к шапито - Елена Борисовна,  не  хочу  тратить
мое  и  ваше  время  впустую.  -  Никита,  едва  они   расположились   в
администраторской, решил брать быка за рога. - Поэтому  буду  спрашивать
только по существу. Вопрос первый: в каких отношениях  вы  были  с  ныне
покойной Ириной Петровой?
   - Вы же за ее убийство Генку арестовали!
   Никита  ждал,  ни  словом  не  реагируя  на  ее  очень  эмоциональное
восклицание.
   - Ну, она работала у нас  недолго.  -  Погребижская  хмурила  светлые
брови. - К аттракциону моего мужа никакого отношения не имела. Мы с  ней
мало общались.
   - Артисты вашего цирка утверждают другое: у вас были крайне натянутые
отношения.
   - Кто это  утверждает?  -  Погребижская  рассматривала  свои  детские
гольфы,  так  странно  и  так  провокационно  смотрящиеся  на  загорелых
стройных  ногах.  -  Сигаретки  нет?  Хорошо,  раз  вам  уже  про   меня
насплетничали, чего же вы у меня спрашиваете?
   Колосов протянул ей пачку сигарет, щелкнул зажигалкой. Дым, дым...
   - А вы даже на ее похороны не пошли, Елена Борисовна. Хотя там  почти
вся ваша труппа была.
   - Я обязана?
   - Нет, конечно. - Колосов следил, как она курит. Изящный  продуманный
жест. Кроткое выражение лица.
   - Вы бывали в ночном кабаре "Тысяча и одна ночь"?
   - Где это?
   Он не отвечал, смотрел, как она красиво курит.
   - Нет, не была, - ответила Погребижская.
   - Аркадий Севастьянов, естественно, это  уже  не  подтвердит.  Но  мы
располагаем другими свидетельскими показаниями.
   - Ну хорошо, я была в этом нужнике с Аркашей.
   Что дальше?
   - Вам там до такой степени не понравилось?
   - Скотоприемник. - Она глянула на Колосова. - Но мужики тащутся.
   - Ваш муж знал о ваших отношениях с Севастьяновым?
   - Сначала нет. Потом да. Словно мухи, тут и там ходят слухи по углам.
Дальше?
   - У вас какая-то путаница с именами, Елена Борисовна, - мягко  сказал
Никита. - Кто Лена вас зовет, кто Илона. Я вот  думаю,  быть  может,  не
нравится вам, что я  вас  по  имени-отчеству  называю.  Может,  скажи  я
"Илона", мы бы лучше поняли друг Друга.
   - Что вы прикидываетесь, дорогой мой? Вы же беседовали с моим мужем.
   - Он вам сказал? А муж  бережет  вас,  Елена  Борисовна.  Многое  вам
прощает.  И  кажется,  сильно  вас  любит.  Даже  несмотря  на  все  эти
мухи-слухи.
   - Вы женаты? - спросила она.
   - Нет пока.
   - Тогда вы все равно ни черта не поймете.
   - Чего я не пойму?
   - Слушайте, вы же задержали Генку, вчера  весь  цирк  тут  у  нас  по
стойке "смирно" стоял. - Погребижская смяла сигарету. - При чем тут  еще
мы - я, Баграт? Ну, изменяла я мужу, ну переспала с  Аркашкой...  Вам-то
что до этого? Почему я должна отчитываться перед  вами  в  своей  личной
жизни? Это что - уголовное преступление?
   - Простите, но даже в вашем цирке мало кто верит, что Кох - убийца.
   - А мы... Так вы что, нас, что ли, не подозреваете?
   - Нас - это кого? Вас и вашего мужа? - Колосов отбивал ее вопросы,  а
сам  размышлял:  если  говорить  ей  в  лоб  насчет  отпечатков  пальцев
Геворкяна на том отмытом с мылом пистолетике, то делать это надо  сейчас
же. Или же... Нет, сохраним этот вопросик, как камень за пазухой. Не для
нее - для рогатого мужа.  Быть  может,  это  самый  главный  вопрос  его
артистической жизни.
   - Ну, собачились мы с Иркой иногда, но это наше, бабье. При  чем  тут
Баграт? - снова весьма эмоционально воскликнула  Погребижская.  -  Да  и
собачились-то больше из-за ерунды, того не стоящей.
   "Это Разгуляев-то  -  ерунда?  -  подумал  Колосов.  -  Ах  какая  вы
категоричная, Илоночка".
   - А что в цирке вообще говорят о смерти Петровой?  -  задал  он  свой
излюбленный вопрос.
   - Да ничего. - Погребижская хмурилась. - Все в шоке, и  никто  толком
ничего не понимает. А некоторые.., наверное, думают, как вы, что  это  я
ее со злости шарахнула по башке.  У  вас  ведь  и  такие  "свидетельские
показания", наверное, имеются?
   - А что говорят о смерти Севастьянова? -  Никита  давал  понять,  что
вопросы тут задает только он.
   Она посмотрела в окно вагончика.
   - Многие Вальку подозревают. Вы, наверное, в курсе.
   - А вы лично, Елена Борисовны, что думаете?
   - Я не могу и не хочу никого подозревать.
   - В тот вечер вы виделись с Аркадием?
   - Нет. Днем я его, правда, мельком видела. Они с мужем куда-то ездили
по делам. Вернулись, я забрала машину и  поехала...  Мне  нужно  было  в
поликлинику.
   - Машину Севастьянова забрали?
   - Свою. У нас "жигуль", хлам.
   - Поехали к врачу?
   - С мениском что-то. - Она погладила загорелую коленку. -  Самое  это
наше уязвимое место. Записалась к платному хирургу.
   - И когда же вы вернулись?
   - Кажется, около семи вечера. Я на Рогожский рынок еще заехала.
   - Муж ваш дома был?
   - Да. Мы с ним оба весь вечер провели дома.
   Сколько раз Никита слыхал эту сакраментальную фразу,  когда  в  число
подозреваемых попадали муж и жена!
   - Хорошо. Следующий вопрос: фамилия Консультантов вам знакома?
   - Макс? Он владелец нашего цирка, нынешний владелец. Говорят,  только
благодаря ему мы вообще еще дышим. - Погребижская  смотрела  в  окно.  -
Сейчас, конечно, спросите, встречалась ли я с ним?
   Только в компании и однажды. Он был знакомым Аркаши.
   - Скажите, а в последние дни у вас не было ощущения, что  Севастьянов
чего-то опасается, боится?
   Он ведь даже пистолет себе приобрел и возил всегда в машине?
   - Пистолет? - Погребижская удивленно приподняла брови. -  Никогда  не
видела  у  него  подобной  игрушки.  И   вообще,   представить   Аркашу,
вооруженным до зубов... Он тряпичник  был  страшный.  Как  заведется  по
магазинам...  Пока  все  не  перемеряет,  его  не  вытащить  оттуда.   И
парфюмерии у него на квартире целый склад был самой шикарной. И к  обуви
он был неравнодушен. Тачку всегда какую-то особенную  мечтал  иметь.  Но
чтобы его интересовало оружие... Нет, это на него совершенно не похоже.
   - А вы знали, что он сидел?
   - Сначала - нет, потом